Хранители Мультиверсума. Книга пятая: Те, кто жив

Павел Сергеевич Иевлев, 2023

История выживания, борьбы и преодоления – и история общества, которое сформировалось в этих условиях.

Оглавление

Историограф. «Щенки войны»

Вечером мы собрались на природе — популярный вид досуга в этом не испорченном интернетом обществе. Ольга, я, Борух и Андираос Курценор по кличке «Коллекционер», которого все, кроме меня, звали запросто «Андрюхой». Я его не звал никак. Что не помешало ему прийти и занять моё место возле Ольги. Мы, конечно, расстались без обид и всё такое, но базовые мужские инстинкты никто не отменял — на каком-то уровне (чуть ниже пояса) я воспринимал его как соперника. Поэтому мне всё время хотелось ему нахамить, но я сдерживал этот порыв как неконструктивный. Если это будет продолжаться и дальше, много мы такой компанией не наработаем.

— Мы отличная команда! — мысли она, что ли, читает? — Идеальный состав для экспедиции, сбалансированный, с проводником и оператором.

— Двумя операторами! — вроде бы невинно уточнил Андрей, и я опять еле сдержался.

Хотелось сказать «полуторами» — но я не был уверен в существовании такого слова. Ну и прозвучало бы уже совсем по-детски. А я всё же почти школьный учитель. Это, знаете ли, взрослит человека.

— Ты уверена, — я специально обращался лично к Ольге, как будто никакого Андрея тут не было. — Уверена, что тебе нужен именно я? Возьми, вон, Дмитрия — у него и опыта больше, и боец он серьёзный…

— Я знаю, что боец ты никакой, — ну спасибо, бывшая дорогая, могла бы и помягче как-то сформулировать, — но мы и не воевать собираемся. Мне нужен не только и не столько оператор, сколько, не знаю даже как сказать… Человек, способный сделать выводы из того, что мы там увидим.

— Кто-то умный? — не удержался и съязвил я, но Андрей даже не моргнул своими белёсыми ресницами на невозмутимой блондинистой роже.

— Наша задача пока — осторожно посмотреть. Наблюдать, делать выводы. Никаких боестолкновений, никаких диверсий. Если нас заметят — тут же уходим. И вот тут нам даёт преимущество проводник!

Андрей церемонно раскланялся.

«Клоун какой-то, — раздражённо подумал я. — И что она в нём нашла?».

Хотя я, разумеется, знал, что. Он проводник. Говорят, чуть ли не лучший в Мультиверсуме. А главное — он готов быть её личным проводником. А я не готов быть её личным оператором. Такая вот фигня.

— Они знают, что мы работаем с реперами, и не ожидают, что мы сможем уйти через кросс-локусы.

— Так что, ты с нами?

— А куда ж я, блин, денусь… — ответил я так, как от меня ожидали. Попробовал бы я отказаться! Если Ольга что-то хочет, она это получает.

Но я согласился не ради её больших и красивых… Ну, например, глаз. Просто эту чёртову войнушку надо заканчивать. Детей жалко.

— Ну, коммунары, готовы вопросы? — в отличие от нормальных лекторов, я не заканчивал лекцию ответами на вопросы, а начинал.

Так я давал детям время на осмысление того, что я рассказал в прошлый раз. Повод лишний раз подумать во время дежурств или трудовой практики. Это вряд ли сработало бы в моём бывшем срезе — там слишком много медийных раздражителей и отвлекающего информационного шума, да и мотивация к познанию целенаправленно блокируется специальными педагогическими приёмами. Впрочем, там бы я и не смог преподавать. Я не переоцениваю свои педагогические способности.

В Коммуне же моя лекторская деятельность шла по разряду «общественной нагрузки» — самое обычное здесь явление. Почти все кроме основной занятости делали ещё что-то общеполезное — от разведения цветов на газонах и постройки детских площадок до спортивных секций и технических кружков. Ну и лекции, да — те, кому было что рассказать детям, и кто умел это делать более-менее складно, выступали этакими «учителями-общественниками». На этом фоне я стал публичным лектором по расплывчатой теме «материнский срез — как там чего вообще», постоянно сползая на более абстрактные аспекты из области истории, социологии, антропологии и философии. А всё благодаря детским вопросам, дисциплинировано записанным в тетрадочках карандашиками. Вопросам иногда наивным, но от этого не менее глубоким.

— Вы вчера говорили, что люди всегда воевали, и это для них нормально. А почему люди не могут не воевать?

— Доброе утро, Настя, — поприветствовал я белобрысое чудо, неизменно сидящее прямо перед лекторской кафедрой. — Это довольно сложный вопрос. Я хотел рассказать сегодня немного о другом, но, если всем интересно, можем обсудить и его.

