Плакучая ива

Павел Николаевич Девяшин, 2021

1865 год. В провинциальной зауральской губернии в собственной усадьбе обнаружено тело купца. Какова подоплека загадочной гибели? Несчастный случай? Происки конкурентов? Ограбление? Кто или что нарушило привычный уклад тихого и мирного уголка? Ответ предстоит найти помощнику исправника по фамилии Вебер, терзаемому тенями прошлого. Ведь несчастье произошло в печально известном имении, с которым полицейского связывает личная трагедия. За дело также берется некогда знаменитый сыщик. Смогут ли неутомимый железный человек и пораженный артритом старик отыскать злодея, не оставляющего ни следов, ни улик?

Глава вторая, в которой выясняются некоторые подробности преступления

Становой пристав встретил их на подступах к бывшему имению князей Арсентьевых и сопроводил в конюшню. На нем был полностью застегнутый, как положено при исполнении, мундир темно-зеленого сукна, перетянутый портупеей с револьвером и шашкой, — ни дать ни взять олицетворение правопорядка. До недавнего времени помощник Вебера служил в армии, был списан по ранению, однако сохранил привычку к муштре.

— Пожалуйте-с, ваши высокоблагородия! — отчеканил полицейский, освещая огромные ворота факелом. Он, как видно, привык к появлениям начальника в обществе Антона Никодимовича. Во всяком случае, удивленным не казался.

Бричка Поликарпова (старик наотрез отказался ехать верхом) закатилась в распахнутые створки и остановилась, покачивая сломанной рессорой. В конюшне купца Гнатьева царила особая атмосфера уважения и даже любви к животным. Страстный лошадник не единожды похвалялся, дескать, в усадьбе созданы первостатейные условия, а потому его питомцы стоят каждого потраченного на них рубля.

В помещении присутствовал и сам любитель благородных скакунов. Он распростерся на полу в огромной луже крови. Вот и открылось инкогнито покойника.

Георгий Константинович спрыгнул с подножки и велел подчиненному коротко доложить обстановку. Поликарпов, не сумевший самостоятельно выбраться из коляски, оперся на руку услужливого городового и с укоризной покачал головой. Ну, почему молодым и здоровым так трудно помнить о немочах стариков?!

Пристав приложил руку к козырьку, басовито отчеканил:

— Господин исправник, установлено, что тело принадлежит купцу первой гильдии Гнатьеву Николаю Спиридоновичу. Мои ребята ничего не трогали, согласно предписанию-с. Домочадцам велено не отлучаться, пока не допросят. В полном соответствии с полученным предписанием! Да только все это лишнее, картина-то ясная-с…

— Далось Вам это предписание! — поморщился Вебер. — А выводы извольте держать при себе.

Поликарпов вывел насмешливую руладу: «Тра-та-ти та-та!» Мол, разве учил я Вас игнорировать мнение младших по званию?

Помощник исправника вздохнул и жестом велел становому продолжать.

— Говорю, все и так понятно, Ваше высокоблагородие. Крестьяне сказывают, дескать, есть у новопреставленного племянник, приохотившийся отстреливать грачей. Прямо из особняка. Мол, там подле каждого окошка нарочно для ентого дела ружьишко приспособлено-с! Думаю, утром барин пришли лошадку закладывать, мальчишка аккурат пальнул и… Короче, испугалась зверушка и лягнула хозяина прямо в темечко. Вон и копыто в крови-с!

— Они это сами видели? Собственными глазами? — ухмыльнулся Георгий Константинович.

— Мужики-то? Никак нет-с, ваше высокоблагородие! Однако…

— Без «однако». Взгляните на свой сапог, он тоже испачкан. Мне что теперь, и Вас подозревать?

— Виноват-с!..

Раздались сдержанные смешки. Полицейские дружно уставились на собственную обувь. Судя по выражению лиц, каждый из присутствующих годился в «подозреваемые». Разумеется, кроме Поликарпова. Тот, казалось, приложил все усилия, дабы сохранить лакированные туфли с гамашами в девственной чистоте.

Погладив купеческого фаворита по роскошной гриве, Антон Никодимович невпопад спросил:

— Давно у Гнатьева сей красавец?

Вебер с пониманием кивнул и, переведя взгляд на подчиненного, едва заметно приподнял бровь. Мол, хороший вопрос, мне тоже любопытно.

— Не могу знать, Ваше высокоблагородие! — отрапортовал становой пристав.

— Отыщите конюха, батюшка. Не сочтите за труд.

— Слушаюсь!

По слухам, кони знаменитого курганского купца не жаловали чужаков и никого к себе не подпускали, норовя лягнуть или укусить. Якобы, приближаться к ним смел только хозяин или стремянной, да и тот лишь по делу. Удивительно, но сейчас своенравный зверь (единственный из всех оседланный и не запертый в загоне) не проявлял в отношении престарелого сыщика ни малейшей агрессии. Стоял себе, наклонив голову и кося на нового друга лиловым глазом.

