Пасьянс Даймонда

Питер Лавси, 1992

Японская девочка потерялась в знаменитом лондонском универмаге «Харродс» и была обнаружена охранниками только после закрытия – казалось бы, что в этом криминального? Однако Питер Даймонд уверен: это не банальная случайность! Где родители малышки? Почему ее никто не ищет? И, что самое главное, почему она упорно молчит и не идет на контакт со взрослыми? Прежде чем он успевает получить ответы на эти вопросы, девочка бесследно исчезает из приюта, и Даймонд пускается на поиски, в которых промедление может стоить ребенку жизни…

Глава девятая

— Что конкретно ты делаешь в той школе? — однажды вечером спросила Стефани, когда они собирались поужинать. Стоявшая в духовке кастрюля дышала ароматом цыпленка, но овощам в микроволновке требовались их положенные семь минут.

— Сижу, наблюдаю.

— А можешь чем-нибудь помочь?

— Позднее. А пока я занимаюсь тем, что мне лучше всего удается — складываю из фрагментов картину. Из восьми элементов. — Даймонд говорил равнодушным тоном, хотя знал, что жену заденут его слова. Иногда он испытывал странное удовольствие, выставляя себя в роли жертвы едким замечаниям Стефани.

— Сколько фрагментов умудрился потерять?

— Злючка. Ни одного. Они размером с твою голову.

— Это, я так понимаю, на благо детей?

— Естественно.

— То есть ты собираешь вместе с ними?

Даймонд улыбнулся:

— На это можно только надеяться. Я собираю, они растаскивают.

— Наоми тоже в вашей компании?

— Наоми? Нет.

— Почему? Складывать картинки — из тех элементарных занятий, когда уже все сказано и сделано. Язык не требуется.

— Она ни в чем не участвует. Абсолютно пассивна.

— Боится остальных?

— Девочка вела себя так же до того, как оказалась в школе.

— Чем-то напугана?

Даймонд кивнул. Жена наверняка права.

— Но в школе настаивают, что она страдает аутизмом?

— Диагноз не окончательный. Аутизм — удобный ярлык для целого спектра не приспособленных к окружающей среде детей. Клайв, например, устраивает беспорядок и стремится забиться в угол, где, как ему кажется, безопасно. Наоми на него нисколько не похожа. Сидит там, где ей говорят, но выключена из действительности. Ее поведение отличается от поведения Клайва, однако их обоих считают больными аутизмом. Разве так можно?

Его рассуждения были прерваны пятью электронными сигналами. Микроволновая печь являлась символом более благополучных времен. Питер купил ее в тот день, когда уходил из полиции, но она казалась старше, обильно заляпанная во время ремонта в кухне. Некоторые пятна так и не удалось отмыть.

— Овощи надо еще немного подержать в духовке, — напомнила Стефани. — Ты не забыл Максин Бекингтон, одну из моих девчонок-скаутов? Она недолго продержалась в группе, хотя у нее светлая голова.

— Может, именно поэтому, — предположил Даймонд.

— Что?

— Долго не продержалась. Если, как ты утверждаешь, у нее была светлая голова. Наверное, не понравилось отплясывать вокруг поганки только потому, что ее объявили фаллическим символом.

Жена обожгла его взглядом.

— Вот что я хотела сказать: у Максин был братик — предмет зависти всех матерей — покладистый малыш, готовый лежать в коляске, на сколько бы его ни оставляли. Я его видела — ангелоподобный карапуз с потрясающими большими голубыми глазами. Он никогда не плакал. Не мешал родителям спать по ночам. Но прошло время, и этот ангельский ребенок стал вызывать у них беспокойство. Они заметили, что он вообще не плачет, даже когда голоден. Если бы родители не придерживались заведенного распорядка кормежки, ребенок голодал бы и не жаловался. Вот как бывает: то, что сначала казалось Божьим даром, обернулось причиной большой тревоги. И небезосновательно. Впоследствии ему поставили диагноз — аутизм. Твоя Наоми на него похожа.

— Могу представить, что в младенчестве она вела себя именно так, но сравнивать все равно нельзя, — возразил Питер.

— Почему?

— От Масгрейв я усвоил хотя бы то, что диагноз «аутизм» должен ставить специалист. Любые признаки — отчужденность, странные движения, трудности с речью — могут характеризовать другие состояния. Аутизм определяется по целому ряду симптомов. Их сочетание разнится. Не все младенцы ведут себя так, как тот ребенок, о котором ты говорила. Некоторые буянят и плачут с первого дня жизни и не хотят, чтобы их утешали.

