Прошло шесть лет с тех пор, как Том Рипли прибыл в Европу и, совершив убийство Дикки Гринфилда, унаследовал его деньги, а вместе с этим и привычки богатых людей, которым не приходится много думать о хлебе насущном. Том счастливо женат на дочери миллионера и живет на роскошной французской вилле недалеко от Орли. Подобно Дикки, мистер Рипли, новообращенный эстет и гедонист, посвящает досуг занятиям живописью; его окружают прекрасные произведения искусства, бессмертная музыка услаждает слух. Жизнь его кажется безмятежной, пока телефонный звонок из Лондона не нарушает ее мирное течение. Афера, связанная с подделкой и продажей картин, в которую Рипли ввязался несколько лет назад, грозит выплыть наружу. И Рипли отправляется в Лондон, нимало не заботясь о цене, которую придется заплатить за то, чтобы дело не получило огласки… «Мистер Рипли под землей» – вторая книга серии о мистере Рипли, самом популярном персонаже Патриции Хайсмит, который обитает в странном мире, где мертвые поднимаются из могил, где игра и реальность неотличимы, а подделка порой представляется более ценной, чем оригинал. Как и другие книги «риплиады», книга имела огромный успех у читателей, была переведена на многие языки, и по ее мотивам в 2005 году был снят фильм с Барри Пэппером в главной роли (в русском прокате фильм вышел под названием «Возвращение мистера Рипли»).
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Мистер Рипли под землей предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других
3
Эд Банбери позвонил у небольшой темно-красной двери с задней стороны здания. Том услышал, как в замке поворачивается ключ, и дверь открылась. На пороге стоял улыбающийся во весь рот Джефф.
— Том! Это потрясающе! — прошептал он.
Они прошли по короткому коридору и оказались в уютном офисе, где был письменный стол с машинкой, книги и ковер кремового цвета, покрывавший весь пол от стены до стены. К стенам были прислонены картины и папки с рисунками.
— Просто не могу тебе передать, как классно ты выглядишь, — вылитый Дерватт! — воскликнул Джефф, хлопнув Тома по плечу. — Надеюсь, борода у тебя от этого не отвалится.
— Даже ураган ее не оторвет, — усмехнулся Эд.
Джефф Констант пополнел, цвет лица у него был здоровый, хотя, возможно, это объяснялось искусственным загаром. Его синий в черную полоску костюм был с иголочки, манжеты украшали квадратные золотые запонки. Том заметил небольшую накладку у него на макушке, где, Том знал, должна была образоваться уже немалая лысина. Через закрытую дверь, ведущую в галерею, доносился глухой гул толпы, из которого вдруг взмыл вверх женский смех. Словно выпрыгнувший из волны дельфин, подумалось Тому. Впрочем, сейчас было не до поэтических метафор.
— Шесть часов, — объявил Джефф, поглядев на часы и блеснув золотой запонкой. — Я сейчас шепну кое-кому из пишущей братии, что Дерватт приехал. Поскольку это все-таки Англия, то надеюсь, не будет…
— В Англии? Чего-то не будет? — сострил Эд.
–…не будет столпотворения, — закончил Джефф. — Я за этим прослежу.
— Садись, — предложил Тому Эд, указав на стул возле развернутого углом письменного стола. — Или стой, если предпочитаешь.
— Этот… Мёрчисон здесь? — спросил Том.
Улыбка, приклеившаяся к лицу Джеффа, стала еще шире и напряженнее.
— Да, конечно. Ты еще увидишься с ним, но после прессы. — Джефф явно нервничал и хотел добавить еще что-то, но передумал и вышел из комнаты, заперев за собой дверь на ключ.
— Вода есть где-нибудь? — спросил Том.
Эд показал ему маленькую ванную, спрятанную за раздвижной секцией книжного стеллажа. Том поспешно глотнул воды, а когда вернулся в комнату, два представителя прессы уже входили туда вместе с Джеффом. Лица их застыли от любопытства и удивления, и выражение на них было почти одинаковым, хотя одному из репортеров было за пятьдесят, а другому меньше тридцати.
— Разрешите представить вам мистера Гардинера из «Телеграфа», — сказал Джефф. — Дерватт. А это мистер…
— Перкинс, — произнес молодой. — «Санди таймс».
Не успели они обменяться рукопожатием, как в дверь постучали. Том прошел, сутулясь, к столу, почти как ревматик. Единственная лампа находилась у дверей в галерею, футах в десяти от него. Но Том заметил, что у Перкинса была с собой вспышка.
