Перезагрузка времени

Отто Шютт

2476 год. Высокоразвитые государства освоили технологию перезагрузки времени.Физик Ён Нгуен исполняет приказы совета директоров Республики, поддерживая порядок в идеальном мире. Однажды он получает послание из будущего от самого себя, и вскоре обнаруживает, что переустройство реальности имеет своих противников, знающих о каждом его шаге.Последняя перезагрузка прошла не по плану, и теперь он враг авторитарного государства. Чтобы выжить, герой пускается наперегонки со временем.

Главный редактор Павел Целогородцев

Технический редактор Евгений Куприянов

Иллюстратор Роман Стрельцов

© Отто Шютт, 2022

© Роман Стрельцов, иллюстрации, 2022

ISBN 978-5-0055-7309-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Часть I. Послание из будущего

Глава 1. Широ¹

Человек, владеющий временем, не умеет мечтать.

Кроме этой навязчивой мысли, в памяти прокручивалось последнее: еле держась, он волочит босую ногу по оплавленной брусчатке, наступает в сморщенные лужи, заливая плескающийся в них полумесяц кровью, так обильно убегающей из его ран. На безлюдной площади, в окружении бесполезных офисных высоток, никого не позвать на помощь. Прихрамывая, он плетется к зданию японского посольства. Калитка в чугунной ограде распахнута, на втором этаже горит свет. Так и не дойдя до приоткрытой двери, он спотыкается и падает на мокрый газон.

В ворсинках травы он замечает покалеченную газонокосилкой гусеницу, пытающуюся заползти на лист. Он протягивает насекомому обожженный палец, помогая взять высоту. Этой личинке уже не стать бабочкой, но она борется за свою жизнь. Его это восхищает.

Он тоже борется. Не понимая, зачем и ради кого. Случайная мечта, что впорхнула в его жизнь совсем недавно, больше не расправит крыльев. Она разбилась. Все, кого он знал, погибли. Осколки времени больше не склеить — уродливую реальность не изменить. Он убил своего врага, но потерял и смысл существования, и контроль над прошлым. Время, что отныне будет течь необратимо, в его затухающем сознании сжалось в крохотную точку. В этой мерцающей точке, удерживающей внимание и не дающей отключиться, сконцентрировалось так много боли, так много сожалений, что сравнил он ее с космологической сингулярностью в момент Большого взрыва.

Попробовал нащупать сознанием свои пальцы. Удалось пошевелить правой рукой, а левой будто нет. Он потянулся к пульсирующей точке, но врезался во что-то твердое. От тяжелого дыхания точку накрыло влажным туманом. Неровными движениями он протер запотевшую перед собой гладь, ища её окончание, обшарил замкнутое пространство, прошелся по телу. Его переодели во что-то легкое, типа кимоно, запахнутого налево, как это принято у японцев перед утилизацией усопших. От осознания того, что он погребен в ящике, стало нестерпимо душно. Он заставил себя экономить кислород, дыша поверхностно, через раз.

Кое-как он подогнул потерявшую чувствительность ногу и уперся коленом в потолок. Помогая локтем, давил что есть мочи на герметичную крышку, на которой в такт его взволнованному сердцу мигала красная точка. Открыть не удалось.

Он поерзал, борясь с напирающей теснотой. Почувствовал, как его гроб двигается вместе с ним, — значит, он не закопан в землю.

— Э-э-э, — проблеял он саднившим горлом. — Помо… помогите…

Тишина.

Он крикнул громче, но плотная обивка поглощала любой звук.

Воздух редел, сделалось невыносимо жарко. Еще это странное ощущение, будто по телу ползают жуки. Красная точка сигнализировала о бешеном пульсе. Пока сосчитает до десяти, чтобы расслабиться, он уже задохнется. Никак не заставить себя дышать медленнее. Никак. Мысли не подчиняются, собственный рассудок стал врагом.

Захлебываясь от удушья, скребет по скользкому глянцу, как если бы он провалился под лед и, уносимый течением реки, изо всех сил пытается вернуться к полынье. В череде беспорядочных движений нащупал стык между крышей и бортом. Под онемевшими пальцами — уплотнительный шнур. Приближение смерти заставляет действовать напористо, руки почти не дрожат, хотя одну из них он до сих пор не чувствуют. Расцарапав эластичную кромку, удалось вытянуть небольшой отрезок шнура. Приподнявшись, припал губами к щели и со свистом вдохнул.

Вокруг мигающей точки прорисовался прямоугольник, внутри которого загорелись непонятные иероглифы, видимые сквозь прозрачную крышку ящика.

— Выпустите! — сиплым голосом прокричал он в расконопаченное отверстие.

Прислушался. Только пикающий звук, характерный для сообщений о критической ошибке, очевидно, исходивший из его капсулы.

Он сосредоточился на закорючках, пытаясь осмыслить их. Ничего знакомого, кроме каких-то дат и значка шестеренки.

— Settings Menu², — выговорил он в лазейку. Система распознала английский и разложила пасьянс из вкладок. — English³, — выбрал он из предложенного списка.

Теперь он мог прочитать выведенное наружу предупреждение в обратном отображении:

ОШИБКА: ПОТЕРЯ ГЕРМЕТИЧНОСТИ.

ВНИМАНИЕ! ПРОЦЕДУРА СОХРАНЕНИЯ БИОЛОГИЧЕСКОГО МАТЕРИАЛА ПРИОСТАНОВЛЕНА, ВЫЗВАН ДЕЖУРНЫЙ ПЕРСОНАЛ.

А еще там была личная информация:

ПАЦИЕНТ: Широ.

МЕСТО И ДАТА ИЗВЛЕЧЕНИЯ: Япония, Нью-Нью-Токио; 8 августа 2411 года.

МЕСТО И ДАТА КК: Корейская Корпоративная Республика, Пусан; 31 апреля 2476 года.

Ничего из вышеперечисленного не было правдой. Единственное, что вызывало отклик, это последняя строка. Что означает аббревиатура КК, он не знал, но в тот апрельский день 2476 года, в канун праздника Труда, когда рухнули все надежды и прошлое стало безвозвратным, смертельно раненный своим противником, он плелся по лужам к японскому посольству…

Автоматические двери прожужжали почти беззвучно и очень неожиданно. Свет потолочных ламп пролился слепящим каскадом, послышались ритмичные шаги. Темная фигура склонилась над ним и исчезла так быстро, что он не успел определить, был это робот или человек.

Он отчаянно застучал, привлекая к себе внимание. Почему его не вытаскивают?

Тень руки быстрыми движениями поменяла настройки. В голые пятки ударила бойкая струя с приторным ароматом трав. Почувствовав убаюкивающее движение, он зевнул.

Его куда-то перемещают: над ним поплыли слепящие лампы и вязанки труб под сводами низкого потолка. Скорая поездка закончилась в противоположной части комнаты, заставленной ящиками на стеллажах. Это были саркофаги, бока которых изобиловали отверстиями для подключения шлангов и проводов.

— Отпустите меня, — заплетающимся языком просил он у подмигивающей точки. — Что вы делаете со мн…

Глава 2. Трэй

Небо в трауре. Темное. Плачет.