— Кошмар для матерей, — вздохнула Стефани. — А на вид нормальные дети.

— Некоторые чудо как хороши. Ты сама употребила слово «ангелоподобный». Для страдающих аутизмом детей характерны большие глаза и симметричные черты лица. Они действительно не от мира сего.

— Наоми такая же?

— Пожалуй, да.

— Плачет, дерется?

— Никогда.

— А если ее к этому вынуждают?

Даймонд нахмурился:

— Никто не желает девочке зла. Она и так натерпелась.

— Может, обижают другие дети?

— Они между собой не ссорятся. Слишком замкнуты в собственных мирах.

Стефани взяла перчатки и достала из духовки кастрюлю. Она разложила еду по тарелкам. Прожевав несколько кусочков, Даймонд продолжил:

— Хотел бы я посмотреть, как бы обошлись с Наоми умники из полицейского колледжа. Она стала бы хорошей проверкой их методике сбора информации.

— Я смотрю, ты склонен ответить на вызов.

— Я? — Даймонд в шутливом удивлении поднял брови.

Стефани усмехнулась:

— Ты и эта девочка напомнили мне слова моего школьного учителя по физике о ситуации, когда непреодолимая сила встречает на своем пути непоколебимый объект. Каков, по-твоему, исход?

Договориться с Джулией Масгрейв оказалось легче, чем ожидал Даймонд. Те десять дней, когда он наблюдал за занятиями и иногда помогал, развеяли ее страхи, что он будет обузой. А по вопросам, которые задавал после уроков в учительской, стало очевидно, что Даймонд быстро начинает разбираться в трудностях обучения неполноценных детей.

Педагоги в школе оказались беззаветно преданными своей работе. С детьми занимались четыре постоянные учительницы и три частично занятые помощницы. Плюс грозная миссис Строу, у которой, кроме охраны входа, был целый список других обязанностей, включая надзор за подопечными во время игр, первая помощь, ведение документации и подогрев привозимых службой доставки обедов.

Даймонд уговорил Джулию Масгрейв освободить Наоми от занятий на последний час в пятницу, чтобы попытаться пробить стену ее безразличия. В их распоряжение предоставили учительскую. Эта маленькая комната в задней части здания предназначалась и для работы, и для отдыха. Вдоль стен выстроились письменные столы, в дальнем конце у окна приютился столик с набором для приготовления кофе. У низкого стола с журналами и газетами расположились три кресла. Даймонд принес детский стул и размышлял, куда лучше его поставить. Наконец устроил так, чтобы тот стоял около кресла. Залил кипятком растворимый кофе и сел.

На пороге появилась миссис Строу:

— Мисс Масгрейв велела привести сюда Наоми.

Она дала понять своим тоном, что, по ее твердому убеждению, начальница тронулась умом. Миссис Строу не могла избавиться от неприятного чувства к Даймонду из-за того, каким способом он проник в их заведение. Но приказание исполнила — предъявила скрывающуюся за ее юбкой девочку и подтолкнула к стулу.

Как обычно невозмутимая, Наоми села лицом к Даймонду. Она была в красном вельветовом платье и черных колготках.

— Со мной ей ничто не грозит, — заверил Питер. — Вам нет необходимости присутствовать здесь. Будьте любезны, когда станете уходить, закройте за собой дверь.

Оставшись наедине с Наоми, он попытался изобразить ободряющую, как ему казалось, улыбку. Выражение лица девочки не изменилось, она по-прежнему упиралась взглядом во что-то в дальнем конце комнаты, хотя дородная фигура Даймонда загораживала обзор.

Много раз за свою полицейскую карьеру он допрашивал застенчивых или запуганных детей. Но только Наоми заставила с такой оглушающей ясностью почувствовать, что она не просто маленькая, а почти неощутимая. Она спокойно сидела, положив руки на колени и скрестив в лодыжках ноги, и не проявляла ни малейшего интереса к незнакомому окружению.

Даймонд потянулся за кофе, сделал глоток и тут сообразил, что Наоми, возможно, тоже не отказалась бы от какого-нибудь питья. Оранжад и другие безалкогольные напитки в школе были запрещены, поскольку, как считалось, вызывали у детей привыкание. Но молоко разрешалось. Даймонд встал и из стоявшего рядом с чайником пакета наполнил до половины картонный стаканчик. Подал девочке. Та ухватила обеими руками и поднесла ко рту.

