По направлению к пудельку, или Приключения Шмортика и Барбóне

Паоло Кольбакко (2023)

Книга-оммаж классической детской литературе, которую всю жизнь читают и перечитывают взрослые. Детский приключенческий роман для взрослых. Если вы до сих пор не можете забыть свои первые впечатления от Карлсона, если Винни-Пух и Маленький принц — ваши герои по жизни, если вы все еще надеетесь встретить Питера Пэна, если вы читали Поттера не только по-русски, но и по-английски — то это книга для вас. Книгу можно читать как самостоятельно, так и вместе с ребенком среднего школьного возраста: аллюзии из классической литературы радуют взрослого, ребенку намекают на пока незнакомые “подтексты".

Глава 1, в которой Барбóне говорит с мамой, а Андерсен рассказывает про шаровую молнию

— Да, мама, хорошо…

— Так ты обязательно выйди на улицу, нужно гулять каждый день. Хотя бы полчаса!

Барбóне с тоской посмотрел в окно, по стеклу часто бежали крупные капли дождя, ветер с остервенением пытался вырвать из земли старую липу, что росла перед домом. Дерево отчаянно сопротивлялось.

— Обязательно, мама…

— Ты только для вида даешь мне ответики, ты никогда меня не слушаешь.

Барбóне перевел взгляд от окна на фотографию в рамке, стоящую на столике рядом с телефоном. Строгая тётенька с узким лицом, очень похожим на мордочку таксы, смотрела с портрета, немного наклонившись вперед. Легкое неодобрение читалось в ее взгляде. По рамке, повторяясь по кругу несколько раз, шла серебряная надпись с завитками “Любимая мамочка”. Этот портрет мама подарила Барбóне на его седьмой день рождения.

— Нет, правда, сейчас пойду погуляю…

Липа за окном скрипела и держалась на ветру из последних сил. Страшный гром зазвенел в стеклах, с улицы донеслись звуки автомобильной сигнализации.

— Что это у тебя там? Ты опять что-то уронил?

— Нет, это гроза, на улице.

— Какая гроза? Что ты придумываешь все время? У нас солнце светит!

— Ну, а у нас сильная гроза — это же далеко…

— Что ж ты сразу не сказал! Тогда никуда не ходи ни в коем случае. Вот ведь додумается тоже — на улице гроза, а он пойдет гулять! И закрой все окна, ты знаешь, как шаровая молния залетела в дом и чуть не убила бабушку, когда она шила у окна?

— Да, мама, я помню…

— Вот ты послушай, как это было. Бабушка как-то раз сидела у окна и шила для тебя пеленки из старых простыней. А между прочим, раньше подгузников не было. Какой это был все-таки ужас с этими пеленками. И каждый раз, как только тебе поменяешь пеленку, ты моментально норовил в нее надуть! Ты всегда был такой непослушный, с самого раннего детства. Хотя, когда ты родился, ты был славный малышик! Докторша в роддоме, что тебя принимала, протянула мне сверток: “Ma che carino, guarda che barbone!”¹ — она была итальянка, маленькая с большим носом, и очень опытная. Все хотели попасть именно к ней. Я посмотрела — и правда, Пуделёк Барбóне. Так мы тебя уже с папой и стали звать с тех пор. Так о чем это я?..

— Про шаровую молнию.

— А, ну да: бабушка сидела у окна и шила… Так а разве я тебе не рассказывала эту историю? Ведь рассказывала?

— Конечно, рассказывала, мама…

— Ну так что же ты молчишь тогда!? Как будто мне заняться нечем! Ладно, пойду, а то ты меня совсем заболтал, ей богу. Надо еще отца кормить. И ни в коем случае не ходи сегодня на улицу. И закрой все окна. И повыключай все электроприборы. И поешь как следует.

—

Да, мама, хорошо…

Барбóне повесил трубку и посмотрел на фотографию на столе. ‘Интересно’, подумал он, ’а когда мама была еще девочкой, кем она тогда командовала?’. Барбóне присел на корточки и задумался. Вот мама — тогда еще девочка-мама — учит дедушку правильно курить: “Ну кто же так курит? Так только табак переводить и никакого толку. Затягивайся по-человечески”. Дедушка послушно пыхтит трубкой, старательно выполняя мамины указания. ‘Да, примерно так, наверно, и было’ — подумал Барбóне и снова посмотрел на фото. Ему показалось, что мама с портрета глядит на него теперь особенно неодобрительно.

Тем не менее, подумал Барбóне, выйти на улицу все-таки придется. Сегодня понедельник, а значит у него выходной. За неделю подъелись почти все запасы, в холодильнике осталось только полбутылки молока и пакет с салатом. И нужно было покормить Андерсена.

“Ой, а где же Андерсен?” — подумал Барбóне.

— Андерсен, а Андерсен? Скажи, пожалуйста, а когда мама была маленькая, она учила дедушку, как надо правильно курить?

Барбóне огляделся вокруг — Андерсена нигде не было видно. Он встал на колени и заглянул под кровать — что-то округлое и объемное лежало там глубоко в темноте.

