Дневники черного копателя. Часть I. Мои 6 сезонов. Эпизоды 2002—2005

Павел Горбачев

«Не собирайте себе сокровищ на земле, где моль и ржа истребляют и где воры подкапывают и крадут, но собирайте себе сокровища на небе, где ни моль, ни ржа не истребляют и где воры не подкапывают и не крадут, ибо где сокровище ваше, там будет и сердце ваше» (Мф 6:19—6:21).

Долина Славы

И вот как-то в октябре мы поехали копать со Стасом в районе Минского шоссе между Дорохово и Тучково. Копать хотелось очень сильно, это было как помешательство. Пока не было снега, мы рассчитывали пройти по лесам, побольше увидеть и побольше блиндажей проверить на наличие хабара.

Опишу маршрут, это важно. Мы стартовали в субботу утром ранней электричкой с Белорусского вокзала. Спустя примерно 1 час 40 минут мы вышли на платформе «Садовая», которая находится между платформами «Тучково» и «Дорохово». Я в течение целой недели искал материалы о боях в 1941 году в этом районе, и особенно интересной мне показалась информация о боях в районе деревни Анашкино. Пробежавшись глазами по карте, я нашел Анашкино и быстро составил маршрут. Позднее выяснилось, что в Подмосковье есть еще одна деревня Анашкино, и она тоже находится в зоне боевых действий по 1941 году…

В общем, мы вышли на «Садовой», прошли метров 500 к Минскому шоссе, перешли его недалеко от автозаправки и стелы с указанием границы Рузского и Нарофоминского районов. Углубились в лес и пошли сначала вдоль Минского шоссе по направлению к Москве, а еще через 300 метров повернули направо, на дорогу к Анашкино.

В лесу нам встречались одиночные ячейки, настрел винтовочных гильз калибра 7,62 и 7,92 (винтовка Мосина и карабин Маузера соответственно). Состояние железных гильз удручало: верховой сохран был просто отвратительным. В дополнение ко всему в лесу мы обнаружили довольно много мусора, датировка которого была от 1960-х вплоть до наших дней. И, конечно же, горы мусора, которые дачники сбрасывают в воронки и стрелковые ячейки РККА, никак не добавляют оптимизма. Ведь никому неизвестно, пустая ли это ячейка. А вдруг там лежит боец, забытый во время отступления 1941 года или спешно похороненный в ходе контрнаступления в 1942-м? Сколько таких безымянных солдат лежит до сих пор в 15—20 метрах от оживленного шоссе, а рядом с ними лежит ржавая винтовка, пара гранат, котелок в ногах и последнее письмо-треугольник в сгнившем уже вещмешке…

Мы шли по лесу, практически не выключая прибор. Металлоискатель все время подавал сигналы, но мы уже научились на слух и по интуиции распознавать слабые сигналы гильз и осколков от мин и снарядов. Мы все это игнорировали в надежде «зацепить» что посерьезнее — каску, лопатку, фляжку, штык или еще что-нибудь интересное.

Наконец, дошли до Анашкино. Эта деревня оказалась вполне живой, с дачами москвичей на окраинах. У некоторых домиков из труб шел дым, люди топили свое жилье, как сто лет назад. А вокруг был тихий подмосковный лес, просто спокойный и абсолютно безмятежный. И мы шли, уже предвкушая себе немецкие позиции, разбросанные по лесу следы войны и кучу интересных находок. Проходим через Анашкино, поднимаемся на холм. На нем, огороженный старым забором, находится заброшенный пионерлагерь. Войдя на территорию, мы обошли вокруг полуразрушенных корпусов, зашли в один из них. Разбитые стекла на полу, выломанные с мясом оконные рамы, вырванные половые доски. Мусор, смятые консервные банки, следы кострища внутри здания. В общем, постапокалиптическо-постсоветская картина… Мы оттуда ушли поскорее, чтобы не видеть всего этого безобразия, бесхозности и признаков современности. Нас манила война, а точнее — 1941 год.

Идем мы по лесу, и никаких особенных следов войны не замечаем. Успел начаться и закончиться дождь, вслед за этим пошел мокрый снег. Впрочем, он тает быстро и он как-то проще переносится, чем обычный дождь. Вот уже и полдень, и пора обедать, а мы все так и не копали толком. Пообедали в лесу, поели сытной тушенки с гречневой кашей и, запив ее чаем с шоколадкой, двинулись дальше. Прибор включен, идем, внимательно глядя по сторонам. Вот первая яма — ага, это стрелковая ячейка, а за ней видна еще одна. Остановка, сваливаем рюкзаки со спины под ближайшую разлапистую ель. Так, вокруг нас виден примерно десяток стрелковых ячеек, и некоторые из них — в форме буквы Г. Все ясно, это оборонительные позиции Красной Армии. Но вот что странно — вокруг только ячейки, а землянок и блиндажей нет. То есть, получается, это временные позиции, где люди находились совсем недолго? Металлоискателем проверяем землю вокруг ячеек на наличие стреляных гильз и других металлических предметов. Тщетно, ничего нет. Правда, пару раз на ровном месте нам попадается несколько минометных осколков, но это абсолютно не показатель. Разочарованно возвращаемся к рюкзакам и идем дальше.

И вот таких вот неуспешных остановок у нас в этот день было много. Как водится поздней осенью, за делом и быстро стемнело. Надо было искать ровное место где-нибудь на пригорке, чтобы поставить там палатку и готовиться к ночлегу. Сверившись предварительно с картой, мы обнаружили, что из чащи вернулись опять к Минскому шоссе и находимся от него совсем недалеко — в каких-то 5—7 километров. Но из-за перманентного дождя, тумана и серой мглы звуков от шоссе слышно не было. Не беда, так даже лучше, решаем мы со Стасом, и, «накачавшись» горячим чаем, отправляемся в палатку спать. Стас еще предложил мне хлебнуть виски из припасенной у него фляжки, но я отказался. Наступила ночь, мы уснули.

