Из прошлого – в будущее

Павел Черкасский, 2023

Новая книга Краснодарского автора Павла Черкасского – глубокое исследование корней семьи Черкасских, ее истории, прошлого и настоящего.

Черкасские: Сильная женщина

До революции 1917 года все четыре ветви уже современного моего рода имели украинские корни, причем из одной Кировоградской области Украины. Все эти ветви в разное время переселились на Кубань. Одними из последних переселенцев из этих четырёх ветвей в начале 1918 года были Черкасские и Осиповы. Характерно и то, что все они переехали на место современного посёлка Ильич (в те годы кордон Ильича), Темрюкского района, Краснодарского края.

Центральную ветвь в этой истории занимают опять-таки Черкасские. Это основа основ, стержень моего рода. Именно здесь, на побережье, закладывался волею судьбы тот фундамент, в результате которого я и пишу сейчас эти строки. Именно тут начиналась новая жизнь семьи Марии Ивановны Черкасской, в девичестве Лычман (Личман), моей прабабушки, бабушки моего отца.

Посёлок расположился на берегу Керченского пролива, соединяющего Азовское море и Чёрное. Приехала Мария одна с детьми, без мужа. Муж её, Евдоким Фёдорович, казак, ещё до революции, примерно в 1916 году умер от воспаления лёгких, которое получил после того, как провалился под лёд на речке. Он оставил Марии семерых детей: двух взрослых — Ганну, двадцати лет и Василия, восемнадцати лет, и пятерых малолетних детей в возрасте от года до десяти.

Я так подробно остановился на этом, указывая возраст детей, ибо хочу обратить внимание на то, какое нужно было иметь мужество и силу воли, чтобы решиться на переезд. Это я пишу о женщине, которая осталась без кормильца и решилась на этот шаг в то очень непростое и смутное время. Всех своих детей она одна здесь, на Кубани, сумела вырастить и наставить на путь истинный. Никто из них в тяжёлое для страны время не умер от голода, а выжил и прожил трудную, сложную, но достойную жизнь в новом, недавно образовавшемся государстве под названием Союз Советских Социалистических Республик. Мария Ивановна дожила до 93 лет и ушла из жизни 5 января 1947 года, дождавшись возвращения с войны трёх своих сыновей из четырёх, ушедших воевать с фашистами.

Василий Евдокимович Черкасский, старший сын Евдокима Федоровича и Марии Ивановны, с женой Мищенко Марией Нестеровной

Не вернулся с фронта Павел Евдокимович Черкасский (мой дед), пропав без вести 3 ноября 1943 года после освобождения Харькова во время наступательной операции на Киев. В извещении, которое получила его жена, Фёкла (до замужества Осипова), говорилось: «… рядовой Черкасский Павел Евдокимович, 1906 года рождения, в бою за Социалистическую Родину, верный воинской присяге, проявил геройство и мужество, находясь на фронте, пропал без вести».

Три его брата, Василий, Илларион и Иван — все воевали до победы на различных фронтах, все вернулись с боевыми наградами, орденами и медалями.

В верхнем ряду слева направо братья Илларион и Василий Черкасские,

Справа в нижнем ряду младший брат, Иван Черкасский

Старшему сыну Марии, Василию в своё время довелось воевать и в Гражданскую войну в составе Красной армии у Буденного. Василий, был по тем временам довольно-таки грамотным человеком, окончил четыре класса церковно-приходской школы. До войны с фашистами он работал бухгалтером в колхозе, а после разгрома лютого врага — бухгалтером в колхозе и секретарём сельского Совета. Во времена же Отечественной войны он служил в кавалерии у Льва Доватора, знаменитого конника. Именно Доватор, участник испанских событий, во время Великой Отечественной одним из первых принимал участие в успешных тактических разработках кавалерийских атак в новых военных условиях, когда приходилось уже иметь дело с механизированной вражеской техникой. И — лично, с успехом, возглавлял эти атаки. Хочется добавить, что генерал-майора его солдаты не только чтили, но и искренне любили. После его гибели от автоматной очереди во время атаки у села Палашкино, его воины в дальнейшем с максимально возможной силой мстили захватчикам с именем командира на устах… Кстати, не могу не удержаться и не озвучить некий момент, который у меня, самого некоторое время связанного с воинским делом, дать некоторые пояснения.