Джефф впустил еще четырех мужчин и женщину. Пуще всего в данной ситуации Том боялся женских глаз. Ее представили как мисс Элинор Такую-то из «Манчестер как-то там».
И сразу со всех сторон посыпались вопросы. Хотя Джефф и предложил задавать их по очереди, никто не обратил на его просьбу внимания, каждому хотелось выяснить все, что его интересовало.
— Вы собираетесь прожить в Мексике всю жизнь, мистер Дерватт?
— Мистер Дерватт, для нас это настоящий сюрприз. Что побудило вас приехать в Лондон?
— Без «мистера», пожалуйста, — произнес Том сварливо. — Просто Дерватт.
— Вы удовлетворены своими последними работами? Считаете ли вы, что они лучше прежних?
— Дерватт, вы живете в Мексике один? — спросила Элинор Такая-то.
— Да, один.
— Вы не скажете, как называется ваша деревня?
Вошло еще трое мужчин, Том услышал, как Джефф велел кому-то подождать за дверьми.
— Что я вам точно не скажу, так это название своей деревни, — медленно произнес Том. — Это было бы неблагодарностью по отношению к ее жителям.
— Дерватт, а что… Ой!
— Дерватт, некоторые из критиков говорят…
Кто-то барабанил кулаками в дверь.
Джефф постучал кулаком с этой стороны и крикнул:
— Пожалуйста, успокойтесь! Позже!
— Некоторые из критиков…
Дверь стала трещать, и Джефф подпер ее плечом. Увидев, что дверь не поддается, Том обратил невозмутимый взор на спрашивающего.
— Критики говорят, что ваши картины напоминают тот период Пикассо, когда он увлекся кубизмом и стал расчленять лица и формы.
— У меня нет периодов, — сказал Том. — У Пикассо — есть. И поэтому на него невозможно навесить ярлык, если бы кому-нибудь вдруг захотелось. Нельзя сказать «Я люблю Пикассо», потому что он многолик. Пикассо играет. Пускай. Но, играя, он разрушает то, что могло бы сделать его… истинной и цельной личностью. Вы можете сказать, кто такой Пикассо — как личность?
Репортеры усердно строчили.
— Какая картина из тех, что здесь выставлены, ваша любимая? Вы можете назвать какую-нибудь?
— У меня нет… Нет, я не могу выбрать какую-то одну картину и сказать, что она любимая. Спасибо. — (Интересно, Дерватт курил? А, какая разница?) Том достал «Крейвен-Эй» Джеффа и прикурил от лежавшей на столе зажигалки, прежде чем два репортера успели подскочить со своими. Он чуть подался назад, боясь, как бы их пламя не подпалило ему бороду. — Возможно, кое-какие из моих старых работ можно назвать любимыми. «Красные стулья», например, или «Падающая женщина». Увы, они проданы. — Это название вдруг всплыло откуда-то в памяти Тома в последний момент. Такая картина действительно существовала.
— А где она? — спросил кто-то. — Я не видел ее, но название знакомое.
Том стыдливо потупился, как мог бы это сделать затворник, и не сводил глаз с блокнота на столе Джеффа.
— Я не помню. «Падающая женщина». Кажется, продана какому-то американцу.
Репортеры снова кинулись в атаку.
— Вы довольны тем, как продаются ваши картины, Дерватт?
(Еще бы ему не быть довольным!)
— А Мексика вас разве не вдохновляет? Я обратил внимание, что на выставке нет картин, где она была бы изображена.
(Некоторая неувязка. Действительно, странно. Но Том быстро справился с этим. Источником вдохновения ему служит воображение.)
— Дерватт, не могли бы вы хотя бы описать дом, в котором живете? — попросила Элинор.
(Это сколько угодно. Одноэтажный дом, четыре комнаты. Перед входом растет банан. Каждое утро в десять часов приходит девушка, чтобы сделать уборку. В полдень она отправляется в магазин и приносит ему свежеиспеченных черепах, которых он ест за ланчем с красной фасолью. Да, с мясом бывают перебои, но иногда забивают коз. Имя девушки? Хуана.)
— Местные зовут вас Дерватт?
— Сначала звали, но произносили имя очень своеобразно. Теперь обращаются просто «дон Филипо», — этого вполне достаточно.
