Термитник. Энтомологический детектив

Петр Юшко, 2023

Детективный роман в жанре близком к стилю нуар, действие которого происходит среди антропоморфных насекомых, живущих в своем довольно замкнутом обществе. Их мир наполнен простыми чувствами и заботами обычной жизни: работа и карьера, вечеринки и любовь, убийства и маньяки, и, конечно, политические заговоры. Ничем непримечательный журналист местной газеты, муравей по имени Тёмант, сталкивается с необъяснимыми убийствами, происходящими в городе. Несмотря на природную лень, он начинает свое собственное расследование, попутно втягивая в него все больше своих старых и новых друзей. Расследование становится неуправляемым, и журналисту все труднее из него выбраться, ведь начинают погибать дорогие его сердцу насекомые. Сможет ли герой преодолеть все препятствия и вывести на чистую воду преступников? Кто они, эти преступники? Этот нетривиальный детектив, кроме разгадки преступлений, раскроет любознательным читателям много интересных фактов из жизни насекомых.

Глава 6. Среда. Утро в больнице

Конечно, считается, что муравьи, одни из самых выносливых насекомых в Округе. Но сразу можно задаться вопросом, а почему их тут так мало? Скорее всего, говорил себе Тёма, быстро перебирая ногами по тротуару в сторону больничного городка, скорее всего дело в том, что они не могут остановиться и работают до полной потери своих сил. И просто умирают от усталости. Таким образом, популяция муравьев в Округе вымерла. И он, как последний их представитель, скорее всего тоже откинет копыта и окончит свою жалкую жизнь в придорожной канаве с выпученными глазами и блокнотом в руках.

Ровно в половине десятого утра он стоял около охранника в приемном покое Окружной больницы и пытался втолковать тому мысль, что где-то на его столе должен лежать пропуск, выписанный журналисту Кампонотову. Наконец пропуск был найден, и Тёма поспешил, перепрыгивая через две ступени в педиатрическое отделение. Лизы на посту не было, и муравей весь извертелся, поглядывая на часы. До встречи с доктором Колорадским оставалось десять минут.

Одной из фобий Тёмы была боязнь опоздать к назначенному времени. У него сформировалась в определенной степени уникальная способность, всегда приходить секунда в секунду на место встречи. И если этого не случалось, он начинал испытывать настоящие физические муки.

Наконец Лиза показалась в начале длинного коридора, около лестницы и Тёма понесся к ней на встречу.

— Ты чего опаздываешь? — Спросила Лиза грубо, даже не поздоровавшись, — пора уже. Колорадский не любит непунктуальных.

— Это я опоздал? — Возмутился муравей, — да я тебя жду уже двадцать минут около поста!

— Тише, милый, тише, — проворковала Лиза, — это же самый простой способ не выслушивать обвинений в свой адрес. Нужно успеть наехать первой и обвинить другого в собственной ошибке. Извини, милый, я задержалась на совещании. Мы успеваем, тут две минуты ходу.

Тёма семенил за сестрой по переходам, тычась в нее при резких поворотах.

— Мне нужно с тобой поговорить, Лиза, — бурчал он в стройную спину обтянутую белым халатиком, — у меня кое-что случилось важное.

— Давай по порядку, Тёмка, — огрызнулась сестра, — ты решил на меня все свои проблемы повесить что ли? Сначала иди к Александру Ивановичу, вот его кабинет. А потом остальные твои вопросы разрешим. Договорились?

Она открыла дверь и втолкнула Тёму внутрь кабинета успев снять с него шляпу и сунуть ее обратно в руки бестолковому журналисту. Тёма влетел в кабинет доктора Колорадского ровно в десять часов ноль-ноль минут и дверь за ним громко хлопнула.

