Евангелие от Сатаны

Патрик Грэхам, 2007

Специальный агент ФБР Мария Паркес, специалист по составлению психологических портретов, неутомимо идет по следу серийных убийц. Мария обладает даром медиума, каждую ночь она видит во сне убийства, точно передачи в прямом эфире, не имея возможности предотвратить ужасное действо. Благодаря своему дару она уже выследила несколько душегубов. На этот раз пропала помощница шерифа Рейчел, которая занималась расследованием исчезновения четырех молодых официанток. Следы Рейчел приводят Марию в лес, к развалинам старой церкви. То, что она увидела там, в подземелье, заставило ее похолодеть…

Часть третья

48

Через восемь дней. Больница Либерти-Холл в Бостоне

Дрожа от ледяного ветра, который создают кондиционеры, специальный агент Мария Паркс вдыхает запахи формалина и дезинфицирующих средств в морге бостонской больницы Либерти-Холл. Этот морг занимает всю подвальную часть больницы — две тысячи квадратных метров. Это подвальный этаж разделен перегородками на холодные комнаты, лаборатории для вскрытия трупов и кабинеты для более подробного анализа взятых при вскрытии образцов. Именно сюда попадает большинство трупов, обнаруженных в Бостоне и его окрестностях. Сюда привозят тела самоубийц и жертв несчастных случаев, произошедших в выходные дни. И тела людей, смерть которых вызывает подозрение; в этих случаях посмертный осмотр тел проводится по приказу генерального прокурора штата Массачусетс.

Последние залы морга, самые просторные и с самым лучшим освещением, отданы в распоряжение службы судебно-медицинской экспертизы больницы Либерти-Холл. Сюда допускают только сотрудников научных подразделений полиции. Трупы сюда привозят в чехлах из прорезиненной ткани. В серых чехлах убитые, в черных — убийцы.

В этих огромных помещениях из бетона, облицованных белыми кафельными плитками, целая армия всего насмотревшихся скептиков-судмедэкспертов пилит грудные клетки и распарывает мертвые животы, отыскивая следы преступлений — голубую кайму, которая остается на долях печени после отравления мышьяком, черные липкие сгустки вещества на лопнувших от удара селезенках, шейные позвонки, сдвинутые со своих мест при удушении, отверстия от пуль большого калибра в продырявленных легких и пробитых насквозь сердцах. Этот визуальный осмотр эксперты завершают обследованием рта и других естественных отверстий тела. Там могут быть найдены немного слюны, капля крови, волос, который станет чьей-то генетической подписью, или немного спермы, неосмотрительно слитой в утробу изнасилованной женщины.

Над этой массой разлагающихся тел поднимается больница Либерти-Холл — четырнадцать этажей стекла и стали, где больные и умирающие люди лежат в одиннадцати отделениях общей медицины и в центре реанимации и интенсивной терапии.

Именно в этот центр, на самый верхний этаж, срочно положили специального агента Марию-Меган Паркс. Здесь хирурги, сменяя друг друга, очистили и перевязали ее раны.

Семь следующих дней Мария пролежала на больничной кровати, а медсестры делали ей перевязки и вливали антибиотики. Семь дней подряд Паркс засыпала в уютном тепле своей палаты, а просыпалась распятая на кресте в темном склепе. Семь дней она набиралась сил под привычный шум электрокардиографа и тележек с бельем, которые катили по коридорам кастелянши. Семь ночей она металась на кресте и кричала под уколами гвоздей.

Врачи прописали ей нейролептики, чтобы уменьшить остроту ее видений, но Паркс отказалась от этих лекарств. Нет ничего хуже, чем иметь видение под их действием. Скорость видения замедляется, каждая подробность увеличивается, кошмар становится нескончаемым, и боль в нем растягивалась на бесконечный срок.

На рассвете восьмого дня Паркс пришла в себя. Она чувствовала себя спокойной и отдохнувшей. Видение угасло, от него осталось только воспоминание о глазах Калеба, блестевших в темноте склепа. Еще одно тяжелое воспоминание среди многих. Разница лишь в том, что Калеб был убит спецназовцами из ФБР, и поэтому картины совершенных им убийств, несомненно, со временем потускнеют.

Если только Калеб действительно умер.

Мария старается прогнать от себя эту мысль. В ее мозгу звучит тонкий голосок, который возникает в нем каждый раз, когда ей бывает страшно. Голос, которым она в детстве говорила со своими куклами.

49

Территория Рима, город-государство Ватикан, 6 часов утра

Кардинал Оскар Камано любит те часы, когда красная полоса зари постепенно разбавляет светом синеву ночи. Каждое утро, проехав мимо Колизея, где когда-то столько знаменитых христиан пролили свою кровь ради величайшей славы Божией, кардинал приказывает своему шоферу остановить лимузин на площади Новой церкви и дальше идет один по переулкам Рима в сторону моста Святого Ангела.