— Андерсен? Это ты? — позвал Барбóне, — иди есть зеленый салат. Или хочешь молока?

Барбóне запустил руку под кровать как можно дальше и пошарил. Кто-то несильно укусил его за указательный палец. “Наверно, он обиделся за вчера” — подумал Барбóне.

— Андерсен! Ну вылезай оттуда, пойдем завтракать. Я вчера работал до самой ночи, потом мы еще немного поговорили с Красной Шапкой про жизнь, а потом я подумал, что ты уже спишь и не стал шуметь…

Там внизу под кроватью послышалось шуршание, потом сопение, которое медленно приближалось. Спустя минуту кожаная лысая голова появилась из-под кровати и посмотрела вверх на Барбóне со значением. Андерсен был черепахой, он жил в семье Барбóне последние лет сто и передавался с рук на руки от родителей к детям как наследство. Андерсен открыл рот, потом закрыл, немного помолчал и заговорил, обиженно подбирая слова:

— Я как дурак… сижу дома… жду тебя… готовлюсь… перебрал всю гречку… вычистил коврик у двери… а ты пришел… и даже не сказал мне ни слова… сразу в койку… и спать… как будто меня вовсе нет тут…

— Ну Андерсен! Ну прости меня… Пойдем лучше завтракать — только и нашелся что сказать Барбóне, а про себя подумал — “Почему я вечно должен перед кем-то оправдываться? А ведь я не делаю ничего такого…” Барбóне засунул Андерсена себе под мышку и пошел на кухню к холодильнику.

Вас, наверно, удивляет, что Андерсен ведет с Барбóне такую содержательную беседу? И напрасно, потому что такие вещи случаются сплошь и рядом. Просто в большинстве своем люди слишком заняты собой, чтобы замечать, что рядом с ними каждый день случается что-то интересное. Пока человек еще совсем маленький и не умеет говорить сам, он просто лежит и внимательно слушает, что происходит вокруг, и слышит намного больше, чем взрослые. И как смеются деревья, когда его везут в коляске на прогулку. И как входная дверь приветствует папу, когда он пришел с работы. И что хочет сказать кошка, когда она урчит на коленях у мамы. И многое-многое другое. Но потом, когда маленький человек учится говорить сам, он тратит все силы на то, чтобы его поняли взрослые. А это очень большое напряжение для маленького человека! И он уже почти не слышит те, другие звуки вокруг. Вернее, он их слышит, но постепенно забывает, что они означают. Он теперь намного лучше умеет сказать маме, что она самая лучшая мама — и мама каждый раз очень радуется этому сообщению. Но вот говорить с кошкой становится очень сложно, она совершенно не понимает человеческие слова. Так всегда устроено в жизни, ведь известно, что, если где-то что-то прибавится, то где-то в другом месте ровно столько же убавится. А потом, когда подросший человек идет в школу и узнает такие слова, как “уравнение” и “сказуемое”, он обычно, вообще, забывает почти все, что с ним было до тех пор. Вот много ли вы помните из того времени, когда вам было 3 года? А ведь все 365 дней в том году вы занимались самыми разными и часто очень важными делами, но потом совершенно забыли все это, как будто ничего и не было.

Но так происходит не всегда. Потому что не все люди одинаковые. Вот Барбóне, например, прекрасно общался с Андерсеном, хотя и был уже совсем взрослым. Барбóне, вообще, был особенным — потому что он был гнум. Вы же знаете, кто такие гнумы?

— Он не курил, потому что он был очень правильный — задумчиво сказал Андерсен из подмышки.

— Кто не курил? — удивился Барбóне

— Дедушка не курил. И он занимался спортом. Он вообще был очень правильный. Твой дедушка. Ты на него очень похож. И внешне, и так тоже.

Барбóне никогда не видел своего дедушку, потому что того не стало, когда мама еще не встретила папу, а Барбóне еще не родился. Про дедушку мама говорила “Он ушел к праотцам” и Барбóне считал, когда был маленький, что это как будто ушел в поход, и должен потом вернуться.

— А я почему-то думал, что у дедушки была трубка. И он бы такой высокий, и веселый.

Андерсен задумался.

— Нее, он был как ты. Такой небольшой и правильный дедушка. Он бегал по утрам, потом водные процедуры. Шел на работу. А вечером читал газету. Пил мятный чай с медом. Принимал ножные ванны и ложился спать. Я вот думаю, что ты бы с ним хорошо поладил… Но вот маму он очень сильно любил. И всегда ее слушался.

— Я ее тоже очень люблю, — сказал Барбóне, а про себя подумал “Конечно, жалко, что мы живем так далеко друг от друга, но все же и хорошо. Очень уж она деятельная, моя мама”

— Что она тебе сказала?

— Велела закрыть окна и выключить электроприборы.