— Они не знают, что вы тот самый Дерватт?
Том опять усмехнулся:
— Вряд ли они читают «Таймс», или «Артс ревью», или что-нибудь подобное.
— Вы не скучаете по Лондону? Каким он вам показался?
— Это была просто прихоть с вашей стороны — вдруг взять и приехать сюда? — спросил молодой Перкинс.
— Да, просто прихоть. — Том улыбнулся мудрой усталой улыбкой человека, в течение долгих лет в одиночестве созерцавшего голые мексиканские утесы.
— Вы никогда не бываете в Европе — инкогнито? Я знаю, вы любите уединение…
— Дерватт, я был бы очень вам благодарен, если бы вы завтра уделили мне десять минут. Вы не скажете, где вы…
— Сожалею, но я еще не решил, где остановлюсь, — сказал Том.
Джефф стал вежливо выпроваживать репортеров, замелькали вспышки. По просьбе фотографов Том посмотрел вниз, вбок, потом наверх. Джефф открыл дверь официанту в белом пиджаке, внесшему поднос с напитками. Поднос вмиг опустел.
Том застенчиво и грациозно приподнял руку в прощальном приветствии.
— Благодарю вас всех.
— Нет-нет, пресс-конференция окончена, — проговорил Джефф у дверей.
— Но я…
— Ах, мистер Мёрчисон! Пожалуйста, входите. — Джефф повернулся к Тому:
— Это мистер Мёрчисон, Дерватт. Он из Америки.
Мёрчисон был крупным человеком с располагающей физиономией.
— Здравствуйте, мистер Дерватт! — произнес он, улыбаясь. — Какой приятный сюрприз — встретиться с вами в Лондоне.
Они пожали друг другу руки.
— Здравствуйте, — ответил Том.
— А это Эдмунд Банбери, — продолжал представлять Джефф. — Мистер Мёрчисон.
Эд и мистер Мёрчисон обменялись приветствиями.
— У меня есть одна из ваших картин, «Часы», — сказал Мёрчисон. — Я ее даже принес с собой.
Он широко улыбался, глядя на Тома с уважительным восхищением. Том надеялся, что удивление от столь неожиданной встречи помешает Мёрчисону вглядываться в его лицо слишком пристально.
— Вот как? — произнес он.
Джефф опять запер дверь.
— Присаживайтесь, мистер Мёрчисон, — сказал он.
— Спасибо. — Мёрчисон сел на стул с прямой спинкой.
Джефф начал не торопясь собирать пустые бокалы со стола и книжных полок.
— Я не буду ходить вокруг да около, мистер Дерватт. Я… меня заинтересовало определенное изменение в технике, которое я заметил в ваших «Часах». Вы помните эту картину, конечно?
(Что это? Ничего не значащая разговорная фраза или отнюдь не случайный вопрос?)
— Конечно, — ответил Том.
— Вы можете описать ее?
Том все еще стоял. Его пробрал озноб. Он улыбнулся:
— Чего не умею, так это описывать свои работы. Меня не удивило бы, если бы на картине не оказалось никаких часов. Может быть, вы не знаете, мистер Мёрчисон, но я не всегда сам придумываю названия своих картин. — Том бросил взгляд на каталог с наименованиями выставленных в зале работ, который Джефф или кто-то другой предусмотрительно раскрыл на лежащем на столе блокноте. — А потом приходится удивляться, каким образом на твоей картине мог кому-то привидеться, например, «Воскресный полдень». Это ты постарался, Джефф?
— Нет, — рассмеялся Джефф. — Наверное, идея Эда. Вы не хотите чего-нибудь выпить, мистер Мёрчисон? Я могу принести из бара.
— Нет, благодарю, ничего не надо. — Мёрчисон опять обратился к Тому: — На картине синевато-черные часы, которые держит… — Может быть, вы помните? — Он улыбнулся, как будто загадывал какую-нибудь невинную загадку.
— Я думаю, маленькая девочка. И она смотрит, так сказать, на зрителя.
— Хм… Верно, — сказал Мёрчисон. — Но ведь маленьких мальчиков вы и не рисуете, не так ли?
Том усмехнулся, довольный, что угадал.
— Да, предпочитаю девочек.
Мёрчисон закурил «Честерфилд». У него были карие глаза, светло-каштановые вьющиеся волосы и крепкий подбородок, чуть полноватый, как и все тело.