Доктор Колорадский сидел на углу своего стола и держал телефонную трубку около уха. Он скосил сквозь круглые очёчки свои крохотные глазки на вошедшего и поднял вверх коротенький маленький пальчик. Тёма притулился около дверного косяка и начал разглядывать доктора, который должен его сестре по гроб жизни. Колорадский был невысок, на голову ниже муравья, кругленький с небольшим животиком. Может на несколько лет постарше Тёмы. Белый докторский халат висел на вешалке и Алексей Иванович был немного смешным в своих черных брючках и черно-белой полосатой рубашке. Галстук в этот раз был ярко-оранжевым. Колорадский слушал трубку телефона и не произносил ни звука. Тёма переступил с ноги на ногу, и доктор снова поднял вверх свой пальчик, призывая к тишине. Молчание продолжалось уже минуты четыре, и муравей решил, что доктор просто слушает гудки занятого аппарата.

— Да, — наконец-то произнес доктор Колорадский звонким голосом и положил трубку.

Тёма с облегчением вздохнул и отлепился от косяка. Он вытащил свой блокнот и щелкнул шариковой ручкой. Обычно он предпочитал карандаш, а точнее огрызок карандаша. Но когда дело касалось официальных мероприятий или важных встреч, то на свет извлекалась его «счастливая» ручка, некогда принадлежавшая его отцу или маме. Кому именно Тёма не знал, так как она просто лежала в коробке с вещами пропавших родителей.

Колорадский стукнул себя ладошками по коленкам и спрыгнул со стола на пол. Тёма только сейчас понял, что коротенький доктор не доставал ногами до пола, сидя на столе.

— Ну-с, дружище, — почти закричал Колорадский совершено не тем голосом, которого от него ожидал муравей, — какие такие медицинские вопросы тебя беспокоят?

Алексей Иванович сделал два быстрых шага и протянул Тёме руку. Муравей, помня прошлый опыт рукопожатия с этим должником Лизы, напряг мускулы и решил не ударить в грязь лицом. Он изо всех сил ухватился своими пальцами за крохотную мягкую с виду ладошку и крепко сжал ее. Колорадский в ответ надавил с такой силой, что Тёма чуть не вскрикнул от боли.

— Ха, — воскликнул доктор и совершенно по-дружески стукнул рукой Тёму по плечу, — крепкое рукопожатие — это признак сильной воли! Значит, будем знакомы. Для своих я Лёша или Лёшик, это как кому удобно. Когда я на работе и рядом есть коллеги, то попрошу официала — в таких случаях я Алексей Иванович или просто Доктор. Это знаешь ли — авторитет нужно поддерживать. А теперь давай вываливай. Тебе это все нужно, чтобы отмазаться от работы или наоборот? Для, так сказать, повышения квалификации?

— Для повышения, так сказать, — сказал оторопевший журналист, — то есть для статьи. То есть, ну, мне очень важно написать хорошую статью.

— Не тушуйся, братан нашей красотки, — весело крикнул Колорадский, одевая халат, — счас все тебе расскажем и покажем. Пропуск взял? Отлично! Проведу тебя по всем отделениям! Помоги, рукав запутался. Отлично, спасибо.

Доктор Колорадский подошел к умывальнику и побрызгал на руки какой-то вонючей дрянью из большой белой бутылки прикрепленной к стене. Вытерев насухо руки салфеткой, он посмотрелся в зеркало и поправил галстук.

— Давай, Тёман, вымой руки и начинай грузить меня вопросами. Я уже составил нам ознакомительный маршрут, — Колорадский внимательно следил, как Тёма втирает вонючий дезинфектант в ладони и вытирает руки, — у меня всего два с половиной часа и нужно что бы ты был удовлетворен моей работой. Готов? Пошли.

Колорадский одернул халат и, открыв дверь кабинета, выскочил в коридор. Тёма поспешил за ним, искренне удивляясь новому знакомому.