Он мог бы доезжать до собора Святого Петра, как обычно делают другие преосвященные кардиналы, которые гораздо моложе его. А мог бы пойти короткой дорогой в сторону реки и потом спуститься вниз через район Борго-Санто-Спирито. Но нет: и в дождь, и в ветер, и при мучительной, как пытка, боли из-за артроза в колене кардинал Камано идет в обход, через мост Святого Ангела. Потом он сворачивает влево, на Виа делла Кончилиационе — улицу Примирения, и уже по ней доходит до ватиканских соборов, словно совершает паломничество.

Эта прогулка в одиночестве нужна ему в первую очередь как подготовка к утомительному шумному дню. Кардинал Камано — глава сверхсекретного общества «Легион Христа» и внушающий страх начальник Конгрегации Чудес — одного из самых могущественных ведомств Ватикана. Такого могущественного, что даже кардинал — государственный секретарь, первый министр Церкви, ни разу не смог сунуть свой нос в бумаги ведомства Камано.

Другие кардиналы, не менее могущественные, продали бы душу, чтобы получить доступ к архивам ведомства Чудес. Эти старики, которым не давало покоя честолюбие, знали, что именно величайшая секретность работы этой конгрегации делала ее одним из самых страшных учреждений Ватикана.

Все, кто служил в Конгрегации Чудес, тринадцать лет учились в семинариях «Легиона Христа» перед тем, как дать клятву служителей. Потом, выбрав самых способных из каждого набора, конгрегация посылала их в лучшие университеты, где они получали несколько докторских степеней. Это долгое и трудное обучение делало подчиненных Камано специалистами, которые всю свою жизнь посвящали проверке подлинности чудес и поиску доказательств существования Бога. Это была главная задача конгрегации — испытывать на подлинность видимые и невидимые знаки потустороннего мира.

Когда приходило сообщение о новом чуде или о новых действиях Сатаны, Камано посылал своих легионеров установить, действительно ли речь идет о сверхъестественном явлении. А также выяснить, не ставит ли оно под сомнение догматы веры: чудо ведь могло противоречить высшим интересам Церкви. Камано должен был, действуя незаметно, убедиться, что эти проявления силы Бога совместимы с тем, что сказано в Священном Писании, или задушить зло в зародыше, если они могут расшатать устои Ватикана.

После завершения этой предварительной проверки ученые из «Легиона Христа» связывались с Римом по самым тайным церковным каналам. Священники из ведомства Камано вводили полученные от них данные в свои компьютеры и выясняли, не происходило ли уже такое чудо в другом месте или в другую эпоху. Чаще всего эта проверка не давала никаких результатов. Тогда необычный случай оставляли под наблюдением и начинали работать со следующим.

Но иногда компьютеры разыскивали данные о том, что такое же чудо или такое же злодеяние в течение столетий повторялось через одинаковые промежутки времени. Тогда «Легион Христа» предполагал, что так исполняется одно из пророчеств Церкви и что, возможно, это Бог напоминает людям о себе. Легионеры подавали сигнал тревоги, папа немедленно забирал дело об этом явлении к себе, опечатывал своей апостольской печатью и держал под замком.

У Камано была и еще одна забота: сделать так, чтобы чудо или злодеяние было классифицировано до того, как в дело сунут свой нос другие конгрегации или, что еще хуже, журналисты. В случае сомнения он добивался, чтобы папа опечатал все дела, которые Конгрегация Чудес рассматривала на первом этапе. Если потом выяснялось, что случай не представляет никакого интереса, кардинал просил вернуть дело о нем в открытый доступ.

Из-за этого Камано так сильно уставал. Из-за этого же у него было много врагов.

Но в задачи его конгрегации входило не только рассмотрение доказательств существования Бога. Эта бесконечная задача была, в сущности, прикрытием для другой, такой тайной и опасной, что даже враги кардинала никогда не подозревали, как велики ее размеры. Если выяснялось, что одно и то же чудо происходило в течение многих веков, особенно если оно каждый раз было ответом на действие сатанинских сил, словно два противника сошлись в борьбе и каждый стремился победить, это означало, что скоро может исполниться древнее пророчество и что мир в опасности. В таких случаях легионеры Христа начинали рыться в архивах, где были собраны письменные свидетельства и знаки, предвещавшие великие катастрофы. Там были данные о предвестниках Всемирного потопа, падения Содома, египетских казней и о семи печатях Апокалипсиса. Но рядом с ними хранились и пророчества Нострадамуса, Малахии, Леонарда Пизанского и великих святых христианства. Здесь было столько предсказаний о Божьем гневе, что подчиненные Камано должны были, помимо выполнения своей официальной задачи, следить, не исполняется ли какое-то из них. А несколько месяцев назад многие легионеры Христа обнаружили одинаковые знаки в Азии, Европе и Соединенных Штатах — стигматы Страстей Христовых, загадочные исцеления, истекающие кровью статуи и случаи коллективной одержимости, а также осквернение кладбищ и жертвоприношения. И ритуальные убийства тоже. Целая серия убийств, и во всех случаях у преступников один и тот же почерк. Эти убийства особенно беспокоили Камано потому, что жертвами были только монахини, и притом не рядовые. Именно из-за этого и была объявлена общая тревога: уже несколько недель в секретных отчетах с передовых постов «Легиона Христа» упоминались убийства в монастырях святого ордена затворниц. Убиты были около тридцати монахинь этого ордена. И что особенно беспокоило кардинала, все убитые были найдены распятыми и обесчещенными, их тела были разбиты какой-то чудовищной силой. Убийца выжег на их телах раскаленным железом четыре буквы INRI, сокращение латинской надписи, которую римляне прибили над головой Христа. Но на телах умерших под пыткой монахинь эти четыре буквы сопровождались изображением пятиконечной звезды, внутри которой был изображен демон с козлиной головой. Это знак Бафомета, самого могучего из рыцарей Зла, архангела Сатаны.

