Шаг на пути к небу. Роман

Паратиков Павел

В XX веке казачий народ пережил страшнейший геноцид, потеряв свои земли, культуру, язык, и само своё существование. Роман повествует о семье сибирских казаков, на долю которых выпали тяжелейшие испытания. Вынеся на своих плечах три войны, они смогли сохранить для потомков частичку своей культуры и веры. Заплатив за победу над фашизмом сотнями тысяч своих жизней, казаки долгое время оставались в забвении. И лишь спустя 70 лет мы можем снять покрывало забвения с героев, имя которым КАЗАКИ.

Глава 10

На следующий вечер, в доме Григория Метелина, собрались Сенькины сваты. Семён Евсеевич и Матвей сидели рядом. Для торжественного случая, на свой страх и риск, они надели шаровары с красными лампасами, и кресты. Благо далеко в таком виде идти было не нужно. Между их домами, в заборе, была калитка. Бандурины попали к соседям, не выходя на улицу. На груди Арсения красовалась красная звезда. Дед, отец и внук предстали при полном параде. Несмотря на то, что новая власть казачьи лампасы и кресты не жаловала, казаки всё же старались в особо торжественные и памятные моменты одевать их. Григорий с женой сидели напротив. Зная об отношениях Даши и Сеньки, они понимали, зачем пожаловали гости, но всё же, не подавали виду.

— Ну что, Григорий Митрофанович, Прасковья Трифоновна. Вот, пришли Дарью вашу сватать, — начал Семён Евсеевич. — Знать время пришло породниться казакам Бандуриным и Метелиным. Всю жизню живём мы с вами бок о бок, и с батьками вашими дружили, царствие им небесное. Он перекрестился, все повторили за ним. — Как к детям своим отношусь к вам, и Дарья нам, как родная. Ежели не будете против, хотим взять казачку вашу в снохи. Что ответите на сие предложение? — Григорий переглянулся с женой, и улыбнулся в бороду.

— Да мы не против, Семён Евсеевич, Матвей Семёнович, за вашего Арсения Дарью свою отдать. Вопрос только, не рановато ли? Дочь вроде гутарила, что опосля службы сговаривались, а Сеньке ж ещё пару годов служить. К чаму спешка така? — Арсений от неловкости поёжился.

— То верно, Григорий Митрофанович, ещё служить. Да вот только не мне, старику, тебе казаку, за службу-то рассказывать. Арсения-то поранетого в отпуск отпустили, а через десять дён, опять он на войну отправится, японцев бить, коих мы с твоим батькой в девятьсот пятом годе не добили. Ну, а уж как на войне бывает, ты и без моего знаешь. Там вон сколь казачков-то наших полегло. А ты, друже, знаешь, что род наш казачий нужно сохранять и продолжать. И так, вон сколь нашего брата извели. А коли любовь промеж них имеется, то и неча тянуть. Пусчай венчаются, и с Богом. А то, что казачка казака с войны будет ждать, так енто доля её такая. Не она первая, и не она последняя. Мне так думается.

— Верно всё ты гутаришь, Семён Евсеевич. — В голове Григория крутилась мысль о том, что при таком раскладе, дочь может остаться молодой вдовой с ребёнком на руках, но из уважения к Бандуриным, он не стал озвучивать эти мысли.

— Коли Дашка будет не против, то и мы препятствовать не станем. На всё воля Божья. Покличь мать дочь свою, — повернувшись к жене, попросил он. Прасковья Трифоновна встала, и, пройдя в соседнюю комнату, вышла оттуда с дочерью.

— Ну вот, доченька, Арсений Матвеевич сватать тебя пришли, а через десять дён, он обратно на войну пойдёт. Что скажешь? Пойдёшь за него? Даша в смущении опустила голову и присела рядом с отцом. Сенька смотрел на нее, не отрывая взгляда. Его сердце от волнения выпрыгивало из груди, но внешне он был совершенно спокоен.

— Да, пойду, — проговорила она тихонько.

— Ну, ты дочь, хорошо подумай, у Арсения ещё два года службы впереди.

— Я буду ждать. Тебя же мама ждала с войны, вот и я буду ждать. Все казачки казаков со службы ждут, — проговорила она почти шёпотом.

— Эт верно, дочка, — улыбнулся от Дашкиных слов Семён Евсеевич.

— Ну, всё мать, собирай приданое, — обратился Григорий к жене, тоже улыбаясь.

— Да нам собраться, только подпоясаться, — пошутила она. Гриша встал, и, подойдя сзади, к сидящей рядом дочери, положил ей руки на плечи.

— Вот только священника в станице нет, как же без венчания? Зараз, вона как, в сельсовете расписались, и вся недолга, а перед Богом завет, вроде как и не нужон. — Он вопрошающе посмотрел на Семёна Евсеевича.

— Есть вариант, — успокоил его старик. — Без божьего благословения не останемся. Знаю, как в тайге монаха найти. Я с отцом Вячеславом как-то ходил к нему. Он в леса ушёл, ещё в двадцатых. Так и живёт отшельником, Бога молит о нас. Казаки-то, нет нет ходють к нему, кто на исповедь, кто за благословением. Да и комиссары его вродя не трогають, добраться не могуть. Давно я, конечно, у него не был, не знаю, жив ли, но попробовать стоит.