На следующий день, в воскресенье, мы проснулись довольно поздно — часов в 8 утра. Откинув спальник, я обнаружил, что в палатке довольно холодно и что вылезать из спальника в принципе не хочется. Но — мы тут не прохлаждаться приехали, надо вставать, завтракать и идти дальше. Растолкал Стаса, мы вместе быстро соорудили костер… О, как приятно чувствовать тепло и даже жар от костра в холодном сыром осеннем подмосковном лесу! А крепкий горячий чай на свежем воздухе — это просто нечто незабываемое. Может быть, именно за этим мы отправляемся в лес, на природу? За этими простыми ощущениями: ногам холодно, рукам жарко, внутри тепло и ты чувствуешь в себе мощные силы и стимул что-то делать, хотя бы для того, чтобы не замерзнуть и упасть от голода.

Ничего интересного мы и в этот день не нашли, за исключением обычного джентльменского набора: гильзы, осколки, железки, хлам. Опять начинало рано темнеть, и мы уже направляемся в сторону железной дороги. Согласно нашему плану, мы должны вернуться к Минскому шоссе, пройти по нему мимо деревни Ляхово к Москве километров пять до деревни Еремино (ориентир танк-памятник) и далее нужно было повернуть налево на дорогу, ведущую к станции «Полушкино». Мы сложили лопаты в рюкзаки, я убрал прибор. Мы идем по лесу, шум от шоссе становится все громче — значит, идем правильно. Подмосковный лес в 2003 году — это не только высокие сосны вперемешку с дубами и березами. Это так же и кучи мусора от туристов-грибников и фантастические горы мусора от дачников, которые экономят на вывозе твердых бытовых отходов и сваливают их прямо в лесу, неподалеку от своих поселков. Чем ближе к цивилизации — тем больше в лесу мусора, стеклянных и пластиковых бутылок, смятых алюминиевых пивных банок и прочего неприглядного дерьма.

Вдруг пошел снег, но уже не мокрый. Он падал не землю, и уже не таял. Засада! Это значит, что земля остыла, и теперь нам не видать раскопок до следующей весны. Как жаль, что эта осень нам ничего так и не подарила, и мы вынуждены вот так неуспешно заканчивать этот копательский год. Так думали мы, шагая к шоссе. Но вот, совсем недалеко от дачного поселка, расположенного прямо в лесу, мы натыкаемся на хорошие такие ямы. Вот ячейки, вот пулеметные гнезда, вот блиндажи, и этого всего довольно много. Быстренько скидываем рюкзаки и идем смотреть место. К сожалению, самые большие блиндажи завалены старым дачным хламом и пакетами с мусором. В бывших землянках лежат наваленные в кучу старые диваны, остатки железных кроватей, прогнившие белые холодильники, старые автопокрышки и прочее современное барахло. Тем не менее, я достаю прибор, и мы вместе со Стасом по очереди начинаем проверять не загаженные места.

Вот гильза советская — хорошо! Вот немецкий гильзач пошел — отлично! Уже хорошо так темнеет, но вот снег теперь наш союзник — он лежит на земле белым покрывалом, и в лесу не так темно.

— Есть! Что-то большое! — радостно кричит мне Стас, и я подхожу к нему. Действительно, прибор сигналит очень хорошо, видимо, в земле либо большой кусок черного металла, либо вещь из цветного металл средних размеров.

— Надо копать, — говорю ему и забираю у него прибор. Стас начинает копать, а я отхожу от него, и мне по пути встречается интересный Y-образный окопчик. Мусора рядом нет, хотя окоп находится прямо в центре всех ям. Без особо энтузиазма, повинуясь только привычке, машинально провожу металлоискателем прямо над центром этой буквы Y. Сигнал! Хороший сигнал, довольно уверенный. Прибор гудит очень настойчиво, и я решаю снять дерн из многолетних наслоений хвои и листьев. Ничего нет, и я снова проверяю место металлоискателем. Сигнал говорит — надо копать, там, в глубине что-то есть. Я откладываю металлоискатель, оглядываюсь на Стаса — он копается недалеко от меня — и тоже принимаюсь копать.

Неожиданно моя лопата упирается во что-то твердое и издает такой звук: «Хырк! Хырк!»

Это не было похоже на консервную банку. Снег все так же падал, и я решил поскорее узнать, что же мне попалось. Вроде как похоже на обруч, но из-за снега так ничего и не разобрать. Не помню как, но я довольно быстро обкопал мою находку со всех сторон, потом просто всунул лопату между краем ямы и нажал на лопату, как на рычаг, — вниз. Из-под земли выскочила каска! Причем немецкая! Как мне показалось в первую минуту. Хватаю ее и кричу во весь голос!

— Стас! Скорее сюда, я каску нашел! — мои последние слова совпали с шагами Стаса, когда он быстро подскочил ко мне.

Смотрю ему в глаза, он таращится на меня, потом на каску, потом снова на меня: «Ну, Пал Николаич, ну ты даешь!» — только и смог вымолвить он.

Мы оглядели находку со всех сторон. Так и есть — ржавая, вся облепленная землей, каска с «ушами». К сожалению, у нее прогнила верхняя часть, но все остальное было крепким. Я в полутьме соскоблил остатки земли, глины, песка и дерна с железа, и нашим глазам предстала удивительная картина, это было уже второе открытие вечера: «Халхинголка»…, — прошептал Стас, — или «хасанка» — как правильно?

