Нелюбимая дочь. Как оставить в прошлом травматичные отношения с матерью и начать новую жизнь

Пег Стрип (2017)

Основанная на науке книга самопомощи, созданная в результате более чем десятилетнего исследования. Книга предлагает жизненно важную информацию, включает руководство и реальные стратегии исцеления от детских переживаний и формирования подлинной самооценки. Автор Пег Стрип выделяет несколько различных, но взаимосвязанных этапов на пути восстановления вашей жизни от последствий токсического детства: ОТКРЫТИЕ, РАСПРОСТРАНЕНИЕ, РАЗРЫВ, ОТКЛЮЧЕНИЕ, ВОССТАНОВЛЕНИЕ, НАПРАВЛЕНИЕ. Каждый шаг четко объяснен и подробно описан историями других женщин, подходами, взятыми из психологии и других дисциплин, и уникальными упражнениями. Книга поможет читателю справиться с собственной неуверенностью в себе и даст осознание того, как обращение с матерью продолжает формировать ваше поведение даже сегодня. Сообщение книги: то, что вы пережили в детстве, не должно продолжать удерживать вас в жизни. То, что было изучено, может быть отучено с усилием.

Глава 2

Какую власть она имела над вами

Я и не догадывалась, что есть другие женщины, которых не любили матери. Представьте, что значит узнать об этом в 40 лет!

СЕСИЛЬ

Теперь вы знаете, что говорит наука об исключительной роли матери в формировании личности дочери. Второй этап открытия носит более личный характер: вы должны узнать, какой ваша мать сформировала вас. Делясь друг с другом историями своей жизни, мы находим в них признаки глубокого сходства. Оказывается, то, что творилось в доме, где я росла, происходило и в вашем, и в доме Карлы, Энни и Шарлотты. Давайте рассмотрим, в чем заключалось это сходство.

Опыт каждого человека обладает и значимыми отличительными особенностями. В них нам тоже предстоит разобраться.

Но начнем с общего, чтобы вам было от чего отталкиваться при понимании последствий собственного детского опыта.

Детство: Общие черты

В детстве нелюбимая дочь обычно приходит к определенным выводам, неверным, но влияющим на ее самовосприятие и переживания. Это влияние носит комплексный характер и может само по себе формировать личность почти в той же мере, что и любовь, отсутствующая или недостаточная. Читая, обращайте внимание на то, какие из этих мыслей и чувств присутствовали у вас в детские и последующие годы.

Я не заслуживаю любви. Любовь матери настолько важна для полноценного развития дочери, что даже любовь и забота других людей не могут поколебать ее убеждения, будто в ней есть что-то мешающее любить ее. Ребенок безуспешно пытается найти способы завоевать материнскую любовь, с одной стороны, и объяснить ее отсутствие, с другой. Первое объяснение, к которому приходит большинство детей, — что они не достойны любви — приводит их в ужас и лишает веры в себя. Избавиться от этой мысли — одна из главных задач на пути к исцелению, поскольку она глубоко укоренилась в личности и лежит в основе страхов и сомнений даже во взрослые годы.

Я одинока. Почти каждая несчастная дочь считает — и не только в детстве, что она единственная нелюбимая девочка на свете. Ребенком она боится кому-нибудь в этом признаться, тем более что ей кажется, что она испорчена, ужасна и чем меньше людей будет знать об этом, тем лучше. В подростковые годы потребность поделиться проблемой блокируется стремлением быть как все; она хочет казаться одной из тех счастливиц, которых мамы берут с собой за покупками и осыпают воздушными поцелуями из окна машины. Во взрослой жизни лишь немногие поймут ее историю в силу культурного мифа о безусловности материнской любви. Ее ждут отклики вроде «теперь-то у тебя все в порядке» или «ты преувеличиваешь», что лишь усугубляет ее одиночество. Размер семьи, судя по всему, не имеет значения: единственный ребенок не более одинок, чем тот, кто имеет братьев и сестер, к которым мать относится иначе.

Ощущение, что ты единственная нелюбимая девочка в мире, ранит, и эта рана почти так же губительна, как и само отсутствие материнской любви.

Я сама виновата. Перекладывание вины — это форма злоупотребления властью, характерная для сверхкритичных и враждебных нелюбящих матерей («Ты невозможная, с тобой нет никакого сладу, неудивительно, что я видеть тебя не могу!»), причем дочери трансформируют эту вину в чрезмерную самокритичность. Уже в годовалом возрасте многие дети сталкиваются с подобным отношением и предполагают, поскольку не понимают происходящего, что им чего-то недостает и что они заслуживают дурного отношения со стороны матери. Усвоение перекладывающих вину утверждений («Ты гадкая девчонка, никто не станет с тобой дружить») или экстраполяция действий и языка тела («Мамочка кричит на меня, потому что я плохая») оказываются тяжким грузом для юной личности и в большинстве случаев источником неверия в себя и даже ненависти к себе. В некоторых семьях вина перекладывается более тонкими способами, неявно, но на дочери все равно лежит обязанность опровергнуть утверждения, объясняющие, почему она нелюбима.

Я, наверное, ненормальная. В позднем детском и подростковом возрасте дочь может более отчетливо воспринимать и понимать характер отношений с матерью. Но любая попытка усомниться в матери отбрасывается, отрицается или высмеивается, и часто девочка — как и я в семь или восемь лет — приходит к выводу, что они с матерью стоят на кардинально разных позициях и что кто-то из них двоих не прав — хуже того, «спятил». Многие дочери становятся жертвами этой психологической манипуляции, внушающей им, что они имеют искаженную картину реальности. В дальнейшем мы вернемся к этому вопросу.

Я ничья, и у меня нет своего места в этом мире. Нелюбящая мать отнимает у дочери чувство сопричастности. Если вы не любимы человеком, который привел вас в этот мир, и не являетесь частью семьи в подлинном смысле слова, с кем вы вообще связаны и к чему принадлежите? Самоощущение «лишней», аутсайдера преследует многих нелюбимых дочерей, особенно тех, кто становится «козлом отпущения» или объектом травли со стороны других детей в семье. Многие дочери, воспитанные агрессивными матерями — воинственными или сверхкритичными, считают, что цена принадлежности слишком высока и, возможно, дело того не стоит. Жертвы отвергающей или ненадежной матери могут вообще нигде не чувствовать себя в безопасности. Многие нелюбимые дочери тратят всю жизнь на то, чтобы обрести чувство сопричастности.

Типичные раны

Итак, усвоенные в детстве паттерны зависят от различных вариантов поведения и отношения матери, однако причиненный дочери психологический ущерб можно обобщить. Читая описания, подумайте, что относится к вам, а также что больше всего вредит вашим сегодняшним взаимодействиям с людьми.

Неуверенность. Нелюбимая дочь не знает, что заслуживает любви и внимания; она выросла в среде, где ее игнорировали, не слышали или критиковали по малейшему поводу. В ее голове звучит голос матери, сообщающий, какой она не является — умной, красивой, доброй, любящей, дельной. Этот голос так и будет отравлять ей радость от достижений и мешать раскрываться талантам, если не заставить его умолкнуть. Некоторые нелюбимые дочери рассказывают, что у них присутствует ощущение, будто они «дурят людей», и страх, что в момент триумфа «правда раскроется». Это мнимое мошенничество может прекрасно уживаться с впечатляющими успехами. Другие буквально раздавлены лавиной критики или постоянным ощущение заброшенности и отверженности, в результате чего становятся хроническими неудачницами. По злой иронии, добиваясь меньшего, чем могли бы, или, хуже того, занимаясь саморазрушением, они лишь убеждаются, что матери были правы на их счет.

Недоверчивость. Восприимчивая и любящая мать учит свое дитя, что мир безопасен, что это место, где его нужды удовлетворяются, вопросы не остаются без ответов и кто-нибудь поддержит в случае неприятностей или трудностей. Дочери с надежной привязанностью нетрудно положиться на людей, она не чувствует себя уязвимой, доверяя другим в силу своего мировосприятия и уверенности в собственных суждениях. Перед нелюбимой дочерью мир предстает совершенно иным — полным угроз и населенным людьми, способными ранить или подвести. «Я всегда удивлялась, — признается одна женщина, — почему кто-то хочет со мной дружить. Я не могла избавиться от мысли, нет ли здесь подвоха, а во время психотерапии узнала, что все это идет из детства». Проблема с доверием проистекает из чувства фундаментальной ненадежности отношений с матерью и распространяется как на дружеские, так и на любовные связи.

Все дочери с ненадежным типом привязанности имеют проблемы с доверием, хотя и в разных проявлениях. Женщина с тревожным типом привязанности постоянно ждет, что ее предадут, замечая в любом слове, жесте и выражении лица собеседника признаки того, что нужно быть начеку. Она нуждается в постоянном подтверждении, что может доверять, и по иронии судьбы ее настороженность часто порождает отношения, характеризующиеся крайней эмоциональной нестабильностью, что, разумеется, лишь усиливает тревожность.

