Термитник. Энтомологический детектив

Петр Юшко, 2023

Детективный роман в жанре близком к стилю нуар, действие которого происходит среди антропоморфных насекомых, живущих в своем довольно замкнутом обществе. Их мир наполнен простыми чувствами и заботами обычной жизни: работа и карьера, вечеринки и любовь, убийства и маньяки, и, конечно, политические заговоры. Ничем непримечательный журналист местной газеты, муравей по имени Тёмант, сталкивается с необъяснимыми убийствами, происходящими в городе. Несмотря на природную лень, он начинает свое собственное расследование, попутно втягивая в него все больше своих старых и новых друзей. Расследование становится неуправляемым, и журналисту все труднее из него выбраться, ведь начинают погибать дорогие его сердцу насекомые. Сможет ли герой преодолеть все препятствия и вывести на чистую воду преступников? Кто они, эти преступники? Этот нетривиальный детектив, кроме разгадки преступлений, раскроет любознательным читателям много интересных фактов из жизни насекомых.

Глава 3. Вторник. День начала расследования

Тёма вышел из кабинета главного редактора газеты в состоянии кататонического возбуждения. Он добрался до своего рабочего стола и в порыве экзальтации вылизал статью о пожарной службе так, как никогда в жизни. На вопрос Катерины, над чем он работает, Тёма начал сыпать таким количеством пафосных фраз и изречений, что та в испуге отошла от него.

Корректором и верстальщиком в редакции работали две сестры близняшки по фамилии Гарпиевы³². Одну звали Кирура, а другую Винула. Но в редакции, да и скорее всего везде, где они появлялись вместе, все называли их одним именем — Гусеням. Они были до того похожи, что никто никогда не мог различить с кем конкретно он сейчас общается. Это были веселые толстушки — хохотушки, жуткие сладкоежки и сплетницы, страшно наивные и доверчивые. Одевались они всегда в какие-то яркие зеленые платья в обтяжку, отчего походили на волнистые сардельки. Тёма чуть не вприпрыжку прибежал в коморку, где сестры Гарпиевы властвовали над глаголами, запятыми и шрифтами.

— Солнечного вам утречка, Гусеням! — прокричал Тёма, размахивая исписанными листами, — шеф уже все согласовал и просил вам отдать в корректуру!

— А где подпись главного редактора, Тёма? — спросила одна из сестер, пролистывая стопку листиков, — ты разве не в курсе, что теперь без подписи мы не принимаем в работу материалы?

— А также мы не принимаем рукописные тексты. Только отпечатанные на машинке, — скороговоркой вставила вторая сестра.

— Девчонки, что вы, — имитируя испуг, воскликнул Тёма, — мне шеф только что приказал срочно передать вам статью! Я ж перепечатывать это до ночи буду! Нельзя ли как-то сделать исключение, милые?

— Ах, так уж и милые, — захлопала густо накрашенными ресницами одна из Гусеням, — ты такой галантный кавалер, Тёмочка.

— Он не просто галантный, как мне кажется, — радостно подхватила вторая, — но и явно напрашивается на свидание со мной!

— Почему это с тобой, — вскричала первая, — он со мной разговаривает, значит и свидание со мной!

— Ты вообще к нему боком сидишь, он со мной говорил!

— Но статью-то он мне дал в руки!

— Это я тебе статью передала, дура! Он со мной пойдет на свидание!

Муравей в ужасе переводил взгляд с одной сестры на другую, запутавшись, с кем он начал разговор и начиная понимать, что нужно срочно принять меры против любых покушений на свидание с ним.

— Девчонки! Девчонки! Перестаньте ссориться, — взмолился Тёма, видя, что ситуация накаляется, — я не могу пойти с вами на свидание! Поймите, я бы очень хотел пойти и с тобой Винула, и с тобой Кира, вы же просто обалденные девушки! Даже с двумя бы сразу пошел! Но, есть обстоятельства, мешающие этому!

— Какие? — Хором вскричали сестры Гусеням и глаза у них загорелись в ожидании поводов для сплетен.

— У меня свадьба через два дня. Я женюсь!

Гусеням разом открыли рты и вытаращили на него свои глазищи:

— Женишься? На ком? Когда? Почему мы не знали?

— Но, это страшный секрет, девчонки, — интимно прошептал муравей, наклоняясь к близняшкам, — я не могу сейчас разглашать эту тайну в редакции! Ее отец — известный мафиози. Сам Дон Паблито Карлеоне! Он против нашей свадьбы и может все расстроить. И тогда — все кончено!

— Что кончено? — ахнули обе сестры в один голос, в страхе прижимая пухлые ладошки к круглым щечкам.

— Все, — страшным голосом проговорил Тёма, — два трупа. Мой и ее.

— Ах, — снова воскликнули толстушки и по их телам пробежали волны дрожи, — как два трупа?

— Молча. Ножом по горлу, ноги в тазик с цементом и на дно озера. Так что выручайте, Гусеням, — проговорил Тёма страдальческим голосом, — нет времени мне сейчас перепечатывать статью. Мне нужно готовиться к побегу вместе с моей любимой. Прямо на край света.

— Ах! — снова воскликнули наивные Гусеням.

— Короче, никому ни слова, берите в работу статью, а я вам — вот такенную шоколадину с изюмом, — Тёма показал руками невероятных размеров шоколадку, — договорились? Спасете двух влюбленных?

Сдав рукопись Гусеням, муравей выскочил из редакции.

Солнце нестерпимо выжигало улицу. Тротуары были пустынны в ожидании обеденного перерыва. На часах было без пятнадцати двенадцать, но Тёма ощутил, что зверски хочет есть. Восторженный экстаз немного отпустил, и ему стало мучительно стыдно за свою реакцию на внимание к его личности и его способностям. Нет, муравей никогда не принижал свои журналистские таланты, даже наоборот, он всегда жаловался, что его недооценивают, что у него огромное количество преимуществ перед другими корреспондентами газеты. Но такое развитие событий захватило врасплох его скромное эго. Он поддался кратковременной слабости и размечтался о великолепной жизни на самой вершине общества.

Тёма оглянулся по сторонам и медленным шагом, прячась в тени домов, двинулся в сторону кафе, где обычно покупал себе на обед салатик или булочку с кофе. Он сел за столик, положил рядом свою шляпу и заказал полный обед: зеленые щи со сметаной, антрекот по-сигайски, большую кружку светлой пади и чашку черного ячменного кофе. Официант проникся значительным заказом и предложил ему сигару, но муравей отказался. Он никогда не понимал этого сомнительного удовольствия. После тяжелого обеда он успокоился и взял в руки блокнот. Пролистав свои короткие записки, он, наконец, почувствовал себя прежним Тёмой, простым корреспондентом службы новостей, которому дали важное задание и его необходимо выполнить. Он очистил все свои чувства, выкинул прочь ненужные мысли и пошел пешком в сторону больницы. Приближалось время рандеву с лейтенантом Таракановым в приемном покое Окружной Больницы.

Тёма пришел к белым стенам Окружной Клинической Больницы на целый час раньше, назначенного Таракановым, времени. Он сел в тенечке за пластиковый столик в кафе, напротив больницы, заказал большой «Американо» в который попросил добавить сливки, чем вызвал брезгливое недовольство чопорного официанта, и начал работать над второй статьей. Знаний журналиста хватало, чтобы написать её и без помощи, но он давно уже привил себе способность делать любое дело ответственно и профессионально, досконально погружаясь в тему и стараясь разобраться в вопросе, о котором он пишет.

Ровно в пятнадцать ноль-ноль, как по будильнику, лейтенант Тараканов появился перед главным входом в больницу. Он остановился на ступеньках крыльца и, оглянувшись вокруг, увидел журналиста, спешащего к нему из кафе. Тараканов отвернулся в другую сторону и смотрел на громаду Термитника, пока журналист не добежал до дверей в больницу. Лейтенант резко обернулся, молча протянул муравью руку и открыл двери.

Они очутились в прохладном полусумраке приемного покоя, и Тараканов сразу направился к турникету охраны. Сонный охранник тупо кивнул лейтенанту и нажал на рычажок. Они понеслись в сторону лестниц по узкому коридору. Лавируя между каталок, коробок и спешащих по своим делам медиков, Тёма старался держаться за спиной лейтенанта. Говорить было неудобно, пока они не свернули к подземному переходу во второй больничный корпус, где движение было не такое активное. Тёма догнал Тараканова и пошел рядом с ним.

— Куда спешим, напарник? — Спросил он, — поделишься инфой, или мне самому провести расследование?

— Хватит дурачиться, — оборвал его лейтенант, — у нас серьезное дело, и я даже рад, что ты будешь в курсе.

Он вдруг резко остановился и оглянулся по сторонам. В коридоре никого не было. Тараканов, подойдя к двери в какую-то техническую коморку, подергал ручку и открыл ее. Внутри комнатки были навалены швабры, веники, ведра и тому подобные, необходимые для уборки помещений, инструменты. Он зашел внутрь, и Тёма шмыгнул за милиционером следом. Тараканов аккуратно прикрыл дверь за собой и прислушался — далеко в другом конце коридора простучали чьи-то шаги, но сразу затихли. Журналист весь вытянулся в струнку, в ожидании сверхсекретной информации.

Тараканов посмотрел на муравья сверху вниз. Лицо его было крайне серьезным.

— Ты в дружбу веришь, Тёма? — Неожиданно спросил Тараканов.

Немного опешивший от такого вопроса, Тёма промолчал. Он вдруг испугался, что лейтенант немного со сдвинутой крышей в части психики.

— Ты ведь парень неплохой, насколько я могу по тебе судить. Так вот, как относишься к настоящей дружбе? — Настойчиво переспросил Тараканов.

— Да, как, — смутился Тёма, — нормально я отношусь. У меня полно друзей.

Он посмотрел снизу-вверх в глаза милиционера и тут же поправился скороговоркой:

— Я не так выразился! Я за настоящего друга любую ногу дам себе отрезать, на смерть пойду, если ему это поможет, — Тёма заволновался, так как по выражению лица Тараканова ничего нельзя было понять. Он нависал над муравьем темной громадой в свете одной единственной тусклой лампочки.

— Поверь, мне можно довериться. Если ты скажешь о какой-то тайне, то она умрет со мной. Я любые пытки выдержу, если надо будет! Честно. Не сомневайся во мне!