Трэй бродил под пусанским дождем, не замечая, что его кроссовки из биолатексного материала умерли несколько дней назад, истощившись без подпитки. Запах гниения не смущал его, как и толчея прохожих. Зато они, завидя заношенную одежду, рваную, мятую, отводили брезгливые взгляды. Иной раз кто-то из любопытства косился на его осунувшееся лицо и, не сдерживаясь, бросал что-то типа: «Тунеядец чертов». Однажды у него спросили, каким препаратом он сделал модную стрижку и осветлил волосы. Ответив, Трэй моментально получил осуждение: «Интересно, на какие средства?»

В этом городе жестоких людей ему не было места. Он упустил бешеный пульс столицы. Выбился. Выдохся. Путался под ногами спешащих тружеников, ежесекундно ощущая свою горестную бесполезность для Республики. Иногда, стремясь наверстать упущенный ритм, он бежал, расталкивая мокрые плащи, но заряд жизненной энергии иссякал скорее литий-ионной батареи из эры становления цифровой эпохи, и он вновь шатался тут и там, взвалив на себя беспросветную ношу безысходности. После каждого забега бремя тяжелело, увлекая его все глубже на смердящее дно обреченности.

В брезентовой толпе Трэй вновь заприметил странного субъекта, преследовавшего его от площади Моря Дирака. Царапнув взглядом, незнакомец скрылся в шумном потоке людей, струящихся по авеню Стивена Хокинга. Нет, он еще не спятил, тот тип не отставал которую улицу подряд. Похоже, он выискивал недоброкачественных единиц, отбившихся от упорядоченного роя тружеников.

Тлеющее чувство самосохранения, почти прогоревшее, заставило двигаться быстрее. Он сопротивляется. Зная, что бесполезно, продолжает безудержно раздувать искры жизни, накачивает себя надуманным позитивом, запрещает сознанию распадаться на осколки. Бесполезно. Все бесполезно…

Несколько часов назад, ранним утром ― тихим и малолюдным, когда до рассвета было еще далеко, ― ничто не предвещало охоты за ним. Сотрудники-муравьи уже подтягивались на работу, срезая путь по площади, названной в честь теории английского физика, основоположника квантовой механики. Трэй сидел на скамейке, обмотав вокруг шеи ленточку с эмблемой бывшего работодателя. Напротив возник мужчина. Трэй подумал, что красная лента с броским шрифтом лаборатории «Трансгенез» в тальковом свете фонарей выглядит как рана, но подошедший не спрашивал, все ли в порядке, а продолжал пялиться, укрывшись под деревом от моросящего дождя. Он был похож на типичного представителя японской нации. Как-то во время университетской практики ему довелось общаться с группой японцев, их физиономии разительно отличались своей массивностью от других народов Азии.

— Ну и погодка! ― констатировал мужчина, вытирая лоб промокшим насквозь рукавом делового костюма. От дождя белоснежная ткань приобрела дымчатый оттенок.

— Превосходное утро для прогулок, ― возразил Трэй.

— Да уж! ― поддакнул тот, оглядываясь по сторонам. Редкие прохожие шли по своим делам.

— Да уж, ― повторил Трэй, давая понять, что говорить больше не о чем.

— Кстати, который час?

Почему он не уходит? Почему его не оставят в покое?

— И все-таки, приятель, не подскажешь, который час?

«Иностранец, раз нет аэроэкрана⁴», ― подумал Трэй, хотя акцента он не уловил. Мужчина свободно владел корпоративным корейским седьмой версии. Ею пользуются все, так как восьмерка глючная, а десятка анонсирована совсем недавно, и никто не торопится на нее переходить.

Трэй раздвинул «пистолетиком» указательный и большой пальцы левой руки. Между пальцами вспыхнул полупрозрачный экран.

— Пять утра, ― ответил он и присовокупил ради шутки, ― 24 апреля 2476 года, город Пусан, Корейская Корпоративная Республика.

— По рюмочке соджу за знакомство?

Трэй был не против выпить. В последние дни он приобщился к алкоголю, но пил в одиночестве, без компании навязчивых незнакомцев.

— Замечательного дня! ― бывший генетик подвел черту под разговором. Одолев пронизывающую апатию, он поднялся и пошел прочь.

Трэй дошел до ближайшей улицы, берущей начало у японского посольства. Незнакомец следовал за ним на почтительном расстоянии. Трэй прибавил шаг, попутно разглядывая витрины, будто не замечает слежки. В отражении мелькало лицо приставучего чудака. Он смешался с толпой, выплеснувшейся из стеклянного офиса. Ему удалось оторваться, но вопрос, что хотел тот гуйдзи⁵, не покидал его. Любопытство ― хороший знак. Значит, его еще что-то интересует, он еще способен на чем-то сконцентрироваться, пусть и в таком неприятном деле, как охота за ним.

Дождь стих и Трэй, погруженный в черные мысли, бродил по улицам, пока вновь не почуял пристальное внимание. На оживленном авеню Стивена Хокинга, боясь упустить в спешащем многолюдье свою жертву, гуйдзи уже открыто шел за ним по пятам.

— Что тебе? Проваливай, чертов япошка! ― выругался Трэй и бросился прочь.

Чувство опасности всколыхнуло в нем негодование, распустившееся ярким бутоном сакуры. Так странно и непривычно было ощущать прилив сил, толкающий его в гущу прохожих, которые словно разбухли до неповоротливых великанов, ― так это было неестественно и волнительно, что, цепляясь за короткий миг отпустившей депрессии, он рванул напролом. Он проскальзывал между мокрых туш, завернутых в сырые плащи, распихивал их локтями, наступал на чьи-то ботинки, спотыкался, хватался, словно за поручни, за держащие зонты руки. Он шел в атаку против всех этих людей, против собственного эмоционального коллапса, подталкивавшего к неизбежности.

Как и цветок сакуры, негодование отцвело также скоро, и в тот же миг силы иссякли. Неспособные фиксироваться на чем-то дольше десяти минут, сколько бы он ни будоражил в себе угасающие вспышки радости, гнева, любознательности, мысли развалились на фрагментарные обрывки. Он позабыл, куда и зачем мчится. От кого-то бежит? Кажется, какой-то японец гонится за ним. И пусть! Какая разница.

Единственное, что давалось легко, это воображаемые видения того, как он облачается в свой любимый костюм и, словно на праздник, отправляется в центральную санчасть. В санитарном учреждении, иногда называемом по традиции госпиталем, медсестра с механической заботой предложит проследовать по зеленой линии. Затертая тысячами подошв до гадкого салатового оттенка зеленая линия зовет его в неизведанное… С каждым вздохом эти образы проступают все отчетливее.

У потерявшего работу нет ни единого шанса спастись. Выпавший из корпоративного маховика винтик подлежит списанию. Биология сделает свое губительное дело ― занозистые корни апатии уже пустили метастазы саморазрушения. Его время почти истекло, Трэй был способен как-то это осознать.

Он заставил себя хохотать, чтобы показать преследователю: «Вот он я, счастливый и беззаботный». Он натужно смеялся в проскальзывающие мимо лица, а те шарахались от него; иные, преимущественно мелкие служащие, бранились и сильно толкали. Он держался за живот, давясь смехом и падая в лужи. Поднимался и продолжал смеяться из последних сил, словно наступившая тишина прервала бы его истерзанную жизнь. Выдавливал смех пересохшим горлом. До хрипоты. До слез.