Женщина с избегающим типом привязанности исходит из того, что полное доверие, делающее ее уязвимой, — это ужасная ошибка. При избегающе-отвергающей привязанности она делает своим жизненным принципом «никому не верю», чтобы никому не позволить перехватить инициативу, при тревожно-избегающей — в силу потребности защитить себя.

Сложности с установлением границ. Восприимчивые матери с младенчества учат детей здоровой мере зависимости и независимости, уважая их эмоциональное и физическое личное пространство, в которое не вторгаются. Это подкрепляет как самостоятельное «я» ребенка («ты это ты, и это хорошо»), так и ощущение надежной связи («если ты упадешь, мамочка будет рядом и поможет тебе»). Напротив, нелюбимой дочери, которую игнорировали, сложно почувствовать себя независимой личностью, поскольку она слишком сосредоточена на том, чтобы добиться внимания матери. Ту же роль она зачастую играет во взрослой жизни, самозабвенно ублажая других и страдая от неспособности сказать «нет». Она буквально растворяется в отношениях, потому что не понимает, как функционируют границы между людьми, и это может привести к повторению ее худшего кошмара — игнорирования.

Дочери нетерпимых и беспардонных матерей, совершенно не уважающих личное пространство, могут путать защитную броню или крепостную стену с тем, что составляет здоровую психическую границу. Еще более серьезная проблема заключается в том, что неспособность правильно устанавливать границы личного пространства и непонимание их важности делает почти невозможным создание и поддержание нормальных отношений, пока женщина не переместит неосознанные уроки, усвоенные в детстве, в область осознаваемого и не изменит образ действий.

Неадекватная самооценка. Мы узнаем, кто мы, наблюдая, с каким выражением лица смотрят на нас другие люди, особенно матери, и как они реагируют на нас, наши слова и поступки. Один за другим эти сигналы с самого раннего детства формируют самовосприятие. Любящая и чуткая мать помогает ребенку не только составить позитивное представление о самом себе, но и принять себя. Принятие позволяет видеть себя как целостную личность со всеми достоинствами и недостатками. Главное, вы можете очень многого добиться, не будучи совершенством, потому что знаете, что вас в любом случае будут любить и принимать.

К сожалению, ничего этого не происходит, если мать не любит свою дочь.

Поскольку поведение матери непосредственно влияет на самовосприятие ребенка, всем нелюбимым дочерям сложно взглянуть на себя объективно. Многие впитали материнское пренебрежение и уничижение, став чрезмерно самокритичными — привыкнув объяснять любую неудачу или проблему не обстоятельствами, а особенностями своей личности и чертами характера, и считая себя ничтожествами или неудачницами.

Гиперчувствительность. Для многих дочерей слова и жесты являются эмоциональными триггерами, заставляющими вспомнить, как с ними обращались в детстве. Груз неосознанного и непроанализированного прошлого мешает им идти по жизни в настоящем. Чувствительность к пренебрежительному отношению, реальному и воображаемому, и острая реакция на любую критику чрезвычайно непродуктивны и сильно осложняют жизнь. Женщина может воспринимать добродушное подшучивание как критику, одержимо прокручивать в уме случайно брошенную фразу. В силу своего детского опыта она склонна видеть тайный смысл в ничего не значащих ситуациях и ошибочно трактовать намерения и мотивы других людей.

Гиперчувствительность усугубляется неумением управлять эмоциями, что я называю «проблема Златовласки». Вскоре мы поговорим об этом подробнее.

Повторение связи с матерью во взрослых отношениях. Бессознательные паттерны — ментальные модели отношений — влекут нас к привычному. Это прекрасно для человека с надежной привязанностью: его привлекают друзья и возлюбленные, являющиеся надежными людьми, способные открыться перед другими, искренне нуждающиеся в тесных узах и наслаждающиеся ими. К сожалению, и люди с ненадежной привязанностью тянутся к тому, что им хорошо знакомо, и оказываются в отношениях, которые в конечном счете делают их несчастными, но тем не менее «комфортны», поскольку привычны.

Поиск зоны комфорта, в которой нет ничего комфортного, вынуждает нелюбимую дочь стремиться к связям, в которых она чувствует себя так же, как в детстве. «Честно говоря, я вышла замуж за свою мать, — говорит одна женщина. — Он казался полной противоположностью моей матери, но в конце концов стал обращаться со мной так же, с той же непоследовательностью, и снова я не знала, как со мной обойдутся. Как и моя мать, он был то равнодушным, то чутким, беспощадно критичным или неопределенно-одобряющим». Многие из вас согласятся, что не только эта женщина выбрала партнера по образцу матери.

Проблема Златовласки

Самым значимым следствием невосприимчивости и нелюбви матери является то, что ее дочь в младенчестве и детстве не учится контролировать свои эмоции. В чем это выражается и почему это важно?

Взаимодействие с матерью учит ребенка, что можно не только без всяких опасений выражать положительные эмоции — на его улыбки, агуканье и движения отвечают добротой, — но и справляться с отрицательными: страхом, одиночеством, злостью или болью. Комфорт, который дарит чуткая мать, успокаивая ребенка в минуты стресса, постепенно учит его утешаться самостоятельно. Кроха накапливает ментальные образы взаимоотношений, которые снова и снова убеждают ее, что она не одинока, ее любят и все хорошо. Исследования показывают, что дети с надежным типом привязанности, вырастая, умеют справляться с негативными переживаниями при стрессе. Ситуации благоприятного взаимодействия с заботливыми взрослыми и благополучного преодоления трудностей хранятся в мозге в форме неосознанных воспоминаний наряду с рабочими моделями отношений. Эти воспоминания помогают личности с надежной привязанностью с меньшими потерями переносить жизненные испытания, а также побуждают в кризисной ситуации обращаться за помощью. Как Златовласка в домике трех медведей искала золотую середину между слишком большим и слишком маленьким, слишком горячим и слишком холодным, так и они ищут — и находят — верную дорогу в жизни, гармонично сочетая интегрированную, цельную и независимую собственную личность с зависимостью от других, когда это необходимо.

Нелюбимая дочь этому не учится. Она вечно оказывается там, где слишком жарко или слишком холодно, и не знает, как это исправить. Когда приходит беда, мозг подбрасывает ей негативные, давящие воспоминания об отверженности и одиночестве, что лишь усугубляет нервозность. Она не умеет контролировать отрицательные эмоции и либо тонет в них, либо полностью отстраняется от собственных чувств. Тревожная Златовласка не способна перестать говорить или думать о происходящем и всегда неосознанно преувеличивает свои переживания и страхи, чтобы привлечь внимание. Избегающая Златовласка запирает эмоции на замок, убежденная, что ей никто не поможет и рассчитывать можно только на себя. Проблема в том, что в глубине души она и в это не верит.

Положительные эмоции не нужно регулировать или контролировать. Однако счастье — по крайней мере те 40 % этого состояния, над которыми, по мнению ученых, мы властны, — зависит от того, насколько успешно мы справляемся с ощущением несчастья.

Это самая страшная рана, наносимая опытом, пережитым в детстве нелюбимой дочерью, — неспособность самостоятельно регулировать эмоции и успокаиваться. К сожалению, в попытках заглушить боль от этой раны повзрослевшая нелюбимая дочь может пойти путем саморазрушения, зачастую не видя связи между своим деструктивным поведением и тяжелым детством.

Поведенческие отклики на отсутствие материнской любви

В своей знаменитой книге «Голодное “Я”» (The Hungry Self) Ким Чернин исследует первичные связи между едой и женской идентичностью и между материнской заботой и эмоциональным голодом. Эти связи одновременно неуловимы и очевидны. В ответ на отношение матери дочь может начать переедать или отказываться от еды, поскольку эту сферу своей жизни она в состоянии контролировать и это становится способом «отменить» взгляд матери на мир или ее место в нем. У одних развивается расстройство пищевого поведения, требующее лечения, другие просто переносят свои сложные отношения с едой и ее связь с самовосприятием во взрослую жизнь.

Еда — сложная тема для многих дочерей, не только имеющих эмоционально недоступных матерей. В большинстве семей мать готовит пищу, и то, что она подает к столу и кому предлагает лучший кусок, позволяет ей выделять любимчиков и «козлов отпущения». В книге «Когда еда — это любовь» (When Food Is Love) Джанин Рот (дочь матери, склонной к физическому насилию, и эмоционально отстраненного отца) объясняет, что беспорядочное питание может быть актом самозащиты, панцирем, защищающим от боли. Кроме того, это способ выкроить в собственном внутреннем мире крохотный участок, который можешь контролировать. Недавние исследования на тему связи ненадежной детской привязанности с беспорядочным питанием привели к интересным открытиям. Например, Дженна Элджин и Мэри Притчард обнаружили, что если надежная привязанность имеет обратную корреляцию с беспорядочным питанием, то прямая корреляция наблюдается не при каждом типе ненадежной привязанности. Только тревожно-избегающий тип привязанности (сочетающий негативное представление о себе и негативный взгляд на других) коррелирует с булимией; представительницы избегающе-отвергающего и тревожного стилей к беспорядочному питанию не склонны.

