Самый лучший комсомолец. Том 1

Павел Смолин (2024)

Третий том «пионерского» цикла про похождения Сергея Ткачева в СССР конца 60-х. Присутствует ненормативная лексика!

Глава 4

— Разрешение производствам сбывать внеплановую продукцию самим — это хорошо и правильно, — по пути к фотоателье я демонстрировал лояльность придумавшему эту схему товарищу Косыгину. — Государство большое, и заводов у него много, и, так сказать, «вручную» переместить каждую пуговицу от станка к конечному потребителю ему трудно. Данная мера частично упрощает жизнь и стране, и заводу, заодно позволяя немножко самореализовываться особо пронырливым директорам. Когда они делают это честно — честь им и хвала. Но есть такие, как наш новый друг Викентий Петрович — деловая жилка толкает их на деструктивную деятельность. Забавно — в «глухонемых» УПК рационализировали резинки от трусов, недовставляют в них резиновые жгутики, чтобы из метра делать три, два из которых уходят подпольно, а потом у пролетария из условной Астрахани трусы за две стирки держаться перестают. Про цеховиков и рационализацию условный пролетарий не знает, и даже не догадывается, поэтому плохие трусы приписывает непосредственно Советской власти, и полностью в этом прав — она, вообще-то, нормальными трусами обеспечивать его обязана в полной мере, и оправданий здесь быть не может. Хлопнем эту сеть, и трусы по всей стране станут чуть лучше. Вместе с резинкой укрепится и общий, так сказать, уровень доверия к власти.

Народ, включая потихонечку профессионально деформирующегося куда надо БХССника, грохнул.

Переждав, продолжил идеологическую накачку личной бригады (попрошу себе такую — хороший состав, мне подходит, даже штатный идиот в лице товарища оперуполномоченного есть):

— Кроме того: неотвратимость наказания — главная составляющая любой судебной машины. А народ-то не слепой, и видит, что подпольщик жирует на нетрудовые доходы много лет. Если ему можно х*й на уголовный кодекс класть, почему другим нельзя? И дисциплина в социуме неминуемо начинает деградировать. По-хорошему, нам нужно усиливать экономические отделы — и в МВД, и в КГБ.

Потому что, когда дед продавит кооперативы, житуха станет гораздо веселее — появятся, например, похищения с целью получения выкупа и прочие замечательно-редкие ныне штуки.

— Но это — долго и трудно, и я в этом совершенно ничего не понимаю, — вздохнул я. — Изложу соображения старшим товарищам, дальше пусть у них голова болит. Но такие акции, как сегодня, продолжать и масштабировать считаю необходимым. Слухи, опять же, ходят, и такой чудовищной величины жупел как внезапный проверяющий пионер со страшной ксивой не останется незамеченным. А вдруг кто испугается и перевоспитается? — вздохнул. — Иллюзий у меня нет, но даже один не открытый из-за нас цех — разве это того не стоит?

Дядя Петя с доброй улыбкой покивал:

— Стоит, Сережа. Ты вообще молодец, и я Павлу Анатольевичу с Семеном Кузьмичом так и скажу, — заверил он.

Цвигун тоже в теме, получается — а как иначе, пусть и «ручной», а глава КГБ, значит о таких вещах знать должен.

— Уверен, Николай Анисимович по достоинству оценит твой вклад в это дело, — заверил БХССовец.

— Да я-то че, меня любым генералом заменить можно было, — отмахнулся скромный мальчик. — И порнография-то херня, я совершенно уверен, что про Викентия Петровича и его замечательное производство знает весь город — продукция-то прямо через местные магазины и реализовывалась, по поддельным накладным. Вроде и не отличишь, а с другой стороны — почему директора магазинов вам не стучат? — обвиняюще ткнул я пальцем в БХССника. — Потому что всем по*уй! — удрученно ответил на вопрос сам. — Посадил фарцовщика, получил палку, сходил к дяденьке порнографу за взяткой и пошел в «глухонемой» бордель — такой вот, похоже, распорядок у ваших местных кадров, Андрей Викторович.

Оперуполномоченный вздохнул:

— Я обязательно поговорю с Николаем Анисимовичем о большой проверке местных кадров.

