Дуэль

Павел Владимирович Исаев

Богдан Васильевич Долгорукий – опытный психотерапевт. Однажды вечером ему звонит человек с просьбой встретится лично и обсудить насущную проблему, касаемо психического расстройства. Долгорукий соглашается, даже не подозревая, в какой водоворот событий ему предстоит попасть.

Глава 2

Чуковский сделал паузу и вновь достал минералку из рюкзака. Его горло напрочь пересохло.

— Интересное кино получается. Такое поведение мальчика явно свидетельствует о нарушении психики. И при чем нарушении, происшедшее с ним, явно много раньше этого случая. Да, это интересно… есть пара мыслей… пожалуй, запишу-ка я их, — как бы про себя и в тоже время обобщенно сказал Долгорукий, воспользовавшись паузой Чуковского. И тут же, открыв электронный блокнот, начал записывать свои мысли. Тишину пространства еле слышно наполнил тихий звук пальцев, бегущих по клавиатуре.

— Это было только начало, профессор.

— О, не сомневаюсь, дорогой Андрей Станиславович, — с легкой усмешкой не отрываясь от экрана, ответил Долгорукий, продолжая печатать, — Случай, как я уже сказал — интересный. У него могут быть любопытные корни. Это редкость. Вы были правы. Что ж, — напечатав последнее слово, Богдан Васильевич откинулся на спинку кресла и взглянув на собеседника бросил коротко:

— Продолжайте.

— Тот вечер вопреки желанием кажется, навсегда останется в памяти Виктории. Была вызвана милиция, составляли протокол, она давала показания… сильный стресс… Ну, сами понимаете. Перед тем как их вызывать, она, насколько могла, пришла в себя и тотчас же бросилась к Максу. В тот момент времени она не могла отдавать себе отчет о своих действиях. Взяв сына на руки, первым делом отнесла его в ванную, где дрожащими руками смывала с него кровь отчима. Даже не могу представить, что творилось у нее в голове тогда… помню, в тот момент я подумал о своей дочке и жене. Поставил себя на место Виктории… Признаюсь, я был растерян.

— Это вполне естественно. Все мы переживаем за своих близких и всегда принимаем близко к сердцу любой негатив, проявленный к ним, — твердым голосом сказал Долгоруков.

— Вы правы. Что ж, я слегка, отклонился от темы… целью ее прихода была просьба осмотреть мальчика. Рассказанная с ее слов история, меня на удивление, сильно зацепила, хоть я не считал, и не считаю себя слабохарактерным. По ее мнению, и тут я с ней согласен, и думаю, что вы тоже, тот факт, что его поведение после данного инцидента не вызывало никаких нареканий, был как минимум подозрителен. Будто, ничего и не было. Я сказал, что конечно помогу. Мысленно взяв себя в руки, я начал с ним диалог. Вопросы о случившемся, конечно, я ему не задавал. Учитывая ситуацию, я ожидал, что он…

— Будет замкнут, — сыграв на опережение, закончил в этот раз фразу Долгорукий.

— Именно! — удивленно воскликнул Чуковский.

— Но он таковым не был.

— Не был! Совершенно верно! — с еще большим восторгом почти выкрикивая отвечал Андрей. Он был…

— Вполне адекватный, учитывая ситуацию, и охотно отвечал на ваши вопросы, полагаю…

— Вы будто в воду глядели… п.…профессор, — запинаясь отвечал его собеседник.

— Ничего мистического мой друг, — с легкой улыбкой отвечал Долгорукий. Я располагаю богатым опытом, и на его основе могу строить некоторые догадки. Только и всего.

— Это верно. не подумал.

— Ну-с.…и что же? Диалог прошел хорошо?

— Да. Хорошо. Он… Макс отвечал спокойно, может… немного неуверенно… скованно… но его ответы не вызывали во мне какие-либо опасения на его счет.

— О чем же вы беседовали?

— О разном.. спрашивал как у него дела, чем он любит заниматься, как проходят его дни, какие у него отношения с друзьями, мамой… его ответы были просты и естественны. Ни тело, ни жесты, ни мимика лица не выражало какого-либо протеста против его слов. Все было в самой обыкновенной норме.

Собеседник снова взял короткую паузу, нервно потирая костяшки ладоней.