Он как-то очутился в глухом переулке. Облокотился о выступ, всматриваясь в пустоту, по которой проползали тени спешащих пусанцев, шедших бесконечной вереницей, словно оттиски на вертящемся абажуре ночника. Работу слаженного конвейера призрачных тружеников нарушило серо-молочное пятно, завладевшее всем пространством и застывшее в ожидании. Кто это? Ах да, его преследуют. Уже нашли. Загнали. Что ж, убивайте. Так даже лучше, чем бессмысленная борьба с собой.

Преследователь склонился над Трэем, присевшим в жертвенной позе. Мелькнуло что-то тонкое и острое. Его руку схватили, сдавили пальцы и нацелились блестящим жалом.

Трэй пронзительно закричал. Агрессор отступил. Тени прохожих замерли, а одна из них спросила: «У вас все в порядке?»

— Помогаю другу, ― ответил японец. Он потянул Трэя за ворот, поставил на ноги и повлек за собой.

Его привели в ближайшее питейное заведение.

— Налейте моему другу соджу.

«Почему он постоянно называет меня другом?»

— Третьесортного пойла не держим, ― ответил бармен, превосходно имитировавший человеческие повадки и жаргон, подстраиваясь под социальный статус каждого клиента.

Трэй, сделавшись за неполные две недели ценителем редкостной мути, взял инициативу в свои руки. Он повел гуйдзи на соседнюю улочку, где среди общественных столовых затесался малоприметный бар со старомодной отделкой, имитирующей подвал. Некогда модная обстановка устарела еще лет тридцать назад, поэтому неудивительно, что они оказались единственными посетителями.

Не успел робот-официант наполнить стаканы, как Трэй махом влил в себя содержимое. Громко стукнув донышком, он намекнул официанту, чтобы тот повторил. Японец к своему стакану не притронулся.

Алкоголь пробудил воспоминания молодости. После пятничных лекций он с сокурсниками убегал в центр города, чтобы весело провести вечер. Шляясь по улицам, где каждый встречный становился собеседником или объектом злостных студенческих выпадов, судьба сталкивала их и с праздношатающимися богемными экспатами в обществе молоденьких любовников всех полов и ориентаций, и с непризнанными гениями, и со скучными интеллектуалами, и с социопатами-гермафродитами, и с эгоцентричными нигилистами, и с обалдевшими туристами, и с добродушными проходимцами, и с подонками всех мастей и калибров. Среди пестрого изобилия психологических многогранностей встречались особые типы ― прилипалы. Ищущие общения безобидные бродяги стремились навязать свою житейскую мудрость, заставляли выслушивать историю своей счастливой или не очень жизни.

Трэй сообразил, что перед ним сидит представитель именно той «породы». «Что ж, ― решил он, ― раз прилипала жаждет общения, пусть треплется, лишь бы недолго».

— Жаль, что тебя уволили, ― затянул японец.

Сейчас начнется лекция о том, как правильно жить, о чем думать и кого уважать.

— Чем выпивка не цель? ― подневольный собеседник посмотрел на размытого прилипалу сквозь мокрое донышко стакана. Скатывающиеся капли водки коверкали японскую физиономию.

— Почему бы тебе не найти какое-нибудь занятие?

— А что, уже издали закон о запрете роботов-уборщиков? Кому нужен безработный? Официант, неси бутылку!

— Я хотел бы нанять тебя в частном порядке.

— Ты? Извини, приятель, медицинский фетишизм не интересует.

— Ты не так понял, Трэй.

— Разве мы знакомы? ― Трэй точно помнил, что при их первой встрече на площади они не представлялись. Его память еще не настолько повреждена, чтобы не запомнить события этого утра. Или перед ним бывший коллега, воспоминания о котором были удалены перед увольнением?

Японец на долю секунды смутился. Белоснежным платком стер с плоского лба испарину.

— Можешь называть меня Ичинами⁶.

— Что значит «называть»? Это твой псевдоним? ― с подозрением спросил Трэй, наливая из подоспевшей бутылки веселящий соджу.

— Как насчет работы?

— Что за работа?

— Очень благородная.

Трэй не проявил любопытства, не набросился с вопросами. Он потягивал алкоголь и, покручивая бутылку из стороны в сторону, разглядывал этикетку. Этот прилипала ― обычное трепло. Поддерживать болтовню не было никакого желания. Что он вообще здесь забыл?

Ичинами заговорил загадочным тоном:

— Представь, что случилась глобальная катастрофа и человечество на грани гибели. У тебя появляется редкая возможность отправиться в прошлое и все исправить.

— Маловероятно, что безработному алкоголику доверят такое задание.

— Просто представь. Итак, ты перемещаешься, скажем, на пару столетий назад и встречаешь человека, по вине которого случится апокалипсис…

— Прикончу его, ― перебил Трэй.

— А если это порядочный, уважаемый всеми ученый?

— Детский вопрос. Сделаю в лучшем виде, ― икая, протянул бывший генетик. ― Где, говоришь, машина времени?

— Это был мысленный эксперимент.

— Давай за это выпьем! ― Трэй схватился за полупустую бутылку, но собеседник перехватил его руку, сжав запястье до онемения. ― Я что-то не то сказал? ― Пьяное настроение скакнуло в зону обиженности. ― Если я не попаду в прошлое, как же я расправлюсь с твоим дружком?

— Тебе не придется перемещаться во времени. Он живет здесь и сейчас.

— Это ведь гипотетический вопрос?

— Возможно.

— Сам-то боишься замараться?

Гуйдзи разорвал физический контакт, откинувшись на спинку стула.

— Нет. Но тебе будет проще это сделать. Вернее, ничего не делать. Просто дай ему сгореть.

— Сгореть? ― переспросил Трэй. ― На работе, что ли?

— В огне. В пожаре.

— Ты его так ненавидишь?

— Вовсе нет, ― раздосадованным тоном ответил Ичинами. Пригвожденная маска безразличия слетела, мимолетно обнажив то ли горечь, то ли удивление. ― Он будет повинен в гибели человечества и поэтому должен умереть.

«Хочет поквитаться со своим прежним работодателем», ― догадался Трэй, а вслух спросил:

— Как же звать нашего гостя из прошлого или настоящего, или?.. В общем, откуда-то. Я уже запутался.

— Ён Нгуен. С ним будет попроще, чем с его подружкой.

— Еще и подружку убить?

— Ее зовут Юмису.

— Кто она?

— Вы еще познакомитесь, ― буднично произнес Ичинами, будто они обсуждали последнее постановление акционеров Республики, а не планировали убийство.

— А ты умеешь заинтриговать. Не подведу! ― заверил Трэй, смачно рыгнув. ― Их обоих. С кишками, кровью, расчлененкой.

— Мне не достучаться до тебя, ― сдался японец, учуяв сарказм. ― Запомни: не делай ничего ― дай ему погибнуть. И удали свой аэроэкран, иначе долго не протянешь.

Он положил на стол длинную иглу с крючком на конце.

Выпитое просилось наружу. Приступ тошноты отступил после нескольких глубоких вдохов и пристального смотрения на шашечки пола. Когда он поднял мутный взгляд, докучливый мономан исчез. Подошедший официант спросил об оплате.

— Сбежал и не заплатил, ― фыркнул Трэй, ― а ведь он приглашал.

Робот отсканировал сетчатку глаза и снял со счета необходимую сумму.

— Вызови полицию. Тот гуйдзи, с которым я выпивал, планирует двойное убийство.

