Афоня

Павел Патлусов

Автором написаны повести «Исход», «Булат», «Розовый рассвет», «Светотень», «Шалинские сказы», множество сказок, рассказов, юмористических миниатюр. И вот в свет выходит повесть «Афоня». События повести происходят в 15 веке. В это время началось первое освоение русскими людьми Урала. Герой повести проходит большие испытания прежде, чем с новыми для себя людьми (вогулами) найдёт постоянное место для счастливой жизни. Печальная судьба вогулов отражена в последних строках повести.

Острог

Стоял тихий, очевиднее — очень спокойный августовский день. Река Сылва, у подножья крутой и почти безлесной горы, зеркальной неподвижной массой медленно катились к своему слиянью с Иренью. Громада горы отражалась в речном зеркале вместе со всеми живыми существами, которые находились на её крутых склонах. По желтоватому выгоревшему на солнце косогору бродили коровы, лошади и небольшое стадо овец во главе с длиннорогим козлом. На порыжевшей жухлой траве временами останавливались лёгкие и стремительные в полёте стрекозы, которые, погревшись в ласковых лучах дневного светила, пошелестев крылышками, вновь взмывали в небесно-голубую высь.

Здесь, на горе, казаки — поселенцы возводили острог; они заканчивали очередной рабочий день по возведению северной стены крепостного сооружения. В двух десятках шагов от новостройки, на костре, в большом чугунном котле варилась уха. На небольшом удалении от костра располагался длинный стол, составленный из двух деревянных плах; подобные же доски-плахи служили казакам — поселенцам в качестве скамей вдоль стола. Пять больших глиняных чаш, с деревянными ложками в них» красовались» на столе. Хлеб, нарезанный длинными ломтями, ножи и битая глиняная кружка с солью — вот, незамысловатая сервировка казачьего стола. Возле котла с большим половником, уворачиваясь от едкого дыма, который совершенно не относило ветром, крутился высокий, худой, с белесыми волосами и такого же цвета «жидкой» юношеской бородёнкой молодой казак — поселенец. Одет он был довольно странно; худое тело было прикрыто потёртой, выцветшей от дождя и солнца серой рясой, подпоясанной ниже талии, почти на бёдрах, тонкой пеньковой верёвочкой. На ногах повара были лишь кожаные подошвы. крепившиеся к голеням ног узкими ремешками. Трижды перекрестив котёл с ухой, Звонарь Титов¹ попробовал её из половника и, приставив ко рту рупором руки, одновременно зажав половник между ног, крикнул звонко, почти по — детски: «Э-гей-гей! Ушица готова!»

Спустя некоторое время, к столу начали медленно и степенно подходитьтпотные, угрюмые и патлатые² казаки — поселенцы, ополоснув руки из зеленоватого, выполненного из сплава меди, рукомойника, вытерев руки о холщовые рубахи, перекрестив лоб, садились за стол. На каждых пять казаков Афоня наливал полную чашу ухи. За стол село около двух десятков человек; у строящегося острога осталось два стражника, размерено вышагивающих вокруг новостройки, по самому гребню земляного вала. На всех казаках — поселенцах были холщовые рубахи — зипуны, и только Киса Кованый — тёмноволосый гигант, был в красного цвета шёлковой рубахе. На ногах красавца — сафьяновые сапоги. Остальные казаки носили ичетыги³ или обычные для россиян — лапти. После того, как в чашках на столе осталось менее половины наваристой ухи, казаки постепенно, реплика за репликой начали неспешный разговор.

— И-и-и, вот, язва, — открыв широко, в самой толще рыжеватой бороды, рот, залезая в него толстым, с почерневшим ногтем, указательным пальцем, начал ругаться плешивый, с округлым лицом и мясистым носом Трофим Вятич, — кость о-о-о… Тьфу! — Вытащив с трудом рыбью кость, он всё же продолжал возмущаться, — Где ты, Звонарь, такой рыбы на уху нахапал?

— Знамо дело — в Сылве! — спокойно и кротко ответил Афоня, стоя за спиной евших уху казаков.

— Да, ты — Звонарь, охреначь его по плешине половником, чтобы не кукорился! Ишь — подай ему осетрину! — отреагировал на это Киса Кованый.

— На Волге, где я полевал шесть лет с Савой Болдырем, такую рыбу собакам не давали, — выходя из-за стола, продолжая ковырять пальцем во рту, ругался Трофим.

— Может вернёшься? — съехидничал, с широким розовым рубцом на лице — от правого уха до рта, — смуглый поселенец Охрим Барабаш.

— На висилицу! Что — ли! — И тут же добавил. — Желания нет; там нам Царь-батюшка приготовил только смертное угощение…

— Вот — вот, — рассуждал Охрим, — здесь ты уже и бабой обзавёлся и жить на земле решил спокойно и сытно, чего ещё надо?

— Чего? — охрипшим грубым басом, отложив пустую уже чашку с ложками в сторону, отметил, вступил в разговор русоволосый с ярко — голубыми глазами казак. — Баба — дело не хитрое: из прошлого похода на вогулов два десятка их в полон взяли: кому любовницей стали, а кому и жена… Наших московитских баб здесь трудно сыскать; считай половина казаков с ними — вогулчанками живёт. Вот даже Звонарю предлагали одну очень «мягкую» телом вогульчанку, — отказался… Ещё, видать, не ведает, какой «антерес» у бабы под рубахой!