— А вы, оказывается, наблюдательны, мой друг, — вновь прервал паузу профессор. — Не каждый психолог, особенно в стрессовые моменты способен к анализу человека, отталкиваясь от полотна, которое описывает перед вами язык его тела. Хвалю.

— Спасибо, — с легким смущением ответил Андрей, — Наша беседа с Максом продлилась минут пятнадцать. Я был вынужден констатировать Виктории, что несмотря на странное спокойствие ее сына, учитывая обстоятельства, он не вызывает никаких признаков беспокойства. Все мы переносим стрессы по-разному и вполне вероятно, Макс из той редкой категории, чья защитная система, решила каким-то образом оградить его от негативного влияния извне. Однако, исходя только из благих намерений, я все же порекомендовал Виктории записать Макса на двухнедельный курс к нам в клинику. Дабы быть уверенными, по окончании курса, что у него нет никаких проблем и его здоровье цело и невредимо. Она с радостью согласилась на мое предложение…

Монолог прервал незаметно подкравшийся дождь, и теперь тихо стучась в окно, становился невольным соучастником и слушателем одновременно.

— Красивый у вас вид из окна.

— Согласен. Природа всегда действует успокаивающее. Какие бы тревоги нас не терзали.

Андрей в ответ лишь молча кивал.

— Как же прошел двухнедельный курс? Вы смогли разгадать этот ребус?

— О нет. Тогда мне было это не под силу. Этот курс никак не приблизил меня к отгадке. Конечно же, с ним беседовал не только я. Шкуренко, вскоре занявший пост, так же провел с ним несколько встреч. Для него было очевидно, что защитная реакция организма просто — напросто выключила этот эпизод из его памяти, не подвергая мозг и его владельца сильному риску. В напряженных ситуациях наш мозг нередко берет контроль на себя, и мы не в состоянии сознательно отреагировать на эти действия. Все, что нам достается — побочный эффект в виде краткой амнезии.

— А гипноз не думали использовать?

— Максим оказался не гипнабельным. Так, что это оказалось лишним. Я же, не был согласен с точкой зрения Антона Павловича, но никакой другой теории у меня не было. Во всяком случаи на тот момент…

Сказав это, Чуковский вновь потянулся к рюкзаку, но вспомнив, что он уже выпил всю бутылку передумал, и подавшись немного вперед, скрестив пальцы, положил их к себе на колени.

— Что вы имеете ввиду?

— Видите ли… тот двухнедельный курс прошел, что называется без сучка без задоринки. Максим за все время ни разу не дал усомнится в его словах. Будто никакого происшествия не было вовсе, а мы просто… его новые друзья.

— Но ведь мальчик уже понимал, что он находится у вас из-за инцидента? Вы же не могли уже игнорировать наличие этого факта.

— Вы правы. Однако, каждый раз, когда заходила об этом речь, то Максим просто… не мог вспомнить этот момент. На этом и была построена впоследствии теория Антона Павловича, что его организм в качестве защитной реакции использовал амнезию и наложил вето на этот фрагмент памяти. Макс не помнит этого инцидента. Его воспоминания хранили лишь информацию о том, что они ужинали, а затем — пустота. Лишь на следующий день его память вновь функционировала как обычно.

— А как мальчик отреагировал на смерть отчима?

— Спокойно. Не горевал точно. Отчим жил с ними около года… он не сильно старался познакомится с ее сыном. Их отношения были на большом расстоянии друг от друга. Поэтому… опять же, учитывая его возраст — такая реакция вполне естественна.

— Соглашусь. Тем не менее любопытный случай… Что же происходило дальше? Вы говорили, что у вас появилась другая версия для описания происшедшего. Верно?

— Да, но это произошло много позже. Спустя десять лет, когда я вновь увидел его в больничной койке… однако, после пробуждения это был не он.

— В каком смысле?

— У него… по его же словам.. было другое имя, говорил совершенно иным, взрослым я бы сказал голосом, и что самое поразительное… перемены в его поведение и даже организме, вызывали шок.

— Что вы имеете ввиду?

— Группа крови, давление, манера поведения, голос, жесты, походка и даже… до сих пор самому не верится… цвет его зрачков… полностью изменились.

— Вы хотите сказать, что он…

— Именно… дрогнувшим голосом выговорил Андрей… исчез. Максим исчез, а вместо него появился некто… с куда более… иным отношением к жизни… как выяснилось… Это можно было объяснить только…

— Диссоциативным расстройством личности, — подытожил Долгорукий.