Надо было уже фанатически бежать на электричку, если мы не хотели провести эту ночь в лесу в 70 км от Москвы. И мы побежали. И успели, и уже в полупустой электричке рассматривали грязную каску, невзирая на удивленные лица других пассажиров.

Да, это была каска СШ-36, в народе называемый чаще всего «халхинголкой» из-за того, что свое боевое крещение этот советский шлем получил в боестолкновениях на озере Хасан в 1938 году и реки Халхин-Гол в 1939-м. Такие каски были у личного состава сибирских дивизий, прибывших в октябре 1941 года для обороны Москвы. Именно эта дивизия, между прочим, принимала участие в боевых действиях на озере Хасан в 1938-м, за что была награждена орденом Красного Знамени. В Великую Отечественную войну 32-й стрелковая дивизия под командованием полковника Полосухина во время Московской битвы вела напряжённые бои на Можайском направлении. В октябре 1941-го эта 32 дивизия на 6 суток задержала на Бородинском поле части 40-го механизированного корпуса вермахта, рвавшихся к городу Москва. В. И. Полосухин погиб под Можайском, недалеко от села Семёновского, что в Долине Славы.

Так прошли последние выходные октября, после которых наша копательская активность немного снизилась. Тот первый снег немного отпугнул нас от походов по лесам. Однако всю первую половину ноября было сухо, бесснежно и даже относительно тепло. У Стаса были дела на работе, я тем временем подтягивал свои учебные дела — в общем, каждый погрузился в свою рутину. Но вот в конце ноября мы со Стасом созвонились, и в процессе разговора нам обоим показалось, что финальный аккорд сезона все-таки еще не поставлен.

Русскую каску СШ-36 я отчистил от ржавчины и отреставрировал — насколько это было возможно для такой проржавленной вещи. С помощью эпоксидной смолы и лоскутов синтетической ткани я восстановил утраченную часть сферы каски. На форуме «Рейберт» я попросил участников, владеющих такими касками в идеальном состоянии, измерить гребень и выложить его размеры в открытый доступ. Тогда, в 2003-м году, копательское сообщество было очень ограниченной тусовкой, и люди, которые тогда общались в Интернете на тему раскопок и военной археологии, были искренне заинтересованы в теме. Поэтому я довольно скоро стал обладателем оригинальных размеров гребня советской каски СШ-36. По лекалам, которые также выложил один виртуальный коллега из Санкт-Петербурга, из эпоксидной смолы и синтетической ткани, я сделал эрзац-гребень и приклеил его на восстановленную таким образом «гребехатку». Когда я покрасил ее серой грунтовкой, то в этот момент история как будто вернулась из прошлого. Ровные очертания каски, которая лежала у меня на полке, словно манили продолжить изыскания.

В очередной раз созвонившись со Стасом, мы решили выбраться в Долину Славы, которая находится на границе Московской и Смоленской областей. Мы решили выбраться именно в то место, где геройски погиб командир 32 стрелковой дивизии В. И. Полосухин. Итак, решено!

Впереди последние выходные ноября, а снега так и нет, и это тоже дополнительно мотивировало меня и Стаса к тому, чтобы выбраться в лес. Даже дождей за прошедшие 30 дней особо не наблюдалось — ноябрь был довольно спокойным. В надежде на увлекательное путешествии, мы обо всем договорились еще в середине недели, а чтобы у нас было больше времени для приключений, решили выбраться из города как можно раньше в субботу утром.

Однако в ночь с пятницы на субботу пошел мокрый снег, который очень быстро лег ровным слоем на все наружные поверхности. Наша электричка должна была увезти нас в 7:40 с Белорусского вокзала, но как поступить, если вдруг неожиданно для нас в конце декабря пошел этот предательский снег? Найдем ли мы в лесу что-нибудь интересное при такой погоде? А еще стало немного холоднее, чем раньше… Таков был общий настрой нашего телефонного разговора, который состоялся у нас со Стасом ранним утром в субботу. Мы очень долго морально раскачивались: когда один готов уже практически уговаривал другого все-таки поехать, и тот в итоге соглашался, то почти сразу после этого первый начинал сомневаться в правильности такого решения и начинал приводить аргументы в пользу того, чтобы остаться. И эти «качели» продолжались довольно долго, инициатива каждый раз переходила из рук в руки. Но в итоге я сказал Стасу, что, поскольку мы очень хотели поехать еще накануне, и, более того, у нас запасены продукты, экипировка и все-все-все, то нужно непременно ехать, несмотря ни на что!

Мы потеряли время на обсуждение и традиционно встретились на станции «Белорусской-кольцевой» московского метрополитена только в районе обеда. Прошли по заснеженной и пустынной площади Белорусского вокзала, подождали немного очередную электричку. Уже в вагоне мы стали понимать, что эти выходные действительно будут необычными — уж очень мало людей ехало в электричке в сторону области. А я, к тому же, никогда еще не ездил так далеко от Москвы по Белорусскому направлению. Стас, у которого дача находится в деревне Горетовка, недалеко от Можайского водохранилища, был более спокоен. Он бывал и в Бородино, и в Америке, в Европе и на Урале, в Калининграде и на Дальнем Востоке. Его работа предполагала частые командировки, поэтому такое милое приключение, как выходные в заснеженном лесу близ Долины Славы, как мне казалось, было для него, как развлечение. По своему обыкновению, он захватил с собой фляжку с дорогущим коньяком, которым всегда старался разжиться во время поездок по регионам.