Тараканов помолчал еще несколько секунд, внимательно оглядел Тёму с головы до ног и сказал:

— Ну, я так и думал, — он открыл дверь коморки и выглянул в коридор, повращал головой туда-сюда, и снова понесся по переходу, — ты, конечно, эдакий весельчак, пустомеля и балагур. Это понятно. Но в качестве забавного друга главного героя сойдешь.

— Чего?

— Товарищ, я говорю, ты нормальный.

— А, то, — вставил Тёма, про себя ругнувшись паучьими сетями.

— В общем, слушай, — сказал Тараканов через плечо семенившему за ним журналисту. — Все, что я тебе сейчас покажу и расскажу, это моя личная тайна. Меня повысили до следователя только за то, что я всегда выполнял все приказы, которые мне отдавало начальство. Но в этот раз, я не смогу так поступить. А дело вот в чем. Вызвал меня к себе вчера вечером в кабинет капитан Мастотерм и поблагодарил за службу и сказал, что впечатлён моими способностями. В качестве аванса он повышает меня и дает мне для начала очень легкое дело, которое мне необходимо закрыть как можно скорее. Я спросил его, что это за дело. Это пустяковое самоубийство, говорит мне капитан Мастотерм. Ты, говорит, просто собери все необходимые документы и опроси пару свидетелей. Тело самоубийцы должны забрать, говорит, завтра утром в морг, ты составь протокол, и быстренько закрывай дело за отсутствием состава преступления. Что бы в четверг папка уже лежала у меня на столе на подписи. Справишься, будешь молодцом, и твоя карьера взлетит как воздушный шарик в небо в ясную погоду. Так и сказал — как воздушный шарик.

Тараканов проскочил перекресток, забитый медсестрами в белых халатах. Медсестры громко зашептались, когда парочка красавцев протиснулась сквозь их маленькую кучку. В спину парням ударил звонкий смех. Тёма, обернувшись, весело подмигнул девушкам, лихо заломил шляпу и собирался отмочить какую-то похабную шутку. Но Тараканов так сильно дернул его за руку, что муравей чуть не грохнулся на пол. Девушки захихикали еще громче и из кабинета высунулась толстая рожа какого-то врача в круглых очках. Он громко зашипел на девчонок.

Тараканов тащил Тёму полутемными лестницам дальше вниз.

— Хватит паясничать, — спокойно, но грозно сказал он.

— Ну, так я ж весельчак, — отпарировал Тёма, — незачем всем быть такими сухарями как ты. Рассказывай дальше.

— А дальше вот что. Я сразу пошел по адресу, который мне дали в дежурной части. Оказалось, что в квартире 34, в доме 21 на улице Сенной живет товарищ по фамилии Папилионидис³³.

— Грек, что ли? Или латинас? — спросил Тёма, — дурацкая фамилия.

— Да кто знает. Может фамилия просто дурацкая. Короче. Он работает в банке каким-то клерком в отделе депозитов. И оказалось, что он не просто мертв. А от него практически ничего не осталось.

Тараканов замолчал и остановился перед тяжелыми двустворчатыми дверями, на которых висела табличка с надписью «МОРГ». Лейтенант толкнул дверь и вошёл в ярко освещенный холл, перегороженный пополам высокой стойкой. За стойкой торчал скучающий интерн патологоанатомического отделения кузнечик Сачков³⁴, которого Тёма неплохо знал и раньше. Журналисту в его работе приходилось посещать всякие места. И такие как морг, и кладбище, и всякие притоны, и злачные места. В одном из таких злачных притонов он и познакомился с Сачковым. Теперь тот, время от времени, позванивал муравью на работу и за пятерку сообщал ему о каком-нибудь интересном случае из своей практики. Парень он был прыщавый, с заиканиями и нелепыми шуточками, безуспешно волочился за девушками, усиленно зубрил медицину и мечтал о карьере пластического хирурга.

Милиционер навис над дремлющим Сачковым и молча начал на него таращиться, ворочая черными усищами. Тёма не выдержал и стукнул кулаком по звонку, который был прилеплен на старую жвачку к парапету. Звонок громко звякнул, и Сачков подскочил от неожиданности.

— Вы чё расшумелись, — просипел он глухим, сорванным голосом, — тише можно?

— Боишься, покойники проснуться? А зачем тогда такой звонок сюда прилепил, — весело спросил Тёма, помня, что он, согласно характеристике следователя Тараканова, еще и балагур, — что с голосом Семён? Простудился?

Кузнечик махнул лапкой и, ухватив себя за горло другой лапкой, еле выдавил:

— Вчера пели в караоке-баре с корешами с курса. Наорались так, что — вот результат. Острый ларингит. Теперь пиво неделю пить нельзя.

— Потом поделитесь впечатлениями о вечеринках, — грубо прервал их Тараканов, — показывай тело номер 1702/1792³⁵.

Сачков медленно выполз из-за своей стойки.

— Утром что ли не нагляделся на него. Вскрытие уже провели, результаты я тебе хотел послать в отделение почтой. Но не успел. Сейчас найду, — он начал рыться в картонной коробке с корреспонденцией на отправку.

— Куда я его тут сунул-то, — сипел кузнечик, — мне вообще говорить нельзя, а то осложнение будет.

— Ну, вот и молчи, а дело делай, — опять нагрубил Тараканов, — показывай тело, результаты потом отдашь.

Семён вяло махнул на него рукой и вытащил здоровенный желтый конверт, запечатанный восковой печатью с гербом больницы. Он, молча и выразительно, взмахнул своей короткой ручкой в сторону милиционера и отдал ему конверт. На, мол, получите и распишитесь. Потом схватил со стола связку ключей и, толкнув ногой вращающуюся дверь, повел лейтенанта и журналиста по белому, выложенному кафелем коридору, в котором с треском мигали люминесцентные лампы. Они прошли через коридор, потом через зал вскрытий вошли в больничное хранилище тел, или попросту в холодильник. Весь зал был забит каталками с покрытыми простынями телами на них. Обе стены, справа и слева от входа, и от пола до потолка занимали ящики морозилок различного размера.

Тёма был здесь далеко не в первый раз, но, как и всегда, почувствовал легкую тошноту и головокружение. Смертей он видывал достаточно, видел смерти и страшные, и безобразные. Иногда тела представляли собой высушенные мумии, иногда мокрые плоские лепешки, были и расчлененки, и куча всего, от чего нормального муравья начинало выворачивать наизнанку. Увиденное в морге он всегда переносил с большим трудом.

— Вскрытие делал доктор Иоганн Фаустович Долгоносов³⁶, — просипел Семён, — но, как ты и сам понимаешь, Тараканов, тут особенно и не пришлось делать вскрытие. Вот тело, смотри Тёман.

Интерн остановился около одной из каталок, на которой угадывалось длинное толстое тело и откинул простынь. Тёма вытаращил глаза и даже не сразу понял, что это такое перед ним. На каталке лежала прозрачная оболочка, сохранившая форму тела. Внутри оболочки не было никаких признаков внутренних органов, крови или вообще хоть чего-нибудь. Просто пустая хитиновая оболочка³⁷, совершенно прозрачная, бесцветная, отсвечивающая яркими бликами от больничных ламп, с редкими клочками неприятных волосков. Лицо несчастного Папилионидиса выглядело как маска с широко распахнутым, будто в диком крике, ртом. Пустые глазницы таращились в потолок. Сачков мерзко ухмыльнулся и откинул простынь полностью.

— А где все остальное? — Не выдержал Тёма. Он почувствовал острое желание исторгнуть из себя весь сегодняшний дорогущий обед.

— Это и есть, все тело, — опять криво ухмыльнувшись, просипел кузнечик, — больше ничего не привозили. Что тут сделаешь. Как я уже говорил, вскрытие было простой формальностью.

Тараканов молча смотрел на труп. Потом наклонился к тому месту, где у бывшего банковского служащего раньше была шея, начал что-то внимательно разглядывать.

— Дай увеличительное стекло, — не глядя на интерна, сказал Тараканов.

Сачков сходил к столику с инструментами и выбрал толстое увеличительное стекло на длинной ручке. Попутно включил лампу, висевшую на рельсе на потолке и подтащил ее ближе к каталке.

— Держи, — еле слышно сказал он, — доктор Долгоносов все описал в заключении.

Тараканов так же молча, взял стекло, подправил лампу и начал разглядывать хитиновый покров на спине тела. Тёму отчаянно затошнило.

— Так, где же все остальное, Тараканов, — спросил он, чтобы отвлечься и начал глазами искать какую-нибудь емкость подходящего размера.

Семён откровенно потешался над ним. Он ногой подтолкнул к муравью никелированное ведро для органических отходов и чуть не ржал в полный голос, благо, что голос у него пропал совсем.

— Странная отметина на шее, вроде как укол сделали толстой иглой или шилом. Хм. Все, пошли отсюда, — сказал Тараканов и выпрямился, — спасибо Семён. Ты, это. Все как обычно, договорились?

— А то, — только просипел кузнечик и, махнув лапой на милиционера начал накрывать тело простыней.

— Пошли, Тёма, — сказал лейтенант просто, — я тебе по дороге дорасскажу.

Они вышли из морга, и Тёма прислонился к стене, стараясь отдышаться и справиться с желудком, которому очень захотелось самому посмотреть на окружающий мир.

— Что это было, — выдавил он, наконец, из себя, — сколько трупу лет? Это ж так мумифицироваться. Для такого надо года два, три, не меньше.

Тараканов посмотрел на журналиста и сказал:

— Его видели живого и вполне здорового в прошлый четверг. Нам надо опросить несколько свидетелей лично. Я успел только с его начальником поговорить сегодня утром по телефону. Так что, если хочешь, я тебе по дороге расскажу свою историю, а ты со мной поучаствуешь в незаконном расследовании.

— Почему, незаконном? — тошнота у Тёмы почти прошла.

— Потому, что я уже отдал на подпись дело с рапортом о прекращении уголовного дела из-за отсутствия состава преступления. Самоубийство, понимаешь.

Они быстро побежали по коридорам больницы в сторону приемного покоя. Лестницы, переходы, коридоры мелькали быстро, и муравей изо всех сил спешил за Таракановым. Перед глазами висела картинка с пустым хитиновым панцирем и страшно распахнутым в жутком крике ртом.

— Самоубийство? — свистящим шепотом начал Тёма, — самоубийство?! Он что, по их мнению, пришел домой, бухнулся на диван перед телеком, воткнул себе в шею коктейльную соломинку и выпил сам себя?