— Итак, слушай и записывай. Начнем с важного, перейдем к интересному, закончим занимательным. Веселое, к сожалению, здесь бывает только в морге. Ха! Итак. Какова задача врача? Лечить болезни? Нет, совсем нет. Почти половину известных заболеваний мы не в состоянии даже диагностировать. Главная задача абсолютно любого врача, любой специализации — это проявлять сочувствие и сопереживание. Каждый страдающий больной должен в лице своего врача видеть, что он не один чувствует свою боль. Он не один на один со своей болезнью или недугом. Что есть рядом еще как минимум одно существо, которое понимает его боль, чувствует его страдания, и пытается их облегчить. Это, брат, психология. А психология для врача, это первая и самая важная наука. Только научившись разбираться в мыслях и чувствах пациентов, врач может стать по-настоящему хорошим доктором. Доктором, который если и не может облегчить физические страдания своего пациента, то может помочь справится с душевными страданиями. Впереди нас ждет кардиологическое отделение. Болезни сердца, если тебе интересно, составляют примерно двадцать процентов всех заболеваний Округи. Сидячий образ жизни, общее ожирение из-за фастфуда, отупляющее телевидение, постоянный стресс, все это приводит к заболеваниям сердца. А здесь у нас кардиохирургия, где делают операции на сердечной мышце. Одевай вот этот халат, бахилы и маску с шапкой. По-другому здесь нельзя.

Перед матовыми стеклянными дверьми в кардиохирургию Лёшик взял с вешалки шапочку, на которой было вышито синими буквами «Д-р Колорадский», нацепил маску и дождался, когда Тёма справится со своим нарядом. Двери операционной открылись, и перед муравьем предстал просторный зал с двумя столами, освещенными яркими лампами. Кругом сверкал хром и никель, блистала абсолютная чистота. В этот момент проходила операция на одном из столов. Два хирурга и три медсестры склонились над пациентом. Слышались короткие фразы одного из врачей, приглушенные маской. Колорадский позволил Тёме подойти шага на три к столу и сделать зарисовку. Шепотом, стараясь не отвлекать внимание бригады врачей, Алексей Иванович объяснял ему, что именно происходит на столе. Приборы моргали и попискивали. Какая-то штуковина шевелилась в стеклянной банке. Тёма сделал быстрый набросок несколькими выразительными линиями, стараясь запомнить обстановку до мелочей и перелистнул страницу. Колорадский положил ему ладонь на плечо и вывел его из операционной.

— Маску можешь снять, дружище, — сказал он, — классно ты рисуешь, надо заметить. Буду иметь в виду. А теперь одно из самых важных отделений — реанимация. Пошли.

Они миновали длинный коридор с палатами для больных по обе стороны и вошли в реанимационное отделение. Экскурсия продолжалась. Лучшего экскурсовода действительно было не найти. Лёшик Колорадский оказался веселым, умным собеседником, совершенно без каких-либо признаков высокомерия. Рассказывал четко, кратко, выделяя только самое важное. Без снисхождения выслушивал наивный вопрос и старался ответить доходчиво, не перегружая речь терминами на латыни. После реанимации перешли в инфекционное отделение.

— Одна из самых больших проблем на сегодняшний день, — говорил доктор Колорадский, двигаясь быстрым шагом по коридору, окруженному стеклянными стенами и герметичными дверьми, — это потеря нашей лаборатории. Сейчас весь объем клинических исследований перевалился на хрупкие плечи больничной лаборатории. А раньше она обрабатывала только срочные анализы поступивших больных. О научных изысканиях мы вообще позабыли как минимум на полгода, а то и год.

— Это вы про сгоревший позавчера корпус биологической лаборатории? — проявил осведомленность в вопросе журналист, поднимая ручку вверх.

— Точно так, — ответил скороговоркой доктор, — пожар стал для нас настоящим шоком. Как и смерть Трипса Геера.

— Трипс умер? — Воскликнул Тёма, останавливаясь, — как умер? Когда? Где?