Прилежный гражданин Республики не мог поступить иначе. Его корпоративно-общественная совесть еще не атрофировалась до такой степени, чтобы игнорировать социально опасных психопатов. Мужчина явно нуждался в профессиональной помощи. Органы власти разберутся.

Иглу он не взял. Выйдя в бодрящую прохладу, задрал голову. Пролетевший по предрассветному небу космический шаттл прочертил сочную линию, послеобраз которой зафиксировался в глазу. Куда бы он ни глянул, везде видел зеленую, манившую в небытие линию. Эта назойливая линия перечеркивала все подряд. Он наводил ее на агитационные лозунги рекламных панно: «Корея ― оплот науки!», «Трудящимся открыты все дороги!», «Корейское ― значит отличное!», «Совет директоров ― наш рулевой!», «Всё для блага Азиатского Союза!», «Работай ночью, активный созидатель!», «Завершил дело ― принимайся за новое смело!», «Труд облагораживает». Получалось забавно.

Странный разговор в баре выветрился так же скоро, как и выпитое соджу. Когда рассвело, новостные ленты на зданиях сообщили о застреленном полицией беглеце. Мужчину приняли за перебежчика с заброшенных земель. По сообщениям новостных обозревателей, база данных генетической информации не позволила идентифицировать преступника. На эти новости, как и на весь мир, Трэю было уже глубоко наплевать.

Глава 3. Ён.

Поздно вечером двадцать четвертого апреля Ён Нгуен суетливыми шагами измерял свой пустынный кабинет: семнадцать в длину и восемь в ширину ― идеальное пространство для работы руководителя Научно-исследовательского института возрастания энтропии. Для непосвященных НИИ не ассоциировался с изучением природы времени. На заре Новой физики⁷, в ту далекую эпоху, когда каноны Стандартной модели⁸ были отброшены, а новые ― окончательно не сформировались, это было идеальное название, соответствующее бесспорным фактам в понимании необратимости процессов рассеивания энергии. К счастью, институт не назвали «Четвертым измерением» или «Академией Времени»: первое было в корне неверным, а второе звучало как вымученное название сновидения под заказ.

Ён безостановочно вытаптывал босыми ступнями свой унылый скит. Его подчиненные давно разошлись по отелям и увеселительным заведениям. Рассеянная задумчивость, совершенно нехарактерная для него, сбивала шаг и иной раз, пересекая помещение, он получал разные значения. Мысли, способные концентрироваться на нескольких проблемах одновременно, отвлекались то на единственный предмет мебели ― антикварное кресло, что стояло у панорамного окна, ― то на мечты о яркой красотке, с которой он познакомился не так давно, но уже увлекся ею, как увлекаются новой научной гипотезой.

Многозадачные умственные процессы обычно быстро решали хитросплетения любой сложности, но только не в этот раз. Когда задача оказывалась слишком запутанной, часть интеллектуальных ресурсов бессознательно выделялась на обдумывание таких ненужностей, как подсчет складок в одежде и силу их давления на плечи в положении стоя. Для борьбы с этим академическим недугом, с этой защитной реакцией на изматывающий мыслительный процесс, он, запершись у себя, раздевался догола. С раннего утра, не обращая внимания на голод, Ён уже настолько истощил себя раздумьями, что сконцентрироваться не помогал даже этот проверенный десятилетиями способ.

«Как черное контрастирует с золотым рисунком», — поймал он себя на мысли, разглядывая классический костюм-вантаблэк⁹ в полоску. Пиджак зачехлял спинку кресла, приобретенное с условием, что оно не было в обиходе у мерзких гомосапов. Он перевел усталый взгляд на стену, просторы которой были загромождены хаотично разбросанными картинками, синхронизированных с мыслями — такими же витиеватыми и скачущими. Аналитическая информация никак не желала упорядочиваться, не то что миловидные образы незнакомки…

Однажды ― это случилось неделю назад в полдень ― в кабинет зашла секретарша Мён, а он в тот момент предавался мечтаниям о девушке, с которой у него было назначено свидание. Нет, ничего неприличного не было, он был одет и визуализированный объект его фантазий выглядел почти пристойно, не считая каштановых волос, так бесстыже разбросанных по красивому лицу. А еще она сексуально водила языком по пухлым киноварным губам. Неловкость, по ощущениям сравнимая с нарушением конституции Корпоративной Республики, овладела им, несмотря на то, что Мён была всего лишь человекоподобным роботом. Уперев немигающий взгляд в откровенное изображение, не имеющее отношения к работе, она не проронила ни слова.

— Что у вас? ― спросил Ён, пряча растерянность за излишнюю резкость.

— Господин Нгуен, я вынуждена подать рапорт о ваших неблаговидных мыслях в рабочее время.

— Вообще-то, у меня обеденный перерыв.

— Вы довольствуетесь только пищей для глаз? Рекомендую изредка посещать буфет, а то от голода впадете в анабиоз.

— Так что у вас за срочность?

— Нам стоит повторно пройтись по пунктам доклада. Научный Комитет отправил его на доработку.

— Ради этого меня побеспокоили без предупреждения?

— Я перенесла нашу подготовку на эту пятницу, на восемь вечера.

— В моем календаре стояла пометка «свободное время».

— Я заметила. С пометкой был указан адрес бара для знакомств «Одинокие путники». Я подумала, вам будет неуютно в таком месте, вот и решила организовать совещание в том заведении.

— В баре?

— У нас с прошлой весны не было выездных совещаний, тем более на острове Кодже.

— С каких пор ты, ― «ты» он произнес с особым нажимом, ― распоряжаешься моим личным временем?

— Я только хотела…

— Иди на подзарядку или еще куда!

Мён, глянув на опустевшую белую стену, перед уходом холодно заявила:

— Я добавлю к рапорту пункт о неуважительном отношении к андроидам.

Ён давно подумывал обнулить ее характер, скатившийся в последние годы к неприкрытой стервозности. Мён была необычным роботом, со специфическими настройками, и на бюрократические запросы по переустановке ее нейропроцессорной матрицы никак не доходили руки. С другими сотрудниками она вела себя доброжелательно. Она не жаловалась и не изматывала их мелкими вопросами, требующими срочного обсуждения на внеплановом заседании, которое обязательно затянулось бы до полуночи.

После конфуза недельной давности ему так и не сделали выговор, хотя обычно с процедурой всеобщего порицания не затягивали дольше двух-трех дней. В любом случае желание встречаться с Юмису ― так звали ту ослепительную красотку из аппликации знакомств ― пропало. Он перенес с ней встречу на завтра. Среда ― не самый удобный день, вернее, совсем неудобный. Он приглашен на симпозиум по фундаментальной физике, на котором не было никакого желания с умным видом пересчитывать потолочные панели, но ради долгожданной встречи он прогуляет скучное мероприятие, и никакая Мён тому не помешает. К тому же затягивать со свиданием было чревато тем, что незнакомка могла переключиться на какого-нибудь самоуверенного юнца. Ён и так недоумевал, что она нашла в нем, невыразительном офисном работнике, без малейшего намека на оригинальность, лишенного чувства юмора, избегающего общения даже со своими коллегами. Не вызывая неприязни, пленительностью он тоже не отличался. Жесткие темные волосы, неопределенного возраста серьезное лицо, внимательные глаза и осанистая щуплость, на которую было удобно вешать классический костюм ― весь его вид фонил малопривлекательной обычностью.