В промерзлом вагоне электрички Стас частенько прикладывался к фляжке. Но, надо отдать ему должное, за почти 3 часа поездки от Москвы до Можайска, он все-таки не выпил ее полностью: «Оставлю на потом, когда будем вечером сидеть у костра», — поделился он со мной своей тактикой. «Запасливый какой», — подумал я, а в этот моменты мы уже подъезжали к городу Можайску. Заснеженные дачные поселки, вершины сосен, стоящие в безмолвии среди русской равнины. У каждого из нас был огромный тяжеленный рюкзак, и среди немногочисленных пассажиров электрички, вышедших на перрон в Можайске, мы выглядели довольно подозрительно. Два туриста из Москвы, выехавшие в конце ноября в такую непогоду к западу от Москвы, опасливо озирающиеся по сторонам — это ли не повод для милиционера подойти и спросить документы? Но, к счастью, именно непогода, мерзкий снег и ветер, дующий отовсюду прямо в лицо, способствовали тому, чтобы никто на нас не обращал внимания.

Уже гораздо позже я понял, что именно плохая погода и помогает нам, так называемым «черным копателям», реализовывать свои необычные увлечения стариной и археологией. Потому что копать в хорошем месте при солнечной погоде может любой дурак, а вот заниматься поиском кладов, военных реликвий, касок, железных крестов, оружия и прочего шмурдяка при дожде, снеге, в сильный холод или невыносимый зной могут только настоящие энтузиасты этого дела — «черные копатели». Обычно все эти усилия, или, лучше сказать, сверхусилия, воздаются сторицей, но об этом я тоже узнал гораздо позже.

И вот, мы вышли на станции «Можайск». Время примерно 15 часов. Зашли на автобусную станцию, посмотрели на расписание. Следующий автобус, который бы ехал в сторону Семеновского, будет только через полтора часа. Это очень долго по нашим меркам, мы не можем столько ждать! К тому же, из-за погоды и так пасмурно, и, очевидно, что в это время года будет рано темнеть. Интересно, успеем ли мы вообще покопать сегодня? Поскольку Стал все-таки более натасканный человек в плане путешествий и логистики, то он предложил тут же на площади договориться с местным таксистом, который бы довез нас до места. Надо сказать, что мы в то время были малоопытными, и, к тому же, слишком много читали байки из Интернета и слишком им доверяли. Мы тогда были уверены, что нужно как можно лучше шифроваться и быть фактически на нелегальном положении, пребывая за городом. Если кто вдруг спросит — а что вы тут делаете — то непременно нужно было плести всякие небылицы. То мы представлялись грибниками, то рыбаками, то просто туристами-экстремалами. Но ин в коем случае мы не говорили о том, что интересуемся войной, и тем паче, что у меня есть металлоискатель. Наученный горьким опытом прошлого года, я уже больше не отдал бы мой прибор задаром никому, даже менту. Никому не афишируя своих целей, мы должны были незаметно высадиться в нужной точке, незаметными работать на местности, и как можно тише и спокойнее уехать обратно — вот такая была установка. Поэтому, когда я услышал про такси, то мой мозг стал лихорадочно выдумывать стратегию возможного разговора с таксистом. Как известно, вся эта братия общается с разными людьми, в том числе с местной братвой и с местной милицейской средой — что, в общем-то, одно и то же. Поэтому нам предстояло прикинуться как можно более безобидными простачками, которые если и интересуются военной историей в Можайском районе, то со стороны наш интерес должен быть выглядеть так, будто он ограничен осмотром дотов и памятников. Ну, а если нас спросили бы, почему мы решили их осматривать в такое неподходящее время, то ответ был готов: «Не успели в сентябре, а тут отпуск по работе, вот и решили экстримом заняться, к тому же, у одного из нас дача, в принципе, недалеко».

И вот, движимые адреналином и желанием поскорее оказаться на местах боев, мы вышли на привокзальную площадь уездного города Можайска, на «плешку». Стас опытным глазом приметил первого же таксиста-частника и бодро пошел к нему, а я остался стоять на открытом месте с нашими рюкзаками. Таксиста не пришлось долго упрашивать, Стас машет мне рукой, и я, волоча два рюкзака, подхожу к машине. Водитель быстро выскочил из машины и услужливо открыл багажник. Запихали в него рюкзаки, и тут водитель спрашивает: «Вам прямо до самого Семеновского?» Я говорю, что нам нужно в ту сторону, а где выйти — это мы решим по дороге. А вообще, говорю, нам надо оказаться в районе села Мокрое. И так слишком много информации для тебя, думаю в это время я, не хватало, чтобы ты по нашему следу еще кого-нибудь пустил. Сели в машину и поехали.

Как же хорошо ехать на машине, скажу я вам! Гораздо лучше, чем на маршрутке или на автобусе. И это удовольствие стоило нам всего-то 200 рублей (мы со Стасом скинулись по 100 рублей). Однако мне тогда казалось, что это слишком большие расходы. Судите сами, банка хорошей тушенки стоила 18 или 19 рублей, самая отличная стоила 24 рубля — 500 грамм тушеной говядины в стеклянной банке. Двести рублей — это был бюджет всей поездки на одного человека, учитывая то, что мы на Белорусском вокзале покупали билет на вход, а потом уже в вагоне при встрече с кондуктором совали ему незаметно по 10 рублей в потную ладошку — так было принято, и такие были цены. Вот так я прикидывал в уме свои расходы, пока мы ехали. Таксист, к моему удивлению, у нас ничего не спрашивал. Наоборот, рассказывал, как тяжело сейчас работать в частном извозе: ментам нужно платить, в общий котел «таксистской мафии» тоже нужно скидываться, еле-еле хватает денег на жизнь.