— Так на пожаре и умер, — сказал Колорадский, и тоже воззрился на журналиста, — он погиб во время пожара. Уж я думал, что кто-кто, а журналисты точно про это знают. Я его видел буквально за несколько минут до того, как в его кабинете жахнуло, и стены начали плавиться от огня. Все успели повыскакивать, кто в окна, кто в двери, а он остался у себя в кабинете. Давай об этом чуть позже поговорим. Мы сейчас входим в психоневрологическое и наркологические отделения. Тут как раз есть интересные случаи.

Тёма еще некоторое время шел за доктором, двигаясь как в каком-то тумане. Ему стало казаться, что перед ним огромная картина, состоящая из гигантских пазлов, но смотрит он на нее с очень маленького расстояния. От этого перед взором только несколько фрагментов, и ты не можешь охватить всю картину целиком. Понять смысл, сюжет, определить какая есть связь между этими пазлами он пока не мог. Муравей некоторое время автоматически писал в блокнот все, что говорил Колорадский. Вскоре он отвлекся от тяжелых мыслей.

— Вот, обрати внимание на эти интересные случаи, — рассказывал тем временем доктор, — вот в той палате у нас случай эритризма⁴⁷ у короткокрылого конька. Парень тронулся умом, когда, проснувшись утром и глянув в зеркало, увидел, что внезапно стал ярко-розовым. Бедолага. Больше года находится в стационаре под наблюдением и мы, к сожалению, ничего с этим пока поделать не можем. Пичкаем его антидепрессантами и седативными препаратами. А жаль. Мог бы стать вполне приличным музыкантом. Талант, говорят, у него. Может даже гений.

Колорадский хмыкнул и повел Тёму к следующей палате.

— Здесь мы имеем интоксикационный психоз, связанный с поступлениями в организм неизвестного химического вещества. Часто мы такое наблюдаем при попадании в организм веществ, используемых в народном хозяйстве, быту, а также лекарственных средств, применяемых с лечебной целью. Химических веществ, способных вызвать психоз, довольно много, поэтому интоксикации подразделяются на следующие основы группы: расстройства, возникающие при производственных и бытовых отравлениях; нарушения, обусловленные лекарственными отравлениями; алкогольные заболевания; наркомании и токсикомании.

Колорадский остановился около двери в палату номер восемь и продолжил:

— Согласно исследованиям, мы имеем дело с неким новым синтетическим наркотиком. Наши специалисты пока не могут подобрать антидот и сейчас, опять же, нет возможности проводить глубокие исследования, по известной тебе причине. Есть предположение, что это некий хлорорганический пестицид. По данным полученным от доктора Геера, четыре пациента уже умерли, двое находятся в стадии клинической смерти. У этих двоих, находящихся в палате, активная стадия детоксикации очевидно подходит к концу. Они начинают реагировать на внешние раздражители более адекватно. Сейчас они выходят из стадии делирия. Видимо, останутся живы. Хотя, скорее всего, кончеными идиотами. Прошу сюда, заходи.

Тёма вошел в палату, в которой горели светильники зеленого цвета, отчего все в палате казалось травянистым. Посреди комнаты, на небольшом расстоянии друг от друга стояли две медицинских кровати, отделённые друг от друга полотняной ширмой. На кроватях лежали двое, привязанные ремнями за руки и ноги. Головы придерживались такими же ремнями. Рядом с кроватями на стульчике сидела медсестра. Тёма подошел поближе и приветливо кивнул милой девушке в зеленом халатике. В таком свете он не сразу узнал одного из братьев Слепней. Но, узнал, скорее, подчиняясь интуиции.

Пак Слепень был совсем не похож на себя прежнего: толстого розовощекого увальня, любителя выпить за вечер десяток кружек темного пенного, громко поорать хриплым голосом спортивные кричалки в баре с приятелями, вкусно и жирно поесть. На каталке лежала скорее одна треть от настоящего Пака, настолько сильно он похудел, глаза усохли и беспорядочно блуждали, не концентрируясь в одной точке. Все тело мелко тряслось как от сильного озноба, рот кривился в каких-то жутких гримасах, по подбородку текли слюни, вздуваясь в пузыри на пересохших губах. Из горла раздавались еле слышные хрипы. Тёма заглянул за ширму и увидел второго Слепня в таком же плачевном состоянии.