Питер понимал, что это не прорыв. Последние недели, чтобы не умереть, она должна была есть и пить. Но, по крайней мере, позитивное действие. Он наблюдал, как она пьет из стаканчика.

— Еще? — Даймонд показал на пакет. — Наоми, еще?

Никакой реакции. Он потянулся за стаканчиком, она не обратила внимания.

— Хорошо. Держи его, если хочешь.

Даймонд наполнил до краев свою чашку и вернулся в кресло. Столкнувшись с безразличием такой крохи, он ощутил себя толще, чем всегда. Наоми смотрела вперед из-под челки миндалевидными глазами. Если она и видела Даймонда, то лишь то место, где его галстук касался лацкана пиджака. Но взгляд ее не был направлен туда. Даже если бы Даймонд сполз с кресла, чтобы находиться на одном уровне с девочкой, то и тогда не удалось бы добиться зрительного контакта с ней.

Он знал, что отсутствие зрительного контакта — одна из характеристик присущей больным аутизмом модели поведения. Учитывая нежелание Наоми говорить и безразличие к окружающему, диагноз «аутизм» в отношении нее мог превратиться в приоритетный. Из разговоров с Масгрейв и из того, что удалось прочитать, Питер выяснил, насколько трудно родителям и педагогам оценить действительное состояние ребенка и еще сложнее смириться с его неизлечимостью. Обманутые тем, что ребенок во многих отношениях здоров и внешне нормален, люди тщетно пытаются выпустить на свет его плененную болезнью личность. Вполне возможно, что и он занялся такими же бесперспективными упражнениями.

Даймонд подался в кресле вперед, протянул правую руку и слегка коснулся указательным пальцем груди девочки:

— Наоми.

Она никак не отреагировала. Тогда он указал пальцем на свою грудь:

— Даймонд.

Узнавание личностей — начальный шаг к взаимопониманию. Первые слова, которые учится произносить ребенок, — «мама», «папа». Как только усваивается принцип смысла, открывается мир языка. Снова никакого результата. Он повторил действия и слова несколько раз, но опять впустую. Подумал: если не удается добиться вербальной реакции, может, попробовать заставить ее ответить жестом со смыслом? Осторожно отобрал картонный стаканчик и взял в руку маленькие пальцы, ощутив их тепло. Наклонившись к девочке, прижал ее ладонь к своей груди и назвал свое имя. Ни искры понимания. Даймонд отпустил ее руку. Она безжизненно упала на колено. Не надеясь на успех, он показал на себя и назвал фамилию. Тщетно.

Если бы удалось добиться какой-то реакции, это послужило бы основой для дальнейших отношений. Питер сдвинулся к краю кресла. Теперь девочке, чтобы до него дотронуться, стоило только протянуть руку.

— Даймонд, — повторил он.

Наоми качнулась вперед, и на мгновение ему показалось, будто она размышляет, как поступить. Ее взгляд был прикован к нему. И вдруг она вонзила зубы в его нос. Больно укусила.

— Господи!

Боль была сильной. Даймонд вскрикнул и отпрянул. Закрыл рукой нос. Ладонь покраснела от крови, капли падали на руку. Он вскочил и оглянулся — не найдется ли чего-нибудь, чтобы остановить кровотечение. Ничего не обнаружив, шагнул к двери, предоставив Наоми самой себе — сидеть на стуле с руками на коленях.

Миссис Строу оказалась в кухне и не посчитала нужным скрыть, что ее позабавило происшествие.

— Это она вас так отделала — весь нос ободрала?

Питер поспешил к крану и подставил лицо под струю холодной воды. Миссис Строу достала из аптечки вату и дезинфицирующую жидкость, и Питер попросил ее отвести девочку обратно к мисс Масгрейв. На сегодня встреча один на один завершилась. Первую кровь пустила Наоми.

Что такого в человеческих носах, что люди не принимают их всерьез? Если бы пластырем был заклеен кончик его подбородка, это ни у кого бы не вызывало улыбок. Питер понимал, что выглядит потешно, но пластырь был необходим. Несмотря на маленький размер ранки, кровотечение не прекращалось. Острые передние зубки Наоми содрали с кончика носа лоскут, и это место постоянно мокло. Но хотя бы улыбка Джулии Масгрейв была сочувственной:

— Один из рисков в нашей работе. Меня куда только не кусали, а вот нос пока цел. Как это ей удалось?