— И ваши них*я не лучше! — стер я ухмылку с лица дяди Пети. — У вас же есть такая штука как «патрули» например? Почему не ведется работа с населением? Притоны — в многоэтажных жилых домах, в которых просто не может не найтись любящих посидеть на лавочках бабушек, которые, уверен, не раз жаловались участковому, а он с удовольствием проводил «проверки». Почему неприметный молодой человек в костюме с красной корочкой об этом не знает? Я понимаю, что порт и иностранцы, следовательно — повышенная нагрузка по «шпионскому» направлению, но, сука, взяточник-участковый для государства в миллион раз опаснее условного фотографирующего корабли турка!

Дядя Петя изобразил «это не ко мне». И ведь действительно не к нему. Вздохнув, продолжил жаловаться на несовершенство мира:

— И это — шмотки. А еще есть еда, где «утруску и усушку» сам призрак капитализма велел уважаемым людям из-под полы продавать. «Усохнуть» ведь и элитарная часть жратвы может, а народу и то, что реально нужно списывать, пойдет. В московских столовках все хорошо, но это — столица. А пойдемте вон туда! — ткнул пальцем в «Столовую № 72». — Жрать охота, сил нет, заодно проверим котлеты на процент хлеба.

Дядя Петя гоготнул и добро дал.

Коллектив в пути раздулся до пятнадцати человек, включая очень бледного полковника местного БХСС — вечно от такой компании даже мы отнекиваться не смогли, пришлось взять. Зашли в столовую, где сразу стало очень тихо — половина «гостей» в милицейской форме, остальные — с каменными рожами. В центре — светлоликий взъерошенный пионер рядом с тщетно маскирующейся шикарной Вилкой. Картина — закачаешься!

Вежливо и в кромешной тишине скупили все имеющиеся котлеты с пюре и компот из сухофруктов. Не удержавшись, купил всем бананов — в Москве не всегда и не у всех есть, а тут, получается, Юг, и везти удобно.

Расселись, продегустировали.

— Ну вы все поняли, Андрей Викторович, — вздохнул я, отодвинув недоеденную, жутко невкусную, похрустывающую на зубах тертыми копытами, на треть состоящую из хлеба котлетку.

— Пи*дец, — угрюмо вздохнул он, отодвинул свою и прошипел на полковника. — Почему служба не несется?

Бедолага подпрыгнул, дрожащими руками платочком вытер рот и мощно отмазался:

— Да я контрабандистов ловил, когда ты, сопляк!..

— Тишина! — рявкнул дядя Витя. — Товарищ полковник, пойдемте поговорим с персоналом.

— Повара до такой кондиции себе отрезать не будут! — попросил я их в спину не трогать напуганных белохалатных тетенек. — Проблема — выше!

— Поучи! — обернувшись, с улыбкой подмигнул дядя Витя.

— Бананы невкусные! — вредным тоном добавила Вилка и протянула надкушенный фрукт мне. — Попробуй!

Такое мы пробуем с радостью!

— Как будто зеленый, — прожевав, согласился я.

— Моченые, — развел руками много сегодня узнавший о жизни в родной стране БХССник. — В кипяток макают, зеленые от этого желтеют.

— И можно продать подороже, — кивнул я и вынес печальный вердикт. — Вокруг — одно сплошное нае*алово.

— Можем их не ждать, — прокомментировал взмах дяди Витиной руки в ведущем на кухню дверном проеме дядя Петя.

— Пойдемте доедать порнографа, — кивнул я, и мы пошли, оставив часть местных под руководством дяди Вити улучшать котлеты в отдельно взятой столовке.

— Внезапная проверка — это когда внезапная проверка! — продолжил я по пути воспитывать товарища оперуполномоченного. — Спорим руководство Одессы с самого нашего прибытия о*уевает? Мечемся туда-сюда, в процессе выявляя множественные акты прискорбного бездействия местных органов охраны правопорядка. У них ведь «внезапная», — добавил голосу сарказма. — Поди запланирована недели через полторы была!

— Через две! — гоготнув, поправил дядя Петя.

— Ну вот! — обрадовался я. — А тут баня не топлена, каравай не выпечен, потемскинская деревня не выстроена. Ну как с такими некультурными людьми как мы работать? А кто это в наш кортеж влился? — заметил едущую за нами черную Волгу.

— Неизвестный, — с видимым удовольствием выговорила Виталина.

С удовольствием поддаемся!

— Надо бы узнать.

Она рассмеялась и пояснила:

— Неизвестный Николай Александрович, первый секретарь Одесского городского комитета КПУ.

— Уравнение с Неизвестным! — восхитился я. — «Глухое дело» еще в самом начале, а уже такой важный человек нас ловить отправился! Давно? — спросил у дяди Пети.