— Я зайду на пару минут к заместителю главного врача, — сказал Тараканов на втором этаже главного корпуса, — подожди меня на улице.

— Мне с сестрой поговорить надо, — вспомнил Тёма, — я буквально на пять минут в педиатрическое отделение забегу. Не уходи без меня, ладно?

И он побежал к Лизе.

— Какое нафиг, самоубийство, — бормотал он себе под нос, перепрыгивая через две ступеньки, — обалдели они совсем в милиции.

Лиза стояла в коридоре и разговаривала с парой медсестер в коротких беленьких халатиках. Под мышкой она держала толстую тетрадь и не спеша повернула голову в сторону Тёминых шагов. Сердце муравья замерло. Он как в замедленном кино шел навстречу Лизе, а ее длинные ресницы медленно-медленно двигались, на секунду закрыв глаза веками с густыми синими тенями. Губы так же замедленно начали раздвигаться в сладкой улыбке. Тёма судорожно выдохнул.

— Лиза, привет еще раз. Есть секундочка тет-а-тет? Извините, девчонки.

Он совсем не нежно схватил Лизу за локоть и потащил ее в угол. Выйдя на лестницу, Тёма оглянулся и, приблизив лицо к удивленной Лизе, зашептал ей почти в ухо:

— Лизик, мне очень нужно, что бы ты свела меня с хорошим доктором вашей больницы…

— Подхватил-таки ЗППП от своих подружек³⁸, — прервала его Лиза и мягко освободилась из железной хватки, — а я тебя предупреждала. Теперь придется от сифилятины тебе уколы делать, иначе станешь бездетным, а это…

— Ну, перестань, — Тёма в отчаянии закатил глаза к потолку, — я серьезно. Слушай. Мне светит умопомрачительное повышение в редакции. Нужно кровь из носу выполнить одно пустяковое задание редактора, написать серию статей о важных профессиях нашей округи. Понимаешь? Сам мэр в курсе этого задания. Так что, я сейчас мотаюсь между своими друзьями и стараюсь вжиться в их работу. Врач у меня на третьем месте и сегодня, крайний срок завтра, надо написать статью. Понимаешь? Мне необходимо провести хотя бы полдня в обществе доктора, пока он выполняет свои обязанности. Как назло, у меня сейчас нет ни одного мало-мальски знакомого костоправа. Сведи меня с кем-нибудь из своих приятелей в больнице, пусть покажет, что и как тут у вас происходит. А я перед тобой в долгу не останусь! Понимаешь?

— Это ты не останешься в долгу? — Лиза мило улыбнулась и потрепала брата по сяжке, — да ты у меня уже лет на двадцать в долгу и никогда не расплатишься. И, если еще раз скажешь «понимаешь?» — передразнила его Лиза, — влеплю тебе пощечину.

Она звонко засмеялась, но тут же убавила громкость, когда Тёма снова испуганно схватил ее за локоть.

— Перестань, не шуми. Не хватало, чтобы нас опять тут застукали, — он снова с опаской посмотрел вокруг, — слушай. Если ты мне сейчас поможешь, то я кое-что для тебя сделаю. Помнишь, ты всегда хотела попасть в высшее общество? В детстве ты им просто бредила и думаю, что до сих пор мечтаешь «хоть глазком посмотреть, как живут и что едят в высшем свете». Это твоя фраза, не забыла?

— Ну, не забыла, конечно, — спокойно сказала она, но Тёма заметил, как в ее глазах снова появился жутко привлекательный блеск, — говори, только не ври мне. Опять хочешь на дерево залезть и сверху в Термитник заглянуть?

— Не пори чушь, — огрызнулся Тёма, — мы тогда детьми еще были. Но, сейчас есть реальная возможность осуществить твою мечту, — Тёма глубоко вздохнул и, еле сдерживая самодовольную улыбку, сказал:

— Меня в эту субботу ждут на вечеринке в особняке мэра!

Лиза недоверчиво отстранилась от брата и внимательно посмотрела ему в глаза.

— Я не шучу, — уже не сдерживаясь, радостно воскликнул Тёма, — при мне шеф по телефону разговаривал с мэром, назвал меня полным именем, пообещал повышение до заместителя редактора, а мэр пригласил его и меня в свой дом! И можешь прямо сейчас падать в обморок, но я должен явиться с сопровождением! Ты, Лизик! Ты пойдешь со мной на вечеринку в дом мэра Оссы!

— Врешь, — недоверчиво произнесла Лиза, но было видно, что она поверила словам брата, — ты серьезно? Или у тебя шутки такие дурацкие, чтобы отомстить мне?

— Да не за что мне тебе мстить, — воскликнул Тёма и притянул Лизу к себе, — я тебя обожаю, сестренка! Когда меня пригласили, я сразу о тебе и подумал! Ты, представь, какие там у них угощения! Музыка! Наряды! Знаменитости! Мне говорили, что у мэра на столе постоянно и натуральный мед, и сыр не из пальмового масла, и даже хрень какая-то с названием «колбаса»! И шампанское, и, только представь себе, у них там бывает настоящий сахар!

— Тёмка, — нервно сказала Лиза и теперь уже она крепко схватила его за локти и встряхнула так сильно, что муравей клацнул челюстями, — если ты не врешь, скотина ты эдакая, то я даже не знаю, как буду тебе благодарна! Ты не представляешь, как это для меня важно! Я хочу там быть! Я хочу все увидеть своими глазами и все попробовать на ощупь и на вкус! Если ты мне врешь, я клянусь, что сама этими руками придушу тебя до смерти!

Лиза начала трясти муравья так сильно, что у него с головы слетела шляпа.

— Да успокойся, Лизик, — Тёма вяло сопротивлялся и его начал разбирать смех, — перестань. Я в курсе, что это мечта твоего детства. Все произойдет, так как я сказал. Только сведи меня с врачом, и я напишу такие статьи, что мы с тобой вообще не будем вылезать из бомонда! Мы им — бомондом, сами станем! Помнишь, как дядя говорил: «На верх ведёт только одна лестница, зато вниз можно упасть из тысячи мест». Понятия не имею, что он тогда имел в виду в пьяном угаре, но думаю, что вот это и есть та самая лестница!

Лиза перестала трясти брата и медленно взяла себя в руки. Она оглянулась, посмотрела вниз лестничного пролета, потом вверх. Никого на этой лестнице не было. Лиза сделала шаг и прижалась к Тёме всем своим жарким телом, всеми своими прелестными выпуклостями. Она схватила его лицо двумя руками и крепко поцеловала его. Так крепко, что у Тёмы выступили слезы на глазах.

— Если ты это сделаешь, — горячо зашептала она, — то клянусь тебе Тёмка, что буду твоей, как ты и мечтал всегда. Плевать на наше дальнее родство. Плевать на все вокруг. Проведи меня туда и можешь делать со мной что хочешь! Я девушка далеко не такая доступная для всех и каждого, но тебе буду принадлежать полностью! Только тебе!

Тёма вспотел³⁹ от неожиданности. Голова у него закружилась, и он вяло обвис на крепких руках Лизы.

— Ну, перестань, Лизик, — зашептал он, вяло сопротивляясь ее хватке, — я же не из-за этого. Я для тебя…

— Я сказала так, — отрезала яростно Лиза, — значит, так и будет. Не маленький ты уже, нечего стесняться. Так, теперь надо подумать.

Лиза оттолкнула Тёму и заходила по короткой лестничной площадке туда-сюда. Ее походка из милой и сексуально-женственной вдруг стала пружинистой, как у хищника.

— Сведу я тебя, пожалуй, с Лёшиком Колорадским, — проговорила она почти про себя, — он мне должен по гроб своей жизни и никуда не денется. Сделает тебе официальный пропуск, и ты сможешь провести с ним день в больнице. Я попрошу и Лёшик, все что хочешь, покажет тебе в клинике и все расскажет. Лучшего экскурсовода тебе тут не найти.

— Кто такой этот Лёшик? — недоверчиво спросил Тёма, поднимая с пола свою шляпу и отряхивая ее от пыли, — за что он тебе должен по гроб?

— Тебя не касается, — милое лицо Лизы стало зверски веселым, — он классный хирург, мой друг и ему остался всего один год интернатуры. Такого классного жука тебе в нашей больнице не найти. Я ему скажу, чтобы он выполнял все твои капризы и просьбы, и поверь мне, он в лепешку расшибётся. Больше тебе ничего знать не надо, понял, мой милый?

— Понял, конечно, — муравей вытер все еще мокрый от пота лоб и оттянул ворот рубашки, прилипшей к телу, — завтра на утро договоришься с ним? Мне надо до обеда. Скажи ему, что три-четыре часа мне хватит.

— Пошли, — сказала Лиза и одернула на себе халат, — нормально выгляжу? А то опять растрепал меня, чудила ты сиволапый.

— Куда пошли? — Только и успел спросить он, как Лиза схватила его за руку и потащила за собой вверх по лестнице.

Она, не останавливаясь, волочила брата по переходам и лестницам до четвертого этажа клиники. Войдя в «Хирургическое Отделение», она спросила пожилого богомола в синем халате, где сейчас Колорадский. Получив невразумительный ответ, Лиза привела Тёму в небольшой кабинет, на двери которого висела табличка с черными буквами «Отделение гнойной хирургии».

За столом в кабинете сидел молодой врач в очках, в распахнутом белом халате, под которым была одета рубашка в черно-белую полоску и желтый галстук. Он что-то усердно и быстро писал, старательно заполняя узкие строчки в толстом журнале. Услышав, как открылась дверь, он мельком взглянул на вошедших, прищурив крохотные глазки, и молча, продолжил писать. Лиза прикрыла дверь за Тёмой и подошла к столу доктора Колорадского.

— Алексей Иванович, — проворковала Лиза, — можно вас отвлечь на секунду?

Алексей Иванович Колорадский⁴⁰ медленно отложил ручку и, откинувшись в кресле, посмотрел на медсестру крохотными глазками, прикрытыми круглыми линзами очков. Он был явно очень близорук и, по выражению его лица невозможно было понять, что он сейчас сделает: громко раскричится или бросится обниматься. Тёма снял шляпу с головы и забился в щель между стеной и шкафом с папками.

— Я вас слушаю, Елизавета, — строгим голосом проговорил он, — у меня буквально полчаса до начала операции. А еще нужно заполнить журнал учета инфекционных осложнений за прошлую неделю. Так что, попрошу вас быть очень краткой.