Эти ритуальные убийства произошли в самых тайных монастырях католической Церкви, и поэтому Ватикану до сих пор удавалось замалчивать их. Но Камано знал, что скоро молчать уже будет невозможно. Почерк убийцы был одним из пророческих знаков, описания которых хранились в архивах Конгрегации Чудес. Он означал, что Воры Душ вернулись.

Поняв это, Камано отправил своих легионеров туда, где, по данным его разведки, количество убитых затворниц росло в угрожающей степени. С тех пор он нетерпеливо ждал новостей от своих посланцев.

Вот о чем думал кардинал Камано, поднимаясь на мост Святого Ангела. На мосту он остановился, чтобы посмотреть на Тибр, но тут зажужжал его мобильный телефон.

Звонил монсеньор Джузеппе, его апостольский протонотарий, то есть секретарь. Голос добродушного и крепкого телом, несмотря на старость, Джузеппе был почти визгливым от страха. Так говорят те, кто только что увидел Дьявола.

Слушая его, Камано ни разу не моргнул под взглядом каменных ангелов, охранявших мост. Люди из ФБР только что нашли в окрестностях Геттисберга, штат Мэн, трупы четырех убитых молодых женщин. Убиты Мэри-Джейн Барко, Патриция Грей, Сэнди Кларк и Дороти Бракстон, четыре монахини из Конгрегации Чудес, которых Камано послал несколько недель назад расследовать убийства затворниц в Соединенных Штатах.

— Это все?

— Нет, ваше преосвященство. Эти люди из ФБР сумели застрелить убийцу. Это был монах.

Камано закрыл глаза и попросил своего протонотария подробно рассказать о том, как были совершены преступления. Когда он услышал ответ, его сердце застучало с бешеной силой. Молодые монахини погибли так же, как затворницы, судьбу которых они должны были выяснить. Убийца пытал их, а потом распял на крестах и выжег раскаленным железом на их туловищах четыре буквы INRI.

Кардинал закончил разговор. Он чувствовал во рту вкус крови. Теперь у него больше не было выбора. Он должен как можно скорее сообщить его святейшеству о том, что очень скоро исполнится одно из самых худших пророчеств Церкви. И это за несколько часов до начала Третьего Ватиканского собора! Сотням кардиналов и епископов еще много недель назад были отправлены приглашения на один из величайших съездов христианских иерархов за всю историю христианства. На собор, который должен был установить догматы веры и определить будущее Церкви. Сотни священнослужителей в красных одеждах начали съезжаться сюда со всего мира. Постепенно они занимали все больше места на площади Святого Петра и в бесконечных коридорах Ватикана.

Камано незаметно делает знак шоферу, который следует за ним в лимузине на достаточном расстоянии. Перед тем как сесть на заднее сиденье машины, он поворачивается к статуе архангела Михаила, которая охраняет крепость пап. В лучах рассвета острие копья, которое поднимает в руке Михаил, первый рыцарь Бога, кажется красным, словно его только что окунули в чан со свежей кровью. Кардинал больше не имеет права сомневаться.

50

Глаза Марии Паркс, которую поддерживает Баннермен, моргают от тусклого света неоновых ламп. Тело Калеба, накрытое простыней, лежит на анатомическом столе, а перед столом готовятся выполнить свой обряд доктора Манкузо и Стентон, два лучших в ФБР коронера, то есть следователи по убийствам. Мария уже работала с ними над многими делами, когда судмедэкспертам не удавалось заставить заговорить трупы. Благодаря Манкузо и Стентону примерно десять серийных убийц сейчас спали в тюрьме или в опломбированном гробу. И этого доктора добились, просто разрезая органы тела и анализируя пробы крови. Вот что такое тайны гормонов и обломков клеток.

Пока Мария надевает комбинезон, хирургическую маску и очки из плексигласа, Стентон снимает простыню с того, что осталось от Калеба. Мария застывает на месте, увидев лицо того, кто едва не убил ее, — или, вернее, то, что осталось от этого лица после снайперских пуль. Одна пуля на выходе выбила правый глаз, другая расколола височную кость. Еще одна пуля, крупного калибра, глубоко вошла в череп и оторвала голову от шеи. Две последние пули, выпущенные в упор в область над ухом, разбили челюсть Калеба. От его лица остался только один голубой глаз, часть лба, одна щека и половина носа. Остальное превратилось в ком мясного фарша без кожи, из которого выступают наружу обломки костей и зубов.