Питер объяснил, и Джулия заметила:

— Вы вторглись в ее пространство. Они патологически боятся, если к ним приближаются. Вы же видели, как Клайв бросается к книжному шкафу, как только оказывается в моем кабинете.

— Когда вы сказали «они», то имели в виду больных аутизмом детей?

— Да.

— Наоми не такая, — настаивал Даймонд. — Она сидит там, где ей говорят, и никуда не убегает.

— Я же вас предупреждала, что их поведение может различаться. Речь идет о психическом, а не о физическом состоянии, как, например, со свинкой, у которой всегда одни и те же симптомы. У одних наблюдается агрессия, другие ведут себя пассивно.

— Да, на днях вы мне это объясняли.

— Так что не ясно?

— Почему она укусила именно меня? Разве прежде никто не вторгался в ее пространство?

Джулия Масгрейв кивнула:

— Понимаю, о чем вы говорите. Наоми в первый раз кого-то укусила или проявила агрессию.

— Может, научилась у Клайва?

— Кусаться? Не исключено, хотя они не очень подражают друг другу — слишком независимы.

— Вы продолжаете говорить «они», — раздраженно упрекнул Даймонд.

Укус и потеха, которую он всем доставлял, выводили его из себя. Прежние коллеги по службе в полиции сказали бы, что начал проявляться его истинный характер.

— Давайте представим, что Наоми не страдает аутизмом. У нее другие проблемы, мешающие ей говорить. Разве не может на нее повлиять то, что делают другие дети?

Джулия Масгрейв вздохнула:

— У меня складывается впечатление, что вы идете в тупик. Людям трудно принять, что их дети аутисты.

— Наоми не мой ребенок.

Джулия посмотрела на него долгим взглядом. Не без сочувствия, но с легкой улыбкой, которая не сходила с ее губ с тех пор, как она увидела его нос.

— Вы проявили к ней особый интерес. Вот в чем беда с этими детьми. Они кажутся сообразительными. Могут демонстрировать проблески ума, а в отдельных случаях даже недюжинный интеллект. В пособиях о таких говорится как об умственно отсталых людях, проявляющих способности в одной узкой области.

— Жестоко, — прокомментировал Даймонд.

— Жестокие обстоятельства.

— Для родителей.

— Разумеется. Труднее принять, чем если бы ребенок был просто дебилом. Некоторые больные аутизмом дети, не достигнув года, способны воспроизводить сложные мелодии. Я знала четырехлетнего мальчика, тот помнил каждый такт симфонии Бетховена. Им удаются потрясающие фокусы с цифрами. Они могут спрятать любимую игрушку и через несколько недель или месяцев безошибочно найти ее. Пораженные этим родители убеждают себя, что из-под спуда стремится освободиться гений, надо только найти волшебную методику лечения. Это неправда, Питер. Они останутся такими пожизненно. Память работает превосходно, но остальной мозг нет. Они не могут рассуждать, как вы и я. Не способны соотнести факты с вызвавшей их причиной. Это невероятно огорчает, однако приходится принимать, если хотите с ними работать.

— Разумеется.

— Вы не обескуражены?

— Я не из тех, кто отступает, Джулия. Готов к следующему раунду.

Она посмотрела на него с нескрываемой жалостью:

— Это не боксерский поединок, хотя по вашему носу можно было бы решить обратное.

В метро по дороге домой Даймонд сорвал с носа пластырь — не хотел показываться в таком виде Стефани. Маленькая ранка подсохла, но все еще болела. Нечего было надеяться, что жена не заметит ее, как только он переступит порог.

— Следствие выпивки за обедом? — поинтересовалась жена.

— Наоми.

— Ты вроде бы говорил, что она маленького роста.

— Да. Но я сидел в кресле.

— С девочкой на коленях? — Она помолчала. — Если у тебя возможно отыскать колени, дорогой.

— Упаси господь! Не хватало, чтобы к моему послужному списку прибавили приставание к малолетним. Я наклонился в кресле вперед, стараясь добиться, чтобы она меня коснулась.

— Это звучит еще неприличнее!

— Чтобы показала, что она меня узнает и различает мое имя.

— Она же японка, дорогой.

Даймонд включил телевизор.

— Может, тебе подойти по-другому?

— Как?

— Ты пытаешься достучаться до нее, приняв за аксиому, что она не аутистка. А если поступить наоборот? Иными словами, проверить, так это или нет.