— Я хотел бы, чтобы вы взглянули на мою картину, — сказал он. — Я потом объясню почему. Простите, я выйду на минуту, мне надо сходить за ней в гардероб.
Джефф выпустил его и снова запер дверь.
Джефф и Том смотрели друг на друга; Эд молча стоял, прислонившись к стеллажу.
— Эх вы! — прошептал Том. — Нет чтобы выкрасть этот чертов холст из гардеробной и сжечь его где-нибудь потихоньку.
— Ха-ха! — выдал нервный смешок Эд.
Улыбка на полном лице Джеффа получилась кривой, однако он продолжал изображать невозмутимое достоинство, как будто Мёрчисон еще был с ними в комнате.
— Так-так, послушаем, что он скажет, — медленно произнес Том уверенным дерваттовским тоном. Он хотел одним взмахом рук выпростать манжеты из рукавов, но это у него не получилось.
Вернулся Мёрчисон, держа под мышкой завернутый в упаковочную бумагу холст. Это была картина средних размеров — фута два на три.
— Я заплатил за нее десять тысяч, — сказал он, улыбаясь. — Вы можете, конечно, сказать, что оставлять ее в гардеробе — это верх беспечности, но я привык доверять людям. — Он разрезал бечевку перочинным ножом. — Вы знаете эту картину? — спросил он Тома.
Том посмотрел на картину и улыбнулся.
— Да, конечно.
— Вы помните, что писали ее?
— Это моя картина, — сказал Том.
— Меня интересует вот этот фиолетовый оттенок. Это чистый кобальт фиолетовый, — вам это, без сомнения, известно лучше меня. — Улыбка Мёрчисона на миг стала почти извиняющейся. — Картине не меньше трех лет, так как я купил ее три года назад. Но, если я не ошибаюсь, вы уже пять или шесть лет употребляете вместо чистого кобальта смесь красного кадмия с ультрамарином. Конечно, когда именно произошло это изменение, я сказать не могу.
Том молчал. На картине, принадлежащей Мёрчисону, часы были черно-фиолетовыми. Манера нанесения краски и цветовая гамма были примерно такими же, как у «Человека в кресле», написанного Бернардом и висевшего в Бель-Омбр. Том не понимал, что именно не устраивает Мёрчисона с этим фиолетовым цветом. Девочка в розово-зеленом платье держала часы — или, точнее, положила на них руку, так как часы были большими и стояли на столе.
— По правде говоря, я не помню, — сказал Том. — Возможно, я действительно использовал здесь чистый кобальт.
— И в картине под названием «Ванна», которая там висит, — Мёрчисон кивнул в сторону выставочного зала. — Но только в этих двух. Мне это представляется странным. Художник обычно не возвращается к технике, от которой он отказался. Сочетание кадмия с ультрамарином — то, к чему вы перешли позже, — гораздо интереснее, по-моему.
Тома все это не особенно волновало, он не видел в этом ничего угрожающего. Может быть, зря? Он пожал плечами.
Джефф, собрав грязные бокалы и пепельницы, прошел в ванную и возился там с ними.
— Когда вы написали «Часы»? — спросил Мёрчисон.
— Боюсь, этого я тоже не могу сказать, — ответил Том искренним тоном. Он понял, к чему клонит Мёрчисон, — по крайней мере, что касается даты создания картины, — и добавил: — Возможно, лет пять назад. Это старая картина.
— Мне ее продали как новую. И потом, «Ванна» датирована только прошлым годом, а между тем в ней тоже присутствует чистый кобальт.
В «Часах» кобальт использовался очень скупо, лишь местами усиливая тень. У Мёрчисона был исключительно острый глаз. Том вспомнил, что чистый кобальт присутствовал и в «Красных стульях» — более ранней картине Дерватта, подлиннике. Интересно, зафиксирована ли где-нибудь дата ее создания? Если бы им удалось как-нибудь доказать, что «Красным стульям» всего три года, то можно было бы просто-напросто послать Мёрчисона с его измышлениями подальше. Надо будет уточнить это у Джеффа и Эда, подумал Том.
— Вы точно помните, что писали «Часы»? — спросил Мёрчисон.
— Я знаю, что это моя картина, — ответил Том. — Возможно, я был в Греции или в Ирландии, когда писал ее, — я не запоминаю дат. К тому же даты, указанные в каталогах галереи, не всегда совпадают с фактическим временем создания картины.