На следующий день Семён Евсеевич организовал две подводы, договорившись с председателем. Погрузившись на них, казаки выдвинулись на поиски монаха. На одной подводе поехали Григорий с женой и дочкой, на другой он с Матвеем и Арсением. Через несколько часов блужданий по лесу, Семён Евсеевич, по ведомым только ему ориентирам, привёл их к нужному месту. Посреди сибирской тайги, в холме, поросшем вековыми соснами и густым кустарником, была оборудована еле заметная землянка. В воздухе носился чуть улавливаемый запах дыма. Дед слез с подводы, и подошёл к двери, поросшей мхом. — Отец Севастьян! — крикнул он. Вокруг стояла тишина. Осенний лес ощетинился своей прохладой. Только лошади, храпя, переговаривались друг с другом. — Отец Севастьян!

— Ну что расшумелся, казак? — Все обернулись на голос, напугавший их своей неожиданностью. Сзади подвод, оперевшись на посох, сделанный из сосновой ветки, стоял седой старичок, в ветхих одеждах. — С чем пожаловали, добрые люди? — Семён Евсеевич подошёл к нему.

— Благословите, батюшка.

— Во имя Отца и Сына, и Святаго Духа, аминь. — Старый монах перекрестил его, и поцеловал.

— Отец Севастьян, — начал он, — дети наши венчаться решили, пред лицом Божьим завет заключить. На Господа уповая, шли мы к тебе. Может, сподобит тебя Бог наш, помочь нам в сиим деле?

— Знаю, знаю, что привело вас ко мне. За то, что Господа не забываете в лихую годину, будет вам благо. С удовольствием совершу таинство Господне, и вместе с вами помолюсь о новой семье. Он подошёл и взял Дашу за руку.

— Пойдём со мной. И ты казак, айда, — зазывающе махнул головой монах, глянув на Сеньку. Тот спрыгнул с подводы, и вошёл за ними в землянку. Они оказались в небольшой комнатке, стены и потолок которой были сделаны из брёвен. В одном углу стояла импровизированная кровать, выполненная в таком же стиле, и устланная хвоей. В другом был стол, на котором лежали какие-то исписанные бумаги, пенёк вместо стула и маленькая буржуйка. На этом нехитрое убранство монашеской кельи заканчивалось. На стенах кругом были иконы, написанные по-видимому углём, и горели лампадки. Монах усадил их на кровать.

— Благословляю вас, дети мои, на долгий и счастливый брак. Бог уготовил нашему народу огромное испытание, которое с честью сможет вынести только любящее Бога сердце, и уповающее на милость Его. Буду молить Господа о вас, чтобы дал вам силы духа пронести веру Христову, через всю свою долгую жизнь, и передать её в чистом виде своим правнукам.

Арсений с Дашей сидели, взявшись за руки. От слов монаха вся их внутренность трепетала. Эта тесная лачуга превратилась в престол Божий. Их обоих охватило присутствие Божье. В этом месте было ощущение спокойствия и защищенности. Будто и не было войны с японцами, не было братоубийственной бойни, не рушили храмы по всей России, и не гноили в лагерях невинный народ. Отец Севастьян говорил и говорил, и с каждым его словом их сердца переполнялись Божьей благодатью.

Через некоторое время они вышли из землянки, держа в руках нарисованные углём иконы Христа — Спасителя и Божьей Матери. Монах отслужил молебен и совершил таинство венчания прямо в лесу, под открытым небом. По завершении, он подошёл к Арсению, и вложил в нагрудный карман его гимнастёрки свёрнутую бумажку.

— Это молитва «Живые помощи», всегда держи её при себе, а лучше выучи наизусть и в лихую годину молись ею, и Господь отведёт от тебя всякую беду. Сенька поблагодарил его. Потом повернувшись к Матвею, он сказал, — И ты, казак, прими от меня эту молитву, вскоре она и тебе пригодится. — Старый монах протянул ему также свёрнутую бумажку. Матвей взял её. По его спине пробежали мурашки. Было ощущение, что отшельник видит его насквозь. В его пронзительном и глубоком взгляде виделась какая-то неописуемая мудрость, как — будто он знал всё, что их ждёт в будущем. У Матвея было желание спросить его об этом, но тот дал понять, что на этом всё, и распрощавшись со всеми, ушёл в свою землянку.

К вечеру они уже были в станице. Арсений с Дашкой решили ночевать в летней времянке, на заднем дворе дома Бандуриных. Это была уютная, светлая комнатка. В детстве он часто уединялся в ней, чтобы почитать, или отдохнуть в тишине. Сенька затопил печь, и вскоре, холодный осенний воздух нагрелся, и от этого тепла, стало по — домашнему уютно. Даша немного стеснялась. Всё так быстро произошло, и ей с трудом верилось, что теперь они законные муж и жена, в Богом венчанном браке. И теперь они, вчерашние влюблённые в друг друга дети, стали одной плотью. И что её мужу через недёлю нужно идти на войну.

Эта неделя, пролетела как один день. Они были счастливы, упиваясь своей любовью, но отпуск заканчивался, и уже завтра нужно было расставаться.

В это утро Арсений проснулся раньше обычного. Полночи он не мог заснуть. Близость расставания навевала тревожные мысли. Он лежал и смотрел на спящую жену. Её красивое, девичье лицо, в свете луны было ещё прекрасней. Ему хотелось сохранить в памяти её образ. Сенька аккуратно, чтобы не разбудить Дашу, поглаживал её длинные волосы, раскинутые по кровати. Он мысленно благодарил Бога за этот подарок.

Конец ознакомительного фрагмента.