— Да, все правильно. Вот ты, наверно, этого не помнишь, а когда ты был еще совсем маленький, в дом залетела шаровая молния…

— Да, я помню… это было ужас-ужас как страшно…

–…И вот, а бабушка сидела у окна и перешивала старые простыни тебе на пеленки. Вот раньше подгузников не было…

Барбóне понял, что знаменитую историю про шаровую молнию ему все равно придется сегодня прослушать в полной версии. Эту историю он слышал каждый раз, когда гроза заставала его в компании мамы или Андерсена. И если маму через раз удавалось переключить на что-то еще (например, пойти поснимать белье с улицы или позакрывать окна), то Андерсен всегда добирался до конца этой драматической истории, не взирая ни на что.

–… ты с детства был такой непослушный! — продолжал Андерсен, очевидно, заканчивая про пеленки и коварство Барбóне в младенческом возрасте, — …И вот, сидит, значит, бабушка у окна. Шьет тебе пеленки. И так она увлеклась, что совсем не заметила, как все вокруг потемнело. И как бы замерло. Затихло в ожидании чего-то страшного. И тут, смотрит она, прямо перед ней в саду двигается между деревьев такой светящийся шар. Ну размером, где-то с футбольный мяч. И двигается он как-то странно. Как будто он живой. Остановится у дерева, немного повисит, подумает. Потом к другому дереву перейдет. У того задержится на несколько секунд. Туда-сюда колышется и дальше плывет по воздуху. Как будто он ищет чего-то. А бабушка просто остолбенела и дар речи потеряла. А шар как будто ее заметил и двинулся в ее сторону. Так неспешно, но очень целенаправленно. Тут бабушка вскочила и побежала от него вглубь дома…

Барбóне положил Анденсена на кухонный стол и полез в холодильник. Все место на нижней полке занимали разнообразные лекарства, настойки, мази и натирки — Андерсон считал, что любые медикаменты следует хранить при постоянной температуре +4°. Средняя полка была занята вареньем — Барбóне наваривал осенью десятки литров варенья; самое нежное — землянично-сливочное или ревень с ванилью и кардамоном — хранилось в холодильнике, менее ценное — в подполье. На дверце одиноко стояло полбутылки молока. В поддоне внизу увядали остатки зеленого салата — последние дни ему было уже совсем нехорошо.

‘Надо сходить в магазин. Но гроза!’ — озабоченно подумал Барбóне, глядя в окно — ‘Даже и зонт не открыть — вон что делается, унесет вместе со мной, и буду я болтаться там в небе среди дождя и града, и молний, а потом меня выкинет за сотни километром отсюда — где-нибудь в Китае… и там все будет совсем по-другому. Например, там…”

–… ‘Остановись, дальше ты не пройдешь’ — закричала она страшным голосом. И выставила руки перед собой. А ты спал в своей кроватке в соседней комнате. И ничего не знал. — Андерсен сделал драматическую паузу, как артист в театре — И что ты думаешь? Молния замерла, потом начала крутиться на месте. Быстрее-быстрее, еще быстрее, еще быстрее и вдруг — бабушка только и успела, что закрыть глаза — она взорвалась с оглушительным шумом. Вот здесь на кухне все и произошло. Лампочки по всему дому перегорели. Разом сломались все часы, какие у нас были. А с бабушкой все хорошо. Только ожоги на руках. И она стала какая-то тихая. Знаешь, так замрет и как будто прислушивается к чему-то. Или как бы смотрит куда-то в будущее.

— Андерсен, будешь молока? Или могу сварить нам манную кашу. Пополам с малиновым вареньем? Салат я тебе не рекомендую, он уже тоже замер и смотрит куда-то в будущее.

— Покажи.

Барбóне достал салат и протянул его Андерсену.

— Вот еще! — Андерсен возмущенно затряс головой, — Дай сюда, я съем! Продукты переводить. Отличный салат. Закрывай уже холодильник, весь холод выпустишь.

Хорошая память, обстоятельность и экономность — вот три кита, на которых стоял мир Андерсона последние 100 лет по меньшей мере. Барбóне и сам не любил выбрасывать продукты, но этот салат… Надо все же пойти в магазин.

Барбóне надел теплый свитер, дутые непромокаемые штаны, большие боты для трекинга на шнуровке, желтый клеенчатый плащ с капюшоном. Весь закутанный и застегнутый он походил на тщательно упакованный сверток. Из низкого домика капюшона торчал один нос — чтобы увидеть себя в зеркале Барбóне пришлось высоко задрать голову.

— Андерсен, на кого я похож? Я похож на беженцев, спасенных в море береговой охраной? Или на космонавта перед выходом в открытый космос?

— Ты похож на Пуделька, который идет в грозу за продуктами. — Андерсен не любил неточности и преувеличения, — И зайди по дороге в библиотеку, у меня кончились все книги. Возьми мне что-нибудь интересное. Типа “Писем к Луциллию”. Только проверь, чтобы все страницы были на месте. И не замочи книгу, а то там дождь на улице… И смотри, маленький Пуделек, чтобы тебя не унесло ветром. А то мне будет тебя очень не хватать.

Барбóне проверил в карманах деньги, сумку, ключ, прислушался к неистовым завываниям ветра снаружи, мысленно собрался с силами и взялся за ручку двери, чтобы шагнуть в бушующую неизвестность.

Примечания

1

Какой милый, что за пудель! (итал.)