— Мне кажется, что «Часы» — не ваша работа, — сказал Мёрчисон с типично американской добродушно-снисходительной убежденностью.
— Господи, почему же? — произнес Том не менее добродушно.
— Я понимаю, все это, может быть, несколько бесцеремонно с моей стороны. Но я видел ваши ранние работы в Филадельфии. Вы, мистер Дерватт, я сказал бы…
— Зовите меня просто Дерватт. Мне так больше нравится.
— Вы, Дерватт, такой плодовитый художник, что, мне кажется, могли бы и забыть… не вспомнить какую-то из своих картин. Безусловно, «Часы» написаны в вашей манере, и тема типична для вашего… мм…
Джефф, который так же, как и Эд, внимательно слушал Мёрчисона, воспользовался паузой.
— Но, мистер Мёрчисон, ведь картина была прислана из Мексики вместе с другими работами Дерватта. Он всегда отправляет нам две-три картины одновременно.
— Да. На «Часах» указана дата — той же черной краской, какой сделана подпись Дерватта. Три года назад. — Мёрчисон перевернул полотно обратной стороной и продемонстрировал им всем подпись и дату. — Я отдавал картину специалистам, чтобы они удостоверили их подлинность. Так что, видите, я все проверил очень тщательно, — сказал Мёрчисон, улыбаясь.
— Тогда я не совсем понимаю, в чем проблема, — сказал Том. — Если на картине моим почерком указано, что я писал ее три года назад, то, значит, это было в Мексике.
Мёрчисон посмотрел на Джеффа.
— Мистер Констант, вы говорите, что «Часы» были высланы вам одной партией с двумя-тремя другими картинами?
— Да. И, по-моему, две другие имеются здесь на выставке, — их владельцы живут в Лондоне. Это «Апельсины» и… Ты не помнишь вторую, Эд?
— Может быть, «Видение птицы»?
По удовлетворенному кивку Джеффа Том понял, что это действительно так, — или же Джефф очень умело притворялся.
— Да, точно, — подтвердил Джефф.
— Там другая техника, — возразил Мёрчисон. — Там тоже есть фиолетовый цвет, но он получен за счет смешения красок. Эти две картины, о которых вы говорите, — подлинники, хотя и более поздние.
Тут Мёрчисон был не совсем прав. Обе они были подделками. Том очень осторожно почесал бороду, сохраняя невозмутимый и чуть насмешливый вид.
Мёрчисон перевел взгляд с Джеффа на Тома.
— Вы, конечно, можете обвинить меня в нахальстве, но, простите меня, Дерватт, мне все-таки кажется, что вашу работу подделали. Я даже больше скажу: готов спорить на что угодно, «Часы» писали не вы.
— Но, мистер Мёрчисон, — вмешался Джефф, — это же легко проверить…
— Показав мне квитанцию о получении определенного числа картин в определенное время? Полотна, поступившие из Мексики, и даже, возможно, не имевшие названия?
— Бакмастерская галерея — единственный официальный дилер произведений Дерватта. Вы купили эту картину у нас.
— Я все это понимаю, — сказал Мёрчисон, — и не обвиняю ни вас, ни Дерватта. Я просто говорю, что не верю в подлинность этой картины. Я не знаю, что произошло на самом деле. — Мёрчисон посмотрел на всех троих по очереди, несколько смущенный собственной горячностью, но не намеренный сдаваться. — Но я убежден, что художник не может вернуться к краске или сочетанию красок, которыми он когда-то пользовался, если он нашел им замену столь тонкую и вместе с тем столь существенную, как бледно-лиловый цвет в новых работах Дерватта. Вы не согласны, Дерватт?
Том вздохнул и прикоснулся к усам указательным пальцем.
— Я не знаю. Похоже, я не так подкован теоретически, как вы, мистер Мёрчисон.
Наступила пауза.
— Так как же, по-вашему, нам следует поступить, мистер Мёрчисон? — спросил Джефф. — Вернуть вам деньги? Мы будем только рады сделать это, потому что Дерватт только что удостоверил подлинность картины, а стоит она теперь, уж поверьте, гораздо больше десяти тысяч долларов.
Том надеялся, что американец согласится, но они не на того напали.
Мёрчисон помолчал, сунул руки в карманы брюк и взглянул на Джеффа.
— Благодарю вас, но я хочу убедиться в своей правоте, а не получить деньги. И раз уж я нахожусь в Лондоне, где много истинных — может быть, даже лучших в мире — знатоков живописи, то я намерен показать «Часы» какому-нибудь эксперту, чтобы он сравнил их с бесспорными творениями Дерватта.