— Я не займу у вас много времени, Алексей Иванович, — снова проворковала Лиза, и в ее голосе Тёма уловил совсем не официальные нотки, — у меня есть друг, — она махнула рукой себе за спину в сторону выглядывающего из-за полок муравья, — точнее, он мой брат. Он журналист и ему необходима помощь специалиста для написания статьи. Тёма, подойди сюда. Познакомьтесь, доктор Колорадский. Журналист газеты «Наша Округа» и мой брат, Тёмант. Если я попрошу уделить ему пару часов завтра утром, показать ему нашу клинику и ответить на вопросы, у вас получится? Так ведь?

Тёма шагнул вперед и пожал протянутую врачом маленькую ладонь. Хватка у Колорадского была до того сильной, что Тёма почувствовал себя неловко. Собственная рука в железных пальцах маленького доктора показалась ему разлагающейся амебой.

— Можно просто, Тёма, — сказал он, стараясь угадать, что за тип этот Алексей Иванович, — мне нужно написать важную статью о работе врачей по заданию моего редактора. Сможете мне уделить немного времени завтра? У меня есть конкретные вопросы.

Колорадский внимательно посмотрел своими крохотными глазками на Лизу, потом так же внимательно на Тёму. В воздухе повисла напряженная пауза. Подумав пару секунд, он сказал:

— Завтра в десять часов утра приходите ко мне в кабинет. До обеда я смогу уделить вам некоторое время. Подробности, о чем вы собираетесь писать, расскажете завтра. Елизавета, прошу вас, завтра утром дайте мне сведения на вашего брата для пропуска. А сейчас, простите меня, пожалуйста, я очень сильно занят. До свидания, Елизавета. До свидания.

Он кивнул журналисту и, взяв ручку, продолжил вписывать в журнал непонятные простому смертному корявые латинские буковки.

— Спасибо, доктор, — проворковала Лиза и вытолкала брата из кабинета.

В коридоре он шумно выдохнул и спросил:

— Это чё такое сейчас было? И этот парень тебе что-то должен? Да он, скорее всего, сейчас охрану вызывает, и меня снова вышвырнут из больницы. Кочерыжка какая-то.

— Потом все поймешь, — сказал Лиза, прикрывая глаза длиннющими ресницами, — он просто обалденный парень. Не обращай внимания на то, что он сейчас себя так ведет.

Тёма снова потащился за сестрой по коридорам, и она вывела его в приемный покой.

— До свидания, братишка, — сказал Лиза просто, — завтра приходи к половине десятого сюда, за пропуском. Я его у охранника оставлю. А потом ко мне, проведу к кабинету Колорадского. Наверняка же не запомнил, как к нему идти. Пока, дурашка.

Муравей смотрел в спину Лизе, пока она не исчезла за поворотом, и попытался собраться с мыслями. Фраза «можешь делать со мной что хочешь» до сих пор не выходила из головы.

Грубый голос лейтенанта Тараканова вывел его из задумчивости:

— Ты куда пропал? Я тебя уже пятнадцать минут тут жду, — Тараканов стоял в дверях главного входа в больницу и, вращая глазами, таращил на журналиста свои длинные усищи, — пошли скорее. Дела ждут!

Они пошли по проспекту Инсектицидов пешком, хотя около больницы и стояло несколько пролеток, запряженных саранчой. Тараканов сказал, что не любит передвигаться на транспорте, а Тёме было жаль денег. Пройти нужно было кварталов двенадцать, до пересечения проспекта с улицей Карла Линнея, где проживал бывший работник банка Оскар Папилионидис.

— Что думаешь про тело? — На бегу спросил Тараканов журналиста.

— Тело просто шикарное, — думая о Лизе ответил Тёма, — я такое тело еще ни у кого не видел. А уж потрогать не только глазами, но и руками, это просто на седьмое небо взлететь.

— Да? — Тараканов удивленно посмотрел на Тёму, — тебя вроде чуть на изнанку не вывернуло от вида тела, а ты его еще и руками трогать собрался?

— Не так чтоб на изнанку, — обидевшись, сказал муравей, — просто я, понимаешь, смущаюсь здорово. Все-таки, как не крути, мы родственники.

— Да ладно! — Ошарашено вытаращился на журналиста Тараканов, сбиваясь с быстрого шага, — какие нафиг родственники!

— Троюродные, — грустно поведал муравей, — по дядям родственники. Нас вместе воспитывал наш дядя, когда родители пропали.

Тараканов остановился и с тревогой посмотрел на муравья. Он даже потрогал у него лоб, надеясь, что у бедолаги не воспаление мозгов, а всего лишь легкий бред.

— Точно родственники? — Спросил лейтенант.

Тёма смущенно кивнул милиционеру.

— Так чего же ты сразу не сказал, что это твоя родня, — Тараканов явно расстроился, — увидеть тело родственника, хоть и дальнего, в таком состоянии и врагу не пожелаешь. А давно ты видел его живым?

— Кого видел живым? — Теперь Тёма вытаращился на лейтенанта, — а что с ней случилось?

— С кем с ней? — Оторопел лейтенант.

— С сестрой моей! Я же только что от нее вышел!

Лейтенант Тараканов внимательно посмотрел журналисту в глаза и, начавшим набирать грозные нотки голосом, спросил:

— Ты про какое тело говорил вообще?

— Про Лизино, — Тёма струсил, видя, как милиционер увеличивается в размерах от гнева, — а ты про какое тело?

— Про труп, идиот ты эдакий!

— Ах, про труп, — Тёма отскочил на шаг от Тараканова и делано рассмеялся, — я просто о своем думал. Вот и получился каламбур.

Тараканов молча повращал глазищами, пошевелил усищами, плюнул под ноги журналисту и понесся по проспекту. Тёма догнал его через минуту и какое-то время они неслись молча.

— Так что скажешь про тело, — еще раз задал вопрос Тараканов, — про тело ТРУПА В МОРГЕ, а не твоей сестры. Извращенец…

— Если честно, — ответил муравей, — ничего подобного я не видел еще.

— А версии, какие есть?

— Может это не его труп? Не Попандополуса этого.

— Папилионидиса, — поправил Тараканов, любивший во всем точность, — труп найден в его квартире коллегами, после того, как он два дня не появлялся на работе. Товарищи по работе зашли к нему утром. Двери были открыты, он сидел в своем кресле около телевизора, рядом стояла тарелка со спаржей. Недоеденная. По описанию и фотографиям труп очень похож на нашего банкира. Так что сомнений быть тут не может. Или они очень незначительные, чтобы сейчас принимать их к сведению. Я думаю, что его убили. Вот только каким способом, совершенно не понятно.

— Сейчас куда бежим? — Поинтересовался Тёма, когда они встали на перекрестке, пропуская транспорт.

— Пройдемся быстро по свидетелям. На тебе поквартирный обход. Пройдёшь по соседним квартирам, спросишь, когда видели последний раз, как выглядел, кто к нему заходил. Я мотанусь быстро в банк, он в паре кварталов от квартиры. Опрошу его коллег, узнаю, где проводил время, чем увлекался. Круг знакомых короче.

— Как мне представляться соседям? — озадаченно спросил Тёма, — журналистом?

— Нет, — подумав, ответил Тараканов, — говори, что ты частный детектив. Охотнее информацию дадут. Узнай, была ли у него подруга, как часто приходили гости, шумно себя вели или нет. Короче выжми все что сможешь. Потом жди меня около его квартиры. Нужно уложиться в час, не дольше.

Тёма расстался с Таракановым около дома, где проживал банковский служащий. Милиционер понесся дальше по улице в сторону банка. Муравей достал блокнот, осмотрел подъезд четырехэтажного дома и наметил себе план, как действовать. Потом, натянув на лицо глупейшее выражение строгой сосредоточенности, сбив шляпу на затылок, уверенно вошел в подъезд и постучал в первую дверь.

Через час Тараканов появился на горизонте и, быстро перебирая ногами, добежал до дома, где раньше жил толстый ленивый увалень по имени Оскар Папилионидис. Тёма решил действовать по своей схеме и, докладывая Тараканову о результатах поквартирного обхода, не преминул похвастаться своими способностями.

— Я не стал говорить, что я детектив. Это была тупая идея. Услышав, что за дверями стоит детектив, частный или милицейский, никто тебе дверь не откроет и уж точно не выскажет, что он думает на самом деле. Тут, главное заинтересовать собеседника самому выдать тебе всю информацию. И самое лучшее, что может так заинтересовать население нашей Округи, это деньги!

— Ты им деньги давал, что ли? — Буркнул Тараканов, — у меня на это средств нет. Так что сам виноват, если что.

— Нет, — весело сказал журналист, — я им говорил, что я страховой агент и ищу родственников и знакомых погибшего, так как он застраховал свою жизнь на крупную сумму. И теперь страховая компания ищет, кому эту сумму выплачивать. Естественно, тут все от жадности открывали рты и начинали выслуживаться перед тупым страховщиком. Почти у всех наших граждан есть неимоверная тяга к получению халявы. В общем, результат примерно такой.

И Тёма поведал внимательно слушавшему лейтенанту все, что смог узнать:

— Соседей оказалось всего семь. Пятеро из них пенсионеры. Один свободный художник и один работяга с консервного завода на больничном. Пенсионеры были как все пенсионеры: недовольные, сердитые, подозрительные, сходящие с ума от вынужденного безделья. В основном они почти сразу переходили на перечисление различных диагнозов и недугов, которыми болеют. Кого они видели вчера вечером около подъезда — не помнят, а запомнить до тридцати латинских названий всевозможных заболеваний и их симптомов, это запросто. От них удалось узнать, что у Оскара Папилионидиса не было родителей, он был сиротой и воспитывался в приюте. У него не было друзей, и к нему в гости почти никто никогда не приходил. Пара коллег по работе раз-два в месяц и все. Сам он уходил в восемь тридцать на работу, приходил в девятнадцать часов с работы. Ужинал дома, был фанатичным веганом. Девушек не водил. В выходные сидел дома или изредка прогуливался по улицам. Тратил много воды и громко включал телевизор.

От художника, маленького забитого армянского кузнечика с признаками аутизма по имени Айк Скачкаянс⁴¹, узнать вообще ничего не удалось. Тот просто не понял, о ком спрашивают и дико удивился, что у него есть сосед по фамилии Папилионидис. Картины его были страшные и непонятные, деньгами он не интересовался. На кухонном столе стояла тарелка с недоеденной травой и, скорее всего, этим он и питался. Этот либо откровенно врал, либо был действительно не от мира сего.

