Увидеть море

Павел Сергеевич Зайцев

…«Больше денег», – беспокойно шипел пластиковый чайник.«Больше денег», – шелестели за окном пальмы, царапая противомоскитную сетку. Ночью из-под деревянного порога нашего аппартмента вылезла гигантская черная жаба-бык, которую я однажды, чуть не поднял на руки, приняв сослепу в темноте за хромую кошку. Застыв в свете луны, как индейский тотем, она повернула свою маленькую уродливую голову в сторону нашего окна. «Больше денег», – прочитал я в её безумных глазах…

Эпизод 11: «Ой, то не вечер, то не вечер»

Ледяной ветер пронизывал до костей. Кирка монотонно звякала о каменистый грунт. Мы копали уже час, но золота всё не было.

Да и взяться ему здесь было неоткуда. Единственное «золото», которое нам светило на этих «раскопках» — это 150 рублей от пожилого армянина Гамлета. За эти деньги мы с Мишей подрядились выкопать яму под колодец на его земельном участке. Три метра в диаметре и три в глубину.

Задание сначала выглядело плевым делом для двух спортивных 19-летних парней. Но смерзшаяся, твердая, как железо, земля и яростный ноябрьский ветер превратили работу в настоящий подвиг.

В то время как один из нас, обливаясь потом, в яме яростно вгрызался киркой в промерзшую каменистую почву, наполнял разбитыми кусками ведра и подавал наверх, другой только принимал ведро, высыпал землю в кучу неподалёку и отдавал пустое обратно.

Казалось бы, распределение труда было неравным, но стоять наверху из нас никто не рвался — в яме, по крайней мере, было тепло и не дул ветер, поэтому приняв пару тройку ведер, каждый из нас спешил обратно в яму, хватаясь стёртыми до мозолей руками за кирку и лопату.

На третий час безостановочной рубки грунта мы окончательно выдохлись. Мы вырыли ровно полтора метра. Ещё через пять минут из под камней показалась вода и стала быстро заполнять колодец. Дальше копать возможности не было.

— Работа, канэшна, ви не сдэлали, но это нэ ваш вина. Я вам заплачу, — заявил Гамлет, щурясь от собственной щедрости. Разделив зарплату и шатаясь от усталости, мы направились в общагу.

На третьем курсе проблема подработок стала остро. Спартанский настрой первых курсов кончился. Нам хотелось полноценно питаться, и, по возможности, иметь какие-то карманные деньги на подарки девушкам и другие расходы.

Кое-кто из студентов подрядился разгружать фуры торговцам с рынка, но такие варианты попадались редко и те, кто их находил, держали свой заработок втайне, чтобы не плодить конкуренцию и не сбивать цены.

После долгих раздумий Славик выдвинул идею.

— Можно играть на улице. Миша на губной гармошке, Паша на гитаре и петь на два голоса будете. Ну и я с вами. Уличные музыканты много зашибают!

Непонятно было, какую роль во всем этом собирался, играть Славик, ведь ни петь, ни играть он, толком, ни на чём не умел, но идея нам понравилась.

Выходить играть на улицу было вроде как страшновато и стыдновато — уж слишком всё это смахивало на попрошайничество, но голод — не тётка, и, как известно, пирожка не подаст.

Чтобы Славик мог принять полноценное участие в нашем ансамбле, мы заставили его изготовить себе перкуссию из жестяной банки, наполненной рисом, и поехали в соседний город Минеральные Воды с целью опробования бэнда в уличном шоу-бизнесе.

Стыдливо разложив чехол из-под гитары в пешеходном переходе под путями железнодорожного вокзала, мы неуверенно затянули хиты эстрады.

— Потому что нельзя, — с трагическим пафосом выводил я.

— Потому что нельзя! — подпевал мне Миша в терцию.

— Потому что нельзя быть на свете краси-и-ивой тако-о-о-ой, — завершали мы вместе со Славиком под жизнеутверждающий шорох банки с рисом.

В гулком переходе бэнд звучал внушительно и солидно — сочетание гитары, губной гармошки и перкуссии оказалось на удивление удачным. Прохожие улыбались и показывали нам большие пальцы. Пару раз, правда, люди путались в пальцах и вместо большого показывали средний, но мы старались не обращать на это внимание.

— Ау-ау-ау, я тебя все равно найду! — надрывались мы. Мелочь вперемешку с купюрами обильно сыпалась в раскрытый чехол из-под гитары.

Коронным номером стало акапелльное многоголосое исполнение песни «Выйду ночью в поле вдвоём». Каждый раз, когда мы затягивали её, вокруг стабильно собирались слушатели. Случались и казусы.

Одна старушка, выслушав пронзительно-грустное «я влюблен в тебя Россия, влюблён» — подбежала к нам, разрыдалась и стала пытаться сунуть нам в руки часть своей пенсии.

— Вы её, Родину, любите, а смотрите, что она с вами сделала! — причитала старушка. Мы были смущены и еле втолковали бабке, что не нуждаемся в деньгах.

— Бабуся, мы хорошо зарабатываем, — заявил Славик, стыдливо прикрывая дырку на джинсах.