— Ну вот и хорошо, — дружелюбно отозвался Том.
— Большое спасибо, что согласились встретиться со мной, Дерватт. Я был искренне рад познакомиться с вами. — Мёрчисон протянул ему руку.
Том крепко пожал ее.
— Я тоже, мистер Мёрчисон.
Эд помог Мёрчисону упаковать картину и дал ему новую бечевку взамен разрезанной.
— Я смогу связаться с вами через галерею? — спросил Мёрчисон у Тома. — Скажем, завтра?
— Да, конечно, — ответил Том. — Они будут знать, где меня найти.
Когда Мёрчисон вышел, Джефф и Эд дружно и с огромным облегчением вздохнули.
— Ну и насколько это серьезно, по-вашему? — спросил Том.
Джефф разбирался в живописи лучше и потому ответил, с трудом подбирая слова:
— Я думаю, это будет серьезно, если он втянет в дело экспертов. А он это сделает. Пожалуй, в этой его идее насчет фиолетового цвета что-то есть. Это может послужить первым звеном, за которым потянется кое-что похуже.
— Почему бы нам не вернуться к тебе в студию, Джефф? — сказал Том. — Вы можете выпустить меня опять с черного хода, как Золушку?
— Да, конечно, — улыбнулся Джефф, — но сначала я хочу поговорить с Леонардом. Я приведу его, чтобы он взглянул на тебя.
Джефф вышел.
Гул в галерее стал тише. Том посмотрел на Эда, чье лицо было довольно бледным. «Я-то могу исчезнуть, а ты нет», — подумал Том. Том расправил плечи и поднял руку, растопырив два пальца в виде знака «V».
— Не вешай носа, Банбери. Прорвемся.
— Или же они нас… — Эд сделал неприличный жест, демонстрирующий, что с ними сделают.
Вернулся Джефф с Леонардом, невысоким и очень аккуратным молодым человеком в костюме в эдвардианском стиле[10] с бархатной отделкой и множеством пуговиц. При виде Дерватта Леонард залился счастливым смехом, и Джефф замахал на него руками.
— Это бесподобно, просто бесподобно! — сказал Леонард, оглядывая Тома с ног до головы с искренним восхищением. — Мне приходилось видеть неплохие спектакли, уж поверьте, но ничего похожего, — с тех самых пор, как я сам в прошлом году изображал Тулуз-Лотрека с подвязанными к спине ногами. — Леонард не мог отвести глаз от Тома. — Кто вы?
— Это, — сказал Джефф, — тебе знать не обязательно. Достаточно сказать…
— Достаточно сказать, — вставил Эд, — что Дерватт только что провел блестящую пресс-конференцию.
— А завтра Дерватт исчезнет, — прошептал Джефф, — вернется в Мексику… А теперь исчезни тоже, Леонард, — у тебя там есть дело.
— Чао! — сказал Том, приподняв руку.
— Hommage[11], — отвечал Леонард. Пятясь и кланяясь, он добрался до двери, где произнес: — Зрителей почти не осталось. И выпивки тоже.
Он выскользнул за дверь.
Том, однако, был отнюдь не в столь безоблачном настроении. Он хотел поскорее избавиться от маскарадного костюма. Проблема, из-за которой он приехал, еще не была решена.
Вернувшись в студию Джеффа, они обнаружили, что Бернард Тафтс ушел. Эд и Джефф были удивлены. Тому это тоже не очень понравилось: Бернарду следовало бы знать, как все прошло.
— Вы, конечно, сможете связаться с ним, — сказал он.
— Безусловно, — ответил Эд. Он заваривал чай на кухне. — Бернард всегда chez lui[12]. И телефон у него есть.
Том подумал, что телефона для объяснения с Бернардом будет, пожалуй, недостаточно.
— Мёрчисон, наверно, захочет повидать тебя еще раз, вместе с экспертом, — сказал Джефф. — Так что тебе действительно лучше исчезнуть. Объявим, что ты завтра возвращаешься в Мексику — или даже сегодня вечером.
Джефф потягивал перно. Он явно чувствовал себя более уверенно — видимо, потому, что пресс-конференция и даже беседа с Мёрчисоном прошли благополучно.