— Интересно, интересно, расскажите про войну! — раздались голоса в аудитории.

Не знаю, как здесь обстоит дело у штатных учителей — давно собирался выяснить, да как-то недосуг, — но у меня как у «общественника» никакого «учебного плана» нет. То есть, могу рассказывать именно то, что детям интересно в данный момент. А поскольку сейчас у всех в голове война — то неизбежно будем возвращаться к ней снова и снова. Чем дальше я на это смотрю, тем отчетливее вижу, как быстро она меняет стерильный «заповедник хороших детей», которым до недавнего времени была — или, по крайней мере, казалась, — Коммуна. И, чёрт меня побери, как же мне это не нравится! Здешнее небольшое общество не выработало иммунитета к идеологическим вызовам внешней агрессии, и война его необратимо изменит. Нет, определённо, её надо как можно быстрее заканчивать!

— Что такое война? — начал я ab ovo — Давайте запишем определение: «Война является коалиционной внутривидовой агрессией, которая связана с организованными конфликтами между двумя группами одного и того же вида».

Дети послушно заскрипели карандашами в тетрадках.

— Ключевые слова «коалиционная» — то есть, в условиях объединения групп для общей цели, и «внутривидовая» — то есть, в пределах одного биологического вида. И то, и другое по отдельности встречается в природе довольно часто — и совместные действия (например — стайная охота), и внутривидовая агрессия (конкуренция из-за самок, к примеру). Но сочетание этих двух явлений характерно только для двух групп животных. И одна из них — приматы, к которым относимся и мы.

— А вторая? — спросил кто-то из детей.

— Муравьи, — ответил я. — В этом мы на них похожи больше, чем на любых других живых существ.

— Ничего себе… — вздохнул спросивший, а я невольно задумался о том, есть ли тут муравьи. Хотя они везде есть, наверное. Живучие твари. Совсем как люди.

— Но муравьи — отдельная история, а что касается приматов… Учёные считают, что разум развился в человеке в первую очередь как средство социального взаимодействия. Инструмент манипуляции соплеменниками, позволяющий передавать свои гены дальше не только самым сильным, но и самым умным. Альфа-самцом, а потом и вождём племени, становился не тупой амбал, а тот, кто смог объединить вокруг себя других и уговорить их на совместное отстаивание интересов. То есть, создавший условия для коалиционной внутривидовой агрессии.

Так что ответ на вопрос «почему люди воюют» простой: «потому что они люди». Война является нашим базовым видовым признаком. Неизбежным порождением нашего разума. Обратной стороной нашей способности объединяться, дружить и работать вместе.

— Неужели нельзя просто договориться? — спросила расстроенная Настя.

— Можно, — утешил её я. — История знает множество примеров, когда племена и даже целые народы забывали про свои распри и объединялись.

— И что для этого нужно?

— Общий враг!

На выходе из аудитории меня поймал Борух.

— Интересно рассказываешь, даже я заслушался, — сказал он таким неопределённым тоном, что я напрягся.

— Что-то не так?

— Нужно ли впаривать детишкам этот взрослый цинизм? Оно, конечно, всё чистая правда: и жизнь не пикник, и мир не полянка с цветочками, и люди те ещё поцы, — но не в этом же возрасте?

— Знаешь, Борь, давать ребёнку ложные сведения об устройстве мира — это, как по мне, просто предательство. Это как карта минных полей с ошибками. Мир достаточно опасен сам по себе, не надо усугублять. Обычные песни: «на нас хороших-идеальных напали злые-мерзкие они!» — им и без меня споют. Да уже спели, чего там.

— И правильно. Так и надо. Врага расчеловечивают, чтобы проще убивать. Рефлексии ни к чему, дело военное.

— С одной стороны ты прав, — признал я. — А с другой — вот эта накачка потом так аукнется… Не хочу, чтобы они стали поколением «детей войны». Это очень многочисленное поколение, и оно навсегда изменит Коммуну. Мне кажется, этого ещё никто толком не понял.

— Ну да, — хмыкнул Борух, — один ты знаешь, как правильно Родину любить. Вот смотрю я на тебя и каждый раз удивляюсь — такой циник и мизантроп по убеждениям, и такой наивный романтик в душе.

— Чего это «наивный»? — обиделся я. — Я реалист!

— Хреналист, — обидно засмеялся майор. — Вот ты про «многочисленное поколение» сказал, а почему оно такое многочисленное? Не задумывался?

— Ну, — замялся я, — демографическая политика Совета…

— Ой-ой, я вас умоляю! Ну, ты же инженер в анамнезе, математику знать должен. Посмотри, сколько здесь детей лет двенадцати-четырнадцати, — и сколько женщин возраста тридцать плюс. И посчитай — хоть на пальцах, а хоть на компьютерах своих — сколько каждая из них должна была родить в те три года? Ну?

