Is Интернета. Повесть и рассказы

Павел Громов

Как выглядит молодая проза? Динамично, ярко, современно! Временами – весьма остроумно, местами – очень лирично, и всегда – не скучно. «Is Интернета» – первая книга вологодского прозаика Павла Громова, лауреата специального приза конкурса «Словарный запас» от проекта «Том писателей: антология новейшей вологодской литературы».Книга издана при финансовой поддержке Министерства культуры Российской Федерации и техническом содействии Союза российских писателей.

Глава 2. День рождения Песко

На следующий день Елабуга рассказала с экрана, как нашла несколько книг о Боге. История про ковчег оказалась лишь малой частью огромного объема данных. Которые «Вера» мгновенно удаляла, если было хоть какое-то упоминание о Всевышнем.

— Она всегда очищает хранилище от подобной информации. При этом какой-нибудь ненужный буклет или картинку с изображением пищи оставляет. Песко называет такие данные «спамом», я слышал.

— Может быть, «Вера» пытается нас от чего-то уберечь?

— Если сведения представляют угрозу, мы должны знать больше. Мы же для потомков Парасеть создаем, на нас вся ответственность. Я пытался спросить Песко о Боге, но он сразу ушел от ответа. Мне кажется, старик что-то знает и не собирается раскрывать нам тайну.

— Да, он как раз уберечь нас пытается, — перебила Елабуга, — он боится. Чего — непонятно, но, точно, не смерти. Ему уже…

Елабуга прервалась. Ее глаза округлились, девушка явно о чем-то вспомнила:

— У него же сегодня день рождения. Он мне обмолвился недавно. Ладно, я сейчас с ним свяжусь сама, а чуть позже ты его тоже набери, хорошо? Старику будет приятно.

Елабуга отключилась. Иртыш откинулся в кресле и, глядя в потолок, начал размышлять. Что же может изменить разговор с Песко? Тем более ничего особенного он спрашивать не станет. Надавить нельзя, уговаривать бесполезно. Нужно просто уточнить, чем же именно каждый день занимается весь Ковчег. Может, стоит посоветоваться с Ирмой?

Не прошло и секунды, как она появилась на экране. Такое совпадение заставило Иртыша улыбаться.

— Хай, выучил английский?

— Привет, пока нет. Занят новыми данными. Про Бога.

— Эй, «Вера» же их удаляет, разве нет? Я больше и не ищу, это бессмысленно.

— Вот именно, поэтому я решил узнать больше. Сосредоточься. Это не случайность. Кроме нас, инфу про Бога находили и другие серферы.

— Ну, вот, мне новый язык потребовался, наконец, улавливаешь мысль? Раз тебе это так важно, я буду проверять источники на английском. Вдруг этот Бог — англичанин. Но, и ты не скучай. — Девушка улыбнулась с экрана, который через секунду погас. Настало время для звонка Песко.

Соединения не было, и Иртыш хотел было уже отключиться, но его остановил голос из колонок.

— О, малой, привет! — на экране появился Песко. Он был чересчур веселый, при том, что выглядел каким-то нездоровым. Белки глаз покраснели, левый уголок рта слегка опустился вниз, а правый, наоборот, застыл в улыбке.

— У вас сегодня особенный день. Я не знаю, что нужно говорить…

— Ничего особенного в том, что я на год стал ближе к смерти, нет, — улыбка пропала с лица старика. Он показал камере бутылку с мутной жидкостью. Иртыш удивился. Такого он никогда не видел раньше. В его жилище поступала только чистая вода.

— У вас сломался фильтр? У меня нет такого осадка…

— Ох, если бы ты знал, сколько лет я этого осадка добивался. В старые времена это звалось бы «настойка на брикете». В свой первый раз я попробовал алкоголь примерно в твоем возрасте. Может, даже на пару лет раньше.

— А откуда вы точно знаете, сколько вам лет? И разве алкоголь — не один из пороков, которые сгубили прежний мир?

Дед отхлебнул из бутылки, слегка поморщившись, и Иртыша почему-то передернуло.

— Мне кажется, что я сам — порок прошлого мира. С того момента, как двери Ковчега захлопнулись, прошло восемнадцать лет и двести два дня. И очень много раз с тех пор я сомневался, с той ли стороны я остался.