Самотравмирование — еще один способ вывести эмоциональную боль наружу, туда, где она кажется более терпимой. Многие эмоционально заброшенные дочери утверждают, что предпочли бы физические, а не моральные наказания, поскольку, как сказала одна женщина, «тогда по крайней мере шрамы были бы видны, и мне не пришлось бы всем доказывать, что они существуют». Была высказана гипотеза, что самотравмирование тесно связано с отсутствием любви, что это попытка заполнить пустоту и почувствовать боль, которую можешь контролировать. В книге «Телесные повреждения» (Bodily Harm) Карен Контерио и Венди Лэйдер утверждают: «Самотравмирование представляет собой отчаянную попытку “стать матерью самой себе” человека с низкой стрессоустойчивостью. Телесная забота трансформируется в телесное повреждение, лезвия ножниц становятся ранящей няней, холодным, но доступным заменителем объятия, поцелуя или нежного прикосновения, которое в действительности требуется». Продолжая предыдущие исследования, Жан-Франсуа Бюро с соавторами рассмотрели связь родительского отношения к детям с несуицидальным самотравмированием у молодых совершеннолетних. Респонденты с этим паттерном описывали родителей, которые не защищали их и не выполняли свою роль, заставляли детей чувствовать свою отчужденность, были сверхконтролирующими, недостаточно заботливыми, ненадежными и сложными в общении. Исследования подтверждают связь между самотравмированием, наличием эмоционально дистанцированных или склонных к насилию родителей и ненадежным типом привязанности.

Алкоголизм, компульсивный шопинг и даже промискуитет были осмыслены как попытка заполнить пустоту в сердце. Некоторые нелюбимые дочери обращаются к мгновенному утешению и забвению, даруемому алкоголем или наркотиками. В книге «Стать себе мамой» (Mothering Ourselves) Эвелин Басофф пишет: «Для кого-то алкоголь — согревающий, заполняющий внутреннюю пустоту и обезболивающий — становится утешающей матерью… алкогольное забытье замещает ощущение погружения в глубокий сон на руках у матери». Писательница Хоуп Эделман описывает «эмоциональное патологическое накопительство» нелюбимых дочерей: «Бесконечная смена партнеров, переедание, расточительство, алкоголизм, наркомания, шопоголизм, карьеризм — все это попытки заполнить эту пустоту, стать матерью самой себе, подавить чувства тоски или одиночества и ощутить заботу, утраченную или неизведанную».

Вот признание 39-летней Андреа: «Я помню, как в три или четыре года бросалась в объятия матери, а она отталкивала меня. Я пыталась снова, она злилась и ругалась, что я мну ее платье. Я стала неразборчивым в сексуальных связях подростком, отчаянно жаждавшим любви и внимания. Потом отчаявшейся взрослой, всегда неизбежно выбирающей неподходящих партнеров. Мне понадобилось много времени, чтобы понять, что каждый парень был заменой мамы и любви, которой я так и не получила в самом начале».

Понимание основного конфликта

Если говорить о том, что различает нелюбимых дочерей, то это сроки наступления двух событий: осознания нелюбви и бесчувственности матери и осмысления того, насколько глубокие раны это им нанесло. То и другое необязательно происходит одновременно; иногда эти события разделяют годы и даже десятилетия. Это может показаться странным, но становится понятным, если принять во внимание то, что я называю «основной конфликт».

Основной конфликт происходит между врожденной потребностью в материнской любви, отзывчивости и поддержке и испытываемым дочерью ощущением боли, неудовлетворенности и необходимости постоянно бороться за то, чтобы быть услышанной. Поскольку мир ребенка невелик и все взаимодействия в нем происходят с близкими людьми, большинство нелюбимых дочерей начинают считать отношение матери «нормальным». Это подкрепляется тем, что мать управляет не только их маленьким миром, но и восприятием действий и отношений в нем. Например, многие матери называют свои резкие слова и наказания «дисциплиной», которая «необходима», чтобы исправить дурное поведение или характер ребенка. Даже если мать обращается с другими детьми в семье иначе, дочь, приученная думать таким образом, верит, что сама виновата в плохом отношении к ней, а также сохраняет надежду каким-то образом все изменить. Усилия по осмыслению происходящего — особенно у девочек-подростков и девушек, не обращающихся за советом ни к друзьям, ни к психотерапевту, — вызывают тревогу и смятение, и нелюбимая дочь может годами находиться в плену привычного шаблона взаимоотношений.

Она продолжает свой «танец отрицания», как я его называю, и этому способствуют и другие факторы. Ее доверие собственным ощущениям подорвано материнским отношением, поэтому она вполне допускает мысль, что мать права на ее счет — в ее характере есть порок, мешающий любить ее. (Это очередной пример того, что психологи называют чрезмерной самокритичностью.) Немногие нелюбимые дочери делятся своей проблемой с кем бы то ни было, большинство хранят молчание из стыда или страха, и их шансы найти поддержку невысоки. Этому может способствовать газлайтинг со стороны матери или других членов семьи, например других детей, — манипулятивные замечания, заставляющие дочь усомниться в своих ощущениях и мыслях. Наконец, играет свою роль надежда когда-нибудь добиться любви матери — ублажая ее, говоря или поступая так, как она считает правильным, заставив гордиться собой.

Попавшая в ловушку конфликта дочь продолжает отрицать или оправдывать поведение матери, отчаянно пытаясь найти решаемую проблему, устранимую причину того, что мать ее не любит. Это может продолжаться годами, пока не наступит кризис — дочь дойдет до такого состояния, что просто должна будет изменить положение вещей, — или придет откровение, иногда при помощи психотерапевта, супруга или друзей, которые подтвердят ее ощущения.

Главная проблема заключается в том, что, пока вы не видите ран — для чего нужно покончить не только с отрицанием и оправданием, но и с надеждой, вселяемой потребностью в материнской любви, — невозможно начать процесс исцеления. Это отправная точка.

Восемь типов токсичного поведения матери

Последующие описания не являются результатом научного анализа, они были составлены по воспоминаниям респонденток, которых я опросила за последнее десятилетие. Я попыталась классифицировать действия нелюбящих матерей и их последствия для дочерей. Эти типы не являются взаимоисключающими: мать может быть попеременно воинственной, эгоцентричной и игнорирующей (как моя) или менять схему поведения по мере взросления дочери (например, из игнорирующей превратиться в агрессивную и воинственную). Отношение матери непосредственно влияет на самовосприятие дочери — лицо матери становится для нее первым зеркалом — и формирует ее реакции и поведение.

Используйте эти описания, чтобы упорядочить представления о собственном детстве, и подумайте, что вам лично труднее всего принять или что для вас является самым болезненным. В каждом случае дается краткое резюме потенциального влияния паттерна на развитие дочери.

Игнорирующая мать

Что значит иметь игнорирующую мать? Некоторые нелюбимые дочери рассказывают, что мать буквально не замечала их. Одна из них, ныне 40-летняя замужняя женщина, имеющая ребенка, описывает это так: «Схема всегда была одна и та же. Мать спрашивала меня, чем я хочу заняться, и продолжала строить другие планы, словно я не сказала ни слова. Это касалось всех сторон жизни. Когда я была маленькой, она спрашивала, не голодна ли я, и, если я отвечала, что не хочу есть, ставила передо мной тарелку и злилась, когда я не ела». Дочери игнорирующих матерей говорят, что чувствовали себя невидимками, которых не видно и не слышно. Барбара, которой сейчас 43 года, вспоминает: «Я росла тихой, погруженной в себя девочкой, совершенно не умеющей общаться. Я не могла ни с кем подружиться, потому что не понимала, как устроен взаимообмен, — знаете, когда надо решить, во что играть или чем заняться. Я все время молчала, как привыкла дома».

Игнорирующие матери пренебрегают мыслями и чувствами дочерей, считая их незначащими или не обращая на них внимания. Вот рассказ 39-летней Руби: «Если я жаловалась матери, что несчастна, и объясняла почему, она продолжала заниматься своими делами, словно я ничего не говорила. Я спрашивала, услышала ли она меня, и она, не поворачивая головы, отвечала что-нибудь вроде: “Ну, ничего страшного, тоже мне проблема”. К подростковому возрасту я оставила любые попытки о чем-либо с ней поговорить». Другие игнорирующие матери открыто выражают презрение в адрес дочерей и унижают их в замаскированной или явной форме.

Игнорирующая мать не дает дочери того, что ей необходимо, и тем самым наносит огромный урон. Не замечая ее присутствия, ее чувств и потребностей, мать посылает ей сигнал: «Ты не важна для меня, не имеет значения, что ты чувствуешь и думаешь». Это сокрушительный удар по развивающейся личности и скрытая форма эмоционального насилия.