— Должен был прибыть в столовую, но ты не дождался, — ухмыльнулся он.

— Градоправителю по вверенной территории побегать полезно, — хохотнул я. — Но нужно познакомиться. Давайте вон там, у стихийного рынка остановимся, клубники купим! — заметил я набитые алыми ягодами ведра.

Остановились, и я выкупил у всех местных бабушек все что было, доплатив за ведра и добавив за беспокойство — ведра поди еще купи! Пока КГБшники заставляли гостинцами багажники, ко мне подошел пожилой, невысокий, толстый, плешивый и очкастый, Николай Александрович.

— Здравствуйте! — улыбнулся я ему. — А у нас клубники нету, представляете? Надо почаще на юг выбираться — может и бананы нормальные найдем, как думаете, Николай Александрович?

Мужика перекосило — «почаще» ему явно очень не хотелось.

— На каком основании ребенок запугивает и допрашивает граждан моего города? — взяв себя в руки и сложив последние на груди, надменно сверкнул он на меня очками.

Удачно расторговавшиеся бабушки на фоне оперативно сваливали, не забывая неприязненно коситься на обижающего такого хорошего мальчика «хозяина города».

— Если диктующий всему миру свою неумолимую волю рабочий класс посредством министра внутренних дел счел нужным наделить меня возможностью немного попинать твоё болото… — показал ему гигаксиву. — Кто мы такие, чтобы с ним спорить?

На деда будто ведро воды вылили — так поник.

— Просто ужасно, гражданин градоправитель. Две организованных преступных группировки и сеть притонов — и это один только УПК для граждан-инвалидов. Сверху — фальшивые бананы и х*евые котлеты! Работать-то пробовал, Коля? — спокойно спросил я и сделал шаг на него, с любопытством глядя снизу вверх.

Он сделал шаг назад, воровато поозирался, наклонился ко мне и прошептал легендарное:

— Сколько?

— Два миллиона, и все заводящиеся прямо сейчас дела на твоих ручных полковников и цеховиков волшебным образом испарятся, а я расскажу Николаю Анисимовичу какой тут у вас райский уголок. Не появляюсь следующие три года, дальше — извини, придется отгрузить еще, — с наглой улыбкой выкатил я ему ценник.

— Столько нету! — паническим шепотом прошептал он.

— А сколько есть?

— Полтора.

— Где полтора, там и два! — отмахнулся я. — Либо неси, либо послом туда, где кроме песка и верблюжьей колючки ничего нет. Один уже на Новую Гвинею поехал — но он-то из Москвы, а тебе по чину море не положено.

— Час! — попросил он.

— Время пошло! — кивнул я, и Николай Александрович убежал собирать «дань» ревизору.

— Бл*дь, ну ничего со времен Гоголя не поменялось! — расстроенно сплюнул я, когда «хозяин» скрылся, а ко мне подошли очень любопытно глядящие товарищи-силовики. — Он же принесет! На глазах старшего офицерского состава КГБ и БХСС вручит набитый чемодан с угодливым поклоном! Что это, товарищи? — грустно спросил я у них.

— Рекордная взятка! — хрюкнул дядя Витя.

Лишь бы дед не позвонил с приказом остановиться. Я, конечно, остановлюсь, но будет грустно.

— Понятых надо бы, — спохватился Андрей Викторович.

— На месте найдем, — сочувственно глядя на меня (ну расстроился мальчик от того какой вокруг бардак), погрузил нас в машины дядя Петя.

— Почему высшие государственные чины так не делают? — жалобно спросил я, усилив впечатление.

Взрослые отвели глаза — что тут ответишь?

— А что на Колыме например творится? На золотых приисках? Песчинок-то ой много, сами в ботинки сыплются — ну как не утащить? Удивлюсь, если меньше десятка тонн в год на «утруску и усушку» уходит.

— Этим товарищ Цвигун уже занимается, Сережа! — обрадовался возможности немного успокоить болящее за Родину пионерское сердечко дядя Петя.

— Это хорошо, — послушно утешился я.

Добрались — и впрямь фотоателье! Вошли, обнаружив за стойкой чем-то громыхающего плешивого мужика в очках и еврейской наружности. Не как что-то плохое, разумеется — в СССР национализма нет.

Он поднял на многочисленных гостей взгляд и гостеприимно улыбнулся. Самоконтроль — в наличии. Подошли.

— Здравствуйте!

Кивает и показывает на табличку на прилавке «Глухонемой. Читаю по губам».