Он не сразу поверил в свой успех. Вначале Ён решил, что соблазнительница в платьице из весеннего ветра ― обычный виртуальный образ для привлечения новых пользователей, но каково же было его удивление, когда девушка оказалась настоящей. Она была изящна, как великое эйнштейновское уравнение взаимосвязи массы-энергии, и необычайно привлекательна, как его любимое кресло. А с чем еще сравнить женскую красоту, если его сущность не льнула к романтизму, сердце никогда не барахталось в любовном сиропе, да и в интимные связи он ни разу не вступал. Хотя кое-что все же было… Несколько лет назад в столице Азиатского Союза, в Куала-Лумпуре, он, вопреки здравому смыслу, посетил какой-то притон на окраине города. Он не планировал вступать в физическую близость, а всего лишь одним глазком хотел посмотреть на забавы других. Такой поступок объяснил себе банальным любопытством, а как известно, любопытство ― залог научного прогресса. Выбрав последний пункт в прейскуранте секс-услуг, он зашел в комнату, где свершалось таинство секса. Бесполезные механические действия, сопровождающиеся нелепой пантомимой, не впечатлили, и он уже направился к выходу, как какая-то часовница¹⁰ вцепилась в него и прилюдно стащила штаны. Оглядев испуганный мочеиспускательный орган, она сообщила, что для такого случая у нее найдутся специальные «колеса». Физик как ни старался отвлечься эрегированными остовами Башен Петронас, нависающими над слуховым окном, почувствовал себя плохо. Его затошнило, когда набухшие пиявки прожорливых губ прильнули к восставшей плоти. Он убежал, застегивая штаны уже в переулке.

И вот с такими скромными знаниями, засевшими в его физико-математическом уме, он пустился в переписку с волшебной нимфой, какой представлялась Юмису. Из-за своей обычности, проявляющейся в общении с противоположным полом еле теплящейся самоуверенностью, он придумывал причины, почему кто-то радует его своим вниманием. Поначалу казалось, что Юмису делает это из вежливости или врожденной скромности, чтобы сколько-то пообщавшись, постепенно его отвадить. Чтобы не навязываться, он отвечал через раз, односложно, но в конце всегда делал намек, что не против продолжить виртуальную интрижку. Как-то случилось, что из-за конференций и подготовкам к тестам он несколько дней не отвечал. Прелестница не унывала и забрасывала его незатейливыми видеопосланиями, будто ее вовсе не смущала молчаливость собеседника. В одном из записанных видеоприветов она обмолвилась, что родом из Куала-Лумпура, тем самым подняв в Ёне мутную волну неизжитых переживаний. Он ответил вяло, почти грубо, без пожеланий хорошего вечера. Утром пришел видеофайл. Вместо прощальных слов он услышал восхищение: «Так отдаваться работе может человек исключительно любящий свое дело. Когда появится минутка, поболтаем онлайн? Кстати, вы так и не сказали, чем занимаетесь». Он связался без промедлений, начав разговор с хобби. Его страстью было ухаживание за красным креслом, которое заполняло свободные четыре часа в сутки. Раз в неделю он обязательно чистил мягкую глазетовую обивку специальной щеткой с пушистым ворсом, полировал европейскими маслами ножки из настоящего дерева и протирал бронзовые заклепки особым раствором. Он поделился с азиатской феей секретами по уходу за мебелью, и, как ни странно, она с упоением выслушала его рассказ. Когда и эта тема исчерпала себя, он похвастался друзьями, которых у него было в два раза больше, чем у среднестатистического корейца. Их было двое: со времен учебы в университете и после командировки в Торонто. С сокурсником они давно не общались, зато с Тимом были регулярно на связи. Регулярно ― это раз в два-три года.

Рассказав о себе, он поинтересовался, чем занимается таинственная скромница. Та отвела взгляд и, наматывая на пальчик прядь волос, кокетливо причмокнув, томно пролепетала, что расскажет тет-а-тет, добавив, мол, такого особенного мужчину она никогда не встречала. Она произнесла это с такой страстью, что в Ёне проснулось дремавшее подозрение: а вдруг она ― секс-туристка? Иностранцев забавляла неопытность и врожденная стыдливость корейцев, и некоторым даже удавалось одержать победу над корейским целибатом, после чего они похвалялись своими низменными заслугами, что подначивало других, таких же извращенцев, приезжать в Клондайк целомудрия на добычу девственных трофеев. Американцы и европейцы, так и не сумев отказаться от рудиментов физиологии, с удовольствием продолжают поощрять разврат. А в Азиатском Союзе политика гендерного равноправия привела к наличию у индивидов признаков обоих полов ― не у всех, но у подавляющего большинства. К счастью, в его родной Корее секса нет. Об этом Ён и заявил сексапильной очаровашке, сознавшись, что он асексуален, и ничего, кроме дружественного общения, его не интересует. На это Юмису, без замешательства, смешков или фырканья, воскликнула: «Ах, я так восхищаюсь вашей силой воли!». С облегчением Ён отбросил основной мотив для знакомства. Оставался еще второй, не менее важный, и связан он был с детьми. Обзаводиться потомством на данном этапе своей блестящей карьеры Ён вовсе не собирался. Возможно, когда-нибудь ему наскучит двадцатичасовой рабочий день, и он пойдет на такой шаг, как создание семейной ячейки: поделится своим геномом с женщиной или мужчиной, и они закажут себе ребенка, а может, и двойню, ― если, разумеется, получат специальное разрешение ― и тогда по родительскому праву рабочий день будет сокращен до двенадцати часов. С другой стороны, дети скучны. Глупому созданию придется растолковывать тривиальные вещи, а за непослушание пугать страшилками о людоедских гомосапах. Все эти позывы к размножению были чужды ему, о чем он и уведомил Юмису. Она же восприняла эту новость с еще большим облегчением: «Я тоже молода, невинна и ценю свободу. Ах, так не терпится пообщаться вживую. Вы такой интересный собеседник, а больше мне ничего и не надо». Ён почувствовал, что он для нее небезразличен ― небезразличен как-то по-особенному и целомудренно. Окончательно убедившись, что причин для беспокойства нет, он предложил ей свидание. Его первое свидание за 71 год жизни! Оба были уже давно готовы к этому ответственному шагу ― к встрече офлайн. Для такого события Ён заказал столик в самом дорогом ресторане города. Интересных тем для беседы он еще не придумал, но, во всяком случае, о сексе и потомстве говорить не придется. В заначке у него была еще одна животрепещущая тема, но вряд ли такая утонченная иностранка захочет обсуждать диких гомосапов, или, как их принято называть политкорректности ради, индивидов с архаичными биологическими потребностями.