Вот мы выехали из Можайска, свернули на Минское шоссе, проехали деревни Артемки и Ельня, заметили по дороге знаменитые доты в том районе, проехали чуть дальше — и вот он, перекресток. Указатель гласит, что направо будет Уваровка, а налево — дорога на Семеновское. Да, на машине ехать очень комфортно, к тому же мы потратили всего 10—15 минут на дорогу. Ни в коем случае не желая информировать постороннего нам человека, а именно таксиста, в свои грандиозные «чернокопательские» планы, я перемигнулся со Стасом и попросил водителя остановить сразу после села Мокрое. Уже потихоньку начинало темнеть, мы вышли из машины под холодный мокрый снег, вытащили из багажника рюкзаки. Водитель на бумажке начеркал номер своего мобильного телефона и отдал Стасу, напутствовав словами: «Если нужно будет вас забрать, то позвоните заранее, примерно за полчаса, и я приеду за вами». Ага, или вместо тебя приедет машина с синим маячком, подумал я про себя. Мы поблагодарили водилу, он быстренько развернулся и поехал назад. Я поводил его взглядом, пока он не скрылся в снежной пурге. После этого мы свернули направо в лес, чтобы переодеться из гражданской одежды в копательскую, которая выглядит более брутально. Но в ней удобнее ходить по лесам, и она явно теплее чем то, что было на нас надето в тот момент.

После того, как мы углубились на 50 метров в лес, стало понятно, почему село называется Мокрое: лес состоял из небольших островков твердой земли, которые были окружены болотом. Мы со Стасом переоделись в теплую одежду, а потом я достал мой металлоискатель — нужно было первым делом проверить землю на наличие подъемного материала. Вокруг не было заметно ни окопов, ни следов от землянок. В общем, логично, что даже 60 и, скорее всего, даже 100 лет назад эти места были заболочены, раз селу наши замечательные предки дали такое говорящее название. А раз так, то в этих лесах немцы не стали бы создавать свою оборону. Известно, что они выбирали только самые лучшие места — обычно на пригорке, а болота оставляли перед собой, чтобы удобнее было расстреливать цепи наступающих противников. И сейчас, не имея нужного оборудования и нужных мощностей, а главное, не обладая запасом времени, мы не могли себе позволить искать что-то в этих заболоченных лесах. Может быть, когда-нибудь в другой раз, но только не сегодня вечером, решили мы и стали выбираться обратно на асфальтовую дорогу. Пока выбирались на нее, прошли несколько завалов, под которыми была холодная хлюпающая жижа, к тому же ее было не так легко распознать. На болото упал снег, он уже не таял, и, только ткнув палкой перед собой, можно было понять, что это твердая земля, а не болото.

Наконец, мы вышли на асфальт и пошли дальше от Мокрого в сторону Семеновского. Почти совсем стемнело, снег не переставал идти. И тут Стас стал говорить, что напрасно мы вышли на полпути, что нужно было проехать на такси чуть подальше и выйти на сухом месте, а теперь из-за нашей конспирации приходится лишний раз страдать. Мы шли по асфальтовому шоссе, меся ногами жидкую снегообразную кашу. Стас был обут в добротные резиновые сапоги, а я еще с осени ходил в баскетбольных кроссовках. В сентябре в них было довольно комфортно ходить по сухому лесу, но сейчас они были явно не к сезону. Но делать нечего, другой обуви у меня тогда вообще не было. А раз так, то я не жаловался, а спокойно шел по снежно-водной каше, с каждым разом все больше набирая воды в кроссовки. Между прочим, мои ноги хоть и были мокрые, но организм, видя такой непорядок, мобилизовал все силы. И я чувствовал, что моим ногам жарко от прилившей к ступням крови. Было мокро, тепло и весело!

Вот так за разговором мы прошли по дороге метров 500, когда сзади послышался шум приближающейся машины. Мы не оглядывались, только посторонились вправо. В этот момент с нами поравнялась милицейская машина — седьмая модель «Жигулей», белый кузов с синими полосами…

Машина поравнялась с нами и, не снижая скорости, пронеслась дальше в сторону Семеновского. Менты проехали мимо нас, даже не притормозив. Они уже удалялись, исчезая в белой метели, когда у меня начало усиленно биться сердце, а в висках стал стучать молот. Что было бы, если бы они остановились, движимые желанием допросить и обыскать нас? А если бы они нашли у меня прибор в рюкзаке, они бы просто решили бы его отобрать у нас здесь же на дороге или решили бы отвезти в местное сельское отделение? В самом худшем варианте, они захотели бы увезти нас в райотдел, где смогли бы «нагрузить» нас так сильно, как бы у них хватило фантазии. Наверняка у них в запасниках есть и копаное оружие, и патроны, и взрывчатка, изъятые у кого-то ранее. И ничто не мешало бы им преподнести все эти незаконные предметы как принадлежащие нам. Но, слава Богу, погода была совершенно отвратительная, было очень холодно и довольно темно. И, скорее всего, милиционеры решили не останавливаться, ведь дома ждет теплый диван, телевизор и горячий ужин. Так рассуждал я, и стук в висках постепенно пропадал. А, с другой стороны, им ведь из машины неизвестно, кто это идет, — местные или приезжие? С местных и взять нечего, а приезжие — они бывают разные. Охотники вдвоем на природу не выезжают, и если сейчас по дороге эти двое идут так уверенно, то они идут к кому-то еще, а сколько их всего есть? Если же это копатели, то никому неизвестно, что это за люди. А вдруг у них у каждого в кармане куртки по пистолету заряженному? Остановишься, начнешь спрашивать-допрашивать, а они начнут стрелять. А потом уйдут в лес, и никто их никогда не найдет. И тогда никто не узнает, что произошло темным вечером на дороге Мокрое — Семеновское и за что убили доблестных милиционеров. Вот такая она, другая сторона, и правильно они сделали, менты, что даже не остановились. И, если мы идем со Стасом так уверенно по неизвестной нам дороге, то нам ничего не страшно уже!