Последний из опрошенных, сильно возбудился при упоминании о страховой выплате. Им оказался злобный навозник, работяга, завидющий и от этого подозрительный. Судя по счетам, которые я стянул из почтового ящика, фамилия у него Геотрупов⁴². Имя он мне не назвал. Сидит дома вторую неделю на больничном листе со сломанными ногами. Что-то там такое на производстве произошло. Этот вывалил на «страховщика» поток ругательств на власти города, на соседей по дому, на коллег, на страховых агентов, прохожих, продавцов в магазине, детей, стариков, и паук его знает еще кого. Но глазенками прямо так и вцепился в меня, стараясь угодить и получить надежды на внезапное обогащение. По его словам, Оскар был толстым, ленивым увальнем, не умеющим добиваться своей цели. Целей у него тоже не было. Он получал несправедливо огромную зарплату и совсем не умел тратить деньги правильно. Родных у него не было. В гости к нему ходили мало. Сам он в гости нормальных соседей не приглашал даже на чай. Вот только последнюю неделю к нему заскакивали парочка странных на вид посетителей, вроде как осы, а вроде мухи. Геотрупов с трудом подбирал слова, попытаясь описать странных, невиданных им ранее представителей населения Округи. У них были крылья, достаточно длинные и какие-то нелепые. Худые. Полосы чередовались черные с желтыми, что и напомнило навознику об осах, которых он почему-то боится, хотя вряд ли видел хоть раз в жизни в живую. Глаза у них, по его словам, какие-то бешенные, недобрые. Бедный работяга аж передернулся при воспоминании о странных посетителях. Первый раз он их видел на прошлой неделе примерно во вторник, может и в понедельник. Так как вставать с кровати он начал в прошлое воскресенье, а видел посетителей на следующий день сначала в окно, а потом, когда выглянул на лестничную площадку. Второй раз он их видел, по всей видимости, в четверг вечером, когда стемнело.

— Неплохо, — сказал Тараканов, выслушав доклад журналиста, — очень неплохо. Это интересные сведения про ос.

— Ты про этих журчалок⁴³? — спросил Тёма, — я тоже за это уцепился и постарался побольше о них вытянуть. Но, к сожалению, все что смог.

— Немало. Это неплохая зацепка. Я про этих неправильных ос уже третий раз слышу, — задумчиво пробормотал Тараканов, хлопая папкой с бумагами себе по ноге.

— Слушай! — Воскликнул Тёма, — я же тоже уже про них слышал! Кого-то похожего видели после пожара около больницы. После того как сгорела лаборатория, на пожар притащился какой-то чудик и лазил по пеплу, что-то изымал. Мой сосед пожарный, он видел его там. Назвал его страховым агентом. Вот совпадение, — Тёма хохотнул, — похоже, все, кто представляется страховыми агентами, ими не является на самом деле.

— Интересно, — сказал Тараканов, — в банке я узнал, что последний раз он был на работе в четверг. По всей видимости, заболел. Несколько коллег сказали, что он был заторможенный, никого не узнавал. Некоторые обратили внимание, что он малоразговорчив, бледен и все время охал. Домой в четверг он ушел раньше времени, начальник его отпустил. В пятницу не позвонил и не пришел и коллеги решили, что слег с полиэдрозом или гриппом. В понедельник к нему домой пошли двое его коллег, и нашли двери открытыми, а Оскара в том виде, в котором его видел ты в морге. Намечается неплохая версия, да Тёма? У нас есть подозреваемые. Осталось найти мотивы.

Тараканов даже явно повеселел. Очевидно, он обрадовался, что у него есть чутье на преступления. По всей видимости, нарушение прямого приказа капитана Мастотерма очень беспокоило его как верного служаку. Но теперь появились данные, которые могли оправдать его поведение. В душе он все еще считал, что капитана просто ввели в заблуждение, и он ошибся, считая это самоубийством.

Уже начинало смеркаться, и Тараканов сказал, что он ночью продумает дальнейший план действий и если муравей захочет учавствовать в расследовании, то они созвонятся утром.

— Ну, пока Тёма, — сказал Тараканов, пожимая журналисту руку, — раскрутим мы с тобой дело, как думаешь?

— Ну конечно, — весело сказал муравей, — иначе нафига бы ты меня позвал.

Тараканов взмахнул рукой и отправился в сторону Управления милиции, Тёма посмотрел ему вслед и вдруг кое-что вспомнил.

— Тараканов, стой, подожди, — закричал он вслед удаляющемуся быстрыми шагами милиционеру, — постой.

Он догнал лейтенанта и тихо спросил:

— Слушай, лейтенант, а что с Трипсом? Его куда дели?

— Да никуда его не дели, — просто ответил Тараканов, — отпустили его в тот же день. Извинились и отпустили. Он домой ушел почти сразу, как ты меня про него спросил на улице.

— Вот как, — обрадовался Тёма, — значит все в порядке. Надо будет заскочить к нему завтра. А ты не знаешь, где он сейчас работает?

— В протоколе вроде стояло, что он заведующий биологической лабораторией при клинической больнице.

Они оба вытаращили друг на друга глаза.

— Она ж сгорела вчера днем! — Воскликнул Тёма, — я ж как раз пожарище-то и осматривал утром, когда тебя встретил около больницы!

— Интересно, — снова промолвил Тараканов, — нужно будет разобраться. Совпадение или нет. Давай до завтра. Сегодня уже поздно в детективов играть. Все, звони утром.

— До завтра, — грустно сказал муравей.

Он побежал в сторону дома. Нужно было закончить статью про работу милиции, и сразу начать писать про врачей.

Весь в мыслях о новой статье Тёма не заметил, как добежал до дома. Калверт еще не вернулся. На пороге лежала коробка, обмотанная синей почтовой лентой. Тёма посмотрел и сильно удивился, увидев на ней свое имя. Шагах в тридцати от дома полз почтальон Улит, спешащий по новому адресу. Тёма задумался, стоит ли поговорить с ним, но потом махнул рукой и побежал домой. Гипотетический разговор мог затянуться часа на полтора. Улит за пару дней далеко не уползет, а почтальоны у него в середине списка. Сначала холодный душ, потом кружка черного кофе, чтоб сбить зевоту и желание завалиться спать. При удачном стечении обстоятельств разогреть ужин, если таковой найдется в его холостяцкой норе. А потом работать. Тёма рванул по лестнице вверх и вбежал в свою квартиру, кинув посылку в прихожей на пол.

Глава 4. Вторник. Ночь, изменившая жизнь

Тёма сидел на кухне и, отодвинув пустые тарелки, писал в блокноте. Статья получалась неплохая, и образ бравых защитников порядка вызывал настоящую гордость. Переписав начисто то, что у него получилось, Тёма начал статью о медицинских работниках, как в дверь вдруг забарабанили.

— Открывай, Тёман, — донесся из прихожей голос Стрекози, — открывай быстрее!

Муравей понесся открывать дверь, надеясь, что Калверт притащил пару бутылок нектара. Но, вид пожарного, который вломился в дверь, был совсем не такой, который настраивает на приятный вечер.

— Пошли, поможешь, — громким шепотом, вращая глазищами, сказал он, — я подлетал к дому и в темноте углядел, как кто-то на дороге лежит.

— Алкаш какой-то, — зевнув, сказал Тёма, — чего ты переполошился так.

— А если и алкаш, — негодующе просвистел пожарный, в ярости открывая свои жуткие жвала, — его что, можно вот так бросить на улице помирать? А если дождь ливанет? А если таксист на него наедет сослепу?

— Ладно, ладно, — примирительно произнёс муравей, — пошли, поможем. Вызовем карету неотложки, на худой конец. Ты, прям мать Терезия⁴⁴ какая-то. Спасешь от дождя сначала, а потом башку откусишь.

Друзья спустились по лестнице на улицу и оказались в полной темноте. Тёма во мраке вообще ничего не видел и ориентировался только по светлому пятну приоткрытой двери своей квартиры. Стрекозя, очевидно, что-то различал в кромешном мраке. Он уверено двигался вперед и держал муравья за рукав, что бы тот не навернулся в канаву или яму. Ветер гнал по улице травинки и пыль. Было душно как перед грозой. Очевидно, по небу неслись тучи, так как звезд не было видно. На несколько секунд выглянул между тучами обломок луны. Тут Тёма увидел, что на дороге что-то трепещется под порывами ветра. Они подошли вплотную, и журналист разглядел очертания крыльев бабочки.

— Может мотылек шандарахнулся в чьё-то незакрытое окно? — Предположил он.

По закону, все жильцы Округи после захода солнца были обязаны закрывать ставнями или занавешивать окна плотными портьерами, чтобы ночные жители могли спокойно заниматься своей работой, не теряя ориентации в пространстве. Часто происходили инциденты, когда какая-нибудь пьяная компания забывала затянуть светонепроницаемые шторы и ночные мотыльки врезались в стены домов. Были даже летальные исходы.

Друзья добрались до неподвижного тела, и снова луна на мгновение осветила улицу. Тёма рассмотрел на проезжей части, на животе лежит девушка, одно крыло ее подвернулось, второе трепыхалось на ветру. Руки и ноги были неестественно выгнуты. Товарищи бросились к ней. Стрекозя подхватил тело бабочки на руки, и Тёма громко помянул пауков, увидев, как в лунном свете блеснула на земле кровь.

— Идиоты мы, — проворчал он, — у меня же фонарь в прихожей висит. Она живая?

Стрекозя, промолчав, понес её в сторону их домика, всматриваясь в лицо девушки.

Муравей побежал за ним. Пожарный в два скачка влетел по освещенной лестнице на второй этаж и внес бабочку в Тёмину квартиру. Он сразу положил ее на диван в маленькой гостиной и унесся в ванну. Муравей запер дверь и, войдя в комнату, узнал в пострадавшей новенькую журналистку из его редакции, бабочку по имени Тиза. Её лицо было покрыто кровью пополам с грязью, прическа растрепалась, и из нее торчала солома, блузка разорвана от правого плеча до поясницы и вся спина была мокрой от крови. Глаза бабочки внезапно открылись, и она осмысленно посмотрела на муравья, склонившегося над ней.

— Да где у тебя аптечка-то? — Закричал из ванны Стрекозя, — у тебя вообще есть хоть что-то?

— Аптечка? — Удивленно спросил Тёма, — а зачем мне аптечка?

Он во все глаза таращился на Тизу и не мог пошевелиться.