— В какую Мексику?! — воскликнул Эд, выходя из кухни с чашкой чая. — Нет, Дерватт пробудет несколько дней в Англии, чтобы повидаться с друзьями. Но даже мы не будем знать, где он. И уже после этого он уедет в Мексику. А каким образом — откуда нам знать?
Том скинул мешковатый пиджак.
— Известно, когда написаны «Красные стулья»? — спросил он.
— Да, — ответил Джефф, — шесть лет назад.
— И это всюду зафиксировано? Я подумал, нельзя ли перенести дату их создания на более поздний срок — чтобы обойти это фиолетовое затруднение.
Эд и Джефф быстро переглянулись.
— Ничего не получится, — покачал головой Эд. — Дата указана в нескольких каталогах.
— Есть еще вариант. Надо, чтобы Бернард написал несколько вещей — хотя бы парочку, — используя этот самый чистый кобальт. Это покажет, что Дерватт применяет оба способа поочередно. — Но, выдвинув это предложение, Том тут же и сам понял, что оно нереально, — и он знал почему. По всей вероятности, на Бернарда они больше не могут рассчитывать. Том отвел взгляд от Джеффа с Эдом. Те пребывали в явном сомнении. Он встал и выпрямился, все еще чувствуя себя Дерваттом.
— Я никогда не рассказывал вам о своем медовом месяце? — спросил он монотонным дерваттовским тоном.
— Нет, интересно было бы послушать! — живо откликнулся Джефф, заранее улыбаясь.
Том по-дерваттовски ссутулился.
— Дело было в Испании. Мы с Элоизой расположились у себя в гостиничном номере, и тут вдруг возникло совершенно непредвиденное затруднение. Внизу, во внутреннем дворике, какой-то попугай запел арию Кармен — можете себе представить, что это было. Только мы соберемся приступить к делу, как раздается что-то вроде: «А-ха-ха, ха, ха, ха-ха, ха-ха… А-ха, ха-ха, ха-ха-ха, ха-хааа!» Люди высовывались из окон и кричали по-испански: «Заткни свой поганый клюв!.. Какой идиот научил это дьявольское отродье петь „Кармен“?!.. Сверните ему шею!.. Сварите из него суп!..» Невозможно одновременно смеяться и заниматься любовью. Вы когда-нибудь пробовали? Недаром говорят, что смех отличает человека от животного. Другая-то штука, понятно, не отличает… Эд, ты не мог бы избавить меня от этой растительности?
Но Эд не мог даже говорить от смеха, а Джефф просто рыдал на диване. Им нужна была разрядка после пережитого стресса. Однако Том понимал, что это лишь временное облегчение.
— Пошли в ванную, — сказал наконец Эд и пустил горячую воду.
Тому пришло в голову, что если бы ему удалось каким-нибудь образом заманить Мёрчисона к себе домой, прежде чем тот повидается с экспертом, — тогда, может быть, он придумал бы, как предотвратить катастрофу, — но пока что он не имел представления, как это сделать.
— Где Мёрчисон остановился? — спросил он.
— В каком-то отеле, — пожал плечами Джефф. — Он не сказал в каком.
— Ты не мог бы позвонить туда-сюда и выяснить, где именно?
Не успел Джефф подойти к телефону, как тот зазвонил. Том слышал, как Джефф говорит кому-то, что Дерватт уехал поездом на север, но куда именно — неизвестно.
— Он довольно скрытен, — сказал Джефф.
— Еще один джентльмен из газеты, — объяснил он, повесив трубку. — Мечтает взять персональное интервью у Дерватта. — Он открыл телефонный справочник. — Попробую сначала «Дорчестер». Такие, как Мёрчисон, всегда останавливаются в «Дорчестере».
— Или в «Вестбери», — вставил Эд.
Чтобы отодрать марлю с бородой, потребовалось немало воды. Затем с помощью шампуня смыли краску с волос. Наконец Том услышал, как Джефф обрадованно говорит: «Нет, спасибо, я позвоню позже».
— «Мандевиль», — объявил Джефф. — Это на Вигмор-стрит.
Том натянул наконец собственную розовую рубашку, купленную в Венеции. Затем заказал по телефону номер в «Мандевиле» на имя Томаса Рипли. Он займет номер часов в восемь вечера, сказал он.
— Что ты собираешься делать? — спросил Эд.
Том чуть улыбнулся.
— Я еще не придумал, — ответил он. И это было правдой.
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Мистер Рипли под землей предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других