Калеб ниже ростом, чем казалось Марии, и мощнее. Мышцы толстые, как канаты, бедра словно у мясника, плечи как у землекопа, торс как у кузнеца. Только годы тяжелого труда могут выковать человека такой чудовищной силы.

Взгляд Марии скользят по телу Калеба. Его мужской член лежит на густых черных волосах, растущих на животе. Этот кусок плоти такой толстый, что у Марии перехватывает дыхание. Калеб даже мертвый полон грубой силы. Но ее ужас вызван не только его телосложением людоеда из сказки и не его членом насильника. Ее пугает кое-что еще. Что-то не в порядке с этим телом. И непорядок настолько очевиден, что Марии трудно определить, в чем дело. Только сосредоточив внимание на коже убийцы, она понимает, что Калеб стареет.

Ну вот, началось! Мария, ты начинаешь нести чушь.

И все же… На первый взгляд может показаться, что труп Калеба просто гниет быстрее обычных трупов. Но если внимательно присмотреться, то станет видно, что его кожа не разлагается, а вянет и начинает сохнуть, как кожаное изделие, за которым плохо ухаживают.

Мария смотрит на ладони Калеба. Эти ладони ей хорошо знакомы: она видела их вблизи, когда он прибивал ее к кресту. Кажется, ногти убийцы стали длиннее. Что-то похожее бывает с мертвецами: те, кто открывает гроб через несколько месяцев после похорон, видят, что ногти трупа выросли. Мария дрожит и кусает губы: она уверена, что грудь мертвеца едва заметно шевельнулась. Ладонь убийцы тоже начинает шевелиться. Мария холодеет от ужаса.

— Ты в порядке, Мария?

Мария резко вздрагивает, когда пальцы Баннермена сжимают ее плечо. Ладонь Калеба снова падает на железный стол. Его грудь выглядит неподвижной.

Боже мой, Калеб не умер…

51

Выйдя из узких переходов папского дворца в более широкие парадные коридоры, кардинал Камано тут же увидел и пожал протянутую ему мягкую ладонь монсеньора Доминичи, личного секретаря и духовника папы. Доминичи сморщился от боли. Стискивая пальцы духовника в своем кулаке, Камано вонзил взгляд в его желтые глаза. Обитатели Ватикана больше всего ненавидели не папу и не кого-либо из кардиналов — членов всемогущей курии. Самым ненавидимым в Ватикане человеком был этот пухлый коротышка, которому глава Церкви открывал свои самые тайные мысли.

Камано ослабил давление своей руки и улыбнулся папскому духовнику, но в улыбке не было радости.

— Скажите, монсеньор, как чувствует себя его святейшество?

— Папа обеспокоен своими заботами. Прошу вас, ваше преосвященство, не говорить много: он старый, больной и усталый человек.

— Бог тоже стар, но все же царствует.

— Тем не менее я боюсь за здоровье папы и посоветовал бы вам не утомлять его.

— Во время собора и при наших нынешних заботах? Это все равно что попросить капитана корабля пойти отдохнуть, когда вода заливает трюмы.

— Ваше преосвященство, вы, кажется, меня не поняли. Его святейшество стар и уже не может нести такой груз работы, какой нес в начале своего правления.

Камано подавляет зевок.

— Мне надоело слушать вас, Доминичи. Папы как старые машины: их используют, пока могут, а когда машина ломается, покупают другую. Поэтому утешайте его душу в той мере, в какой вы считаете это полезным, а заботы об остальном оставьте Богу и кардиналам курии.

Сказав это, Камано покидает духовника и кивает швейцарским гвардейцам. Они раздвигают свои скрещенные алебарды и впускают кардинала в покои папы. Закрывая за собой дверь, Камано сразу обращает внимание на тишину и темноту в комнатах. Солнце, которое встает над площадью Святого Петра, проливает сюда красный как кровь свет через тяжелые бархатные занавески. Камано видит на светлом фоне окна темный силуэт папы. Его святейшество стоит перед окном и смотрит на рассвет, который окрашивает белым цветом соборы Ватикана. В одном, по крайней мере, Доминичи прав: судя по тому, как папа выглядит, его силы на пределе.

Скрип паркета под ногами заставляет Камано замереть. Плечи папы слегка вздрагивают, словно он только что заметил присутствие кардинала в комнате. Камано видит, как папа принюхивается к воздуху комнаты, а потом в комнате раздается хриплый старческий голос главы Церкви:

— Итак, мой дорогой Оскар, вы по-прежнему любите этот светлый виргинский табак?

— Как жаль, ваше святейшество, что эта любовь — не грех.

Тишина. Папа медленно поворачивается. Лицо у него очень серьезное. И морщин на этом лице столько, что кардиналу кажется, будто папа за одну ночь постарел на десять лет.

