Сэм стремительный

Пелам Гренвилл Вудхаус, 1925

Обаятельный молодой человек Сэм Шоттер по настоянию своего американского дядюшки отправляется в Англию, чтобы обрести самостоятельность и порвать с экстравагантным образом жизни, который так досаждает его состоятельному родственнику. Сэм, исполненный благих намерений, ступив на землю туманного Альбиона, попадает в эпицентр увлекательнейших историй – любовной и криминальной – и с легкостью, достойной восхищения, распутывает все жизненные узлы и становится счастливым обладателем клада и… прекрасной спутницы жизни.

5. Тягостное происшествие у кофейной палатки

Лондон замер. Его окутала тишина, лишь изредка нарушаемая погромыхиванием проносящегося где-то такси да шагами путника, торопящегося вернуться под родной кров. Свет фонарей озарял поблескивающие улицы, задумчивых полицейских, бесшумно ступающих кошек и молодого человека в костюме ниже всякой критики, чья вера в человеческую натуру упала до нуля.

У Сэма теперь не было определенной цели. Он просто шел и шел куда глаза глядят, убивая время. Так он скитался, пока не заметил, что фешенебельные кварталы остались позади и он вступил в более убогие пределы. Здания стали грязнее, вид бродячих кошек — более зловещим и разбойничьим. Собственно говоря, он достиг района, который, несмотря на усилия местных обитателей присвоить ему название Нижней Белгравии, все еще известен как Пимлико. И там, вблизи от начала Лупус-стрит, из медитации его вывел вид палатки, торговавшей кофе.

И он встал как вкопанный. Вновь он внезапно почувствовал тот же грызущий голод, который атаковал его перед устричным ресторанчиком. И почему он голоден, учитывая, что не так уж много часов назад им был съеден обильный обед? Ответить на этот вопрос Сэм не мог. Психолог, присутствуй он здесь, объяснил бы ему, что муки голода, которые он якобы ощущал, были лишь плодом воображения — так его подсознательное «я» реагировало на мысль о еде. Сэм, однако, имел точную внутреннюю информацию прямо противоположного характера, и он застыл перед палаткой, пожирая ее волчьим взглядом.

Клиентов в наличии было не много. Всего три. Мужчина в подобии мундира, которым, видимо, подметал улицы. Двое других производили впечатление джентльменов с неограниченным количеством досуга. Они благодушно опирались о стойку и ели крутые яйца.

Сэм осуждающе смотрел на них. Именно такого рода эпикурейство, чувствовал он, и было язвой, губящей империи. А когда человек в подобии мундира, пресытившись крутыми яйцами, направился к окошечку, чтобы добавить к ним кусок тминного кекса, Сэму почудилось, что он наблюдает одну из оргий, которые предшествовали падению Вавилона.

Подобно всем завсегдатаям кофейных палаток, они беседовали о королевской семье, и недолгое время казалось, что между ними царит абсолютная гармония. Затем человек в подобии мундира категорично заявил, что герцог Йоркский усат, а джентльмены с неограниченным количеством досуга объединились в стойкую оппозицию.

— Нет у его усов, — сказал один.

— Никаких усов у его нет, это точно, — сказал другой.

— И с чего это ты взял, — сказал первый джентльмен, будто у его усы? Чего это тебе такая чушь в башку втемяшилась?

— У него подстриженные усики, — стойко парировал человек в подобии мундира.

— Постриженные усики?

— Подстриженные усики.

— Ты, говоришь, у его подстриженные усики?

— Ага! Подстриженные усики.

— Ну, раз так, — заявил лидер оппозиции с видом знаменитого адвоката, который ловко заставил упирающегося свидетеля дать роковое показание, — тут-то ты и дал маху. Потому как у его нет подстриженных усиков.

Сэму показалось, что ему стоит прибегнуть к хитроумной дипломатии. Он не имел удовольствия быть знакомым с герцогом, а потому, в сущности, ему не следовало бы брать на себя роль арбитра, но он решил поддержать человека в подобии мундира. Доброе расположение столь состоятельного и неприжимистого человека стоило заслужить. Воспаряя на крыльях оптимизма, он предположил, что крутое яйцо и чашка кофе — наименьшая награда, какой может ожидать верный сторонник. Он вступил в круг света и решительно заявил:

— Этот джентльмен прав, герцог Йоркский носит подстриженные усики.

Это вмешательство, казалось, произвело на троих спорщиков эффект разорвавшейся бомбы. Так могло бы подействовать непрошеное мнение, которое высказал бы молодой и совсем еще зеленый член «Атенеума», на компанию епископов и генералов в курительной клуба. На секунду воцарилось шокированное молчание, а затем человек в подобии мундира разверз уста.

— Чего это ты суешь свое грязное рыло, куда тебя не просят? — холодно осведомился он.

Шекспир, знавший так много, что его уже не могла удивить человеческая неблагодарность, вероятно, принял бы это новейшее ее доказательство с достойным стоицизмом. Но Сэма она сокрушила. Он ожидал изъявлений некоторого неудовольствия со стороны двух джентльменов оппозиции, но чтобы его сочувствие и поддержка нашли такой прием у человека в подобии мундира — нет, он был совсем уничтожен. Казалось, в эту ночь ему было суждено вызывать антипатию у людей в подобии мундира.

— Ага, — согласился лидер оппозиции, — кто тебя просил влезать?

— Ходют тут всякие, суются! — презрительно фыркнул человек в подобии мундира.

Все трое сотрапезников уставились на него с глубоким неодобрением. Владелец палатки, молчаливый волосатый мужчина, ничего не сказал. Но и он бросил в сторону Сэма взгляд, полный ледяной надменности. Атмосфера стала напряженной.

— Я же только сказал… — начал Сэм.

— А кто тебя просил? — отпарировал человек в подобии мундира.

Ситуация становилась попросту грозной. Однако в этот кульминационный момент послышалось тарахтение, скрип тормозов, у тротуара остановилось такси, и из его глубин вылетел мистер Уиллоуби Брэддок.

— Чашку кофе пжлста, — объяснил мистер Брэддок Вселенной.