— Я так навскидку не могу…

— Вот я и говорю — наивный ты, писатель, как чукча в чуме. Ни хрена вокруг себя не видишь, ещё меньше понимаешь, но, конечно, окромя тебя мир спасать некому…

Вот сейчас обидно было, да. И ведь главное — цеплялся мой глаз за эти цифры, но как-то в голову не вошло. Нет, никакая «демографическая политика» не могла дать такого пика. Кстати, не слишком ли разнообразен фенотип у здешних детишек? Исходно в Коммуне были почти сплошь русские да евреи (русские евреи — всегда больше русские, чем евреи). И редкие исключения, вроде Вазгена и Мигеля, которого Борух из вредности и принципа так и звал «Хулио». Но при этом среди детей только что совсем чёрных негров нет. Вот, скажем, моя белобрысая любимица Настенька — вообще не пойми какой типаж. Белая, как мрамор, незагорающая тонкая кожа, прямой тонкий нос, высокий чистый лоб, волосы цвета полярного снега, такие светлые, что кажутся седыми, и глаза цвета морского льда. Вырастет — будет Снежная Королева, разбивающая глазами-льдинками мужские сердца. Очень, очень необычная девочка. А ведь ни одного взрослого коммунара, который годится ей в родители, я не видел! Генетика, конечно, штука сложная, она могла уродиться в какую-нибудь прабабку — носительницу последствий призвания блондинов на Русь, но среди детей было немало мулатов, азиатов и даже странных ребят типажа, пожалуй, полинезийского. Эти-то откуда взялись?

Нет, прав Борух, ни черта я тут не понимаю… Лох я развесистый.

— Что, призадумался? — хлопнул меня по плечу майор.

— Угу, — мрачно откликнулся я.

— Идеалист ты, Тёма, — сказал он сочувственно. — Хоть и циник местами. Придумал себе идеальную Коммуну и живёшь в ней, начисто игнорируя реальность. Жениться бы тебе… И не на су… красотке этой рыжей, которая два слова правды подряд не скажет, а на нормальной бабе, которая тебя будет любить, кормить, мозги вправлять и детей рожать. Пойдут свои дети — перестанешь про чужих думать.

— А твой-то как? — поспешил я перевести разговор. Мне было стыдно.

— Да растёт, что ему сделается. Шустрый такой пацанчик… Кстати, слыхал — Олег наш пропал.

— Как это?

— Повёл «осликом» обменный караван в Альтерион. Связки все нахоженные, сто раз проверенные… Но караван и туда не пришел, и назад не вернулся.

— Что думаешь?

— А что тут можно думать? — мрачно буркнул майор. — Дело известное…

С тех пор, как противостояние с Комспасом, который тут называют «агрессорами», перешло в открытую фазу, наши операторы стали объектом охоты. По себе знаю, шрамы остались. Но и свернуть все обменные операции Коммуна не может, потому что репутация, да и критичный импорт есть. Так что караваны ходят. С «осликами» — слабыми операторами, способными только на самые простые маршруты. Цинично — но они менее ценны, чем даже я.

— Ладно, — прервал мои размышления Борух, — пойдём к Палычу, он нам предстартовую накачку делать будет.

— С вазелином?

— Вазелин, товарищ, надо заслужить

Председатель Совета Первых был пессимистичен:

— Ну что вы там увидите, — говорил он, — и что поймёте? Нет, я не против разведки, но без всей этой лирики «познай врага своего». Если враг не сдаётся — его уничтожают!

— Я была бы не против, если бы они как-то сами собой победились, — гнула свою линию Ольга, — но давай будем объективны — у нас нет ресурсов для уничтожения кого бы то ни было. Ни человеческих, ни материальных.

— С городом мы получили достаточно оружия и боеприпасов!

— Кстати, не помните, кто вот так же точно топал ногами и запрещал мне проводить ту операцию? — невинным тоном осведомилась Ольга. — Кто был настолько категорически против, что мне пришлось проводить её своими средствами и за ва… чьей-то спиной?

Председатель смотрел на неё, как солдат на вошь.

— Кроме того, этим оружием надо кого-то вооружать, — сказал Ольга. — И не только детишек.

— Эти детишки, между прочим… — он глянул на меня и осёкся. Я сделал вид, что ничего не слышал.

— С тобой бесполезно спорить, — устало махнул рукой Председатель. — Всё равно по-своему сделаешь. Не человек, а чирей на жопе. Всегда такая была…

— Не всегда, Палыч. Не всегда, — неожиданно тихо сказала Ольга. — Но что б с нами было, если б я не стала такая?

Смотрите также

а б в г д е ё ж з и й к л м н о п р с т у ф х ц ч ш щ э ю я