К гомосапам, являющимся прообразом современных людей и внешне не отличавшихся от них, у него было особое отношение. Вживую Ён никогда не сталкивался ни с одним представителем потомков прямоходящих обезьян, но он глубоко их презирал. Противовесом той легкости, с которой он производил в уме сложные вычисления, было категоричное нежелание копаться в себе и выискивать причины нелюбви к одичавшим свирепым варварам, влачащим свое ничтожное существование на просторах заброшенных земель. А началось все с той же злосчастной поездки в Куала-Лумпур. Идя на поводу у любопытства, он сходил в загородный притон, и с тех пор лишился покоя. Он потерял бы и сон, но жители Республики и так никогда не спали. Его, работающего сутки напролет прилежного сотрудника, взволновало, что на бесполезные фрикции тратится столько времени и сил. И неважно, что имитация размножения воплощалась такими же, как и он, постлюдьми, биологически близкими корейской нации. В сексе Ён разглядел источник всех зол, а его корнем назначил почти вымерший род гомо сапиенс. Их волосатые тела, которые Ёну доводилось видеть только на картинках, омерзительное вскармливание детенышей собственными выделениями, их гиперактивные физиономии ― все это вызывало отвращение. Вернувшись из командировки, руководитель НИИ подписал петицию на отлов двуногих недолюдей. Он на полном серьезе намеревался вступить в полулегальную организацию любителей-охотников, прикрывающуюся ветеринарным сертификатом по контролю за популяцией диких животных, но предпочел повременить. Да и где взять столько свободного времени на поездки в заброшенные земли!

По прошествии нескольких месяцев после куала-лумпурской встряски он поуспокоился и пришел к мнению, что вполне счастлив: у него есть друзья, любимое хобби, успешная карьера, высокий социальный статус, позволяющий на постоянной основе проживать в гостиничных номерах класса делюкс. Так как большую часть суток Ён проводил в офисе, обзаводиться квартирой не было смысла. В общем, после рабочей поездки он пребывал в уверенности, что счастлив, до тех пор, пока на горизонте его уединенности не взошла блистательная Юмису.

Итак, в этот вечер вторника, двадцать четвертого апреля, Ён скрипел босыми ступнями по глянцевому полу, а за панорамными окнами проходили люди. Идущие суетной толчеей, незамечающие ничего вокруг, они заполняли кабинет ритмом и активностью. Иногда кто-то из них отвлекался, останавливался, бросал невидящий взгляд на окно, поправлял в отражении галстук или другой аксессуар, и вскоре исчезал в водовороте униформ и деловых костюмов.

Глядя на беспрерывный поток людей, Ён упорядочил скачущие мысли, плавно перетекшие от предстоящей встречи до записки, полученной ранним утром. Эти два разных, независимых друг от друга события, имели для него волнительное значение, отчего многозадачные способности давали сбой. Придумать темы для завтрашнего ужина и проанализировать весьма странное содержание абиграммы¹¹, как официально именовались послания из будущего, у него одинаково не выходило.

Марширующие за окнами прохожие направили его мыслительные процессы в нужное русло ― оригинальный текст абиграммы растянулся на обширной стене:

发 送 到 哔 叽 在 唐 恩。他 会 带 来 黑 色 以 太。快 点! 高 倪 将 有 所 帮 助: 拉 格 朗 21。

勇 阮

派 遣 日 期 2476 年 4 月 31 日 20:08

入 住 日 期 2476 年 4 月 24 日 04:08

В переводе с китайского, на котором была написана абиграмма ― что никак не вязалось с общепринятой практикой писать на корейском седьмой версии ― это значило:

Отправь Сержа на Дэнкинс. Он привезет Чёрный эфир. Поторопись! Каони поможет: Лагранж 21.

Ён Нгуен

Дата отправки: 31.04.2476 20:08

Дата получения: 24.04.2476 04:08

Абиграмма, безусловно, будет послана им самим. И это не тест, рутинная проверка или диагностика. Как и любое послание, это, написанное на втором государственном языке, предупреждало о чем-то очень важном, возможно, о предстоящей масштабной аварии или даже катаклизме мирового значения.

Иероглифы представляли неразрешимую загадку, а по протоколу у хранителя времени было сорок восемь часов, чтобы разобраться с содержанием и отрапортовать «наверх». Но за истекшие сутки в разгадке абиграммы ученый так и не продвинулся. В запасе оставался еще завтрашний день, но как он может сосредоточиться, когда мысли порхают вокруг предстоящего свидания? Опять Юмису! Нет-нет, о ней нельзя думать!

Он сфокусировался на китайских иероглифах, разделив их на два лагеря: в один перенес те, что не вызывали вопросов, в другой определил непонятные. Из всех символов, ― кроме дат отправки и получения, а также собственного имени, ― ему был знаком Дэнкинс ― производственный астероид, вращающийся между Землей и Луной в точке Лагранжа. Каони. Первое, что приходило на ум, это астроном Каони, который трудился в одной из обсерваторий. Но ни в одном учреждении мира, ведущим наблюдение за астрономическими событиями, не числился сотрудник с таким именем. В Пусане на Лагранж, 21 находился какой-то отель, но среди работников и постояльцев этой гостиницы имени Каони не значилось. «Лагранжем 21» могло быть что угодно: номер вытянутой орбиты вокруг Земли, фамилия человека и его возраст, уравнение в теоретической механике и его решение. В честь французского математика, умершего несколько столетий назад, называли острова, вулканы, кометы и туманности. Как бы «Лагранж» ни был знаком Ёну, он был вынужден классифицировать его как «непонятный термин». Тот же маркер он присвоил незнакомым ему Сержу и Каони, а также странному словосочетанию «Чёрный эфир». Когда-то физики называли эфиром некую гипотетическую среду для объяснения выдвигаемых концепций, им же обосновывали электромагнетизм до открытия Общей теории относительности, с его помощью описывали гравитацию и темную энергию, а древнегреческие философы эфиром именовали небо. Назвать так могли и нечто мифологическое, и абстрактно-концептуальное, и вполне конкретное, типа эфирного масла, применяемого в химической промышленности. Последнее никакой связи с Дэнкинсом не имело, так как на астероиде, кроме туристической и горнодобывающей, другой индустрии не существовало.

Забросив в тигель размышлений набор иероглифов, Ён тщетно пытался выплавить из них нечто вразумительное. Он копался в семантических связях, сводил символы в группы, переставлял их местами, а из дат выводил нерешаемые уравнения, и всякий раз приходил к мнению, что в отчет для руководителей писать будет нечего. Он не понимал смысла абиграммы, и в этом заключалась своя странность. Даже если допустить, что текст посылается через сотни лет, когда значение многих слов приобретает иной оттенок, когда возникают новые понятия, когда политические и культурные воззрения наделяются иным смыслом ― даже в таком случае это было бы недопустимо, так как компьютер проводит тщательный анализ той эпохи, в которую попадет закодированное сообщение. Полученная же абиграмма будет послана не через столетие или год ― она будет отправлена уже в следующий вторник, тридцать первого апреля по новому стилю, в канун праздника трудящихся, когда все офисы уезжают работать на природу, а город пустеет. Что поменяется за неделю и почему содержание кажется беспорядочным нагромождением каракуль?

Тщетность размышлений повергала в отчаяние, от которого Ён сбегал к Юмису, к ее заигрывающей улыбке, к сомкнутым пальчикам, еле сдерживающим напор ее пышных грудей. Озорной образ вытеснил скучные массивы данных, растянулся по стенам, заполнил собой каждый квадратный сантиметр.

Потоковое сознание оживило картинки. Дразнящие изображения были детальны и одновременно абстрактны.