Когда дочь становится старше, постоянное невнимание матери — игнорирование обращений, привычка не слушать ее и поступать так, будто она не сказала ничего заслуживающего ответа, — зачастую запускает цикл протестного поведения. Всеми способами, продуктивными и непродуктивными, дочь пытается добиться внимания матери. Маленьким ребенком она могла имитировать или даже совершать действия, о которых знала, что это запрещено, только чтобы заставить мать отреагировать. С возрастом она может зайти намного дальше, как, например, Дженна: «К девяти или десяти годам я была совершенно убеждена, что никому никогда не понравлюсь и никто не захочет со мной дружить. Это усугублялось тем, что, игнорируя меня, мать окружала вниманием мою старшую сестру, которая просто не могла быть в чем-то неправой. К подростковому возрасту я готова была на что угодно — буквально на все — лишь бы добиться внимания. Я была оторвой, и мне очень повезло, что я не влипла ни во что серьезное».

Некоторые дочери надеются доказать, что чего-то стоят, добиваясь высоких результатов, которые мать лишь обесценивает и игнорирует. Адель вспоминает: «Я решила стать звездой, чтобы привлечь внимание матери, — и стала звездой школы. Я собрала все призы в начальных, средних и старших классах, поступила в престижный колледж. Мать реагировала всегда одинаково. “Наверное, конкурс был несложный” или “Хорошие оценки в школе ничего не значат в реальной жизни”. И я верила ей. Я чувствовала себя никем, чего бы ни достигла».

Даже очень успешные дочери игнорирующих матерей часто страдают от глубокой неуверенности в себе, чувствуют себя никчемными или не заслуживающими любви. Игнорирующая мать отнимает у ребенка чувство сопричастности, независимо от того, один ли он в семье или у него есть братья и сестры, но последствия могут быть разными. Патти, 40 лет, единственный ребенок, рассказывает: «До 20 с лишним лет я не понимала, насколько ненормально то, что мать пренебрегает мной. Моя очень заботливая мачеха помогла мне это увидеть. Лишь тогда я стала понимать, почему всегда тревожна, боюсь потерпеть неудачу и разочаровать людей. Пришлось пройти психотерапию, чтобы перестать быть тряпкой, о которую все вытирают ноги, девочкой, не способной сказать “нет”».

Многие дочери игнорирующих матерей привыкают угождать всем и каждому, вечно ставя собственные потребности на последнее место, отчасти потому, что прониклись словами и отношением матери и не верят, что их желания что-то значат. Сочетание отчаянной потребности услужить и самоощущения невидимки заставляет их в дружбе и в любви тянуться к людям, которые обращаются с ними так же, как мать. Еще больший ущерб наносит постоянное сравнение с братьями или сестрами (которые, как им внушают, во всех отношениях их превосходят), иное отношение и восхищенное внимание, которым те окружены. Неудовлетворенная потребность в одобрении и поддержке становится еще более острой, если девушка ощущает себя «лишней».

Зачастую дочерям игнорирующих матерей очень трудно или невозможно освободиться от материнского влияния даже во взрослые годы. В отсутствие активного осознания, даже если умом женщина понимает, что колодец материнской любви пуст, она продолжает возвращаться к нему в надежде на признание, которого никогда не получала, и до изнеможения движется в порочном круге.

Типичные последствия игнорирования со стороны матери

● Трудности с пониманием и изложением своих потребностей и желаний.

● Избегание конфликтов и споров, даже если другие не правы.

● Склонность угождать другим или подлаживаться под них.

● Социальная неподготовленность и трудности с установлением и поддержанием близких отношений.

● Принятие чужих убеждений и установок в качестве своих собственных и неумение настоять на своем, даже когда возникает чувство злости или разочарования.

● Низкая самооценка.

Контролирующая мать

Если игнорирующая мать заставляет дочь чувствовать себя невидимой, лишая ее признания и внимания, жизненно необходимых ребенку для психологического развития, то контролирующая мать делает во многом то же самое, но выглядит это совершенно иначе. Вот что рассказала о своем детстве 48-летняя Элла: «Все соседи восхищались моей матерью. Казалось, в ее жизни все идеально: вылизанный дом, роскошный сад и внешне успешный ребенок. Считалось, что это про меня — отличницу, чирлидера, с иголочки одетую девочку. Но, пока я росла, мне не позволили принять ни одного решения. Ни единого. Ни в одежде, ни в выборе друзей, ни даже в выборе колледжа. Знаете, я не понимала, что меня контролируют, до 30 лет, пока не сорвалась после того, как рухнул мой брак, и я, заглянув в себя, увидела одну пустоту».

Контролирующая мать лишает дочь права голоса, возможности самой делать выбор и учиться на своих ошибках, а главное, восприниматься такой, какая она есть, а не проекцией материнских потребностей и желаний. Если игнорирующая мать не интересуется жизнью дочери, то контролирующая вникает во все, неизменно посылая сигнал: «Без меня ты никто, если бы меня не было рядом, ты падала бы на каждом шагу, будет по-моему или никак».

Контролирующая мать может быть перфекционисткой, которой необходимо, чтобы все в ее жизни, включая детей, было «идеальным», но часто в глубине душе она испытывает неуверенность в себе, боязнь сделать ошибку и показаться другим «не соответствующей». Она видит в детях продолжение самой себя, а не самостоятельные личности с собственным голосом, и полна решимости добиться, чтобы они представляли ее в наилучшем свете. В противном случае она действует незамедлительно. «Если ты не подчиняешься, то становишься “козлом отпущения”, — поведала мне в электронном письме Марни, 44 года. — Мать поощряла нас доносить друг на друга, чтобы добиться ее расположения, потому что чем больше ты ей угождаешь, тем лучше она к тебе относится. Старшая сестра отважилась взбунтоваться, и сколько же ей пришлось за это расплачиваться! Мне не хватило смелости, а жаль. Сестра в 18 лет навсегда ушла из дома. Теперь она успешная личность, а я до сих пор борюсь».

Жаль, что таких родителей в настоящее время принято называть «опекающими», поскольку, на мой взгляд, это звучит безобиднее, чем «контролирующие», что не соответствует действительности.

Контролирующая мать, как ее ни называй, убеждена, что действует во благо ребенка, и обычно оправдывает свое поведение множеством логических обоснований (с ее точки зрения, «объяснений»). В этом отношении она похожа на сверхкритичную или воинственную мать, также уверенную, что дисциплинирует или вдохновляет трудного ребенка.

Контролирующая мать учит своих детей тому, что любовь «выдается» на определенных условиях и, если ты потерпишь провал или разочаруешь, никто не будет любить тебя.

Типичные последствия материнского контроля

Подчиняется ли дочь — делает все возможное, чтобы оправдать ожидания матери, и денно и нощно ублаготворяет ее — или бунтует, ее личности наносится серьезный ущерб. Дочь контролирующей матери:

● определяет себя по тому, как ее воспринимают другие, и отчуждена от своего внутреннего «я»;

● тянется к другим контролирующим людям, потому что боится провала или выбора;

● нетерпима к сомнениям других людей, поскольку убеждена, что жизнь устроена «по правилам»;

● эмоционально неустойчива;

● не осознает себя как независимую личность; играет ли она по правилам или восстает против них, она всегда действует реактивно.

Эмоционально недоступная мать

Одним из самых разрушительных паттернов материнского поведения является эмоциональная недоступность. Такие женщины эмоционально отдалены и отчуждены от ребенка буквально и символически, вследствие чего не удовлетворяются многие его базовые потребности, и он не может оптимально развиваться. Отторжение не всегда проявляется открыто — мать может соответствовать требованиям общества и казаться идеальной, но, по сути, она невосприимчива и не заботлива. Она игнорирует и не воспринимает всерьез эмоциональное «я» своих детей, не старается поддерживать тесные узы с ними и чувствует себя комфортнее на физической и эмоциональной дистанции от них. Натали, 46 лет, вспоминает: «Думаю, в детстве я буквально жаждала любви и внимания. Чем больше мать отторгала меня, тем более одержимой я становилась. Я стала проблемным ребенком, потому что знала, что она обратит на меня внимание, пусть даже ценой наказания. Это звучит дико, но именно так я и поступала. Раз уж я не могла добиться ее любви, довольствовалась ее гневом. В эти моменты она по крайней мере включалась в ситуацию».

Такие матери необязательно прибегают к вербальной агрессии и не принижают дочерей как игнорирующие, но лишение одобрения и внимания — разновидность эмоционального насилия. Если одни матери холодны и невосприимчивы от природы — сами имеют избегающий стиль привязанности, то другие используют свою эмоциональную недоступность намеренно и расчетливо, чтобы почувствовать свою власть. В любом случае такое поведение говорит дочери, что та ничтожество, что в этой жизни она никто и ничего не значит. Все это необязательно отбивает у дочери охоту каким-то образом добиться удовлетворения своих потребностей. 48-летняя Лили написала: «Мне нравилось болеть, потому что лишь тогда я чувствовала материнскую заботу. Разумеется, она не терпела хныканья и плача и не обнимала меня, но хотя бы приносила чай с тостом или суп с крекерами. Вроде бы мелочь, но это мои самые счастливые детские воспоминания. Это очень грустно, честное слово».