В городе про конное хозяйство Николая Спиридоновича рассказывали удивительные вещи. К примеру, всякий жеребенок, поселившийся в гнатьевской конюшне, воспитывался в строгости и недоверии к посторонним людям. Оттого лошадки вырастали жестокими. Впрочем, доброму скакуну сие не зазорно, он ценен иными качествами. На сторону купеческие любимцы, ясное дело, не продавались.

Гнатьев кормил, поил и даже чистил питомцев сам. Пусть и не всегда. Сказывали, жил при усадьбе старый конюший, которого Николай Спиридонович очень ценил и хвалил. Однако в прошлом году застудил почки, расхворался и отошел к Господу, оставив вместо себя сына. Хозяин ожидал от молодого работника такого же рвения, но яблочко далеко откатилось от яблони. Если парень и трудился, то исключительно по принуждению. Кнутом ли, пряником ли — Бог весть!..

Нерадивый работник вбежал в хлев, старательно подгоняемый приставом. Запыхался так, что целую минуту не способен был вымолвить и слова. Боязливо смотрел на труп, разевая рот, точно рыба, вытащенная из реки. Сходство усугублял мокрый от дождя дорожный плащ да струйки воды, стекавшие с пришибленной шапки.

Становой вновь бросил ладонь к козырьку, но не успел приступить к докладу. Вебер заговорил первым, обращаясь к конюшему:

— Вижу, мы вовремя Вас отыскали. Еще минута-другая, и разминулись бы! Куда это Вы собрались, любезный?

— Я-то?.. — смотритель за лошадьми шумно сглотнул. Огромный кадык дернулся вверх-вниз.

— Вы-то! Кто ж еще?!

— Я ничего-с, я здесь! А плащик — это не сейчас, с утра-с… Даша… эээ… Дарья Викентьевна послали возвернуть их степенству тросточку-с! Гостил в усадьбе купец Ватрушин, приятель ихний-с. Оне палку свою в мезонине забыли-с… Так и отбыли в Курган, с пустыми руками и в сильном раздражении-с. Я, стало быть, сюда, в конюшню (думал, оседлаю Орлика, догоню). Гляжу — батюшки! Страсть-то какая, аж в жар кинуло… Перетрусил. Вдруг на меня подумают, а я… Ой, мамочки… — молодой человек запоздало стянул головной убор, зашелся кашлем. — Господин исправник, Христом-Богом клянусь — не я хозяина извел!.. Мы с ним всяко жили. И добром, и злом… Но чтобы так… Не было на то мого желания!

Слуга оборвал скороговорку и остолбенел. Испугался, что наговорил лишнего.

Пропустив оправдательные бормотания мимо ушей (понятно, что у бывшего крепостного всегда найдется повод затаить на господина обиду), Вебер подозрительно прищурился. Пожалуй, в сказанном промелькнула-таки любопытная деталь.

— Кто это — Дарья Викентьевна? Супруга вашего барина?

Конюх вжал голову в плечи, почуяв неладное. На плечо Железного человека опустилась пухлая рука франтоватого толстячка.

— Господь с Вами, Георгий Константинович, зачем пустое спрашиваете?.. Дарья Викентьевна есть законная жена новопреставленного. Это известно всякому светскому человеку. А Вы не беспокойтесь, милейший, никто Вас ни в чем не обвиняет!

— Пока, — нахмурившись, процедил помощник исправника, недовольный, что учитель столь бесцеремонно поучает его при подчиненных.

Работник оторопело помалкивал, не понимая, бояться ему или нет. Поликарпов ободряюще улыбнулся:

— Вы давеча упомянули Орлика. Надо полагать, это и есть сей замечательный жеребец? Сколько ему, милостивый государь? Смею предположить, что перед нами четырехлеток?

«Милостивый государь», к которому так и не вернулся дар речи, молча кивнул.

— Ага, — потер руки седовласый сыщик, — стало быть, не ошибся! Сей Буцефал, конечно, обретается здесь с младых, pardon², копыт?

Конюх усердно затряс вихрастой головой, подтверждая догадку странноватого дедушки, к чьему негромкому голосу почтительно прислушивались уездные стражники.

Антон Никодимович горделиво выпятил грудь, расправил усищи:

— Вот видите, железненький Вы мой! Что и требовалось доказать!

Вебер невольно улыбнулся, потешаясь над старомодными манерами наставника.

— Ваша версия только что с треском провалилась, господин становой пристав, — сказал он заместителю. — Коняга не топтал головы купца Гнатьева, поскольку живет в усадьбе четыре года и наверняка привык к шуму выстрелов. Нет, кто-то другой проломил черепную коробку нашему Николаю Спиридоновичу. Ежели мы, конечно, верно определили причину смерти…

Придерживая щегольской цилиндр, Поликарпов опустился перед убитым на корточки, внимательно взглянул туда, где у человека полагалось находиться голове.

— Верно, Ваше высокоблагородие, — проговорил он, глядя прямо в глаза полицейского начальника. — Можете не сомневаться. Имеет место удар тупым и тяжелым предметом.

Георгий Константинович снова нахмурился.

Примечания

2

Извините (фр.)