Цикута

Петр Алексеевич Ширяев, 1927

«… Вениамин Аполлонович Гудим встал и протянул юноше руку. В глухом его голосе будто открылась фортка, и стало приветливым суровое лицо. – Ну, здравствуйте, товарищ! Присаживайтесь! От кого у вас ко мне явка? Юноша горячо пожал протянутую руку и ужасно заторопился, когда начал рассказывать. – Вы – товарищ Макс? Я из Нижнего. Я – Николай. Я приехал, я… Вы знаете, что Михаил Семенович арестован. Арестована Фаня, Леонид, Василий Васильевич, вся наша организация провалилась…»

II

Буйный, пестрый букет цветов озарял большую комнату свежестью красок, и от них в комнате казалось рассветней и больше воздуху. Невольно вспоминалось поле, где так много неба. И, может быть, от этого печаль на красивом лице Наташи проступала ярче и запоминалась. Она сидела у окна, сцепив на колене голые, обвеянные загаром руки. Николай только что кончил печальный рассказ о разгроме нижегородской организации. Он в первый раз видел Наташу. Наташа впервые видела его.

— Когда вы приехали? — мягко, будто по бархату прошла словами, спросила Наташа.

— Сегодня утром. Я с вокзала прямо к товарищу Максу.

— Макс, конечно, читал вам поучения, а чаю не предложил, — с улыбкой встала Наташа. — Он у нас такой… Понравился он вам?

Такая же тихая и мягкая в движениях, как и в словах, она неторопливо накрыла стол, принесла самовар, колбасу, сыр и, усевшись против Николая, строго следила за тем, чтобы он ел и сыр, и колбасу, и ватрушки.

— Ешьте и не возражайте! Люблю, когда едят с аппетитом. Простите, я не дослушала, что вы сказали о Максе?

— У него очень большие глаза. Такие… кажется, одни глаза, а ничего другого нет!

Наташа серьезно сказала:

— У него большое сердце… Вот поработаете у нас — убедитесь. Сколько вам лет?

— Двадцать один… То есть, почти двадцать один, — смутившись, поправился Николай и, помолчав, неожиданно добавил: — В ноябре сравняется двадцать…

— У вас в Нижнем есть родственники?

— Сестра Лиза.

— Это у нее лежит шрифт? Она беспартийная?

Наташа задумалась. Николай исподлобья наблюдал за ней. На одном из пальцев правой руки она носила кольцо. Николай посмотрел на кольцо и спросил:

— Вы та самая Наташа… Ваш муж осужден по делу киевской организации?

Наташа тихо кивнула головой.

— А вы откуда знаете? Вам говорил Макс?

— Нет, Михаил Семенович рассказывал…

Наташа не спросила, когда и что рассказывал Михаил Семенович Николаю; обвела пальцем узор скатерти, и, подавив вздох, выпрямилась.

— Я вас, товарищ, пока направлю в Кусково на дачу. Там поживете для дезинфекции, оглядитесь. Потом и на работу. Паспорт у вас есть?

— Да.

— Надежный?

— Настоящий.

— А деньги?

— Тоже есть.

— Сколько? А ну… показывайте вашу кассу! Рубль десять копеек?! И это все?! — рассмеялась Наташа, заглянув в кошелек. — Да вы комик!

Она достала из стола пятнадцать рублей и всунула их в кошелек Николая.

— Теперь вы нелегальный, не рассуждайте!.. Кстати, возьмите цветочков, подарите их от меня Оле. Хозяйку дачи зовут Ольга Александровна, запомните. Там очень хорошо, отдохнете и успокоитесь, а работы у нас хватит…

Проводив Николая, Наташа подошла к раскрытому окну и, выждав, когда он выйдет из подъезда, долго наблюдала за ним. Выйдя из подъезда, Николай посмотрел на номер дома, где жила Наташа, и, словно запоминая что, осмотрелся по сторонам. Потом торопливо зашагал по улице и, раза два оглянувшись, скрылся за углом. Извозчик, стоявший на другой стороне улицы, трусцой поехал по тому же направлению.