— Итак, мой друг, что нового?

— Сначала скажите мне, как вы себя чувствуете.

Его святейшество глубоко вздыхает:

— Что я могу сказать кроме того, я стар, скоро умру и мне не терпится наконец узнать, существует ли Бог.

— Как вы можете сомневаться в Его существовании, ваше святейшество?

— Так же легко, как верю в Него. Бог ведь единственное существо, которому не обязательно существовать, чтобы править.

— Это сказал святой Августин?

— Нет, Бодлер.

Оба молчат. Потом Камано тихо кашляет, чтобы прочистить горло, и начинает говорить:

— Ваше святейшество, у меня плохие новости. В разных частях мира происходит все больше чудес и проявлений силы Сатаны.

— Это знаки исполнения пророчества?

— За последние месяцы было убито много монахинь из ордена затворниц. Четыре агента Конгрегации Чудес, которых мы послали в Соединенные Штаты расследовать эти преступления, тоже убиты.

— И?..

— Люди из ФБР сумели застрелить убийцу. Это был монах. У него на плечах татуировка — сатанинские символы, пламя Ада, окружающее буквы INRI. Это символ Воров Душ.

— О господи! Что вы сказали?

Папа покачнулся, Камано бросился к постаревшему главе Церкви и поддержал его. Опираясь о плечо кардинала, папа дошел до своей кровати и с трудом сел на нее.

— Ваше святейшество, известно ли вам, почему Воры Душ убивают затворниц?

— Они… хотят завладеть одним евангелием, которое Церковь потеряла больше семисот лет назад.

— Что было написано в этом евангелии?

По лицу папы скользнула тень.

— Ваше святейшество, мне крайне необходимо знать, с каким врагом я имею дело. Иначе я не смогу бороться.

— Это очень долгая история.

— Я вас слушаю.

52

Коронер Манкузо дышит в микрофон своей гарнитуры. Он только что прикрепил к поясу датчик, с которым она соединена. На датчике загорается зеленый индикатор. Когда на ленте больше не будет места для записи, индикатор станет красным. Пока Стентон подготавливает микроскопы и центрифуги, в искусственном холоде морга звучит голос Манкузо:

— Осмотр трупа геттисбергского убийцы в больнице Либерти-Холл, Бостон. Вскрытие проведут коронеры Барт Манкузо и Патрик Стентон по поручению шерифа округа Геттисберг и генерального прокурора штата Массачусетс. Отмечу также, что директор ФБР Стюарт Кроссман особым приказом присвоил этому делу федеральный уровень секретности. Поэтому необходимо, чтобы запись переписал секретарь, хорошо знакомый с требованиями этого уровня конфиденциальности.

Манкузо откашливается, чтобы прочистить горло. Стентон сменяет его и продолжает своим низким сильным баритоном:

— Цель осмотра — не определение причин смерти, поскольку в них нет никакого сомнения, а в том, чтобы собрать все данные, которые могут быть полезны для установления личности убийцы и для определения мотивов, по которым он убивал своих жертв.

Эти слова усилены треском фотовспышки и шипением батареек: Стентон делает несколько фотографий выходных отверстий от пуль, которые бойцы из ФБР выпустили в Калеба в склепе.

— На теле подозреваемого обнаружено шестьдесят семь входных и шестьдесят три выходных отверстия, которые неравномерно распределены по всему телу. Большинство этих отверстий оставлены боеприпасами калибра девять миллиметров, имевшими дозвуковую скорость при полной нагрузке, и боевыми пулями сорок пятого калибра 5,56, выпущенными при настильной стрельбе с расстояния тридцать пять метров. Остальные сосредоточены в мозговых полушариях и стволе мозга, оставлены пулями сорок пятого калибра от пистолета «магнум» и пулями калибра девять миллиметров от пистолета «парабеллум». Выстрелы были резкие и разрушительные, сделаны с близкого расстояния.

— Бронированные пули! Били бы уж сразу из гранатомета, — проворчал Манкузо, просовывая палец в одно из двух последних отверстий в черепе. Палец вошел туда целиком. — Ну и сослуживцы у тебя, Паркс! Просто ковбои!

Паркс закрывает глаза и слушает шум, который производят пальцы Манкузо, шаря внутри черепа Калеба. Коронер копается в пулевых отверстиях, а Стентон в это время раскладывает по местам инструменты для нанесения разрезов. Пальцы Манкузо возвращаются из раны пустыми; он берет в руку щипцы, чтобы залезть в нее глубже. Когда щипцы выныривают из тела, Паркс видит, что в руке коронера блестит обломок бронированной пули.

— О’кей.

На этом доктора Манкузо и Стентон по обоюдному согласию прекращают выяснение причин смерти и переходят к подробному исследованию трупа.