Во времена «лихих девяностых», когда всё героическое, связанное с жизнью в Советском Союзе, искажалось и перевиралось по полной программе, бытовала версия, что наша кавалерия бросалась с саблями в лобовые атаки на танки противника. Задача же в данной ситуации стояла совершенно иная — отсечь или уничтожить сопровождающих вражеские танки пехотинцев. Если танки без пехоты все же докатятся до наших позиций, то там их сдерживали и жгли «сорокопятками», противотанковыми ружьями, гранатами, зажигательной смесью. Если же вражья пехота прорывалась вместе с танками на позиции, ситуация становилась порой угрожающей. Поэтому, поверьте, ни один дурак на танк с шашкой не бросался, а кавалерия сопровождала наши танки, когда те шли на стык с немецкими. Порой кавалеристы наносили ответный удар по немцам сами по себе, если танков не было, но старались всегда это делать с боковым уклоном — так легче врубаться в движущиеся позиции вражеской пехоты, внося туда дезорганизацию. Наработки же генерала Доватора были с успехом учтены у нас на Кубани во время знаменитой Кущевской атаки летом 1942 г.

На летних каникулах, будучи школьником, я часто проводил время у Василия Евдокимовича в станице Запорожской, Темрюкского района вместе с его внуками. Хорошо помню его кавалерийское обмундирование с боевыми наградами, весящими на ковре возле кровати. Рядом на стене — фотографии военных лет. Так сложилось, что школу-десятилетку я заканчивал тоже в его станице, ибо в нашем посёлке Ильич средняя школа появилась позже.

Василий Евдокимович часто посещал школу, приезжая туда на велосипеде, расспрашивал меня и учителей о моих успехах в учёбе, интересовался планами на будущее, порой вспоминал своего брата (моего деда) Павла. В разговоре с бывшим кавалеристом мне хорошо запомнились его «будёновские» усы и взгляд, который у него был глубоко задумчивый, с хитринкой, словно дед что-то хотел сказать мне, но его удерживала некая невидимая внутренняя сила. При этом он зачастую покручивал ус, а в его искрящихся глазах несколько раз вроде как промелькнуло что-то, наподобие слезинки. Моя память до сих пор ярко держит его образ.

Этот человек оставался всегда загадкой и для родственников, ибо он явно что-то не договаривал, и как тогда всем казалось, о чём-то умалчивал. Ежегодно он ездил на Украину к каким-то, по его словам, родственникам, но никто не знал, к кому конкретно. Хотя, конечно, на Украине были корни его (нашего) рода. Там оставался родной брат Евдокима Черкасского Пётр и его дети с внуками. Но что бы там ни было, покинув наш мир, эту тайну, если, конечно, такая тайна была, Василий Евдокимович унёс с собой.

Уже много позже я попытался выяснить у Таисии, жены его сына, Павла Васильевича об этих поездках на Украину. Павел Васильевич к тому времени ушёл в мир иной, и она оставалась одна очевидцем тех событий, так как жили они вместе с родителями мужа. Но и она к этому вопросу не смогла добавить ничего нового, что было уже известно мне.

В моей памяти крепко остался на всю жизнь один эпизод, который произошел во время посещения в 1963 году Крыма. Перед началом экскурсии по Никитинскому ботаническому саду мы, школьники, играли в прятки у ворот, ожидая, когда нас пригласят. В это время меня подозвала учительница — руководитель нашей группы. Я подошёл. Напротив, на скамеечке, сидел пожилой мужчина с палочкой в руке. Она представила меня ему. Мы поздоровались. Он начал мне говорить, что знает моего отца, что они вместе воевали, и просил передать ему привет. Разгорячённый игрой, я не спросил у него ни имени, ни фамилии, только буркнул себе под нос «хорошо» и убежал к ребятам.