Многим эмоционально недоступным матерям намного комфортнее иметь дело с детьми, требующими особого внимания или ухода, что позволяет им действовать, а не поддерживать эмоциональный контакт. Так было с Джейн, ныне 60-летней: «Самое странное, что со мной мать была холодна как камень, но проявляла чуткость по отношению к моей старшей сестре и младшему брату. У сестры были проблемы с учебой, и, думаю, с ней мать чувствовала себя нужной именно в том формате, который был ей удобен. Брат страдал от тяжелой аллергии, и мама прекрасно исполняла роль сиделки. Но мне не нужно было, чтобы она что-нибудь для меня делала. Я нуждалась в душевном контакте с ней. На это она не была способна». Еще больше озадачивает то, что эмоционально недоступные матери могут казаться другим чрезвычайно заботливыми. Обычно они поддерживают идеальный порядок в доме, выглядят внимательными к материальным потребностям детей и даже могут заниматься благотворительностью.

Это запутывает дочь, которая испытывает эмоциональный голод и чувствует отверженность, недооцененность и одиночество, несмотря на красивые вещи в ее комнате и гардеробе и семейные фотографии, развешанные по стенам. Она готова усомниться в собственных ощущениях и боится, что ее навязчивость или какой-то порок — причина отсутствия любви со стороны матери и эмоциональной связи с нею. Может потребоваться долгое время, чтобы не только признать проблему, но и проработать ее.

«В детстве меня постоянно отвергали, так что я нарастила броню, — написала мне одна из читательниц, — и не люблю ни от кого зависеть». В ее признании проявляется избегающая разновидность ненадежной привязанности. Такие женщины сохраняют дистанцию даже в интимных отношениях и гордятся своей независимостью. Однако эмоциональная недоступность матери — которая физически присутствует в доме, но до нее не дотянуться, что сводит с ума, — может сформировать и тревожную модель отношений, полных душевной тоски, омраченных сложностями и разочарованиями и переполненных отчуждением и болью.

Типичные последствия эмоциональной недоступности матери

● Обращение к нездоровым заменителям материнской любви и склонность к зависимостям.

● Недоверие к людям.

● Чрезвычайная эмоциональная зависимость и проблемы с установлением границ либо отстраненность и самоизоляция.

● Трудности с установлением дружеских и других близких отношений.

● Трудности с пониманием и проявлением своих чувств.

● Обострение основного конфликта в силу крайней потребности в материнской любви.

Непостоянная мать

Пожалуй, сложнее всего приходится дочерям непостоянных матерей. Такая мать не контролирует собственные эмоции и бросается из крайности в крайность: от невыносимо навязчивого присутствия — назойливости, вторжения в личное пространство, полного неуважения установленных ребенком границ — до эмоциональной недоступности и отторжения. Помните пример с игрой в «Ку-ку» из главы 1, когда младенец ненадолго отстраняется, чтобы прийти в себя, а мать не отстает, буквально напирая на кроху? Это характерно для непостоянной матери. Она не способна к постоянной сонастроенности и не обращает внимания на сигналы, подаваемые младенцем, а в дальнейшем и подросшим ребенком. Такие матери колеблются между гипервовлеченностью и отстраненностью. Дочь словно живет в мире Златовласки, где все слишком большое или слишком маленькое, где слишком жарко или слишком холодно.

Из-за этого ребенок постоянно испытывает страх и эмоциональный паралич, поскольку никогда не знает, с какой мамочкой столкнется — с хорошей или плохой. Формируется тип привязанности, метко названный «дезориентированный». Дочь испытывает внутренний конфликт. Потребность в матери заставляет стремиться к ней и искать ее внимания, а страх перед «другой мамочкой» отталкивает и удерживает от контакта. Этот эмоциональный разброд — психологическое перетягивание каната — влияет на дочь в очень многих отношениях. Вот как описывает свой опыт 41-летняя Кэролайн: «Я объясняю отсутствие уверенности в себе влиянием матери. Она могла жестоко критиковать меня вчера, игнорировать сегодня, а назавтра источать улыбки и душить в объятиях. Потребовались годы, чтобы понять, что телячьи нежности происходили только на публике. Я до сих пор ношу броню, очень остро реагирую, когда меня отвергают, мне трудно поддерживать дружбу, в общем, сами знаете. Эти раны очень глубоки».

В подростковом возрасте у дочерей может наблюдаться попеременно тревожное и избегающее поведение. Они одновременно отчаянно нуждаются в любви и принятии и боятся последствий удовлетворения этой потребности. Одна женщина рассказала мне о том, что поняла только задним числом: «Моя мать могла в какой-то момент быть любящей (по видимости), но все это вдруг превращалось в ничто. Настало время, когда я перестала доверять ее доброму обращению. Я видела такую ужасную жестокость, что моменты доброты казались обманом».

Дочери таких матерей — вечные Златовласки, никогда не имеющие того, что было бы «в самый раз», — испытывают огромные трудности с контролем эмоций и пониманием собственных чувств. Они испытывают неутолимую потребность заставить мать полюбить их, но все их попытки вселяют в них страх и чувство безысходности. Для них основной конфликт — между жаждой материнской любви и пониманием необходимости спасти себя — еще более напряжен и сложен, чем для других нелюбимых дочерей.

Типичные последствия непостоянства матери

● Обостренная и даже крайняя недоверчивость.

● Эмоциональная неустойчивость и неспособность к саморегуляции.

● Воссоздание связи с матерью путем сближения с жестокими людьми.

● Тяготение к друзьям и возлюбленным контролирующего типа, поскольку контроль ошибочно принимается за последовательность и надежность.

● Недоразвитие эмоционального интеллекта и способности идентифицировать и обрабатывать эмоции.

● Обостренная форма основного конфликта с высокой степенью неспособности разобраться в своих чувствах.

Эгоцентричная мать

В последние годы нарциссический тип нелюбящей матери привлекал наибольшее внимание прессы. Возникли даже новые аббревиатуры: NM (нарциссичная мать) и DONM (дочь нарциссичной матери). Она — солнце в собственной вселенной, а дети — планеты, которые вращаются вокруг нее. Ее отношение к ним эгоцентрично и поверхностно, неудивительно, что она не способна к подлинной восприимчивости, поскольку ей не хватает эмпатии. Она управляет детьми, но не столь открыто, как контролирующая мать. Она благоволит тем детям, которые позволяют ей выглядеть в хорошем свете, а других наказывает, принижая их. Подобно воинственной матери, она мастерски умеет унизить, когда нужно, и обожает стравливать членов семьи друг с другом. Люди с выраженным нарциссизмом все время играют — они греются в лучах лести, без которой жить не могут, — но нуждаются и в ощущении власти. Они настраивают одного ребенка против другого, присуждая призовые баллы и золотые звезды тому, кто позволяет им чувствовать себя полной хозяйкой положения. Они склонны к вербальному насилию, постоянно ищут «козлов отпущения» и прикрывают манипуляции обаянием и безупречным фасадом.

Возможно, обозначение нелюбящих матерей как нарциссических личностей стало настолько популярно потому, что они максимально пользуются неравенством сил, неотъемлемым от материнско-детских отношений, о чем говорилось в главе 1. Принимая во внимание табу на критику матерей, легче сделать мишенью эгоцентричную мать, особенно когда вы выясните, кто она такая.

История, рассказанная 41-летней Лорой, прекрасно иллюстрирует, что значит жить в доме такой матери. Все началось, когда другие люди сочли эту вроде бы обычную девочку неординарной: «Четкая граница пролегла между временем до того, как учителя навесили на меня ярлык “одаренный ребенок”, и после. До этого я ее вообще не интересовала. Я была просто помехой, с которой весь день приходилось возиться, вместо того чтобы смотреть сериалы. После того как меня заметили, думаю, она стала видеть во мне потенциальную ценность, которую можно эксплуатировать».

По иронии судьбы Лора считает этот поворотный момент — повод, за который уцепилась мать, — своим несчастьем. Ей не нравилось быть в центре внимания, отличаться от остальных и ничего не хотелось так сильно, как раствориться в толпе сверстников. С ее матерью это оказалось невозможно. «Она вдруг невероятно заинтересовалась родительской помощью нашему классу, в которой прежде никогда не участвовала. (Она не проявляла подобного интереса к моему брату или его классу.) Мать внезапно влезла во все дела и добилась, чтобы все вертелось вокруг меня. Она стала яростно критиковать моих учителей и школу и часто вела себя так, словно знает больше их. Взяла привычку разносить в пух и прах списки домашнего чтения и учебные планы, заявляя нечто вроде: “Для моей дочери это недостаточно амбициозно. Она уникум и нуждается в амбициозных задачах”».