— Каким образом я сумею это сделать?

— Спроси что-нибудь полегче.

После двух бесплодных встреч в учительской с Наоми Даймонд почти уверился, что прогресс невозможен, и признался в этом Джулии Масгрейв. Был час, который в расписании назывался «Время игр», и они находились в школьном саду. Наоми и Раджиндер сидели на качелях, оборудованных ради безопасности дополнительными упорами и боковым ограждением, которые приводила в движение миссис Строу. Ни один из троих, судя по всему, не испытывал удовольствия от этого занятия. Посасывая большой палец, Табита меланхолически наблюдала за происходящим. Клайв прятался в садовом сарае за мешком с семенами травы.

— Меня восхищает ваша настойчивость, Питер, — произнесла Джулия. — Но вынуждена признать, что вы правы. Пытаетесь пробить головой кирпичную стену. Вы разговаривали с полицейскими? Они забрали одежду Наоми, в которой ее нашли. Вероятно, в ней содержатся какие-нибудь зацепки.

— Не ломайте на этот счет голову. У меня есть знакомые инспекторы. Так вот, они мне рассказали, что одежду Наоми отправили в лабораторию, и оттуда через пару недель пришло заключение на пяти страницах. В нем, если суммировать в двух словах, говорится, что вещи носил ребенок с темными волосами. Еще там сказано, что на них есть этикетки магазина «Маркс и Спенсер». Это сужает круг поиска до пяти миллионов. — Даймонд сорвал веточку лаванды и катал между большим и указательным пальцами, наблюдая, как листочки падают на дорожку. Запах лаванды был любимым ароматом Стефани. — Моя жена считает, что я пошел не тем путем.

— В каком смысле?

— Она советует не искать признаки того, что Наоми здорова, а, наоборот, попытаться обнаружить симптомы аутизма.

— Что ж, это можно обсудить. Ваша жена, судя по всему, умная жещина.

— Уж точно умнее меня.

— Почему бы вам не поговорить с доктором Этлингером? Сегодня он придет осмотреть Наоми.

Доктор Этлингер был детским психиатром, каким-то непонятным образом прикрепленным к школе Масгрейв. Похожий на тролля, с огромной копной курчавых черных волос, он то ли пришел сам, убедив Джулию, что его помощь необходима детям, то ли его прислали местные органы здравоохранения. Питер Даймонд не имел права голоса — он держался в школе только благодаря доброй воле Масгрейв, — однако решил, что Этлингера нельзя близко подпускать к детям. Раздражительный, упрямый, он был начисто лишен чувства юмора. Несмотря на это, сумел убедить всех в школе, что он мировое светило в области аутизма. И не исключено, что так оно и было.

— Только не тратьте напрасно мое время, — ядовито заявил он Даймонду. — Я из немцев, и меня не интересует ни погода, ни крикет, ни машины. — Отпусти это замечание кто-нибудь другой, и его приняли бы за шутку. Но только не тогда, когда оно исходило от Этлингера.

— Я по делу, доктор, — смущенно заверил Даймонд. Время, когда он с высоты своего чина мог осаживать таких умников-экспертов, осталось в прошлом. — Меня интересует японка Наоми. Ее поместили сюда, поскольку считается, что она страдает аутизмом.

— Верно.

— Согласны?

— Я этого не утверждал. Всего лишь подтвердил ваши слова.

— А сами вы пришли к какому-нибудь выводу?

— Нет.

— Сомневаетесь?

— Разумеется, нет, — отрезал психиатр. — Колебание ненаучно. Я же объективен. Понимаете разницу? Вы тешите себя сомнениями. Мое мнение непредвзято.

Даймонд хотел сказать, что состояние ума Этлингера интересует его гораздо меньше, чем состояние ума Наоми, но сдержался.

— Девочку надо изучать систематичнее, чем удается во время эпизодических визитов, — добавил психиатр, — она не моя пациентка.

— Как я понимаю, она демонстрирует классические симптомы аутизма.

— Классические? — Этлингер чуть не задохнулся от возмущения. — Болезнь получила название только в 1943 году. А ее серьезное изучение началось лишь в шестидесятых. Так о каких классических симптомах можно говорить?

— Типичных.

— Могу возразить и против этого.

— Она не говорит, избегает зрительного контакта. Является ли это характеристиками больных аутизмом детей? Если да, то диагноз прекрасно подходит Наоми.