Перед ним уже разыгралась целая сцена, в которой по-женски округлые формы сдавливали тугие полоски ремней, и некто мускулистый, рыча, с жесткой быстротой натягивал поводья. Юмису льнула выгнутой спиной навстречу точеному торсу, усыпанному крупицами пота. Вымышленный партнер навалился на нее, вдохнул запах спутанных волос, оттянул колечки в одеревеневших сосках, отчего сделал ей больно ровно настолько, чтобы вырвать из белозубого грота протяжный стон. Она охала и завывала, и стенания вперемешку со звериным рыком, казалось, гремели по всему пустому офису. В какой-то момент воображение Ёна спрятало Юмису за широкую мужскую спину, по которой в ритм поступательных движений переливались могучие мышцы. Ручьи пота омывали крепкие ягодицы, так неприступно сжимавшиеся всякий раз, когда он подавался вперед.

Любознательность заставила разглядывать интимные подробности. Корейский пуританин наблюдал за яростной работой и трогательной кротостью. Он не заметил, в какой момент на пороге его кабинета появилось насыщенно-рыжее пятно.

Неизвестно, как долго непрошеный гость наблюдал за непристойностями, транслировавшимися на стену. Увиденное не шокировало его и не смутило, но он как будто замешкался. Поспешно вытянул руку из-под лацкана броского пиджака цвета корабельной ржавчины, словно передумал вытаскивать некий продолговатый предмет, оттопыривавший его нагрудный карман. В другой руке незнакомец держал небольшую коробку, похожую на те, что берут с собой на пикники. Ящик из темного металла он опустил возле себя ― в сгустившейся тишине глухой звук прогремел грозовым перекатом.

Ученый-физик, прикрывая пах, стоял в чем его вытащили из искусственной утробы. Произнес первое, что сгенерировал его возбужденный ум:

— Рабочий день давно закончился.

Нарушитель снисходительно поморщился.

— Прошу покинуть мой кабинет, господин…

— Сейджи¹².

— Mōshiwakearimasenga watashi wa nihongo o hanasanai¹³.

— Я вас надолго не задержу, ― ответил незнакомец по-корейски без намека на акцент. Принадлежность к японской нации, кроме имени, подтверждала и внешность: крупное воинственное лицо, плоские губы, мясистый нос и нетипичные для континентальных азиатов шторки век. Впрочем, с пластическими операциями на генном уровне никогда не угадаешь, гражданин какого союза стоит перед тобой.

Ён уставился на стену, где, к его стыду, продолжало происходить вульгарное действо, и мысленно сосредоточился на календаре. Поверхность приняла привычный корпоративный оттенок с благовидным содержанием.

— У вас не назначено, ― заметил он без лишних предисловий.

— Действительно, ― хмыкнул гость, приподняв и обрушив плечики пиджака.

— Я хочу одеться. Отвернитесь, пожалуйста!

— Я ненадолго.

Потрясающая бестактность!

— Какое у вас ко мне дело? ― повысив голос, спросил Ён. ― И как вы вообще сюда проникли? ― Он был уверен, что блокировал двери от случайных посетителей.

— Вы ищете специалиста по нестандартным явлениям в квантовой механике.

— Что ж вы сразу не сказали, что вас направили по распределению! ― просветлел Ён. Столько раз он выпрашивал помощника у Научного Комитета, и вот наконец его просьбу удовлетворили. ― Мистер Сейджи, сейчас не самый подходящий момент для собеседования, поэтому давайте встретимся позже.

— Очень жаль.

— Подождите. ― Казалось, что мужчина сейчас развернется и уйдет. ― Вам знакомо моделирование событийности в гильбертовом пространстве?

— И не только в нем.

— Превосходно! Для начала вам предстоит некоторая рутина вроде построения математических конфигураций, но талантливые кадры у нас быстро получают собственные проекты. Так что пустяками долго заниматься не придется. ― Ён по-прежнему прикрывал наготу, хотя неловкость и смущение отошли на второй план перед тем воодушевлением, которое зародилось в нем от разговоров про физику.

Кандидат утвердительно склонил голову.

— Когда можете начать?

— Прямо сейчас.

— Отлично. Приходите завтра к полудню.

— Мне не терпится приступить немедленно.

— Мистер Сейджи, ваше рвение похвально, но будем следовать правилам. Завтра секретарь познакомит вас с коллективом. Я с удовольствием изучил бы ваше резюме и пообщался с вашим предыдущим работодателем. Из какого вы НИИ или университета?

— У меня нет резюме, и я нигде не работаю.

Придав голосу бодрость, чтобы не выдать сковавшее напряжение, Ён произнес:

— Это не так важно. Мён экзаменует вас и, если вы действительно профессионал, мы с радостью подпишем контракт.

— О, я отличный специалист, особенно по вопросам времени, ― похвастался Сейджи, и в его тоне проскользнула угрожающая насмешка.

— Что ж, всего хорошего, ― поклонился Ён на прощание.

— Мы еще не закончили.

— У вас какие-то вопросы?

— Я хочу спуститься к антибитовому передатчику.

— Прежде вас проверят на благонадежность, и только потом оформят пропуск.

— А если без пропуска? ― Пришелец двинулся навстречу.

— Я вижу, вы, мистер Сейджи, с юмором. Мы сработаемся. Жду вас в двенадцать.

— Завтра не будет. И будущего тоже.

Пятясь, Ён открыл список контактов, выведя перечень экстренных служб на дальнюю стену.

Соискатель, заметив сосредоточенность Ёна, обернулся в сторону входной двери.

— Не надейся, полиция приехать не успеет.

Блеклая голограмма прицела вспыхнула на дуле пистолета. Прищуренный глаз агрессора смотрел сквозь пересеченные линии. Расстояние между ними сокращалось.

— Что вы хотите? ― задыхаясь спросил Ён.

— Тебя.

— Меня?

— Хватит глупых вопросов!

Мужчина остановился в двух шагах, когда Ён уперся в кресло и плюхнулся в его парчовые объятия, похоронив под собой сложенные брюки и рубашку. Японец, глянув на спешащих за окнами людей, процедил сквозь зубы:

— В Куала-Лумпуре стоило дать той часовнице. Разобрался бы в себе и не пришлось бы встречаться с Юмису.

— Откуда ты зна… ― бесшумный выстрел оборвал его на полуслове. Густая кровь поползла по переносице. Затылок выплевывал мозговую жидкость, которой пропитывалась спинка кресла.

Пуля прошла навылет, раскрошив экранированное стекло. Поток прохожих померк. Резкий порыв ветра, какой бывает на верхних этажах высоток, вспучив растрескавшееся стекло, оголил дрожащие огни ночного Пусана.

Ён распахнул глаза, разорвав едва подсохшую кровавую пленку. Прохладный воздух привел его в чувства. Киллер стоял в глубине кабинета, а в шаге от него валялась открытая коробка с пустующей продолговатой выемкой. Блестящий цилиндрический предмет покоился чуть левее и вел отсчет. На электронном табло число девять сменило десятку.

«Бомба!» ― догадка пронзила сознание.

Восемь.

«Если это бомба, почему он не уходит?»

Семь.

Ён силился что-то выкрикнуть. Отяжелевший язык издал нечленораздельный звук.

Четыре.

«Убежать не успею».

Три.

«Окно. За спиной разбитое окно».

Два.

Один.

Глава 4. Юмису

Корпоративная Республика Корея. Как воодушевляюще и заманчиво звучало название неведанной страны в конце марта, и как она возненавидела его после. Ее бесило все: погода, архитектура, быт и в особенности люди. Не люди, а бездушные машины. Эти биологические болванки вычеркнули из своего языка само понятие интимности, спалили дотла конституцию семьи, закопали основы человеческой близости, свели смысл существования к математическим формулам и коэффициентам производительности. Трудоголики, задолго до рассвета спешащие на свою высокоинтеллектуальную работу, а поздно вечером, уже за полночь, разбредающиеся по отелям, ресторанам и барам, чтобы передохнуть и накачаться энергетиками для очередных свершений.