Разумеется, это касалось и самой Лоры: «Она стала сверхкритична ко мне, моим интересам, друзьям, к тому, как я провожу свободное время… ко всему. Мои чувства и настоящие интересы не считались важными, если вообще признавались. Часто я пыталась сообщить, чего хочу или не хочу, как всякий ребенок (“Мам, я люблю картофельное пюре, а йогурт не люблю”). Она в ответ выдавала мне “информацию” о моих собственных чувствах (“Не глупи, ты любишь йогурт. А пюре ты не хочешь. От картофеля толстеют, ты же не хочешь вырасти толстой!”). Если что-то в моих делах или во мне самой расходилось с ее планами, она делала все, чтобы убедить меня измениться, критикуя мои интересы, которые не вписывались в ее замысел, и пропихивая замену по собственному выбору». Это форма психологического контроля.

Во многих отношениях история Лоры — показательный пример того, что значит быть дочерью матери с выраженным нарциссизмом. Во-первых, такая мать пользуется возможностью возвеличиться с помощью ребенка, как буквально, так и символически. Опять-таки самое главное — мнение окружающих, а не чувства или истинные желания дочери. Во-вторых, она принижает значение мыслей и чувств дочери — особенно если они не совпадают с ее собственными, — из-за чего они часто подменяются и игнорируются, несмотря на достижения ребенка.

На самом деле никто в таком доме не может по-настоящему выиграть или получить то, в чем нуждается, но успех одного ребенка в глазах матери и неуспех другого мешают это заметить. Например, брат Лоры получал материнское внимание только в таком виде: «Почему ты не можешь хоть немного походить на свою сестру?» При эгоцентричной матери вы или игрок в мамочкиной команде, или изгой, и если окажетесь на скамейке запасных, то, скорее всего, превратитесь в «козла отпущения». Такие матери придают огромное значение тому, как выглядят в глазах окружающих, и в семье на детей оказывается огромное давление: они должны добиваться успеха и сиять, будучи фактически ходячей демонстрацией того, какая у них потрясающая мать.

Но самый опасный — и психологически значимый — урок, внушаемый эгоцентричной матерью, состоит в том, что внимание нужно завоевывать, оно не дается просто так или без предварительных условий. Кроме того, оно выдается дозированно и служит заменой любви. Так молодая поросль под пологом тропического леса борется за отблеск солнечного света. Неудивительно, что боевые рейды, огневые контакты и битвы между детьми, организуемые матерью, длятся все их детство и взрослую жизнь.

Поскольку внимание таких матерей сосредоточено на внешнем успехе — бессмысленно говорить с ними о душевности или хорошем характере человека, — их дочери часто становятся карьеристками, поскольку это позволяет занять выигрышное положение на мамочкиной орбите. Однако все их достижения не заполняют пустоты в сердце, оставленной бесчувственностью матери или пониманием того, как слаба эмоциональная связь между ними. Самое губительное в наследии эгоцентричной матери — убеждение, что любовь нужно завоевывать. Это заставляет дочь постоянно пытаться узнать, что нужно сделать, чтобы урвать у матери кусочек любви, — неблагодарное занятие и недостижимая цель.

Наконец, возникает проблема «лишней» — дочери, в принципе не способной заслужить одобрение матери или использующейся в качестве мишени в семейных ристалищах. Далее в этой главе мы подробно рассмотрим газлайтинг, превращение в «козла отпущения» и другие психологические манипуляции. Кем бы ни была дочь эгоцентричной матери — безупречным «чудо-ребенком» или «лишней», поведение матери накладывает неизгладимый отпечаток на ее личность.

Типичные последствия материнского эгоцентризма

● Оторванность от собственных чувств и мыслей и проблемы с их пониманием.

● Отсутствие подлинного самоуважения, острая потребность в оценке и признании со стороны.

● Отсутствие ощущения счастья при неумении понять причины этого, поскольку ситуация принимается за норму.

● Трудности с установлением близких отношений.

● Чувство одиночества и потерянности, причины которого непонятны.

● Тяготение к людям с нарциссическими чертами.

● В случае «лишней» — глубокая погруженность в основной конфликт. «Чудо-ребенок» вообще не осознает конфликта.

Воинственная мать

Она очень серьезно относится к безоговорочной и абсолютной власти над домом и детьми и приходит в ярость по малейшему поводу. Она считает себя решительной и откровенной, а не деспотичной и давящей и гордится своей жесткостью, поскольку убеждена, что это дает ей авторитет и полномочия. В некоторых случаях (но не всегда) это тиранша, которую тиранит еще более вспыльчивый и несдержанный муж. В других домах отец — просто соглашатель, самоустранившийся от родительских обязанностей и позволяющий жене действовать как ей заблагорассудится. Помимо крайней вспыльчивости, многие матери этого типа сверхкритичны, одержимы стремлением к тому, чтобы жизнь семьи выглядела «идеально», по крайней мере со стороны; они не терпят ни малейшего отступления от установленных ими правил и не скрывают своего неудовольствия. Горе ребенку, который не считается с такой матерью.

Подобно нарциссичной, или эгоцентричной, матери, воинственная считает ребенка продолжением самой себя и требует соответствия высоким стандартам. В этом случае также наблюдается огромный разрыв между тем, что видится окружающим, и тем, что происходит за закрытыми дверями, о чем свидетельствует рассказ Гери: «Публичная личность моей матери была тщательно выстроена. Она всегда была очень ухожена и внимательно следила за тем, чтобы казаться “глубокой”, первой вызывалась участвовать в благотворительной продаже печенья или сборе пожертвований, но вела себя как деспот и скандалистка. Я сходила с ума, пытаясь понять, кем была моя мать на самом деле — эта женщина, изводившая меня за то, что я слишком толстая и ленивая, эта идеальная домохозяйка, сад и выпечка которой восхищали соседей. Неудивительно, что я ничего никому не говорила. Кто бы мне поверил?»

Моя мать тоже была очень воинственной, и меня точно так же ставили в тупик резкие переходы от ее публичного образа к домашнему. Все вокруг считали мою мать красивой и обворожительной. Меня сбивало с толку и то, что я видела, — ей доставляет удовольствие злиться и кричать на меня. Я знала это, даже когда была совсем маленькой, и это пугало меня.

Разумеется, мысль, что матери может нравиться ругать своего ребенка, противоречит всем стереотипным представлениям о материнстве, существующим в нашей культуре. Поэтому дочери хранят молчание, даже когда детство давно позади, а матери оправдывают свое воинственное поведение. Одна такая дочь вспоминает: «Я думала, моя мать творит все это ради нашего же блага — эти вечные стычки, чтобы нас закалить, нравоучения на тему того, что выживает сильнейший. Я верила в это до 30 с небольшим, пока наконец не осознала, какой вред мне это причинило и какие раны нанесло другим детям в нашей семье. Я не была крутой. Я всего боялась и отгораживалась от мира броней. Думаю, моей матери нравилась власть, которую давал ей гнев. Она упивалась скандалами, пытаясь настраивать меня против братьев и сестры, а их против меня. Но, когда я наконец поняла это и сказала об этом, они, все трое, ополчились против меня единым фронтом».

Мать этого типа предпочитает вербальную агрессию, хотя временами может прибегать и к физической. Она объясняет сверхкритичность и вербальное насилие необходимостью исправлять недостатки детей или оправдывает свои слова и поступки тем, что ее «довели». Отрицание — еще один уровень насилия. Постоянное перекладывание вины за собственное поведение на детей само по себе является злоупотреблением.

Воинственная мать яростно охраняет свою территорию, а желание, чтобы дети ее ценили, делает ее склонной к соперничеству. Это может еще сильнее сбивать с толку ребенка, что подтверждает 42-летняя Карен: «Моя мать была королевой красоты и очень гордилась своей внешностью. Я была единственной девочкой в семье, очень хорошенькой в раннем детстве. На фотографиях я выгляжу как фарфоровая куколка, одетая с иголочки. Мать сияет от гордости. Но, когда я стала старше, моя привлекательность стала ее напрягать. Она критиковала каждый мой шаг, ругала меня за недостатки и высмеивала за неудачи. Это было ужасно. Я ничего не понимала и пыталась ей угодить. Как ни странно, моя бабушка — ее мать — объяснила мне, в чем дело, перед самым моим отъездом в колледж. Всего два слова: “Она ревнует”. Это стало для меня первым намеком на то, что я ничем не заслужила ее гнева».

Воинственная мать оказывает специфическое воздействие на дочь. Представьте сеянец, посаженный слишком близко к водосточному желобу и пригибаемый к земле во время каждого дождя, и вы получите яркое представление о том, что значит быть ребенком в подобных обстоятельствах. Неудивительно, что многие дети проигрывают в этом бою. Они становятся пугливыми и осторожными, до смерти боясь ошибиться. Они прячутся у всех на виду.

Другие рассказывают, что в подростковом возрасте просто заставляли себя молчать из страха. Одна такая дочь обратилась ко мне с вопросом: «Правда ли, что девочки-подростки бросают вызов своим матерям?» Я ответила, что это нормально и что неправильно, если этого не происходит, на что она и еще 10 женщин отреагировали одинаково: «Меня бы за такое на клочки порвали».