— Эти два пациента попали к нам в понедельник вечером, почти ночью, — проговорил Колорадский, рассматривая рецептурный планшет, прикрепленный в ногах пациента, — их обнаружили на улице милицейский патруль и передали в психиатрическое отделение. Острая наркологическая интоксикация сопровождалась неадекватным поведением. Пациенты бились о землю, царапали себя, старались покалечить свои конечности, набрасывались на окружающих.

— Мало того, что я их знаю еще по школе, — сказал муравей, наклонившись к уху Алексея Ивановича, — они уже и тогда были редкостными идиотами, безо всякой интоксикации. Так я еще видел их в отделение милиции утром в понедельник! Они в воскресенье вечером были в состоянии полного нестояния. Смотри, у меня тут даже зарисовка есть.

Тёма развернул блокнот и перелистнув несколько страниц показал заинтересовавшемуся доктору рисунки, сделанные в понедельник в камере. Лёшик взял блокнот в руки и пристально разглядывал рисунок в тусклом зеленом свете.

— Забавно, — наконец вымолвил он, возвращая блокнот, — говоришь, они уже тогда были в наркотическом опьянении?

— Наркотическом или обычном не знаю. Но выглядели они лучше, чем сейчас, — сказал муравей, с жалостью разглядывая больных, — какой такой дряни они нализались, Док, что превратились в два очумевших огурца?

— Вообще-то, как раз этим и занимался доктор Геер, — сказал Лёша, — первые пациенты с такими симптомами появились где-то с месяц назад и Трипс, заинтересовался этими случаями. Знаю, что первые умерли в течение нескольких часов после поступления в клинику. Его исследования наркозависимости были довольно передовыми, но, я не так глубоко интересовался этой темой. Не совсем мой профиль. Пошли дальше.

Они быстро проскочили отделение общей терапии, хирургию, одно из новых отделений клиники — онкологическое. Затем пробежали через венерологию, где смешливый доктор Колорадский предложил Тёме бесплатно сдать анализы на всякий случай, исходя из рекомендаций его сестры Лизы. После нескольких скабрезных шуточек они спустились вниз, в патологоанатомическую. Все это время Колорадский говорил без остановки.

— Бывал в морге? — подмигнув, спросил Лёшик, — не сдрейфишь?

— У меня такое ощущение, — со вздохом ответил Тёма, — что я тут бываю чаще, чем у себя дома.

За высокой стойкой в этот раз стоял не Семен Сачков, а другой интерн, тощий и длинный палочник, которого Тёма по имени не знал. Но Колорадский представил его как Артура Фантомова⁴⁸ и попросил отвести их в морг. Палочник оказался медлительным и флегматичным студентом последнего курса медицинского факультета Окружного университета на практике. Тёма с интересом рассматривал, как долговязый Фантомов медленно брал ключи, предварительно потрогав их своими усиками. Потом также медленно выходил из-за стойки, замирая каждые пять секунд и вращая глазами. Еще медленнее двигал конечностями по блестящему коридору в сторону «холодильника». Тёманту очень хотелось его пнуть сзади, чтобы шевелился быстрее, так как время поджимало. Было ощущение, что палочник находится в состоянии каталепсии.

— Там мент, — гнусаво проговорил Артур доктору Колорадскому, — пришел минут двадцать назад. Смотрит тело.

— Чье тело? — спросил Тёма, подозревая, что ответ он знает.