Казаки заулыбались, некоторые откровенно начали хохотать, но, вспомнив, что трапеза не окончена, начали выходить из-за стола, крестясь на восток.

Вдруг один из стражников, на земляном валу, начал подавать сигнал — маячить казакам рукой, показывая на север. Все обратили свои взоры в направлении руки стражника. Там, вдали, по северному пологому склону горы, в направлении острога скакал всадник.

— Или от Никольской часовни монашек скачет, или сам Строганов гонца послал, — высказал своё предположение Киса Кованый, — подождём…

Казаки вновь присели на скамьи, возле стола. Афоня в это время убрал со стола рыбьи кости, на которых устроили уже пиршество тучные мухи. По пути к реке он выбросит кости бродячим собакам. Положив в пестерь⁴ чашки и ложки, он начал спуск с горы, чтобы там — внизу, на реке вымыть посуду. Стражники обычно ели позднее, посуду мыли сами, но кроме того, они должны будут отправиться на ночной лов рыбы, — здесь был такой порядок. На следующий день уже другая пара стражников занимается ночной рыбалкой. Такое правило среди казаков завёл Киса Кованый — пятидесятник, командующий полусотней казаков.

Примерно за двести метров от острога пятидесятник узнал всадника,

— Ерёма Кизелбаш — человек Строганова.

Через несколько мгновений наездник спешился возле костра, привязав лошадь за сук большого бревна, отложив в сторону пищаль и подошёл к казакам, молвив: «Мир Вашему дому!» — направился к Кованому. Казаки вразнобой ответили: «С миром принимаем!»

— Грамота тебе, Кованый, от Строганова, — доставая из-за пазухи бумажную трубку, сообщил Ерёма Кизелбаш.

— Давай. — Без церемоний принял послание Строганова Киса, внимательно осмотрев сургучную печать, — вроде бы евонная — Строгановская печатка… Звонарь придёт — прочтёт…

Протирая чашки речным песком, Афоня — чисто по-детски любовался игрой мелких рыбёшек в реке, на отмели. Он не думал, что данное послание определит всю дальнейшую его жизнь…

— Садись, Ерёма, к столу — похлебай ушицы, — распорядился пятидесятник,

— Барабаш с Вятичем сменят стражу, — им тоже надо ухи отведать!

Строгановский гонец вымыл руки, вытер их о зипун, как все казаки, отвязал от пояса на чуге⁵ ложку и сел к наполненной ухой чашке. Прежде он посолил варево, попробовал и выразив одобрение казачьему блюду, борясь с чувством голода, дождался стражников. Как только казаки — поселенцы опустили свои ложки в уху, Ерёма Кизелбаш тоже приступил к трапезе. Казаки молча, покручивая усы, теребя бороды, ждали, когда человек Строганова насытится, дабы приступить к нему с расспросами о житии — бытии в Чусовских городках.

Казаки — стражники с гонцом наелись аж до отрыжки, блаженствуя, развалились на скамье, навалившись спинами на стол. Казаки — поселенцы начали робко наседать на Ерёму с вопросами, но последний не стал перед казаками держать речь, ответив просто и коротко: «Вначале прочтите грамоту…»

Томительное ожидание длилось недолго — подошёл Афоня, громыхая чашками в холщовой сумке.

— Чти, Звонарь, — протянул ему грамоту Киса Кованый. Молодой казак развернул свёрнутую в трубку грамоту и начал тихо, с расстановкой читать, но абсолютно невнятно для стоящих вплотную к нему казаков.

После прочтения текста он что — то на ухо сказал пятидесятнику. Киса Кованый немного подумал над сказанным Афоней и строго предупредил его: «Никому — ни слова!» — И уже для всех казаков — поселенцев громко крикнул: «Завтра, с утра, казачий круг, — надо совет держать, думать будем, а пока можно всем по домам…»

Казаки — поселенцы не торопились расходиться и надоедали с расспросами как посланцу Строганова — Кизелбашу, так и Афоне Титову.

— Ох, казаки, ждут вас большие дела, — решил в незначительной части удовлетворить любопытство казачьей массы Ерёма, — в Орёл — город понаехало много разного люду: казаки со своими атаманами, литовины, поляки и многих других беглых… Грядёт поход за Камень: воевать будут Кучума!»

Казаки после такого сообщения явно приуныли, ибо все они были, в основном женатыми, жили семьями в своих избах, на землях, дарованных Строгановым; желания» воевать Кучума» у них не было.

Примечания

1

Звонарь Титов — в старину часто прозвище использовали вместо имени. Настоящее имя нашего героя Афоня, сын Титов, то есть отца звали Тит.

2

Патлатые — волосатые, обросшие длинными волосами люди. В. Даль

3

Ичетыги — татарские сапоги из кожи.

4

Пестерь — холщовая сумка.

5

Чуга — узкий кафтан с рукавами по локоть, на пуговицах. Н. Костомаров