Роли, усваиваемые дочерью воинственной матери

В доме, превращенном в поле битвы, можно защищаться разными способами, каждый из которых по-своему вредит ребенку. Опросив многих женщин, я дала этим способам описательные названия (поскольку опираюсь на свидетельства, полученные ненаучными методами), тем не менее точно передающие суть происходящего.

Соглашательница старается умиротворять мать или угождать ей, чтобы стычки происходили как можно реже и были как можно менее бурными. Зачастую такая дочь боязлива и настолько сосредоточена на том, чтобы погасить возможный конфликт, что забывает о собственных потребностях и желаниях, если вообще осознает их. К сожалению, эти женщины часто вступают в отношения с людьми, эксплуатирующими их стремление услужить, — паттерн, обычно сохраняющийся и во взрослой жизни.

Боец смело противостоит матери, но может оказаться в тупике, поскольку одновременно воюет с ней и жаждет ее любви (это вариант основного конфликта). Часто возникает проблема контроля эмоций, прежде всего злости, которая мгновенно вспыхивает в ответ на привычные триггеры. Такая дочь плохо идентифицирует свои чувства, путая боль с гневом.

Уклонистка сделает все, чтобы избежать любого конфликта. Жизнь с воинственной матерью научила ее защищаться, и она не доверяет людям. К сожалению, в своем стремлении уйти от конфликта она упускает возможность создать тесные узы, которых в действительности жаждет. Поскольку в глубине души она никому по-настоящему не доверяет, то скорее отступит и исчезнет, чем станет преодолевать трудности, сближаясь с кем бы то ни было. Во многих отношениях это одно из самых тяжелых последствий для нелюбимой дочери, детство которой прошло на поле боя.

Воинственную мать проще всего идентифицировать, но она оставляет дочери и самое тяжкое наследие — страх.

Типичные последствия воинственности матери

● Неспособность дочери понимать и контролировать свои чувства.

● Острая реакция даже при слабом намеке на конфликт.

● Трудности с доверительностью и близостью.

● Неадаптивное поведение при любой напряженности в межличностных отношениях.

● Проблемы с эмоциональной регуляцией.

Навязчивая мать

Макси (сейчас ей 69) было 14 лет, а ее брату 10, когда их мать, придя домой, поняла, что муж, отец ее детей, бросил их: «Квартиру словно ограбили: он забрал мебель, постельное белье, снял картины со стен, унес столовую и кухонную посуду. Осталась только наша одежда. Мать работала продавщицей в магазине, и прожить на ее зарплату мы не могли. Отец не хотел платить ей большие алименты или пособия на детей, вот и вывез все вещи, чтобы она сдалась и согласилась на любое его предложение. Вместо этого она украла деньги и товар и открыла бизнес, в котором начали работать и мы с братом. Он стал очень успешным. Мать нуждалась во мне — я жила дома до 29 лет, пока не переехала на съемную квартиру, которую она выбрала для меня в пяти минутах от ее дома. Она наняла дизайнера по интерьерам, у нее были ключи от моего жилья. Я много лет проходила психотерапию, и консультант настоятельно советовал мне жить собственной жизнью, но мать не могла меня отпустить. Думаю, первое совершенно самостоятельное решение я приняла в 54 года, когда готовила ее похороны. Она любила меня, но не настолько, чтобы отпустить и позволить стать самостоятельной. Но это ведь не настоящая материнская любовь?»

Дочь навязчивой матери исчезает в жгучем сиянии прожектора ее внимания. Ей не хватает чувства собственного «я», потому что мать видит в ней лишь продолжение себя и совершенно не соблюдает границы. Вырваться из этих чрезвычайно тесно сплетенных уз очень трудно и удается очень редко, поскольку, хотя дочери кажется, что связь с матерью душит ее, она в то же время чувствует себя любимой. Это сложный парадокс. Такие матери действительно любят своих дочерей, но настолько их поглощают, что все равно калечат. Собственные потребности для такой матери превыше всего.

Классический пример навязчивой матери — «мать знаменитости», как у Джипси Роуз Ли, Фрэнсис Фармер и некоторых современных звезд, надеющаяся всю жизнь просидеть на шее у дочери и обогатиться или прославиться за счет ее достижений и положения. Другие — как, например, мать Вивиан Горник, описанная ею в воспоминаниях «Сильные привязанности» (Fierce Attachments), — стремятся жить жизнью своих дочерей. Обычно они одиноки — вдовы или разведены — и лишены других социальных связей; они взаимодействуют с миром опосредованно, через дочерей, и используют вину и другие эмоциональные манипуляции, чтобы держать их на привязи.

Собственные неудовлетворенные потребности матери определяют характер ее уз с дочерью и управляют ими. Часто дочь является единственным ребенком, но может быть и последней в череде детей, родившейся после многолетнего перерыва. Дочь, не знающая, где начинается она и заканчивается мамочка, ищет в матери всего: и старшего советчика, и компаньона, неосознанно подменяя свои потребности и желания (если вообще может их распознать) материнскими. В детстве и отрочестве навязчивость матери может раздражать дочь, но во многих случаях она просто сдается и привыкает к порядкам, установленным особой, которая утверждает, что все знает лучше. В молодые годы дочь часто переживает кризис, поскольку пытается обрести самостоятельность, а мать ее не отпускает. Одни уезжают в колледж и добиваются возможности жить своим умом, но не всем это удается, и они возвращаются к безопасной, хотя и удушливой, атмосфере своей детской. Эту проблему очень сложно решить без профессиональной помощи, но и под руководством психотерапевта задача трудновыполнима.

Модель навязчивого поведения может наблюдаться и в отношениях с эгоцентричной или нарциссичной матерью, также видящей в дочери продолжение самой себя. Но здесь есть некоторые отличия, поскольку в этих случаях дочерью движет потребность ублажать мать и оставаться в сфере ее влияния. Мать, по сути, не привязана к дочери, она одиночная звезда, диктующая ее орбиту.

Отношения с навязчивой матерью иногда удается оздоровить, установив строгие границы. Матери этого типа не являются нелюбящими; они просто не способны позволить детям жить и дышать самостоятельно.

Типичные последствия материнской навязчивости

● Чередование злости, вины, путаница чувств.

● Не вполне сформированное самовосприятие.

● Трудности с обретением независимости, формулировкой собственных потребностей и соответствующими действиями.

● Нездоровые механизмы психологической адаптации.

● Неспособность четко увидеть основной конфликт.

Мать, меняющаяся ролями

Судя по свидетельствам, это наименее распространенный паттерн, обычно наблюдающийся, если мать очень молода или перегружена (имеет слишком много обязанностей или детей и недостаточно ресурсов), физически или психически больна либо пережила иной кризис, перевернувший жизнь. Ответственность за семью перекладывается на дочь, обычно старшую, иногда самую способную. Независимо от возраста девочка фактически становится «матерью» семейства. Такая мать необязательно является нелюбящей — многие матери этого типа всей душой любят своих детей, однако она по той или иной причине не в состоянии исполнять материнские обязанности. Это, однако, не отменяет причиняемого вреда: она крадет у дочери детство и юность, взваливает на нее непосильный груз и вынуждает играть не подходящую для нее взрослую роль.

Вспоминает Эми (32 года): «Отец умер, когда мне было 13 лет, а младшему брату 10. Для матери это стало ударом, она впала в депрессию и почти не вставала с постели. Родители папы жили слишком далеко и не могли нам помогать. Мамины были очень загружены, и у них были собственные проблемы. Все говорили, что время лечит и мама придет в норму, но нет. Я была мамой пять лет: готовила, убирала, заботилась о брате. У меня не было времени встречаться с подругами или парнями. Я плохо училась в школе. Я вышла замуж в 18, просто чтобы удрать. Мой брак распался, а когда брату исполнилось 18 и я отказалась возвращаться домой и заботиться о ней, она наконец обратилась к врачам. Мы продолжаем общаться, но я озлобилась и всегда настороже».

Иногда дочери навязывается роль лучшей подруги или доверенного лица одинокой матери, что не позволяет ей оставаться ребенком, обременяет избытком взрослой информации и разрушает необходимые границы. Такие отношения имеют свои негативные последствия, как рассказала мне 39-летняя Грейс: «Отец развелся с матерью, уехал и женился снова, когда мне было шесть. Видели фильм “Где угодно, только не здесь”? Так я и жила. Мать хотела, чтобы я заботилась о ней, слушала ее, поддерживала. Она не позволяла мне быть ребенком, и сейчас, когда я взрослая, она не изменилась. Быть рядом с ней — все равно что в комнате без окон. Меня не существует».

Этот паттерн отличается от остальных, и часто отношения между матерью этого типа и дочерью налаживаются, когда исчезают или сглаживаются проблемы, мешающие матери справляться со своей ролью. Это не значит, что они не сказываются на развитии дочери, однако всегда ясно, что случившееся никак не связано с самой дочерью. Она не чувствует себя виноватой или ответственной и может сочувствовать невзгодам матери, даже если навязанная роль ее раздражает. В общем, ситуация кардинально отличается от предыдущих.