Я поделился своими соображениями со Стасом, а он только и вымолвил: «Мы — молодцы! Одно то, что мы идем в неизвестном направлении, и вся суббота почти прошла, делает нас безрассудными героями». Так мы прошагали еще метров 300—400, как сзади послышался шум приближающейся машины потяжелее, чем «Жигули». Стас оглянулся назад и закричал мне: «Это Газель, тормози ее, на попутке проедем столько, сколько будет возможно!»

Выкидываю руку вперед, прося водителя подвезти. Он проезжает мимо нас, проехав еще немного вперед, останавливается и сдает назад.

Мужик согласился нас подвезти в любое место по дороге на Семеновское. Закинули рюкзаки к нему в тент, сами забрались в кабину. Поехали. Из теплой кабины окружающая природа совершенно враждебно, свет фар выхватывал дорогу не далее, чем 15 метров перед бампером. Водитель «Газели» оказался местным, семеновским. Я уже не стал шифроваться и сразу начал спрашивать его о том, была ли здесь война, что тут происходило и как вообще обстановка. Он тоже не тянул с ответами, из которых стало ясно: война тут шла страшная, бои были такие, что до 1970-х годов все поле, которое сейчас называется «Долиной Славы», было ограждено колючей проволокой. С его слов, до перестройки на тех полях подрывались трактористы, случайно наткнувшиеся на боеприпасы, поэтому-то поле особо и не использовалось для сельскохозяйственных нужд. Максимум пасли коров и косили сено. За последние 15 лет эти места «черные копатели» исходили вдоль и поперек, местным ребятам уже не очень интересно здесь копать, а вот из Можайска и из Москвы очень много народу ездит до сих пор. У них хорошие металлоискатели, у них джипы и все снаряжение имеется. «А у вас есть металлоискатель?» — как-то нехорошо мне задал он вопрос в лоб. «Да нет, какой металлоискатель, мы так, чисто пройтись по местам боевой славы, дойти до памятника Полосухину, походить по окопам…» — с нарочитой ленцой ответил ему. «Сами откуда?» — снова вопрос ребром. «Мы из Гагарина,» — соврал я. Никак не хотелось в 150 км от столицы говорить о том, что мы москвичи. Честно сказать, мы в той одежде, которую тогда надевали для хождения по лесу и для копания, были похожи скорее на провинциальных бомжей, ну максимум на фанатов региональных турслетов. Стас всегда надевал вязаную лыжную шапку-петушок, видавшую виды серую болоньевую куртку и потертые и местами рваные спортивные тренировочные штаны серого цвета. В довершение всего у него на ногах были темно-зеленые резиновые сапоги — вылитый грибник-профессионал. Я был одет в те самые демисезонные кроссовки, камуфляжные штаны от костюма «флора» — надо сказать, очень истрепанные и затертые на коленях, — старый-престарый пуховик, и на голове у меня была надета шапка, издали похожая на растаманку, только серо-черно-синего цвета. Мы не выглядели устрашающе, со стороны нам можно было только посочувствовать — на что мы всегда очень надеялись. Сегодня уже дважды этот «лоховский» прикид выручил нас: первый раз — когда менты на «Жигулях» проскочили мимо по дороге, второй — когда сердобольный «Газелист» остановился нас подвезти. Так что мы, по нашей легенде, были не из Москвы и старались не вызывать особых подозрений в дерзости имеющихся у нас намерений.

— Если так, — продолжал водитель «Газели», — тогда нормально, а то у нас в Семеновском есть один деятель, так у него менты нашли целый склад оружия, боеприпасов, тротила и прочего. На три года посадили без разговоров, но он там, видимо, не один этими раскопками занимался. Так что вы лучше просто гуляйте по природе, с криминалом не связывайтесь. А если за достопримечательностями, так это вам туда надо, — и показывает на правую часть дороги. Вон там окопы, ходы сообщения, там самые бои были.

Мы смотрели в окно и старались увидеть все это.

— А мне надо поворачивать, вы дальше со мной едете или как? — неожиданно подвел он черту под нашим разговором.

Мы вышли из «Газели», достали рюкзаки, и душевно поблагодарили мужика за то, что подвез, и за то, что в двух словам поделился очень ценной информацией. Когда «Газель» скрылась из вида, я тут же сказал Стасу: «Надо скорее сворачивать в лес, чтобы никто нас не видел и не знал о нашем местонахождении. Пойдем не направо, там поле и до леса надо долго идти. Пойдем налево, тут сразу опушка у дороги, там дальше лес густой и наших следов никому не сыскать», — это у меня уже снова разыгралась привычка к конспирации. Надо сказать, что Стас меня полностью поддерживал в этом рвении, и мы быстренько, в полной темноте (глаза еще не отвыкли от света фар), практически на ощупь, двинулись в еловые посадки.

Через 10 минут зрение полностью адаптировалось к отсутствию света, и нашим глазам предстал молодой еловый лес, засыпанный мокрым снегом. Время уже было примерно 20 часов, и нам ничего не оставалось делать, как в самое ближайшее время найти себе сухое место для того, чтобы установить палатку и как можно скорее разводить костер — нам нужно было немедленно поужинать, а я хотел еще и согреть мокрые и замерзшие ноги.