Мужчина после разговора со мной встал, опираясь на палочку, и ушёл, слегка прихрамывая. Позже, поостывши, я подошёл к учительнице и спросил, кто тот мужчина и как его зовут. Мне было сказано, что он не представился, а только поинтересовался, откуда мы приехали. Узнав, что мы из кубанского посёлка «Ильич», спросил, знает ли она Черкасского Владимира Павловича. «Здесь его сын», — ответила она и подозвала меня, а сама отошла к группе. Как мне показалось тогда, незнакомец чем-то был похож на одного из братьев моего дедушки Павла — на Иллариона. Поэтому я остановился на описании этого эпизода.

По возвращении из Крыма об этой встрече я рассказал отцу. Выслушав меня внимательно, он без сомнения сказал, что это был мой дедушка Паша, потому, что с ним ни в полку, ни на фронте, ни после войны с таким годом призыва рядом никто не служил. Палочка в его руках — это ещё одно подтверждение, ибо он был ранен не только в руку, но и в ногу, и, вероятно, в это время находился на лечении в военном госпитале.

В этой истории всплыли и другие моменты. Так, в 1947 году в гости к Фёкле Прокофьевне приезжал однополчанин Павла Евдокимовича. К сожалению, его имя и фамилия остались неизвестны. Но, исходя из его рассказа, они с Павлом вместе были в плену в Греции, и после возвращения в Харьков ему удалось «сбежать». Вероятно, он не захотел дожидаться, когда группу бывших военнопленных завезут в далёкие края, где станут досконально проверять, как попал в Грецию. А деда немцы пленили бессознательного. А то, что его в качестве военнопленного отправили батрачить на хозяина в Грецию, то тут просто повезло, ибо условия содержания пленных там были несравненно мягче, чем в самой стране-агрессоре. По пути к себе домой по просьбе Павла он заехал к его семье. В подтверждение своих слов однополчанин деда показал фото Людмилы, старшей из дочерей, которое ему передал для убедительности Павел Евдокимович. По его же словам стало известно, что Павел был ранен в руку и ногу, и, опять-таки, в бессознательном состоянии попал в плен. Уезжая, он оставил адрес, куда следовало обращаться: Харьков, главная военная комендатура, до востребования.

Уже в наши дни, исследуя те события, я понял, что никто тогда в комендатуру не обращался. Отец служил ещё до 1950 года в Германии, а демобилизовавшись, погрузился в послевоенную жизнь. И только уже в 60-е годы, когда в стране всё началось налаживаться, он начал поиски своего отца. В одном из писем ко мне он писал «… в 1967 году, когда я ездил в Харьков, документы на дедушку были в Киевском районном военкомате города Харькова. К сожалению, мне их не дали прочесть».

Возвращаясь к тем событиям спустя много лет, до сих пор я вижу лицо того пожилого мужчины, сидящего с палочкой, а потом уходящего, опираясь на неё. До сих дней я не могу простить себе ту мою детскую беспечность, которая порой присуща мальчишкам. Ведь весело носиться со сверстниками, для них порой важнее всего на свете!

В лице мужчины с тросточкой позже я видел и черты уже стареющего отца. И от этого становилось ещё тоскливее и больнее. Но, увы, ничего вернуть и выяснить уже нельзя.

Есть предположение, что Василий Евдокимович, по словам моего отца, ездил в гости к своему брату Павлу, который, возможно, проживал на Украине. Причины, почему он не рассказал об этом, остались тайной и догадками о существовании Павла Евдокимовича возможно уже под другой фамилией. Можно сказать, что я выдаю желаемое за действительное, но слишком много совпадений было в этой цепи событий. Я остановился подробно именно на этих моментах, потому что в моей родословной они имеют большее значение, чем некоторые другие.

Василий Евдокимович (1898-1969), как сказано выше, жил и работал в станице Запорожской, был женат на Мищенко Марии Нестеровне (1900-1972). В браке родились дети: Мария, Клавдия, Екатерина, Галина и Павел.

Продолжая повествование о Марии Ивановне Черкасской (Лычман), моей прабабушке, необходимо несколько слов сказать о её других детях.

Дочери Марии Ивановны, Ганна, Нина и Лидия, трудились на Кубани, вышли замуж, родили детей. Но это уже другая история, которая продолжается в их детях, внуках и правнуках.