Несколько раз подходили местные маргиналы и менты с предложением о крышевании нашего предприятия. Первым я без колебаний предложил физическую конфронтацию, чему способствовала секция бокса, куда я к тому времени ходил уже полгода. От вторых мы избавились благодаря неожиданному знакомству.

В один из наших подземно-переходных концертов, когда мы уже уверенно, и даже несколько вальяжно исполняли самую кассовую вещь — «Ой, то не вечер, то не вечер», к нам присел странный дядька лет пятидесяти с седыми волосами и в дорогом костюме. Он был навеселе.

— Ребят, а из Воскресенья что-нибудь знаете? — в чехол полетел полтинник. Эта сумма была равна нашей дневной выручке. Радостно переглянувшись, мы запели «Я ни разу за морем не был», потом исполнили «Кто виноват».

— Э-эх, молодцы вы, а поехали в ресторан! Я вас хочу угостить! — мужчина встал и широким жестом указал на выход из перехода.

Мы немного помялись. Я быстренько смекнул, что если даже дядька и гомик, то я в любом случае в безопасности, как самый несмазливый в группе. Миша подумал, что если даже дядька и педик, то Миша успеет плотно пожрать на халяву, перед тем как убежать. Недалёкий Славик согласился, не раздумывая. Хотя с такими, как он, как раз, обычно ничего и не случается.

В ресторан мужик нас повёз на своём припаркованном около перехода «мерседесе». Заставив стол снедью от икры и шампанского, до коньяков и шашлыков, новый знакомец принялся слезливо пересказывать свою жизнь. Оказалось, что в молодости он тоже увлекался музыкой и играл в группе, а сейчас у него жена, дети, любовница (на этом месте мы подуспокоились), но ему это не мило, и он мечтал бы бросить всё и играть в группе. В доказательство своей музыкальности он хрипло пропел под гитару пару куплетов из Битлз прямо за столом. К нашему удивлению официанты лишь почтительно слушали его, не делая попыток вмешаться.

В завершение вечера наш знакомый протянул нам свои визитки и представился.

— Руководитель УВД по КавМинВодам, полковник Сандуллаев. Меня здесь каждая собака знает! Если будут проблемы с милицией или блатными — просто покажите мою визитку!

С тех пор мы использовали волшебную визитку раза три, и каждый раз были осыпаны униженными извинениями любителей лёгкой наживы.

В переходе играть было непыльно и денежно, но аппетиты наши росли, и мы решили попробовать свои силы на Горячеводском рынке, где народ ходил толпами.

Играть там после шикарной акустики перехода было ужасно. Наши голоса и жалкое позвякивание гитары тонули в гуле и шарканьи ног толпы. Деньги кидали реже, и работать в такой атмосфере было уж очень тягостно

Мы уже хотели сворачиваться, но в этот момент к нам обратился маленький пожилой таец. (Тайцы занимали целый район рынка и были представлены здесь довольно большим числом). Он вложил в руку Славика пятидесятирублевую купюру и жестом показал следовать за ним. Начало было многообещающим. Мы воспряли духом и направились за неожиданным клиентом.

Через пару минут мы были в середине тайских трикотажных рядов. Азиаты с внимательным и настороженным выражением лиц обступили нас плотным кольцом. Специального тайского репертуара у нас не было, и мы затянули «Нельзя быть красивой такой». Пока мы не доиграли до конца, на лице тайцев не дрогнул ни один мускул.

После этого пожилой азиат сунул нам ещё один полтинник, и слушатели опять застыли в напряженном ожидании. Мы были немного смущены. Судя по лицам заморских гостей, наше выступление вызывало у них отвращение и неприятие, но с другой стороны зачем-то они нас позвали.

Полностью сбитые с толку, мы нестройно затянули «Ой, то не вечер». Реакция тайских торгашей была абсолютно неадекватной — они принялись хохотать, время от времени приседая, хлопая себя по ляжкам и показывая на нас пальцами.

Я покосился на соратников по группе. Посиневший от холода Миша с текущим носом, жалостно дующий в губную гармошку, угловатый Славик в склеенных скотчем очках и с нелепой рисовой банкой — всё, это, конечно, представляло вид довольно жалкий, и, возможно, отчасти забавный, но, тем не менее, было недостаточно для такого безудержного веселья. Как по мановению руки, тайцы перестали веселиться и посуровели, как только последний аккорд фолкового хита затих.

— Исчо такой! — заявил наш таец, скармливая Славику очередной полтинник.

Обезьянничанье узкоплёночных действовало на нервы, но полтинники продолжали перекочёвывать в наш карман, и, пожав плечами, мы продолжили.

Со стороны картина отдавала сюрреализмом. Три худые длинные фигуры в чёрных куртках и джинсах, мерно раскачиваясь, выводили грустную народную мелодию на три голоса, а вокруг во все горло хохотали маленькие, пестро одетые тайцы.

После того, как мы в третий раз поведали собравшимся о догадливости есаула, тайцы наконец успокоились, выдали нам окончательный полтинник и, дружелюбно похлопывая по плечам и пожимая руки, распрощались.

— Какие-то долбанутые они, — раздраженно заметил Славик, когда мы подошли к остановке.

— Не то слово, — согласился я.

Миша пошмыгал носом и промолчал — в глазах его уже отражались жареные курочки, сосиски и пельмени со сметаной.