Нашли место для ночлега довольно быстро — ровная площадка между тремя елками и одной березой.

Девять часов вечера, лес вокруг, холодно и идет снег. Слава Богу, что есть костер, это значит, что мы будем сыты и согреты. Не буду вдаваться в детали того, как мы закутались в палатке, чтобы не замерзнуть ночью. Скажу лишь, что в спальный мешок мы залезали полностью одетыми, на голове было по две шерстяные шапки. Утром я проснулся от того, что у меня начали замерзать ноги. Я вылез из спальника, открыл палатку. Снаружи все было засыпано снегом, но, поскольку земля все еще была теплая, то кое-где он успел подтаять. Вода не замерзла, и лес представлял собой одно большое холодное и мокрое место. Стас тоже проснулся, мы быстро собрали костер и немедленно напились горячего чаю. Вокруг стояла просто гробовая тишина, птицы не пели, никаких звуков услышать было просто невозможно. Я быстро расчехлил прибор и решил пройтись хотя бы вокруг места нашего ночлега, авось, будут какие-либо зацепки. Не успел я включить металлоискатель, как оказалось, что земля буквально везде нашпигована металлом. Мне попадались русские гильзы и патроны калибра 7,62 мм, немецкие гильзы и настрел от Маузера, куски сгнивших металлических ящиков, проржавевшие петли, пружины, какие-то тросики и куски проволоки, куски колес и механизмов. На расстоянии прямой видимости от палатки везде были заплывшие блиндажи и одиночные стрелковые ячейки. Стас добил все сладкие сухари и присоединился ко мне. Я отдал ему прибор, а сам решил налегке пройтись подальше в лес и посмотреть, что же тут еще есть.

Примерно в 50 метрах от палатки я нашел недавно взрытый блиндаж, который уже успел наполниться водой. На бруствере лежали довольно свежие отвалы земли, сверху на них лежал полусгнивший, но, тем не менее, хорошо сохранившийся деревянный ящик. Было видно, что побывавшие здесь до нас копатели нашли много интересного. Одно то, что рядом с выбитым блиндажом они оставили воткнутым в землю профессиональный щуп, говорит о том, что добра они забрали немало. Я вернулся к Стасу, а он за это время успел на пятачке площадью в один квадратный метр накопать кучку патронов от Нагана, множество разнообразных гильз и всяких непонятных пряжек и деталей снаряжения. Мы тогда так и не смогли определить, что это было такое — немецкое или советское? После этой маленькое разведки на местности мы сверились с картой и поняли, что провели ночь на советских позициях. Поскольку мы жаждали обрести немецкий хабар, то решили двинуться на северо-запад, к немецким окопам и блиндажам. Быстро собрали палатку, доварили кашу с тушенкой и быстро ее съели. Собрали рюкзаки и пошли на немецкую линию обороны. В этом направлении мы прошли весь лес, подошли к опушке. Перед нами простиралось большое поле. Слева от опушки была дорога, за ней была видна линия электропередачи, ведущая от Уваровки на Семеновское. Это была та самая дорога, по которой нас подвезли сюда. Дорога была довольно оживленная, и мы, не желая выдавать свое присутствие здесь, на всякий случай каждый раз пригибались к земле, когда слышали звук приближающегося автомобиля. Когда стало относительно тихо, мы начали свой путь через поле. Оказалось, что оно залито водой. Под травой, которая еще не успела пригнуться к земле из-за снега, прятались колеи от гусеничной сельскохозяйственной техники. Так и шли мы, утопая кое-где в воде и прячась за травой от проезжающих в 300 метрах автомобилей и автобусов. Наконец, минут через 30—40 мы достигли противоположной опушки, где можно было сбросить рюкзаки и немного передохнуть. Силы покидали нас, поскольку организм терял энергию не только от движения с нагрузкой, но и от обогрева тела.

Немного восстановившись, мы снова двинулись в заданном направлении. Не успели мы пройти и 100 метров по лесу, как наткнулись на широкий и глубокий ров. Точнее, это были остатки рва. В одном месте он сохранил свои очертания, а дальше уже оказался почти сровнянным с землей и засаженным лесом. То, что это земляное сооружение относилось к периоду войны, а точнее к 1942—1943 годам, не вызывало никаких сомнений: в нескольких местах на бруствере рва мы обнаружили старые, почти в труху сгнившие деревянные ежи, на которые была намотана тройная колючая проволока. Это немецкая колючка! С помощью металлоискателя мы проверили бруствер — колючка продолжалась и дальше в обе стороны, она уже вросла в землю, но сама по себе проволока была довольно крепкая и вполне еще могла служить по назначению. В некоторых местах стояли старые деревья, которые 60 с лишним лет назад были молодыми. Так вот, с земли колючая проволока поднималась на высоту более трех метров, и обвивала там стволы деревьев! То есть деревья выросли, мотки проволоки вросли в кору и в ствол, и дерево и подняло линию проволочного заграждения на высоту второго этажа! Такого я раньше никогда не видел, и, забегая вперед, скажу, и что и в будущем подобное явление мне не удалось встретить никогда. Мы со Стасом побросали рюкзаки возле самого толстого дерева и начали рыскать в этом квадрате. Куски советских касок, хвостовики от мин, осколки снарядов и большое количество гильз — это все, чем была усеяна земля в том месте. Когда нам надоело копать каждый звук, на который откликался металлоискатель, я переключил свой Tesoro Compadre в режим дискриминации, и теперь мы должны были находить только вещи из цветного металла. Лишь спустя пару лет копательской практики я понял всю ошибочность данной тактики. Огнестрельное оружие и его детали, а также штыки и другие интересные вещи из стали невозможно обнаружить, если ты переключаешь прибор в режим дискриминации железа, чугуна и стали. Кто знает, сколько стволов я тогда пропустил, сколько штыков и стальных пряжек вермахта, сколько пистолетов лежали у моих ног в земле, но я тогда ходил с металлоискателем в режиме «цветной металл», и поэтому так их никогда и не нашел?