— То, что вы сказали, мистер Даймонд, может указывать на аутизм. Но также присуще поведению хорошо воспитанных молодых женщин в большинстве стран Азии. Вы об этом не задумывались? Не исключено, что ее поведение определяется культурой ее страны.

Убедительный аргумент, и Даймонд принял его. Казалось, эта мысль давно вертелась в его голове, но он так и не сформулировал ее.

— Но чтобы не проронить ни слова, даже с женщинами из японского посольства?

— Признаю, случай из ряда вон выходящий.

— Тогда каким образом вы устанавливаете диагноз «аутизм»?

Этлингер вздохнул и посмотрел на стенные часы.

— Хорошо, как его вообще устанавливают? — спросил Даймонд.

— Что вы имеете в виду?

— Рентген, анализ крови, томография? Я не специалист.

— Объективных методов не существует, — презрительно заявил психиатр. — Врач анализирует поведение пациента. Я бы сказал, что любой ребенок с данным синдромом страдает нарушением речи в диапазоне от полной немоты до афазии, когда путает последовательность звуков и слов. Любой ребенок, мистер Даймонд.

Питер мысленно поставил галочку напротив пункта «немота».

— Справедливо по определению, что аутисты подчеркнуто безразличны к людям, особенно к детям. Название «аутизм», как вам, вероятно, известно, происходит от греческого аутос — сам.

Еще одна галочка.

— Наблюдаются также другие симптомы. Например, нарушение моторики.

— Странные движения, как у Раджиндера?

— Да.

— Наоми этим не страдает. У нее прекрасная координация.

Этлингер кивнул:

— Для некоторых это не характерно. Странно, но иногда они способны сохранять равновесие лучше, чем здоровые дети. Забираются на мебель, легко спрыгивают. Могли бы стать прекрасными канатоходцами.

Что не так-то просто проверить, подумал Даймонд.

— У них не кружится голова, если они крутятся на месте.

— Этого я не знал.

— Постоянно наблюдается.

— Что-нибудь еще?

Этлингер развел руками:

— Много чего еще, мистер Даймонд. Повторяющиеся движения, как-то битье головой, раскачивание, разглядывание себя в зеркале, вращение предметов, например колесиков игрушечных машинок. Вы должны были видеть, как это делает Клайв.

— Конечно. Но Наоми этим не занимается.

Этлингер стал перечислять другие симптомы аутизма:

— Аномальная реакция на сенсорное раздражение, такое как боль, тепло или холод. Проявление агрессии при попытке дотронуться до них. — На его губах мелькнула улыбка.

— Вы слышали, что случилось со мной?

— Я могу это видеть.

— Можно ожидать подобных выходок от страдающих аутизмом детей?

— Да, они кусаются.

— Я хотел спросить, добавляет ли это уверенности в диагнозе?

— Ненадежное свидетельство. В следующий раз постарайтесь быть поживее и посмотрите, отреагирует она или нет. Таким детям иногда нравится веселая возня. — Этлингеру, похоже, не приходила в голову мысль о неблаговидности веселой возни взрослого мужчины с маленькой девочкой.

— Известно что-нибудь о причине подобного состояния?

Психиатр расхохотался:

— Вы сказали: причина? Неизвестны ни причина, ни способы лечения. Одни теории. Больше теорий, чем у меня времени на их перечисление. Лично я считаю, что проблема скорее органическая, чем психическая. Не имеет никакого отношения к тому, что ребенок будто бы отсталый, как считалось раньше. По-моему, аутизм — следствие дородовой, родовой или послеродовой травмы или болезни, повлиявшей на мозг. Только не спрашивайте, как с этим бороться. Практически каждую неделю я читаю, что некий очередной Свенгали^[2] добился выдающегося успеха. Даже излечения. Вы можете обнимать этих детей, поощрять, наказывать, изолировать, сажать на диету. Их можно даже обучать. Но обучению поддаются и шимпанзе. Лично я предпочел бы обучать шимпанзе. Они способны на любовь. Страдающие аутизмом дети — нет. Они тираны.

Даймонд слушал его с возрастающей неприязнью:

— Тираны — не научный термин.

Врач-коротышка обжег его взглядом:

— Придумайте более точное. Посидите еще с Наоми, понаблюдайте еще, может, что-нибудь придет в голову.

Примечания

2

Свенгали — человек, обладающий даром непреодолимого внушения. По имени героя романа Джорджа Дюморье «Трильби».