Манкузо и Стентон зажигают экраны, на которых их ассистенты разместили в ряд рентгеновские снимки скелета Калеба и остатков его челюсти. Левый экран мигает: одна из ламп, которые его подсвечивают, плохо работает. Манкузо стучит по нему пальцами, лампа трещит, потом зажигается. Звучит голос Стентона:

— Осмотр рентгеновских снимков, выполненных через четыре часа после смерти. Снимки челюсти и зубов. На участках, которые не были разрушены пулями, зубы стерты так, что обнажены значительные участки корней. Кроме того, заметен признак, который много значит, — отсутствие лечения. На тех зубах, которые мы можем видеть, нет ни коронок, ни пломб. Можно сделать вывод, что этот человек никогда не был у зубного врача. Следует также обратить внимание, что на зубах нет округлостей и зазубрин, которые возникают при употреблении твердой пищи. Кроме того, челюстные мышцы слабы для человека с таким мощным телосложением. Это, вероятнее всего, означает, что он питался в основном растительной пищей.

Манкузо, копаясь крюком и пинцетом во рту трупа, дополняет лекцию Стентона:

— Эмаль зубов тусклая и покрыта трещинами, дентин мягкий. Шейки зубов оголены, десна втянута внутрь. Следует также отметить наличие в ротовой полости крупных язв, которые указывают на длительный дефицит витамина С.

Стентон, не веря его словам, направляет луч своего фонаря на то место, куда указывает закутанный в латексную перчатку двойной толщины палец Манкузо. Потом он произносит:

— Коронер Стентон подтверждает, что на трупе имеются язвы, характерные для цинги. В наше время такой синдром можно обнаружить только в странах, народам которых приходится долго и тяжело голодать. Должно быть, этот человек питался в основном вареными корнеплодами и овощами. В его пище почти или совсем не было плодов и мяса.

Манкузо накрывает ладонью микрофон, чтобы его слова не были записаны, и тихо спрашивает Стентона:

— Цинга? А почему бы не проказа? Когда ты в последний раз видел в Америке признаки цинги на трупе?

— Я вижу их в первый раз за всю жизнь.

53

Дверь личных покоев папы приоткрывается. Пол скрипит. Личный секретарь папы, шурша сутаной, наклоняется к уху его святейшества и вполголоса докладывает, что последние из кардиналов только что прибыли и что церемония открытия Третьего Ватиканского собора начнется, как было намечено, в шестнадцать часов. Папа кивает и шевелит рукой. Ладонь у него вялая от слабости. Секретарь подает ему графин с водой на серебряном блюде и уходит. Двери закрываются за ним.

С колокольни базилики раздается звон — призыв к верующим помолиться Богородице. Когда колокола кончают звонить, в комнаты папы снова проникает далекий шум толпы туристов на площади Святого Петра. Камано и его святейшество сидят в кожаных креслах. Папа наклоняется к кардиналу и говорит:

— То, что я сейчас хочу вам рассказать, ни в коем случае не должно выйти из стен этой комнаты. Особенно во время собора, когда в коридорах Ватикана бродит столько любопытных пар ушей на двух ногах. Вы хорошо меня поняли?

— Да, ваше святейшество.

Папа берет графин, наполняет водой два хрустальных стакана и подает один из них кардиналу. Тот ставит стакан на низкий столик.

— Это дело — самая большая тайна Церкви. Оно началось в день смерти Христа. В Писании сказано, что Иисус во время предсмертной агонии утратил дар блаженных видений. Раньше ему было достаточно закрыть глаза, чтобы увидеть рай и небесных ангелов. Но раз он потерял этот дар в момент смерти, можно подумать, что он, должно быть, увидел людей такими, какие они есть, — вопящую толпу у его ног, цепь римских солдат вокруг креста. Его оскорбительно ругали, в него плевали. Вот за кого он умирает — понял он. В Писании сказано, что тогда он поднял глаза к небу и закричал: «Элои, элои, лама сабахтани?»

— Что значит: «Отец, отец, почему ты меня покинул?»

— Да. Это были его последние слова. Потом Христос умер. Это официальная версия.

Оба какое-то время молчали. Потом Камано спросил:

— И в чем тут проблема?

— В том, дорогой Оскар, что, кроме этой официальной версии, никому ничего не известно о том, что стало с Христом после его смерти.

— Я не понимаю, к чему вы клоните.

— В Евангелиях сказано, что римляне отдали тело Христа его ученикам, чтобы те смогли его похоронить по еврейским обрядам в гробнице, вход в которую закрыт тяжелым камнем. Согласно все той же официальной версии, через три дня после смерти Христа его труп исчез из этой гробницы, хотя никто не откатывал камень от входа. Потом воскресший Христос появился среди апостолов. Он передал им Священное Писание и послал их просвещать народы светом Евангелия.

— В чем же дело?

— В том, что в Писании есть белое пятно. Там ничего не сказано о времени между моментом смерти Христа и тем моментом, когда его ученики обнаружили, что гробница открыта. Три дня, о которых никто ничего не может сказать. Все остальное — земная жизнь Христа, его арест, суд над ним, муки Страстей и казнь — засвидетельствовано в документах или было подтверждено тысячами свидетелей. Все может быть проверено, кроме этих трех дней. А вся наша вера основана как раз на том, что произошло в эти три дня. Если Христос действительно воскрес, это значит, что и мы воскреснем. Но предположим, что Христос никогда не возвращался из мертвых.