Иртыш уже читал несколько раз про алкоголь и знал, что под его воздействием люди становятся болтливее. Возможно, Песко сейчас для него — что-то вроде очередного зашифрованного канала, из которого можно получить нужную информацию. Тем более что такого шанса не представится еще долго, судя по всему. Да и счет дням серфер, в отличие от старика, никогда не вел. Не умел.

— Вы хотя бы выбор сами сделали. Вот животных, например, Ной не спрашивал. И не факт, что на том корабле им было хорошо.

— Зато у каждого была пара, да и сам Ной был вместе с родными людьми…

— Значит, Ной все-таки был? Это реальный человек? И потоп? И Бог? — Иртыш тут же осекся и мысленно начал ругать самого себя за несдержанность. План, придуманный полминуты назад, вот-вот мог раскрошиться, подобно зачерствевшему брикету.

Вместо ожидаемого гнева Песко широко улыбнулся. Картинка застыла, соединение оборвалось. Через секунду старик сам позвонил Иртышу.

— А ты хитрец и проныра, малой. Я специально сбросил соединение, чтобы нас не успела засечь «Вера». Надеюсь, она еще не научилась расшифровывать речь, иначе поговорить по душам на Ковчеге можно будет только в собственной голове.

Бутылки больше не было видно, да и сам старик уже выглядел более-менее нормально. Он держал голову руками, упираясь локтями в стол и прикрывая лицо ладонями, как заговорщик. Пальцы над бровями сложились в козырек.

— Просто за наши с тобой разговоры мы можем быстро остаться без еды.

У Иртыша застучало в висках. О голоде он знал не из интернета. Это жуткое чувство ему пришлось испытать здесь, на Ковчеге. Брикет тогда не поступал несколько дней. Работать было невозможно, спать тоже. Голодная тошнота накатывала волнами. Парень безотрывно смотрел в потолок и пытался думать о чем угодно. Но даже думать через какое-то время стало невозможно. Голова была пуста, как и живот, в котором уже перестало крутить, зато голова раскалывалась и плыла. Он вспоминал истории, собранные другими серферами для Парасети, про людей, которые оказались на каком-то корабле во льдах и вынуждены были варить резину, непригодную для пищи. Иртыш тогда в первый раз заплакал. Потом, когда брикет все-таки появился, он не корил себя за проявленное малодушие. В прежние времена в еде было больше полезных веществ и, вероятно, люди были более стойкими. Не факт, конечно, что все было так же вкусно, как брикет… Своими размышлениями Иртыш поделился с Ирмой в переписке, мол, создатели их Ковчега сильно сэкономили на питании будущих обитателей. Но ведь питание есть — и это здорово.

— Песко, голод — это страшно. Я без еды был два дня, мог умереть.

— Значит, ты накосячил, на взгляд «Веры».

— Что это значит, Песко?

Песко говорил и писал иногда так, что жители Ковчега его не понимали. Вот уж действительно, даже если прежнего мира нет, его язык, все равно, живет, пока жив последний носитель — седой и, как оказалось, прикладывающийся к бутылке даже там, где это сделать невозможно.

— Накосячил — значит, провинился, нарушил правила.

— Но меня никто не предупредил, что еда пропадет… Я думал, мы все вместе голодаем! Разве это «Вера» сделала?

— А как она тебя предупредит, если вообще не хочет, чтобы говорили о проблемах и тайнах… Молчать гораздо проще, чем решать. Может быть, поэтому старый мир слетел с катушек. Очень не вовремя кто-то замолчал.

Иртышу стало не по себе. Он никогда не чувствовал такого. Это было не просто разочарование, а что-то более глубокое, и при этом очень осязаемое. Начиналось под солнечным сплетением и цеплялось за позвонок где-то за сердцем. К горлу подкатил комок, а голос стал неконтролируемо высоким:

— Это потому, что я подумал про Ковчег плохо. — Из глаз Иртыша потекли слезы, на этот раз не от бессилия, а от обиды на себя и за себя.

— Что ты тут воду разводишь? Первый раз предали? С дебютом! — Песко опять достал из-под стола бутылку и сделал сразу несколько глотков. — Не надо на «Веру» обижаться, она даже не человек. Она алгоритм. А мы — люди, у которых в природе заложено обманывать всех в этом мире. Других людей, законы физики, а теперь еще и машины. И, поверь, в прежнем мире успеха добивались только самые искусные притворщики. А вот честные и твердолобые жили плохо. Ну, или мало. Так что, утрись, мы же хотели поговорить о Боге. С днем рождения меня! — старик отсалютовал бутылкой. — Давай поговорим.