Палочник не удостоил его вниманием и открыл двустворчатые двери перед Колорадским, пропуская его вперед себя. Следом за доктором зашел муравей, мысленно договорившись со своим желудком о временном перемирии, так как в желудке кроме кофе с утра так ничего и не побывало. В середине зала, как он и предвидел, стоял грустный Тараканов. Именно грустный. Усы его висели перпендикулярно полу, на лице отражалась какая-то безнадежность. Он поник головой около одной из каталок в центре зала, и Тёма подошел к нему. На Тараканове была новенькая форма и какая-то черная штуковина на ремне с правого бока, похожая на блестящий кривой огурец.

— Привет, — сказал он Тараканову, — все не можешь оторваться от своего Попандополуса?

— Привет, — ответил Тараканов задумчиво, — а ты-то откуда узнал? Его только что привезли.

— Кого привезли? — Удивился муравей, — это не вчерашний разве?

— Нет. Это еще один, — грустно сказал лейтенант, откидывая простынь с тела, — походу у нас в Округе действует маньяк.

— Что тут у вас, — живо спросил доктор Колорадский, подойдя к друзьям, — интересный случай? Здравствуйте, товарищ лейтенант.

Тараканов протянул руку доктору, и вяло пожал ее.

— Не столько интересно, сколько настораживающе, — ответил он, — второй случай за последние два дня. Этот по хронологии появился раньше, чем вчерашний. Но обнаружили его только сегодня ночью. Почти такая же история, как и с Папилионидисом.

Тёма разглядывал труп на каталке с таким же чувством, как и вчера. Только в этот раз ему стало немного страшно. Это был почти такой же по комплекции гражданин. Сохранившая форму тела оболочка указывала на то, что он был толстой гусеницей, явно пренебрегающей спортом. Голова была запрокинута назад, рот распахнут широко, как в истошном вопле ужаса. Глазницы пустые. Ручки скрючились на груди, сведенные судорогой. Журналист отошел в сторонку, чтобы не мешать Колорадскому рассматривать тело. Тараканов вкратце рассказывал доктору историю «самоубийства», которую он начал расследовать, несмотря на запрет начальства. Лёшик крутил тело и так, и сяк. Тёму снова замутило. Когда Тараканов упомянул странное отверстие на шее у обоих пострадавших, Тёма вдруг подскочил на месте и придвинулся ближе к каталке.

— Покажи отверстие, — сказал он в тревоге, — где оно?

Труп перевернули на живот и Колорадский начал рассматривать отверстие в оболочке через свои кругленькие очки.

— Хм, — произнес, наконец, доктор, — занятная рана. Очень похоже на прокол трубкой. Края идеально ровные.

— От чего может быть такая рана, Лёша? — Спросил Тёма, и перед его глазами замелькала рваная блузка, смоченная кровью бабочки, — это может быть опасным? От этого могут умереть?

— Ты чего подпрыгиваешь, — недовольно спросил лейтенант, — вчера ты не обратил на это никакого внимания. Или опять — тело родственника?

— Да, тут такое дело, — смутившись, ответил Тёма, — у меня знакомую ночью ранили сильно. На шее у нее тоже рана круглая была. Оттуда и кровь вроде не вытекала. Алексей Иванович, ты можешь осмотреть ее? Она тут недалеко на даче у моего друга.

— Почему не привезти в больницу? — Ответил доктор Колорадский, разглядывая отверстие в оболочке через предложенную лейтенантом лупу, — вези ее сюда, все осмотрим.

— Кого ранили, чего ты несешь? — Опять недовольным голосом спросил Тараканов, — ну-ка, колись обо всем.

И Тёме пришлось рассказать милиционеру и доктору о ночном происшествии со всеми подробностями. Тараканов только недовольно хмыкал на рассказ о милицейском заговоре, динэргате, наемных убийцах и замешанном в этом деле мэре Округи. Лёшу заинтересовал этот случай скорее с медицинской точки зрения, и он пообещал вечером после своей смены в больнице наведаться на дачу, где находилась раненая бабочка. Доктор Колорадский посмотрев на часы, извинился и сказал, что его время закончилось. Журналист поблагодарил нового друга, и со всей силы сжал протянутую ладошку.