— Что вы говорите?!

— Предположим, что он умер на кресте и не воскрес, а следующие три дня были придуманы апостолами, чтобы его дело продолжалось и то, что он сказал людям, распространилось по миру.

— Именно это сказано в Евангелии от Сатаны?

— Это и еще другое.

Снова молчание.

— Что другое?

— Это евангелие не только утверждает, что Христос не воскрес. В нем также сказано, что, утратив дар блаженных видений, он на кресте отрекся от Бога и, сделав это, превратился в Януса, вопящего зверя, которого римляне прикончили, переломав ему руки и ноги. Иисус, сын Бога, стал Янусом, сыном Сатаны.

— Вы хотите сказать, что в тот день победу одержал не Бог, а Сатана?

Взгляд папы стал печальным.

— Ну что вы, ваше святейшество! Мы не первый раз сталкиваемся с такими ересями. Таких евангелий были сотни и будут еще новые. Нам достаточно отрицать все целиком и полностью и срочно послать в наступление батальон ученых, которые служат нашему делу. Широкие массы верят прежде всего в вас и лишь потом в Бога. Если папа назвал что-то правдой, значит, это правда. Так было всегда, и нет никаких причин, чтобы в этот раз случилось иначе.

— Нет, Оскар, на этот раз положение более тяжелое.

54

Коронеры Манкузо и Стентон, руководствуясь рентгеновскими снимками, начали подробно исследовать скелет Калеба. Медленный голос Манкузо тихо озвучивает мысли обоих судебных медиков:

— На костях видны последствия многочисленных травм, которые были залечены. Лечение было примитивное: это видно по тому, что костные мозоли вокруг переломов толстые и неровные. Этому человеку, несомненно, было около сорока лет, но отсутствие современной медицинской помощи внешне состарило его раньше срока и истощило его организм. Возможно, это бродяга, который давно порвал все связи с современным обществом. Поэтому следствию стоит обратить основное внимание на маргиналов в крупных городах и на бродяг, зарегистрированных полицией во время проверок в сельских местностях штатов Мэн и Массачусетс. У кого-нибудь есть что добавить к этому?

— Да! — заявила Мария. — Калеб стареет.

Манкузо и Стентон слегка вздрогнули, услышав ее голос. Манкузо выключил запись.

— Что ты сказала, Паркс?

— Когда я была рядом с Калебом в склепе, ему было на вид самое более тридцать лет.

— Разве ты видела его лицо? Я думал, что нет.

— Я видела его ладони.

— Что ты хочешь сказать? Что он постарел на десять лет, пока лежал в холодной комнате?

— Да, именно это я и хочу сказать.

Манкузо обнял рукой плечи Марии.

— Пусть будет так, моя дорогая. Тебя прибили к кресту, потом ты провела восемь дней в интенсивной терапии, и теперь ты убеждена, что мир уродлив и отвратителен, что мы все умрем из-за атомных электростанций и что «Гиганты» не будут играть в ближайшем Суперкубке.

Вот что я предлагаю. Я буду продолжать вскрытие согласно научным правилам наблюдения и анализа. Если этот твой парень действительно стареет, я приглашу тебя на ужин, заплачу за обоих, каким бы ни был счет, и даже не попытаюсь поиметь тебя после того, как отвезу домой. — И добавил, повернувшись к своему товарищу: — Эй, Стентон! Как насчет того, чтобы вскрыть этого хренова призрака сегодня?

— Ну, черт возьми, ты даешь! Как не согласиться: этот труп умрет от старости, если мы ничего не сделаем!

Стентон снова включает запись и уже серьезно говорит:

— Рентгеноскопический осмотр завершен. Мы продолжаем работу.

Коронеры вооружаются лупами и осматривают кожу Калеба.

— На коже трупа обнаружены патологии, характерные для бродяг: чесотка, грибок, шрамы, которые остаются после ветрянки и оспы при плохом лечении. Верхний слой кожи поврежден. Следует обратить внимание на ритуальную татуировку на предплечьях. Рисунок на коже сделан острым лезвием, и надрезы заполнены несмываемыми чернилами. Он изображает пылающий костер и стоящий посреди него красный крест, окруженный языками огня. Возле локтевого сгиба эти языки соединяются, окружают крест и сплетаются, образуя слово — нет, скорее сокращение: INRI.

— Это титулус, — говорит Мария.

— Как ты сказала? — спрашивает Манкузо и поворачивается к ней.

Когда он видит лицо молодой женщины, ему кажется, что ее глаза стали больше. Она, словно загипнотизированная, пристально глядит на труп. Потом снова начинает говорить, и каждое ее слово в ледяном воздухе морга сопровождается кольцом пара.

— Титулус. Так у римлян называлась табличка, которую вешали на шею рабам, когда продавали их на рынках. Такие же таблички прибивали в античные времена к крестам над головами распятых, чтобы люди знали, чем осужденный заслужил такую муку.