— Зачем?! — В ярости вскричал пожарный, выскакивая из ванны с мокрым полотенцем в руках, — Пихту тебе в… А вот затем! Вот для такого вот случая у каждого нормального есть в ванне аптечка! На. Оботри ей лицо и шею. Таз у тебя есть? Набери воды горячей в таз. Да чего ты столбом-то встал, кретин! Она не дышит почти уже! Я за аптечкой! Сейчас вернусь!

Тёма побежал на кухню, схватил кастрюльку, и налив в нее воды поставил на плиту. Потом вернулся к бабочке, которая слегка пошевелилась и негромко простонала.

— Надо в больницу везти ее, — сказал Тёма сам себе, — при чем тут аптечка.

— Нельзя в больницу, — простонала Тиза. Испуганные большие глаза закрылись, и он выгнула спину так, будто в ней торчала рукоятка ножа.

— Нельзя в больницу, они найдут меня! — Повторила она, — нельзя. Спрячьте меня, пожалуйста! Помогите мне!

У муравья было ощущение дежавю. Ему показалось, что совсем недавно все это уже происходило. Тёма подсунул одну руку ей под голову и, придерживая другой рукой начал мокрым полотенцем вытирать девушке лицо. Бабочка вдруг стала судорожно выдираться из его рук, открывая и закрывая рот, стараясь вдохнуть воздуха. Глаза ее широко распахнулись, и в них четко проступил ужас перед смертью. Тёма бросил полотенце на пол и крепко сжал ее руки в своих, сам не понимая, что он делает. В комнату вбежал Калверт с большой сумкой в руках. На сумке красной изолентой был налеплен кривой крест.

— Ты чё творишь, — заорал он, — отойди, придурок! Дай ножницы! Тащи таз с водой!

Пожарный стащил Тизу на пол и начал делать ей дыхание рот в рот и массаж сердца⁴⁵.

— Срезай с нее блузку, — командовал он муравью, — смотри, где есть раны. Откуда кровь идет? Возьми большую белую бутылку из сумки, смочи полотенце из нее и промокни раны. Нужно понять, насколько они глубокие и нет ли там инородных предметов.

Тёма содрал с Тизы остатки блузки вместе с маечкой и бросил их в угол комнаты. Сильно пахло кровью. Он увидел на правом плече бабочки рваную глубокую рану из которой сочилась кровь. Пока он копался в сумке и искал в ней большую белую бутылку, а потом пытался открыть ее, пожарник делал бабочке массаж сердца, шепча страшным голосом в такт своим движением: «Систола, дистола, систола, дистола». Наконец раненая судорожно вдохнула сама, снова выгнула спину и застонала.

— Поворачивай ее на бок, — скомандовал Стрекозя, — куда ты ее крутишь, убогий? На левый бок поворачивай! Да хорош пялиться! Полотенце давай. Рана только здесь? Нужно продезинфицировать и зашить. Ищи пакетик с иголкой и ниткой. Желтый он такой, небольшой. Зашивать раны, конечно, не умеешь? Вот ты блин дегенерат! Возьми шприц из упаковки, набери два кубика вот из этой бутылочки и сделай уколы ей в это плечо. Один ниже раны, другой выше. Спиртом протри сначала, телепень.

Муравей, наконец, начал быстро и четко выполнять приказы друга. Он промыл рану на плече, а Калверт мастерски зашил ее, наложив двенадцать аккуратных швов и плотно забинтовал. На лице у Тизы была рассечена бровь, ее просто промыли и залепили пластырем. Сзади на шее оказалась еще одна рана, которую сразу не заметили. Стрекозя сначала опешил, так как зашить ее было невозможно. Рана представляла собой небольшое круглое отверстие, сделанное будто дыроколом. Кровь из нее не шла, хотя блузка на спине была вся залита кровью. Стрекозя наложил перевязку как на колотую рану и туго забинтовал. Руки и ноги бабочки были в царапинах, но не глубоких. Стрекозя заставил Тёму снять с бабочки порванные чулки, промыть ранки прямо из бутылочки, насухо обтереть и смазать йодом. Переломов, на первый взгляд, у пострадавшей не было.

— Надо бы в милицию бежать, — сказал полувопросительно Тёма. Он, не отрываясь, смотрел на выпуклую грудь бабочки, которая резко подымалась и опускалась, в такт ее дыханию, — или Скорую вызвать. Вдруг сотрясения какие, или внутренние повреждения. Давай я от тебя позвоню, а ты около нее посидишь.

— Давай, — ответил Стрекозя вытирая руки полотенцем, — положим ее сначала на диван. Девушка, а девушка, вы меня слышите?

— Ее Тиза зовут, — прошептал Тёма, — она из нашей редакции. Я ее видел пару раз, но фамилию не знаю.

— Тиза, — позвал пожарник, — вы меня слышите? Мы сейчас положим вас на диван и накроем одеялом. Раны у вас не смертельные. Все будет хорошо. Тёма сейчас сбегает и позовет помощь. На вас напали на улице? Кто это был? Вы запомнили лица? Приметы? Сколько их было?

Тиза снова выгнула спину и, широко раскрыв глаза, горячо зашептала:

— Мне нельзя в больницу! Помогите мне, спрячьте меня. Они найдут меня и убьют. В милицию нельзя тоже! Они все в сговоре! Они снова придут за мной и убьют меня! Помогите мне, пожалуйста. Помогите! Спрячьте меня!

— Конечно, конечно, мы поможем, не волнуйтесь так. Вам нужно отдохнуть. Тёмка притащи воды, ей нужно много пить. От кровопотери у нее обезвоживание и бред. Мы оставим вас здесь, не переживайте.

— Мне нельзя в больницу, — снова проговорила Тиза, умоляюще глядя на друзей большущими красивыми глазами.

Тёма приволок стакан с водой, друзья вдвоем помогли бабочке приподняться и дали ей напиться. Тиза сделала несколько конвульсивных глотков, поперхнулась и закашлялась. Товарищи взяли ее на руки и положили на диван. Бабочка закрыла глаза и тяжело дышала.

— Да хорош ты пялиться, — зашипел на друга Стрекозя, — тащи одеяло и рубашку какую-нибудь свою. Только чистую.

— Не пялюсь я, — огрызнулся Тёма, — что я грудей, не видел, что ли. Грудь как грудь, — бормотал он, роясь в шкафу в поисках чистой рубашки, — обычная красивая женская грудь. Что в ней такого? И не пялился я. Так, просто рассматривал.

Калверт накрыл Тизу пледом и подсунул ей под голову подушку, но она снова выгнула спину и Стрекозя подушку убрал. Он озадачено смотрел на девушку, которая неожиданно крепко заснула. Рука ее свесилась с дивана. Он положил руку обратно и накрыл пледом. Тёма принес одеяло со своей кровати и чистую клетчатую рубашку ковбойку.

— Мне кажется, у нее какая-то внутренняя травма, — произнес Стрекозя задумчиво.

— Так что, как думаешь, — спросил муравей шепотом, — идти за помощью? Или пока подождем? Мне не кажется, что она бредит про опасность.

— Рана в принципе, хоть и глубокая, но не критичная, — сказал Стрекозя, — выключи свет верхний, оставь только торшер. Пошли на кухню поговорим. Она сейчас пусть спит. Дверь входную запер?

— Конечно!

Друзья ушли на кухню и начали обсуждать происходящее негромким шепотом.

— Так вот, — продолжил Стрекозя, — она не столько от раны, сколько, по-моему, от страха в шоковом состоянии. Кто-то ее очень сильно напугал. Откуда ты сказал, знаешь ее?

— Видел ее пару раз в редакции, — ответил Тёма, включая кофемашину, — она, кажется, была у нас в отделе по связям с общественностью или в отделе социологических опросов. Не успел я с ней поближе познакомиться. Вчера на нее главный редактор сильно орал. Уж не знаю, в чем она провинилась.

Тёма сварил крепкий кофе, налил две большие кружки и, добавив молока и кленового сиропа из бутылки, отнес на стол. Одну кружку он поставил перед Калвертом и подвинул к нему блюдо с рогаликами. Рогаликам был, наверное, месяц и они окончательно превратились в сухари, отчего стали только вкуснее. Они сделали по паре глотков, и Тёма с хрустом разгрыз один рогалик, рассыпая во все стороны крошки.

— Думаешь, на нее кто-то напал? — Спросил он соседа, — рана на спине. Значит, она либо убегала от преступника, либо на нее накинулись сзади внезапно.

— Мне не нравится та ранка на шее, — сказал Стрекозя, — странная она какая-то. Будто толстым экстрактором ткнули, и часть тканей из тела забрали на пробу. Вот не к ночи, но хочется упомянуть энтомологов…

— Не хочется мне рисковать и обращаться в милицию, — сказал Тёма, — давай дождемся, когда она придет в сознание и все расскажет. Не зря же она так просила. Может там маньяки какие за ней гоняются. Я лучше утром с Таракановым свяжусь и ему расскажу.

— Я завтра выходной, — сказал Стрекозя, — так что могу с ней посидеть, а ты ночью подежуришь. Я сегодня устал как навозник, весь день на крыльях. Так что, я спать иду к себе, а ты, если что, буди меня сразу как обычно, палкой по трубе отопления. Прибегу. Если проснется, дай сначала напиться, помоги надеть рубашку и может, какие домашние брюки у тебя есть, на ней юбка вся в клочья порвана.

— Думаешь, снасильничать кто-то хотел? — Спросил Тёма, — шла вечером домой, а ее кто-то подкараулил у подъезда. Красивая она девчонка.

Стрекозя допил кофе и стукнул кружкой об стол. Он встал, потянулся и, широко раскрыв свои жуткие жвала, громко зевнул.

— Ты хоть о чем-нибудь кроме секса когда-нибудь думаешь вообще? Все, я спать. Зови, если что. И не приставай к ней, извращенец.

Стрекозя, осмотрев Тизу и пощупав ее пульс, ушел к себе. А Тёма налил себе еще кружку кофе и уселся около дивана прямо на пол, всматриваясь в лицо пострадавшей. В розовом свете, падавшем от торшера, лицо Тизы показалось ему таким милым, что он не мог оторвать от него взгляд. Ресницы загибались к самим векам и трепетали в такт ее неровному дыханию. Грудь ее поднималась и опускалась, словно она все еще бежала в темноте, в ужасе оглядываясь назад. Губы полуоткрылись и пересохли. Тёма сходил в ванну, взял чистое полотенце и смочил его под краном. Он присел около бабочки на колени и сначала аккуратно прошелся по ее лбу и щекам, стирая остатки грязи, а потом чистым кончиком смочил ей губы. Губы были полные, темно-красные, как спелые вишни и Тёме жутко захотелось ее поцеловать. Он сдержал дурацкий порыв и снова сел рядом, вслушиваясь в ее дыхание.