— Я Лизу попрошу, чтобы она с тобой сходила, хорошо? — на прощание сказал Тёма, — она знает, где дача, и я ей все объясню.

Доктор игриво подмигнул муравью и побежал по своим делам.

К каталке подошел долговязый Артур и накрыл тело простыней.

— Мне работать надо, мужики, — прогнусавил он, — вы еще кого хотите посмотреть, или все?

— Мы уходим, — отрывисто гавкнул Тараканов и по-военному развернувшись, пошел к выходу.

Тёма поспешил за ним. Они вышли из больницы и на минуту остановились на крыльце, собираясь с мыслями. Со стороны перекрестка проспекта Инсектицидов и проспекта Метаморфоз слышались громкое бумканье барабанов и взвизгивание труб. Сквозь музыку отчетливо слышались выкрикиваемые в мегафоны лозунги. У Тёмы проснулся журналистский интерес, и он навострил сяжки в сторону музыки.

— Что там такое? — Спросил он лейтенанта, — парад какой-то?

— Пошли, посмотрим. Мне подумать нужно немного. А ты расскажи еще подробности про вчерашнюю ночь.

Они дошли до перекрестка двух больших проспектов почти битком набитых народом. Говорить из-за шума было невозможно, и друзья пристроились на высоких ступенях универмага. По широкому проспекту Метаморфоз двигалась огромная упряжка отборной саранчи, накрытых праздничными красными попонами. Тёма насчитал в упряжи не меньше тридцати кобылок, которых погоняли десятка полтора возниц в белых пиджаках и дурацких бумажных цилиндрах. Упряжка тащила огромную платформу, на которой была закреплена сотнями канатов гигантская картофелина⁴⁹. Впереди упряжки двигался парадным строем официальный Оркестр Мэрии во главе с дирижером в парадном фраке. За оркестром ярким строем пританцовывали девчонки из женского лицея, одетые в короткие белые юбочки, красные ментики с золотыми галунами, красные сапоги и в подобие гусарских киверов. Они вращали над головами палками с белыми кисточками на концах и весело взвизгивали в такт музыке. По обоим бокам от платформы шли энергетики с электростанции с букетами цветов и просто большими зелеными листами. Со многими были дети с воздушными шариками. Это был парад, посвященный доставке на электростанцию Округи нового энергоблока.

Тёма вспомнил, что он обещал Катерине Божиной сделать зарисовки этого события, но это совершенно вылетело из его головы. Новый элемент электростанции, с помощью которого собирались увеличить выработку электричества, готовились установить вместо двух старых и маленьких блоков, которые почти потеряли свою мощность, скукожились и начали пованивать. Тёма уже несколько раз за последний месяц писал новости о предстоящем событии и теперь, когда такая важная часть общественной жизни проходила без его участия, он почувствовал себя оторванным от своего привычного мира. Казалось, что он стал неким гигантским существом, которое смотрит на их поляну с большой высоты и уже не понимает всей значимости происходящих там процессов. Они кажутся ненужными, потерявшими смысл. Но, подчиняясь рефлексу, его руки дернулись к блокноту, и он сделал несколько набросков парада, огромной картофелины, предоставленной в дар Округе самой Королевой Шираки. За платформой ехало несколько парадных карет с открытым верхом и лимузин марки «Чилопода»⁵⁰ с двенадцатью посадочными местами. В лимузине, верх которого был снят по случаю парада, восседали все главные чиновники во главе с мэром Осой Оссовым: местные богатеи, звезды театра и кино, знаменитые спортсмены и другие известные личности. Советник Клопп выкрикивал какие-то малопонятные лозунги в мегафон, и их подхватывала толпа, волнующаяся на тротуаре.

Музыка продолжала громыхать за поворотом, и Тёма с Таракановым остановились на перекрестке улицы Соломковой и проспекта Метаморфоз.