— А что значит INRI?

— Это сокращение надписи на табличке, которую Понтий Пилат приказал прикрепить над головой Христа. Надпись была сделана на латыни, на греческом и на еврейском языках, чтобы все смогли ее прочитать. INRI — сокращение ее латинского варианта. В латыни не было буквы J, которую мы теперь пишем в начале имени Иисус, ее роль выполняла буква I. Поэтому надпись на титулусе выглядела так: Iesus Nazarenus Rex Iudaeorum. Что значит: Иисус из Назарета, Царь Иудейский.

— Ты это узнала, когда учила катехизис?

— Нет. У меня есть диплом преподавателя истории религий.

— А что, по-твоему, означает огонь вокруг красного креста?

— Пламя ада.

— Извини, я не понимаю.

— У арамейцев такой рисунок на могиле означал, что тот, кто в ней похоронен, проклят и его могилу ни в коем случае нельзя открывать, иначе его душа вырвется на свободу и станет мучить мир.

— Значит, если я верно улавливаю твою мысль, татуировка этого трупа означает, что…

— Что Иисус Христос находится в аду.

55

— Насколько это серьезно, ваше святейшество?

Какое-то время папа молчит, погрузившись в свои мысли.

Маятник часов равномерно стучит, словно цеп, который молотит тишину. Потом глава Церкви начинает рассказывать. Он говорит так тихо, что кардиналу Камано приходится наклоняться к нему.

— В Евангелии от Сатаны сказано, что после смерти Христа его ученики, которые видели его отречение, убили римлян, поставленных сторожить крест, унесли труп Януса и похоронили его в пещере на севере Галилеи. Судя по тому, что нам известно, они вырубили углубление в стене той пещеры, где укрылись сами, поместили в эту нишу останки Януса и замуровали ее. На плите, закрывшей вход в гробницу, они вырезали крест цвета крови, окруженный языками огня, а над ним — священную надпись INRI.

— Почему они вырезали сокращение надписи с именем Иисус? Они же хоронили Януса.

— Для римлян это сокращение означало Iesus Nazarenus Rex Iudaeorum — «Иисус из Назарета, Царь Иудейский». Но ученики отрицания истолковали это же сочетание букв иначе. Для них оно означало Ianus Nazarenus Rex Infernorum, что можно перевести как «Янус из Назарета, Царь Ада».

У Камано закружилась голова, но ему казалось, что это голос папы неподвижно висит в воздухе комнаты и слегка покачивается.

— В этих пещерах ученики Януса и написали свое евангелие, в котором, сменяя друг друга, рассказали о том, что они увидели в тот день. Потом римляне стали их преследовать, и они бежали в Малую Азию. Там они поселились в подземном монастыре, затерянном в горах Каппадокии. Оттуда они послали миссионеров во все концы мира, чтобы распространить свою ересь. Известно, что потом эта секта исчезла. Несомненно, все сектанты погибли во время какой-нибудь эпидемии.

— А евангелие?

Папа с трудом встает с кресла и подходит к закрытому тяжелыми шторами окну. Он на мгновение отодвигает одну из штор и смотрит на беготню туристов по площади. Потом продолжает свой рассказ:

— В 452 году, когда гунны угрожали Риму, папа Лев Великий встретился с их царем Аттилой на холмах возле Мантуи и предложил ему двенадцать повозок золота в обмен на мир. Аттила согласился на предложение и в знак уважения преподнес папе в дар рукописи, которые гуннские всадники захватили, когда грабили монастыри Малой Азии. Вернувшись в Рим с этим странным грузом, Лев Великий заперся в своих комнатах и вышел оттуда только через неделю, бледный и похудевший. Он наткнулся среди этих книг на очень древнее и очень вредоносное сочинение. На обложке этой книги кожевники вытиснили изображение пятиконечной звезды и в ее центре — демона с козлиной головой. Теперь мы знаем, что этим сочинением было Евангелие от Сатаны. Должно быть, гунны нашли его среди трупов каппадокийских сектантов. В этой рукописи было столько тьмы и зла, что Лев Великий пришел в ужас и решил спрятать ее как можно дальше от людей, чтобы никто о ней не узнал.

Тишина.

— Тогда он создал два в высшей степени тайных общества, наследники которых существуют и сейчас. Первое из них — орден рыцарей-архивистов, которым он поручил проехать по всей империи, вернуть рукописи на их прежнюю родину и укрыть в надежных местах. Второе — невидимая община затворниц, которых он поселил в отдаленных монастырях на вершинах гор. Затворницам он поручил хранить эти сочинения и изучать их в величайшей тайне. Затем он отправил Евангелие от Сатаны в центр великой сирийской пустыни, чтобы оно было недоступно для варваров. Архивисты, посланные выполнять это поручение, не имели права вернуться назад. Через несколько лет их всех истребила та же болезнь, которая раньше погубила учеников Януса, и это евангелие было забыто.

Конец ознакомительного фрагмента.