Необыкновенные истории о самом лучшем папе на свете

П. М. Волцит, 2013

Папа любит говорить, что он самый обыкновенный человек. Но я-то знаю, что на самом деле он вовсе не обыкновенный: он МОЙ папа! Самый сильный, самый смелый, самый добрый и самый замечательный отец на свете. Он летает в космос, вяжет шарфики и читает мне перед сном. Он столько всего умеет – просто невероятно. Хотя чего тут невероятного: я же его люблю. И знаете что? Он меня тоже любит!

Кукольный театр

Ехали мы как-то электричкой. Долго ехали, и моя сестрёнка Катя стала скучать, вертеться, а потом и вовсе захныкала. Мама пыталась её успокаивать, обещала, что скоро приедем, — да какое там скоро! Ещё полтора часа, не меньше. Пассажиры ворчат: потащили, мол, ребёнка в такую даль, а она и сама не спит, и нам спать не даст капризами.

— Не извольте беспокоиться, судари и сударыни! — сказал папа. — Сейчас мы устроим спектакль усыпительного характера — наискучнейшее представление на свете. Выступает кукольный театр «Храпят все!».

— Я не хочу спа-а-ать! — заканючила Катя.

— Т-ссс! — театральным шёпотом шикнул папа. — Ты и не будешь, ты мне нужна как ассистентка.

Крекс-пекс! — папа достал прямо из воздуха куколок, двух — наряженных крестьянками — надел себе на руки, третью — добра молодца — Кате дал. Хихикая, они забрались в соседнее купе, спрятались за спинкой сиденья и давай представление показывать.

— Здорово, Пятровна! Ты чаво-то это мне корыто разбила?! — ругался папа резким высоким голосом и смешно дёргал косичками.

— И тебе поздорову, Николавна! Да не брала я твово корыта! — отругивался он же, но уже низким грудным женским басом, оправляя белый передник.

— Да, да! Не брала она ничего! — весело повторяла за папиным шёпотом Катя, лихо заламывая красную шапку, и то и дело высовывалась из-за сиденья: посмотреть на реакцию зрителей, честно пытавшихся на «скучнейшем представлении» поспать.

— Да как же не брала, когда брала?!

— Да, да! Ничего не брала!

Страсти на сцене накалялись, пассажиры постепенно бросили попытки заснуть и повернулись в нашу сторону — кто недовольно, кто с интересом. Папа тоже забылся, вошёл во вкус, и матерчатые хозяйки ругались друг на друга всё громче и громче.

— Да не брала я твово корыта. А когда вернула, так оно целое было!

— Да чтоб твоей головушке быть такой целой, каким ты мне корыто вернула!

— Да у меня самой корыто дыряво, стала бы я тебе почти целое возвращать!

Петровна подождала поддержки со стороны добра молодца, но тот, ранее охотно ей поддакивавший, что-то загрустил, безвольно повесил тряпочные руки, перестал выглядывать из-за «кулис», а потом и вовсе упал. Махнув рукой — что с этих мужиков взять! — Петровна с Николавной пошли доругиваться сами.

— Да оно всегда было разбитым, корыто это твоё! Нужно оно мне такое!

— Что, не возьмёшь больше?! — угрожающе гудел голос Николавны.

— Не возьму! — дав «петуха», взвизгнул и без того высокий голос Петровны.

— Ах так! Ну, не хочешь брать, так я тебе сама не дам! Ишь, гордая выискалась!

Напоследок дав друг другу пару оплеух, куколки разошлись по сторонам, и на сцене показалась папина голова — кланяться. Все аплодировали, кричали «Браво!», папа улыбался, махал руками и всё приговаривал:

— Да вы, спите, граждане пассажиры, спите!

— А Катя?! Где же Катя? — вдруг заволновалась мама.

Папа не ответил, но только загадочно ухмыльнулся.

Перегнулись мы через сиденье — а Катя, растянувшись на лавке, спит пуще того добра молодца на сцене.

Спектакль-то взаправду усыпительным оказался.