Я перешел на жесты: «А ты девушек для души фотографируешь или за деньги?»

Глухонемой советский порнограф Леня Лейцман резко погрустнел и ответил:

«Ко мне бандиты пришли, вместе с участковым. Куда я денусь? Здесь…» — указал на пол. — «Дед мой работал, и отец мой работал».

«Ничего не могу сделать — наследие своих предков ты уже надежно просрал. Но если сдашь всех, кого знаешь, оформим тебе фотоателье в Магадане, там тоже люди фотографироваться хотят. Но эротика — только для себя, не на продажу».

«Почему я должен тебе верить?» — иронично окинув меня взглядом, спросил он.

«Потому что я специально выучил твой язык только ради этой встречи», — честно признался я и показал ксиву. Убрав на место, добавил. — «И потом — какой у тебя выбор? Либо верь пионеру, либо, извини, расстрел в назидание твоим коллегам». — Припугнул по методичке дяди Вити.

«Хорошо» — грустно прожестикулировал Лёня и рухнул на стул.

— Дядь Петь, дядь Вить, Андрей Викторович, я этому человеку пообещал чуть большее снисхождение, чем обычно. Да, я понимаю, что это не совсем законно, но разве это не справедливо? Прилетев за ним, мы вычистили из города немало мусора, а уважаемый порнограф еще накинет сверху после допросов. Устроим ему фотоателье в Магадане? Под строгим надзором во избежание, разумеется, — попросил я.

«Понятым пойдешь?» — прожестикулировал Лене дядя Петя, продемонстрировав неизвестный доселе навык.

«Пойду» — смиренно ответил порнограф.

— Получается — заслужил, — подмигнул мне КГБшник.

— Спасибо, — поблагодарил я.

— Понятым это я завсегда! — ввел местный БХССник одетого в тельняшку и растянутые на коленях синие треники седого дедушку. — О, а че вы, немого крутить будете? И правильно — он сюда баб водит похабные фотографии делать! — мощно добавил он улик следствию.

Отвечать было лень, и я отдал объяснения на откуп старшим товарищам. Дядя Витя справился просто блестяще:

— Посиди тихонько, отец, надо так.

— Ну, раз надо! — с удовольствием повторил дед и опустился на подоконник.

Ну вот, остановились, и сразу по малолетнему организму поползла усталость. Долой!

— А мы его вообще арестовать сможем? — задал я вопрос, который давным-давно следовало. — У него же депутатский иммунитет.

Взрослые снова отвели глаза — стыдно, что об этом подумал только ребенок.

Не осуждаю — сегодня очень необычный день. Можно даже сказать — эксперимент: «что будет, если дать непоседливому пионеру бесконечный административный ресурс».

— Надо звонить, — решил дядя Петя и пошел звонить, а я двинулся ко всеми забытому Лёне.

«Кофе есть»?

«Растворимый».

«Угостишь? Весь день по Одессе бегаем, со злом боремся».

«Я — зло?» — грустно усмехнулся немой.

«Ты — зло неизбежное, поэтому я на тебя не сержусь и чисто по-человечески мне тебя жалко».

«Пойдем» — вздохнул он, и мы с не могущей себе позволить оставить меня без присмотра (чему я только рад) Вилкой пошли с ним в подсобку.

Пока закипал чайник, еще немного поговорили, и с напитком вернулись в зал.

— Гражданин Неизвестный снят с должности две минуты назад, — порадовал новостью дядя Петя.

Дед одобрил, получается. Сидит поди в Кремле, доклады слушает да потешается — дорвался внучек до власти. А самое приятное — ксива-то «щелоковская», с товарища Андропова какой спрос? Все вопросы к МВД, товарищи!

Процесс передачи взятки прошел даже в какой-то степени трогательно: столько облегчения в человеческих глазах, как у с широкой улыбкой при всем честном народе вручающего мне набитый рублями чемодан Николая Александровича, я не видел никогда. «Уходи, государев человек!»

— Поздравляю с произошедшим на глазах у многих достойных доверия свидетелей актом передачи взятки личному инспектору министра внутренних дел СССР по особо важным вопросам, — поздравил я его, отдал чемодан дяде Вите. — Если можно, давайте в «Союзмультфильм» это отправим. Вы же не против немного помочь советским детям получить больше мультфильмов, гражданин Неизвестный?

Падший градоправитель посмотрел на окружающих глазами загнанной лошади и простонал:

— Да что здесь происходит?!