Через несколько минут тишины, Тёма потихоньку поднялся и нашел в комнате свой альбом для эскизов. Он сел около торшера на пол и сделал сначала четыре точных наброска с Тизиного лица. Потом два легких наброска всей фигуры, лежащей на диване под пледом. Уловив все тонкости, он начал импровизировать и набросал с десяток рисунков в разных позах. Сидящую в кресле; смеющееся лицо; задумчивая; с чашкой чая в руках за столиком в уличном кафе; лежащую в ванне с пеной; с книгой на диване. Он не торопясь вернулся к первым наброскам лица Тизы и начал доводить один из них штриховкой до совершенства, играя с тенями и светом. Его уверенная рука выделяла мельчайшие подробности лица, а фантазия рисовала в душе страшные картины ночи, которую пережила несчастная девушка. Он вдруг очень ясно осознал, что если бы они не подобрали девушку, то она не дожила до утра. Тёма бросил быстрый взгляд на лежащую на диване красавицу и понял, что у нее открыты глаза. Бабочка смотрела на него, не отрываясь и не моргая. Потом спросила очень тихим голосом:

— Ты рисуешь меня?

Муравей положил альбом на пол и подполз к Тизе на коленях.

— Тебя рисую, — тихо ответил он и поправил сползающий плед, — тебе не холодно? Как ты?

— Все хорошо, — ответила бабочка, — только шея болит. И плечо. И руки. И немного ноги.

Она улыбнулась так, как Тёме еще никто не улыбался. Волна сладкого аромата ударила ему в голову.

— Я принесу тебе воды, — поспешно сказал он, — прости, что я пялился на тебя пока ты спала, но я боялся сам заснуть.

Он сходил на кухню и налил воды в стакан, потом подумал секунду и включил кофемашину. Муравей вернулся в гостиную и увидел, что Тиза уже сидит на диване, стараясь завернуться в плед.

— Вот вода. Ты есть хочешь? Я могу что-нибудь для тебя приготовить. Вот моя рубашка, одень, если сможешь сама. Она чистая. Твоя блузка… Ну, в общем, твоей блузки больше нет. Ты одевайся, а я кофе сделаю. Будешь кофе?

— Спасибо, — сказала Тиза, — я бы сладкого чая с мятой.

— Отлично! У меня есть мята и печенье. Правда, печенье соленое.

Тёма снова побежал на кухню и пока закипал чайник, он достал новую пачку печенья и высыпал ее в вазочку. Потом сварганил себе еще одну большую кружку кофе и заварил несколько сушеных листиков мяты в чайнике. Он взял чашку чая и вазочку с печеньем и понес в гостиную. Тиза сидела на диване, одной левой рукой придерживая концы пледа на груди, а второй пыталась переворачивать страницы в альбоме.

— Придется тебе помочь мне одеться, — сказала девушка, — эта рука совсем не поднимается, а эта забинтована. И голова закружилась очень.

Она кротко улыбнулась и встала, придерживая плед.

— Ты помоги раненую руку всунуть в рукав и застегнуть, а остальные я сама.

Тёма поставил вазочку и чашку на столик и неловко начал подавать рубашку. Тиза повернулась к нему спиной и уронила плед на пол. С трудом подняв кверху крылья, она продела здоровые руки в рукава, а потом, охнув и качнувшись, постаралась попасть второй рукой. Тёме пришлось самому взять ее руку с плотно забинтованным плечом и затолкать в рукав. Муравей тёрся лицом о ее крыло, а пыльца попадала ему прямо на губы. Он слизывал ее и, зажмуриваясь, вдыхал сладкий аромат то ли меда, то ли карамели. Под панцирем у него пробегали мурашки. Тиза морщилась и крепко ухватилась за него. Пока Тёма, путаясь в полумраке, застегивал пуговицы на груди бабочки, Тиза рассматривала муравья с какой-то грустной улыбкой.

— Спасибо, — сказала она, когда все было закончено, — тебя ведь Тёма зовут? Я видела тебя несколько раз в редакции. Мне бы присесть, кружится все.

— Да, я тоже тебя видел, — сказал Тёма, усаживая Тизу и снова накрывая ей плечи пледом, — такой красотки еще не было в наших газетных пенатах.

Тиза взяла чашку чая, а Тёма присел рядом, держа в руках вазочку с печеньем. Бабочка сделала несколько аккуратных маленьких глотков, а муравей не сводил с нее очарованного взгляда. От печенья Тиза отказалась и попросилась снова лечь на диван. Тёма убрал посуду и помог ей накрыться, потом притащил одеяло и накрыл ей ноги.

— Сможешь рассказать, что произошло? — Спросил он, усаживаясь на краешек дивана, — мой друг, сосед с первого этажа, зашил тебе рану на плече, но боится, что есть какие-то внутренние повреждения. Может утром все же отвезти тебя в больницу? У меня там есть знакомые. Кто на тебя напал?

Тиза прикрыла глаза и тяжело вздохнула. Несколько минут она молчала, и Тёма уже решил, что бабочка снова уснула. Но она внезапно снова распахнула свои длиннющие ресницы и сказала:

— Меня хотели убить. За мою статью, которую я начала писать. Я кое-что узнала и это просто жуткая тайна. Очевидно, что тут замешаны и мэр, и термиты и многие в нашей Округе. Вопрос стоит о тотальной милитаризации нашего общества.

— О чем? — Не понял муравей.

— О создании в Округе боеспособной армии, которая по приказу командования будет убивать других насекомых.

— Отличная должна получиться статья, раз за нее хотят убить. Даже позавидовать можно, — Тёма ухмыльнулся, — мне бы такая тема хоть бы раз в жизни попалась.

— Не смейся, это правда, — не обидевшись, сказала бабочка.

— Не представляю себе, с кем собрался у нас мэр воевать.

— Все идет от руководства, — шепотом сказала Тиза, — мэрия планирует какую-то войну. Я не все узнала.

— Расскажи, лучше, кто тебя старался убить. Может, это не из-за статьи было? Просто уроды какие-нибудь снасильничать хотели? Или грабануть?

— Нет, — устало ответила Тиза, откидываясь головой на подушку и морщась от боли, — они спрашивали меня про материалы для статьи, которые оказались у меня совершенно случайно.

— Ну, раз так, — Тёма почесал себе затылок, — надо думать, как тебя спасать, к кому обращаться за помощью. Прятать тебя или наоборот предавать дело огласке. Общество так просто не дает никого убивать у нас в Округе.

— Сейчас нет сил, — ответила Тиза, — и не хочется рассказывать. Сейчас так тихо и спокойно. Только я и ты рядом. Покажи рисунки. Там только я нарисована?

— Не только. Я туда много кого рисую, когда делать нечего. Такое, правда, редко, бывает, — Тёма вдруг засмущался, — там и другие девушки есть.

Тиза приподнялась, и Тёма подпихнул ей под спину подушку, чтобы было повыше. Бабочка благодарно улыбнулась ему.

— Спасибо, Тёма, — сказала она, — спасибо, что спас меня.

— Ну. Не столько я. Тут скорее моего соседа благодарить надо, — он отвел глаза в сторону, — Стрекозя заметил тебя на улице. Да и зашивал рану он. Я ни паука не умею.

— Все равно, тебе спасибо. Помоги листать страницы. А это кто?

— Тоже ты, — смущённо сказал муравей, — тут ты танцуешь. Это платье у тебя такое, развевается.

— Ничего себе, — восхищенно сказала девушка, — как ты это нарисовал? Я же просто лежала на диване! Ты обалденный художник.

— Ну, не такой чтобы уж очень обалденный. С детства рисую. Учился в художке. Дядя настоял, чтобы я диплом получил.

— А это ты летишь надо мной в костюме супергероя Могучего Пчела из комиксов?

Тёма молча перевернул страницу, окончательно застыдившись.

Они продолжали рассматривать альбом в тусклом свете торшера. Тишину за окном прорезали какие-то безумные вопли пьяной цикады. Слышалось, как по улице шла компашка навеселе. Цикада орал песню, а пара сверчков ему пытались вторить пьяными голосами. Веселая компания прошла мимо дома, что-то загремело по мостовой. Раздался сдавленный вопль и быстрые шаги простучали, удаляясь в сторону центра. Кто-то громко всхлипнул, как после долгого плача. Значит, был уже четвертый час ночи, и бары закрылись, подумал про себя Тёма.

— У тебя есть кто-нибудь? — Внезапно тихим голосом спросила Тиза.

— В смысле девушка? — в голове у муравья все поплыло.

— Да, в смысле девушки, — Тиза улыбнулась и прикрыла глаза ресницами, — встречаешься с кем-нибудь? Я здесь видела рисунок симпатичной такой муравьихи.

— Никого нет. Только друзья. Знакомых много, сестра есть. Это я для нее рисовал. Ну, она попросила меня, так ее нарисовать. Может, хотела, там, ну, соблазнить кого-нибудь. Я не знаю для кого…

— Но получилось очень эротично — такие ножки, туфельки, — хихикнула бабочка, — с натуры рисовал, или по памяти?

— Нет, не с натуры, конечно, — деланно засмеялся Тёма, — Что ты. Пфу. Станет она мне так позировать. С чего бы ей так. По памяти, конечно, рисовал.

Тёма на минуту задумался над своими словами. Тиза громко рассмеялась, но охнула от боли и, не сдержавшись, снова фыркнула от смеха, глядя на озадаченное лицо муравья.

— А постоянной девушки не было? Невесты, например, — сказала, Тиза перелистывая страницу.

— Нет, постоянной, не было никогда. Жениться я как-то не планировал еще.

— У меня как-то тоже никого нет. Я недавно в городе. Даже друзей толком еще не появилось.

— А откуда ты? — Спросил Тёма шепотом, и подвинулся ближе, делая вид, что поправляет плед.

— Ну, — Тиза поежилась под пледом, — откуда? Появилась просто из ниоткуда и все. Надо же жить и работать на новом месте. Вот и приходится как-то устраиваться. Мы, бабочки такие. Сегодня тут, завтра там. Куда хотим, туда летим. Только, чаще всего не знаем, куда хотим.

