Необыкновенные истории о самом лучшем папе на свете

П. М. Волцит, 2013

Папа любит говорить, что он самый обыкновенный человек. Но я-то знаю, что на самом деле он вовсе не обыкновенный: он МОЙ папа! Самый сильный, самый смелый, самый добрый и самый замечательный отец на свете. Он летает в космос, вяжет шарфики и читает мне перед сном. Он столько всего умеет – просто невероятно. Хотя чего тут невероятного: я же его люблю. И знаете что? Он меня тоже любит!

Лучшая в мире лошадь

Затеяли мы как-то с сестрой на даче играть в индейцев. Понавязали перьев на голову, раскрасили лицо гуашью, а папу упросили стать лошадью. Классно! Я на коне гарцую, топориком кухонным, словно томагавком, размахиваю^[1], Катя сзади бегает с боевым кличем, бабушка шарахается, клубок роняет, мама кричит: «Только не на кухню, я с кипятком!» — в общем, полный восторг. Катя выбежала во двор, мы за ней, и тут я, раздухарившись, со всего маху метнул свой «томагавк» в забор. Думал, засажу топор в дерево, словно заправский индеец.

Засадить-то засадил, но доска оказалась гнилой и от удара вылетела к соседу. А сосед наш живность всякую держит. И надо же было так случиться, что именно в это время он выпустил всех животных погулять!

Первым в дырку метнулся кролик, за ним ещё четверо, потом два поросёнка, ободрав бока об узкую щель, с визгом полетели в папины гладиолусы. Наконец и до кур донёсся пленительный аромат свободы, и они с бешеным кудахтаньем прыснули в наш сад, словно пельмени из пачки. Лишь через несколько секунд за ними, раздирая доски руками и оставляя на них клочки не очень чистой майки, с немного диким и очень зверским рёвом, которому молоденький поросёнок Тараска, переключившийся тем временем с гладиолусов на картошку, научится ещё только года через два, к нам вломился сосед дядя Фёдор. Услышав хозяина, кролики, до этого перепуганно вжимавшиеся в землю, приобрели больше уверенности в себе и, смешно подбрасывая длинные породистые уши, ринулись копать норы на клубничной грядке — спасаться.

От радостного кудахтанья кур закладывало уши. Поросюшка Геля, тоненько хрюкая, мелко трусила по грядкам и междурядьям, каждый раз ловко ускользая из рук рычащего дяди Фёдора. Её дружок Тараска, пробегая мимо окна дома, пнул клубок, который бабушка, неосторожно выглянувшая в окно, с тихим безнадёжным «Ой!» выронила из рук, тут же запутался в шерсти задними ногами, но, не сбавляя ходу, продолжал носиться, ловко подкидывая сразу обе связанные ноги и опутывая разматывающейся ниткой всё вокруг.

Казалось, хаос безоглядно и навсегда захватил наш сад. Вдобавок я вдруг обнаружил, что земля стремительно удаляется от меня — у моей «лошадки» вдруг удлинились передние и задние ноги, она встала с колен, тряхнула невесть откуда выросшей гривой и громко заржала. С громовым топотом помчался папа прямо на Тараску, собиравшегося закусить мамиными бегониями. Отчаянно взвизгнув, поросёнок через щель, расширенную дядей Фёдором, бросился обратно к себе и испуганно вжался в самый тёмный уголок свинарника. Следом через дырку метнулись кролики, а куры, от испуга научившиеся летать, махнули прямо через забор. Последним вернулся домой дядя Фёдор, успевший-таки схватить Гелю за задние ноги. Испугавшись оскаленной морды разгорячённого скачкой коня, он, держа Гелю подмышкой, залез на яблоню, пробежал по толстой ветке над забором и рухнул, поскользнувшись, прямо в мягкую и тёплую компостную кучу, лениво пованивавшую под июньским солнцем.

Конь-огонь удовлетворённо фыркнул по-лошадиному, затем стал обратно папой и ещё раз удовлетворённо хмыкнул человеческим голосом. На этом удовольствие кончилось: дальше были только починка забора, перекопка затоптанных грядок, подвязывание пострадавших цветов. Жизнь вернулась в свою колею, и только папа долго потом налегал на салат и овсянку. Что, не верите? Посмотрите на забор: вон доска, которую взамен выбитой вставили, — до сих пор светлее остальных. И овсянкой вся кладовка забита: мама накупила впрок, а у папы к концу лета прошла его лошадность. Что теперь с этими мешками делать?..

Примечания

1

Ребята, вы за мной не повторяйте!