— Мне надо в редакцию, — сказал Тёма, поправляя на голове шляпу, — статью дописать, шефу показать и отдать в печать. А ты куда сейчас?

Тараканов очнулся от задумчивости и одернул на себе новый китель, еще явно не привыкнув к нему.

— Пойду в отделение раппорт писать, — сказал он и выпятил челюсть вперед, как перед боксерским поединком, — доложу Мастотерму о втором случае «самоубийства». Надеюсь, все это было какое-то недоразумение и его просто неверно проинформировали.

— Ты осторожнее, Тараканов, — сказал Тёма с тревогой, — не лезь на рожон. А то могут и разжаловать в постовые обратно. А кстати, чего это ты вырядился так сегодня? И это что за штуковина на ремне.

— Я всегда осторожен и никогда не лезу на рожон, — проговорил Тараканов, глядя сверху вниз на журналиста, — форма в соответствии с должностью новой. А это.

Он на некоторое время замолчал, и на лице у него отразилось то ли удивление, то ли растерянность напополам с болью.

— Это, знаешь ли, нам выдали оружие новое. Смертельное оружие.

— Смертельное? — Тёма не поверил своим ушам, — откуда оно нафиг? Зачем?

— Вот когда узнаешь, тогда обязательно мне сообщи, ладно, — нагрубил, как и прежде, Тараканов, — выдали и выдали.

— Как оно работает? Дай посмотреть!

— Как, как? Стреляешь в преступника, он умирает в страшных судорогах. У нас такое пока выдали только десяти сотрудникам. И еще витамины будут давать со следующего понедельника. Для бодрости и внимательности. Паук знает, что происходит, — плюнул он с досады на тротуар и, спохватившись, растер плевок ногой, — трупы, маньяки, оружие, нападения по ночам на красивых бабочек, кучи заявлений о пропавших без вести. Все это странно как-то, Тёма.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

47

Эритризм — нарушение пигментации наружных покровов (кожи, шерсти, перьев, чешуи, яичной скорлупы) у какого-либо вида организмов в пользу красного, оранжевого или розоватого цвета. Это может быть вызвано или излишним количеством красного пигмента, или недостатком чёрного. Описанный в книге случай вполне может происходить в реальности.

48

Артур Фантомов — фамилия персонажа образована по отряду насекомых приведеньевые или палочники лат. Phasmatodea, насчитывающий более 3000 видов. Их часто также называют листовидками, страшилками. Название происходит от гр. Φάσμα — «привидение», «призрак», «фантом». К семейству относятся крупнейшие современные насекомые. Крупнейшим представителем семейства и крупнейшим ныне живущим насекомым считается палочник Phobaeticus chani. Наиболее крупный его экземпляр с Калимантана имеет длину 357 мм, а с вытянутыми конечностями — 567 мм. Имя, скорее всего, дано автором в честь британского энтомолога, орнитолога и арахнолога Артура Гардинера Батлера (Arthur Gardiner Butler, 1844 — 1925 гг.). Хотя, теперь автор в этом не уверен.

49

Энергоблок из картофелины, а почему бы и нет. Все ведь помнят из школьного детства эксперимент с маленькой лампочкой, медным и оцинкованным гвоздем и картофелиной? А много ли надо электричества для городка, населенного насекомыми?

50

Лимузин марки «Чилопода» — изредка в качестве транспорта в Округе используются некоторые представители класса членистоногих. Это единственные членистоногие не внесенные в «Черную книгу Округи (см. также ссылку 87). В данном случае, это многоножка из Губоногих, или хилопод лат. Chilopoda, класс членистоногих из надкласса лат. Myriapoda. Данная модель крайне редка, так как стоит безумно дорого. Обладает большим вместительным салоном и повышенным комфортом. В салоне имеются бар, холодильник и даже такая диковина как радиотелефон. Также см. ссылку 95.