— А остаться на одном месте не хочется? — Спросил Тёма, сам не зная зачем.

— Сейчас хочется, — сказала Тиза странным голосом, — сейчас очень хочется.

— Почему именно сейчас? — Тёма посмотрел Тизе в глаза и утонул в них. Он склонился над бабочкой и она потянулась ему навстречу. Их губы соприкоснулись, и горячая волна ударила Тёму и прокатилась по всему телу. Он крепко прижался к девушке и несколько мгновений не отдавал себе отчета, кто он, где он и что происходит. Чувство и влечение переполнили его. Тиза вдруг застонала, и Тёма отпрянул в ужасе и смущении.

— Прости, — зашептал он горячо, — Тиза прости, больно сделал? Где болит?

— Ничего, ничего, — прошептала Тиза в ответ, — просто опять спину кольнуло сильно. Ох. Помоги на бок повернуться. Ног что-то не чувствую. Будто как отсидела, затекло всё.

Тёма помог бабочке лечь на бок и подтянуть колени к животу. Он накрыл ее снова пледом, который почти слетел на пол. Некоторое время они сидели молча. Потом муравей собрался с духом и сказал:

— Прости, Тиза. Ты очень красивая. Я как-то не сдержался. Дурак я.

Он с досады стукнул себя кулаком по голове.

— Перестань, ну что ты, — ответила бабочка, — я сама обо все позабыла. Ты очень хороший. И милый. Я же должна тебя как-то вознаградить за все.

Она искоса поглядывала на него снизу и в полумраке ее лицо показалось Тёме сказочно прекрасным.

— То есть, это была награда? — Спросил он.

— Нет, дурачок, — проворковала девушка, — это — только аванс. Ох, Тёма, что-то меня подташнивает. Отведи-ка меня в ванну.

Тёма подскочил как пружина и суетливо старался поддержать бабочку, когда она вставала, потом помог добраться до ванной комнаты и прикрыл за девушкой дверь. Тиза пустила в раковину воду, а он прислонился к стенке. Муравей ударился затылком о стену в отчаянии.

— Вот, идиот, — пробурчал он про себя, — ну что же я за идиот!

Он стоял сначала около двери в ванную комнату, слушая, как льется вода в раковину. Других звуков вычленить он не смог и тихонько поцарапался в дверь. Тиза не ответила. Тёма приложил губы к щели и прошептал:

— Тиза, ты там как? Все нормально?

— Все хорошо, — раздался приглушенный голосок из ванны, — дай мне пару минут, пожалуйста.

— Ладно, ты крикни, если что, — Тёма почувствовал себя совсем плохо и отошел от двери. Он сначала попытался вымыть посуду, но пустив воду в раковину на кухне, вдруг испугался, что напор воды для Тизы ослабнет или она обожжется. Тёма закрыл воду и сел за стол. Потом через пару секунд вскочил и собрал всю грязную посуду в раковину, вытер тряпочкой стол от крошек. Начал подметать пол и тут дверь в ванную открылась и Тиза позвала:

— Тёма, подойди, пожалуйста.

Муравей кинул веник на пол и рванулся к ванне.

— Что случилось? Что нужно?

Тиза приоткрыла дверь и выглядывала в щелочку. Вид у нее был бледный.

— Прости меня, — зашептала Тиза в полуоткрытую дверь, — мне что-то нехорошо совсем. Можно я лягу и посплю.

— Конечно, — ответил Тёма, приблизив свое лицо к ее лицу, в щели между дверью и косяком, — конечно, пошли в спальню. Я помогу.

Тиза не отпускала с той стороны дверь и явно смущаясь, сказала:

— Я тут немного испачкала у тебя. Нет сил убирать. Рука болит сильно, шея…

Её голос совсем перешел на шепот, а глаза стали закрываться. Тёма рванул дверь на себя и подхватил бабочку на руки. Тиза потеряла сознание.

Примечания

32

Кирура и Винула Гарпиевы — от лат. Cerura vinula — ночная бабочка семейства Хохлатки, или Большая Гарпия. Нет, ну вы гляньте на фотки этой чудо-гусеницы!

33

Гражданин Оскар Папилионидис — фамилия образована от лат. Papilionidae — семейство чешуекрылых, подсемейство бабочек Парусников. Имя Оскар автор брал с определенным намерением, но, к сожалению, к моменту составления словарика совершенно вылетело из головы с каким именно. Простите. Просто Оскар.

34

Кузнечик Сачков образовано от Кузнечиковые лат. Tettigonioidea — надсемейство прямокрылых насекомых подотряда длинноусых. Без каких-либо задних мыслей — кузнечик Семен с фамилией Сачков, ничего необычного.

35

1702/1792 — это зашифрованная дата: 17 февраля 1792 — дата рождения Карла Эрнст фон Бэра (нем. Karl Ernst von Baer). Одного из основоположников эмбриологии и сравнительной анатомии, академика Петербургской академии наук, первого президента Русского энтомологического общества, основанного в 1859 году в С. — Петербурге, одного из основателей Русского географического общества.

36

Иоган Фаустович Долгоносов — имя образовано от имени Иоганна Фауста (1832 — 1903 гг.), немецкого энтомолога, крупнейшего знатока семейства долгоносиков лат. Curculionidae. Фамилия персонажа образована от семейства Долгоносики, или слоники лат. Curculionidae. Крупное, если не крупнейшее семейство жуков, насчитывающее более 50 тысяч видов. Запоминающаяся черта внешнего вида — вытянутая передняя часть головы, так называемая головотрубка, благодаря которой они и получили русское название.

37

Хитиновая оболочка — упрощенное упоминание кожного покрова насекомого. На самом деле твердая оболочка называется кутикула, и состоит из четырех слоев: гиподерма, эндокутикула, экзокутикула и эпикутикула. Эндокутикулы и экзокутикулы составляют прокутикулу и содержат до 60% хитина. Прозрачной бывает только слой эндокутикулы. Так что в романе приведен не совсем научно-обоснованный факт.

38

Действительно, насекомые подвержены ЗППП (заболевания, передающиеся половым путем). Сифилиса у них, конечно, не бывает, но на сегодняшний день известно более 73 видов эктопаразитов, протистов и грибов. Есть очень интересные статьи в Инете на тему сексуальной жизни насекомых, но ищите их сами (желательно анонимно!). Половые взаимоотношения и извращения у насекомых еще те… Человечеству остается только завидовать.

39

Муравьи не потеют в нашем понимании этого термина. У насекомых вообще нет потовых желез, как и, например, у птиц, и даже более сложных млекопитающих — свиней и кроликов. Органы выделения представлены мальпигиевыми сосудами, впадающими в пилорический отдел задней кишки. Функцией их является выведение из организма конечных продуктов обмена веществ, главным образом мочевой кислоты. Но в книге потеют все насекомые, так как это прикольно и, намного антропоморфнее, чем, если бы они не потели. Также муравьи не умеют спать. Тёмант же хочет спать почти всю книгу. Действительно, бездельник.

40

Алексей Иванович Колорадский — имя и отчество персонажа даны в честь Алексея Ивановича Куренцова (1896 — 1975 гг.). Советского биолога, энтомолога и биогеографа, основателя дальневосточной школы энтомологов. В 1992 году в честь ученого названо одно из российских научно-исследовательских судов — «Профессор Куренцов» (порт приписки — Мурманск, родной город автора), приписанное к Морской арктической геологоразведочной экспедиции (МАГЭ). Фамилия Лёшика образована от Колорадский жук лат. Leptinotarsa decemlineata — вид насекомых из семейства жуков-листоедов. Жуки и личинки этого вида питаются листьями растений семейства пасленовых, что делает их опасными вредителями сельского хозяйства.

41

Айк Скачкаянс — имя персонажа дано в честь армянско-иранского энтомолога Айка Мирзаянса, основателя Научно-исследовательского института по вредителям и болезням растений в Тегеране. Его личная коллекция, переданная в 1945 году в музей Тегерана, стала основой крупнейшей на сегодняшний день коллекции насекомых в Иране. В его честь названы несколько десятков таксонов, а также Музей насекомых имени Айка Мирзаянса. Фамилия персонажа образована от Армянский скачок лат. Montana armeniaca, вид кузнечиков рода Монтана обитающих в Иране и Армении.

42

Геотрупов — фамилия образована от лат. Geotrupes stercorarius, навозник обыкновенный, вид жуков-навозников семейства лат. Geotrupidae. В принципе неприятные личности, но крайне полезные для экологии, а в случае Округи — для экономики, так как работают за минимальную зарплату, по 12 часов ворочая огромные шары из… сами знаете… чего.

43

Осы — не имеющее строго научного определения название некоторых насекомых из подотряда стебельчатобрюхие лат. Apocrita отряда перепончатокрылых. В принципе — это все жалящие стебельчатобрюхие, не относящиеся к пчёлам и муравьям. Нахождение на территории Округи и близлежащих подконтрольных Королеве термитов земле, для большинства этих видов строжайше запрещено. За исполнением этого закона строго следят сами термиты и, в случае появления поблизости одиночных ос или паукообразных играется общая боевая тревога с выходом в патруль отрядов боевых термитов. Динэргатов на такие вылазки не посылают. Тёма сомневается, что в Округе могут безнаказанно находиться одиночные осы и считает, что это были Мухи-журчалки лат. Syrphidae из семейства двукрылых насекомых из подотряда короткоусых лат. Brachycera. Чаще всего они совершенно безобидны, имитируя окраску ос, но и среди них встречаются инквилины, внесенные в «Черную книгу», такие как шмелевки лат. Volucella и муравьиные журчалки лат. Microdon. См. также ссылку 87.

44

«Мать Терезия». Измененное имя спорного исторического персонажа человеческой истории. Сами решайте, оскорбление это или похвала.

45

«Делал бабочке массаж сердца». Конечно, у насекомых есть сердце, но совсем не такое как у остальных животных, обладающих этим органом. Сердце представлено в виде длинного трубчатого органа, продольно располагающегося внутри брюшка и разделенного на камеры. На своем протяжении оно имеет несколько «вздутий» соответственно сегментам брюшка; каждое из них представляет собой отдельную камеру. Самостоятельные сокращения сердца насекомого слабы и представлены только невыраженными перистальтическими волнами. Поэтому основной контроль над работой сердца осуществляет нервная система, которая через определенные промежутки времени подает к мышцам сигналы, вызывающие сокращение камер. Момент сокращения называется систолой, расслабления — диастолой.