Диалоги со Смертью… о жизни

«Писака» Ежова

Первый и единственный в мире цикл рассказов, в котором Смерть помогает жить… В этой книге вы найдете всё, что ищете: свет, тепло, уют, добро… Герои пьют чай с лимоном и имбирем и ведут странные, но очень откровенные диалоги о мире, людях, о себе и о жизни. Не сомневайтесь! В этих рассказах вы найдете самого себя… Не бойтесь. В мире нет ничего страшнее самих себя и пустой жизни… С верой в вас, ваша «Писака» Ежова.

История восьмая

Я и Маяковский

— Что читаешь? — знакомый голос раздался прямо над ухом и, признаться, порядком напугал меня.

— Господи! Ты чего так подкрадываешься? — За два года я так и не сумела привыкнуть к её внезапным визитам.

Сегодня на ней был чёрный рабочий балахон. Самый строгий и поношенный из всех. Значит, работы было много и она сразу с «дежурства» ко мне.

— Так что читаешь-то, покажи?! — Гостья смешно вытягивала шею, пытаясь взглянуть на обложку.

— Книгу свою новую из издательства забрала! Вот… рассматриваю.

Я довольно улыбалась. Настроение и впрямь было чудесное.

— Книгу?! Это хорошо… Молодец ты, писака. Стараешься. Хвалю. — Она так по-доброму, но критически пролистывала моё творение. — Почитаешь на досуге? А то устала я что-то сегодня… Трудная неделя выдалась. Один только Лос-Анджелес чего стоит. — Она тяжело вздохнула и опустилась на диван рядом со мной.

Я молчала, не зная, что сказать. Она тоже молчала.

Затем, резко повернувшись ко мне, спросила:

— Скажи, а ты вот меня не боишься?

Я ответила не раздумывая:

— Нет, не боюсь. Меня даже люди некоторые спрашивают, не страшно ли мне писать про тебя?!

Она вся подобралась и с любопытством смотрела на меня, потирая лоб:

— И что ты говоришь?

— Говорю, что не страшно.

— Вот, люди всё-таки глупые… Посмотришь на некоторых: так уж они за свою жизнь держатся. Имя даже моё произнести боятся. А приглядишься поближе: ни черта у них в жизни нет, окромя квартиры да машины. Давно ни души в них, ни жизни… Жён своих не замечают, с детьми не играют… Родителей не навещают. Бога, и того забыли давно! Вот за что, спрашивается, держаться?! Поэтому я и говорю всегда: не смерти надо бояться, а пустой жизни…

Я покивала головой, полностью с ней соглашаясь.

Она продолжала:

— Знаешь, за что я тебя уважаю? Ну, помимо твоих рассказиков? За то, что ты не трус. Трезвый ты какой-то человек, писака. Вроде и маленькая такая, хрупкая. В чём душа-то держится… Ан нет… Поговоришь с тобой, сразу как-то теплее становится.

Я слушала улыбаясь. И так мне было приятно и лестно от её слов.

— На днях тут Володю Маяковского видела. Вот уж кого и уважаю как человека, так это его! Широчайшая душа! Твоя ему, конечно, и в подмётки не годится… Огромного роста, широкоплечий, мускулистый. Косая сажень, а не человек. Энергичный, с громким голосом и размашистыми жестами. Уж он-то меня никогда не боялся. — Моя Гостья мечтательно задумалась, вспоминая… — Бывало, сидим мы у него на кухне, разговоры ведём, он мне стихи свои почитывает. Я часто спрашивала у него: зачем, мол, тебе нужна эта Лиличка Брик?! Замужем она… И с мужем, и с тобой, вертихвостка, крутит. И Володя, огромная человеческая глыба, вдруг разом делался таким маленьким и словно беззащитным. Чёртова ветреная девка! Так его охомутала… Знаешь, что меня сейчас радует? На небе Володенька среди ангелов… Но я ни разу не видела там эту Лилю Брик…

Я смотрела на неё и не могла представить, что она вот так, как со мной, сидела с самим Маяковским… Интересно, сколько же ей лет?!

Она, прочитав мои мысли, сказала:

— Не твоего ума это дело!

Мне стало стыдно, что я могла поставить её в неловкое положение. И чтобы как-то исправить ситуацию, я спросила:

— А давай я тебе почитаю? Хочешь?

Она сразу расплылась в улыбке (как уж смогла), и ответила:

— Давай!

Я открыла первую главу новой книги и начала читать:

— «Стоя в церкви, она шептала: „Господи, прости меня! Я сотворила себе кумира… Я забыла всё и всех. Забыла тебя. Я прошу у тебя прощения!“ Иконы молчали. Бог молчал. Слишком долго он пытался её вразумить. И слишком безуспешно».

Прервавшись на секунду, я посмотрела на свою слушательницу. Она, уткнувшись в подушку, мирно посапывала. Отложив книгу, я накрыла её тёплым пледом. Кому-кому, а ей явно требовался отдых от этой безумной, извините за каламбур, смертельной работы…