Типичные последствия перемены ролей

● Ощущение потерянного детства; вынужденное взросление, к которому дочь не готова.

● Часто неумение общаться и чувство изоляции.

● Внутренний конфликт: дочь любит мать, но и сердится на нее.

● Огромные трудности с созданием тесных доверительных отношений.

Восемь путей к пониманию

Очень немногие женщины говорят, что их детством и юностью управлял один тип материнского поведения; почти у каждой мать демонстрировала в разное время еще один или даже несколько типов. Я сознательно использовала ненаучные описания даже в отношении эгоцентричных матерей, которых предпочитаю не называть нарциссичными. Дело не только в том, что я не врач и не психолог: даже будучи врачом, я не могла бы ставить диагнозы на расстоянии. Есть и другая причина. Поняв, что твоя мать нарцисс или близка к этому, испытываешь нечто вроде озарения, но не сосредоточиваешься на том, что произошло с тобой. Моя книга о вас, а не о ней. Ее поведение важно лишь постольку, поскольку помогает понять, как оно на вас сказалось.

Эти категории должны послужить вам отправной точкой в понимании того, как именно с вами обращались. Мощные подсознательные процессы мешают осознать, какой урон вам нанесли, поэтому так трудно увидеть собственные раны. Чем больше пережитого вы вытащите на свет из мрака бессознательного, тем лучше подготовитесь к тому, чтобы покончить с влиянием прошлого и устремиться в будущее.

Средства нападения: Вербальное насилие во всех его формах

Вербальные агрессия и насилие — обычные элементы эмоционального ландшафта нелюбимой дочери, хотя она может этого не знать или не отдавать себе в этом отчет. Ребенок считает происходящее в родном доме нормальным, поскольку ему не с чем сравнивать. Мир малыша очень мал, а понимание этого мира контролируется родителями. Резкие слова мать оправдывает необходимостью приучения к дисциплине или коррекции поведения («Мне бы не пришлось сердиться, если бы ты не устраивала кавардак»). Кроме того, агрессивные матери недооценивают или отрицают болезненность вербального насилия, обрекающего ребенка на растерянность и стыд («Это всего лишь слова, не будь плаксой, покажи характер»). Одна нелюбимая дочь (ей уже 47 лет, и она сама мама) так описывает свой детский опыт: «Моя мать наполняла дом яростью и криком, но заявляла, что я не имею права огорчаться или сердиться и должна радоваться, что меня кормят и одевают. Она стыдила меня, если я реагировала на ругань. Она высмеивала меня и старалась выбить из колеи, когда я радовалась или гордилась чем-то, и я становилась словно бы все меньше и меньше. Я изо всех сил старалась исчезнуть, понимаете?»

Но не все оскорбления бывают громкими и не все высказываются вслух. Как ни странно, больнее всего можно обидеть не издав ни звука: молчание в ответ на вопрос или отпущенный комментарий порой хуже оглушительной ругани. Молчание — действенное средство высмеивания и пристыживания. Зачастую ребенок, подвергающийся молчаливой агрессии, испытывает большее смятение чувств, чем если бы на него орали и ругались, потому что отсутствие признаков ярости посылает неоднозначные сигналы, и мотивация преднамеренного молчания взрослого или отказа отвечать на вопросы непостижима для него. Особенно больно, когда с тобой обращаются так, будто ты невидим или настолько незначителен, что даже не заслуживаешь ответа. Что может быть страшнее и мучительнее того, что мама ведет себя так, будто не видит тебя, сохраняя при этом полное спокойствие?

Все, что известно науке о последствиях вербального насилия, относится и к его молчаливой разновидности. Познакомьтесь с описаниями разнообразных форм закамуфлированной вербальной агрессии, с которыми вам, возможно, пришлось столкнуться.

Игнорирование. Большую часть информации о мире и взаимоотношениях дети получают из чужих рук, поэтому дочь, которую игнорирует мать, усваивает, что ее положение в мире ненадежно, хотя и не понимает причин этого и, хуже того, делает вывод, что любые отношения заставят ее чувствовать себя еще хуже. Помните воздействие эксперимента Эдварда Троника с «каменным лицом» на младенцев и детей одного-двух лет? Что им приходилось делать, чтобы защититься? Девочка, которую игнорируют круглые сутки, фактически утрачивает чувство собственного «я» и запоминает, что избегание не ранит, а вот ожидание отклика и внимания причиняет боль. Это тоже насилие.

Противостояние. С точки зрения ребенка, это очень похоже на игнорирование, но имеет иные эмоциональные последствия, особенно в зрелом возрасте. Чаще всего эта форма насилия осознается в юношеском возрасте, что может еще больше дестабилизировать ситуацию в семье, будет ли дочь сопротивляться или сдастся. Особенно страдают маленькие дети. Именно на отсутствии у ребенка зрелых и эффективных механизмов защиты сосредоточили внимание израильские ученые, исследуя долгосрочные эффекты эмоционального насилия над детьми. Они пришли к выводу, что ущерб, наносимый самооценке детей, во многом объясняется их неспособностью оградить и защитить себя и усвоением мысли, что они недостаточно хороши, чтобы притязать на внимание родителей — равнодушных или склонных к жесткому контролю.

Презрение и высмеивание. Ребенка можно заставлять испытывать стыд, не повышая голоса или одними только жестами, например закатывая глаза и презрительно смеясь над ним либо превратив в предмет насмешек. Эта разновидность третирования в некоторых семьях становится командным спортом: братьям или сестрам жертвы предлагается присоединяться к нападениям, а нелюбимая дочь становится «козлом отпущения». Контролирующие или стремящиеся быть в центре внимания родители часто пользуются этим приемом, чтобы заправлять всем происходящим в доме. Еще раз подчеркну, что ранить чувства ребенка можно, не повышая голоса.

Газлайтинг. Цель этой манипуляции — заставить усомниться в собственных ощущениях. (Понятие восходит к фильму «Газовый свет», снятому по одноименной пьесе, герой которой пытался убедить героиню, что она сходит с ума.) При этом не нужно кричать и ругаться, достаточно отрицать нечто, имевшее место. С учетом неравенства сил родителя и дочери и того факта, что маленький ребенок считает взрослых истиной в последней инстанции и авторитетом в большинстве вопросов, пока не подрастет настолько, чтобы ставить под сомнение их суждения, этот прием дается матери легко. Газлайтинг не только заставляет дочь опасаться, что она «ненормальная», но и подрывает ее уверенность в собственных мыслях и чувствах — всерьез и надолго. Следует учитывать, что у детей отсутствуют сознательные защитные механизмы.

Сверхкритичность. Во многих семьях вербальная агрессия (как шумная, так и молчаливая) обосновывается исправлением кажущихся дефектов характера или поведения дочери. Сверхкритичность — высматривание и преувеличение любого неверного шага, любой ошибки — может «оправдываться» или «объясняться» необходимостью удостовериться, что дочь не начнет «слишком много о себе мнить», что «успех не вскружит ей голову», что она «научится смирению», «поймет, кто в доме хозяин» и другими эгоистичными соображениями, прикрывающими жестокость. Постоянная критика, сообщаемая спокойным тоном, внушает ребенку мысль, что он не заслуживает внимания и поддержки из-за своей никчемности.

Отсутствие признания, поддержки и любви. Силу недосказанности невозможно переоценить, поскольку она наносит колоссальный урон душе и сердцу ребенка и является эмоциональным насилием. Дети так устроены: для нормального развития им необходимо все то, что нелюбящая мать не говорит им и не демонстрирует. Поверьте: слова, объясняющие, почему дочь заслуживает любви и внимания, жизненно необходимы, как и пища, вода, одежда и кров.

Утверждение нормальности или оправдание насилия. Как я уже говорила, это печальная истина: мир ребенка настолько мал, что он считает происходящее в его семье нормой жизни. Большинство детей объясняют вербальное насилие своими пороками и тем, что они «плохие». Как отмечают Рейчел Голдсмит и Дженнифер Фрейд, это, возможно, менее страшно, чем «еще более пугающая мысль, что опекающему взрослому нельзя доверять, и создает иллюзию контроля ситуации». Даже став взрослыми, жертвы молчаливого вербального насилия детских лет могут объяснять рациональными причинами или считать нормальным поведение своих родителей.

Материнская власть — способность диктовать, как надо интерпретировать все события в семье, — и принятие дочерью происходящего в доме как «нормы» мешают ей понять, что она подвергается эмоциональному насилию. Постоянная потребность в любви матери заставляет ее думать о том, как изменить положение вещей, а не анализировать реальное положение дел. Она предпочитает искать объяснения отношению к ней матери и оправдывать ее поведение, лишь бы не встретиться лицом к лицу с жестокой и болезненной правдой. Я называю это танцем отрицания. Неудивительно, что множество нелюбимых дочерей ведут внутреннюю борьбу десятилетиями после того, как детство останется позади.

Конец ознакомительного фрагмента.