Целый день мы вот так и провели на этих позициях, не найдя ничего ценного, ничего такого, что можно было бы забрать с собой. Конечно, здесь было очень интересно копать, потому что плотность железа на единицу леса была очень большой. Если бы у нас тогда было больше времени, возможно, мы бы исследовали больше площади.

Но вот уже начинало темнеть, а ведь нам еще предстояло выбираться из леса, чтобы в тот же день приехать обратно в Москву. Мы со Стасом напоследок отужинали в лесу, сверились с расписанием автобусов до Можайска — оставалось еще примерно час до следующего рейса. Минут за 20 мы преодолели расстояние, отделявшее район поисков от шоссе, дошли до остановки и увидели тот самый холм на месте гибели полковника Полосухина. Он был в пределах прямой видимости. Не желая просто так мерзнуть на ветру, а заодно и чувствуя обязанность посетить памятное место, мы сделали марш-бросок к холму. Фактически, это главный ориентир в самой «Долине Славы», от которого обычно поисковики отсчитывают километраж своих рейдов. Постояв пару минут на вершине холма, мы спустились вниз и возвратились к остановке. Ко времени приезда автобуса на остановку подошел пожилой мужчина, по всей видимости, дачник. Слово за слово, мы с ним разговорились, и узнали, что у него есть летний домик в дачном поселке Васильки, в окрестностях которого каждый год поисковики находят множество останков солдат Красной Армии. Он рассказал нам и том, что лично находил в лесу, когда ходил туда за грибами с внуком: выкопанные немецкие сапоги с подошвами, подбитыми стальными подковами, выкопанные ящики от патронов, присыпанные землей снаряды и мины, остатки амуниции и большое количество мотков колючей проволоки. Вот куда бы нам попасть…

Вскоре приехал автобус, мы со Стасом загрузились в него. Свободных мест в салоне не было, люди из Семеновского с самого начала заняли все места, и большинство пассажиров уже успели заснуть. Мы сложили рюкзаки в проходе, оплатили проезд и поехали. Мне показалось, что автобус едет очень медленно, кроме того, он так отчаянно трясся на ухабах, что казалось, будто мы свернули с дороги на поле. Однако это была обычная подмосковная дорога. В салоне было тепло, мы со Стасом мигом согрелись и усталость, накопившая за все время хождений по Долине Славы, дала о себе знать. Наконец, автобус остановился, и это была конечная остановка — станция «Можайск». На улице уже была кромешная темнота, время примерно 9 часов вечера. На автостанции совсем мало людей и машин, воскресный вечер — это все понятно.

Мы вытащили рюкзаки из автобуса, дошли до расписания электричек и увидели, что наша электричка уходит буквально через 5 минут. Откуда только силы взялись? Мы быстро побежали к виадуку, пробежали мимо неспешно идущих людей. Смотрим сверху — вот электричка стоит, вон стоит мужик у тамбура, докуривает сигарету на улице, собирается заходить в вагон. Переглядываемся со Стасом: «Да это же наша электричка!» Пулей спускаемся с виадука по лестнице с нашими огромными рюкзаками, влетаем в ближайшие двери. Они закрываются сразу же за нами, электричка плавно начинает движение в направлении… от Москвы! Я и Стас, мы смотрим за окно, так и есть, едем от Москвы. И тут голос машиниста подтверждает наши худшие опасения: «Следующая станция „Бородино“, далее до Гагарина без остановок».

Твою мать! Мы сели не в ту электричку! И все бы ничего, но сейчас воскресенье, поздний вечер. И еще неизвестно, пойдет ли какая-нибудь электричка в сторону Москвы. А вдруг та, на которую мы не сели, вдруг она и есть самая последняя? Что делать? Как быть? Ловить машину? Но ведь мало того, что нужно будет убедить водителя подвезти двух грязных людей с огромными рюкзаками до Москвы, так ведь нужно в это время еще и встретить хоть одну попутную машину. Чертыхаясь и матерясь вслух, мы со Стасом вылезли на станции «Бородино». Культурно оформленные и хорошо освещающиеся перроны, пустое здание станции и неработающий свет в привокзальном туалете — это реальность, которая еще больше угнетающе подействовала на наше настроение. Мы посмотрели расписание электричек в выходные на Москву. Итак, в 22:45 будет еще одна, уже последняя, электричка на Москву. До нее еще примерно час. Что делать? Верить этому расписанию, написанному от руки шариковой ручкой и приклеенному на стенд на платформе? Или прям сейчас идти по карте и по компасу в сторону Минского шоссе в надежде на то, что кто-нибудь согласится довезти до Москвы. Мы выбрали первый вариант.

Поскольку здание станции было закрыто, то нам ничего не оставалось, как идти в ближайшую рощу, чтобы там развести костер и погреться у него, попить горячего чая. Так и сделали.

Слава Богу, последняя электричка на Москву приехала вовремя, мы сели в нее, испытывая огромную благодарность к тем, кто придумал электровозы, кто составлял расписание движения электропоездов и к тем, кто бился за Россию в этих местах в 1812 году, а также в Великую Отечественную войну.