Они не обращали на нее внимания, как бы ярко она ни одевалась и как бы заразительно ни смеялась. Полулюди-полуроботы равнодушно смотрели сквозь ее красоту: взбученную чёлку а-ля наивная дурочка, длинные ресницы из коллекции «Крылья птеродактиля» и ультрасовременные наряды собственного дизайна. Их не впечатляла ее шикарная обувь: ботильоны из жидкого металла, меняющие форму от клубка змей до игуаны; полусапожки, трансформировавшиеся то в лёд, то в золотую чешую, в зависимости от настроения; туфли ручной работы из настоящей кожи, изготовленные одним умельцем из заброшенных земель. Целый чемодан шикарной обуви, в которой разве что по подиумам да съемочным площадкам ходить, а эти постсексуалы воротят свои кислые хари. Они не ведают о таких понятиях, как стиль и мода. Аморфные существа оборачивают свои постные тушки в мертвенно-блеклые униформы и плетутся на работу. А в довершение всего эти евнухи близоруки к источнику ее женственности ― упругим, сочным грудям. Нормальные мужики, завидев такие планетарные масштабы, захлебнулись бы слюнями, как от поедания свежего лимона, и вспотели бы, прохваченные негой, и ощупывали бы их лихорадочным взглядом (на большее их не хватило бы). Ее пышечкам приличествует слагать оды, а из этих кастратов, напрочь игнорировавших ее манящие сокровища, не выдавить и жалкой нотки. В наборе их стандартизированных ценностей женственность не значится даже на последней строчке. Вывелись в Корее ценители женской красоты. Да и откуда им взяться, когда смотреть не на что. Их женщины ― это мужеподобные особы с грудями-блюдечками под мешковатыми блейзерами. Канцелярские скрепки в нагрудных карманах создают и то больший объем, чем их генетически отредактированные прыщики. Разумеется, обхват ее близняшек, превышающий тонкую талию раза в два, неслучаен. Это не прихоть ее родителей и не спонтанная мутация в искусственной утробе. Она заплатила хорошую цену, плевав на уговоры знакомых и так называемых друзей. Тот заморыш, биоинженер во врачебном халате, прохлюпал, мол, такие большие нынче не в моде, на что получил ответ: «Малыш, не тебе по ним карабкаться». Она же не осуждает собирателей эксклюзива, нумизматов или библиофилов, так почему же она не имеет права носить свою коллекцию ― всего из двух экземпляров! ― с собой? Да и к чему стеснения? Пусть ее злопыхатели да всякие сплетники глодают кости зависти, а она будет выводить своих богинь в свет, чтобы они смотрели на этот инфантильный мир сквозь кисею вечернего платья.

Собственно, смотреть на этом пустыре развратников было не на что. Еще до поездки, выбрав Корею в качестве своей цели, она представляла небоскребы, подпирающие лучезарное небо, в котором кружился рой летающих авто; она видела себя, ступающей игривой походкой вдоль роскошных витрин, а встречные мужчины, женщины и гермафродиты, раскрыв рты, с неудержимым восторгом пялились ей вслед. А каким развлечениям она предавалась в своих фантазиях! Парки аттракционов, дорогие рестораны и кафе, банкеты, казино, вечеринки, друзья, знакомые, любовники, любовники любовников, любовники знакомых и незнакомые любовники. Взмах ресниц ― и кавалеры у ее ног, вымаливают секунды внимания. Она наслаждалась бы их раболепием, играла бы на нервах, до исступления кормила бы их полупрозрачными намеками. Ей не пришлось бы тратиться на продвижение своей акции по защите прав гомосапов. О ней жужжали бы на всех углах, ее узнавали бы на улицах, подставляли бы ладошки для автографов, а администраторы контента заполняли бы ею новостные ленты.

Момент разочарования наступил еще при посадке, когда она насчитала всего с десяток неброских высоток, грациозно смотревшихся только в виртуальной реальности. С космопорта ей пришлось добираться не с ветерком над ночным Пусаном, а в беспилотном такси по вонючим подземным автотрассам, соединяющим разбросанные острова, на которых раскорячилась недружественная столица. Чтобы сесть в машину, пришлось отстоять длинную очередь из менеджеров, возвращавшихся с рабочей смены. В ее родном Куала-Лумпуре транспортное средство подавалось за пару минут. В общем, будничная действительность разительно отличалась от туристических отзывов. Прочитав о целеустремленных и практичных корейцах, Юмису и вообразить не могла, что ничего, кроме работы, их не интересует. Корейскую замкнутость, о которой также много писалось в Сети, она не восприняла буквально. «Моя привлекательность развяжет язык кому угодно, стоит состроить глазки, ― говорила она себе до поездки. ― Иначе как они угостят меня коктейлем? Не самой же просить бармена?»

Путешествие в островной город-государство, где были сосредоточены мозги всего азиатского региона, стал для Юмису прозрением. Суть корпоративных республик, будь то Корейская или Калифорнийская, сводилась к удовлетворению потребностей союзов, то есть ― их владельцев. В союзы поставлялась интеллектуальная, военная и промышленная продукция, а взамен спускались новые планы выработки. Здесь, в технологической житнице, не было разнообразия магазинов, архитектурных шедевров, ночных шоу с суперзвездами, люкса, вычурности. У так называемой страны (если этот анахронизм применим к городу с прилегающими необжитыми территориями) не было элементарных атрибутов государственности. Ни гимна, ни герба, вместо них ― выложенный азбукой Морзе какой-то логотип.

Шли дни, а биения сердца города ― монотонного ритма ― она так и не научилась ощущать. Будь она индивидом с архаичными биологическими потребностями, у нее наверняка развилась бы аритмия. От бюрократизма и канцелярщины, насквозь пропитавших мегаполис безбрачия, появилось отвращение ко всему упорядоченному. Хотелось голой нестись во весь опор по главной улице, носящий название непонятного химического элемента, набрасываться на прохожих, переворачивать скамейки и оскорблять последними словами их омерзительный совет директоров, подчиненный Азиатскому Союзу, гражданкой которого она являлась. Юмису задыхалась, выброшенная волнами авантюризма на безлюдный берег чужеродной культуры, где меланхолия и скука овладели ею также жестко, как те двое симпатичных мошенников во времена ее наивной юности, представившихся всемирно известными кутюрье. В этом бастионе целибата ей не к кому было прислониться, некому было поплакаться о щемящей тоске. Она все отдала бы за один-единственный глоток пошлости. А может, у нее обычный кризис среднего возраста? Об этом лучше не думать! Язычок заплетался в узел, произнося эти невыносимо длинные, жуткие цифры. Шестьдесят два! Она всегда умела прикидываться дурочкой (возможно, большей, чем есть на самом деле), чтобы, глядя на ее вечно молодое личико, ни один обыватель не заподозрил в ней постаревшую деву. Ведь она до сих набоковская нимфетка, закинувшая в океан мужского вожделения мережные чары, в которые вот-вот попадется простофиля Гумберт. Как-то она призналась своему бывшему в нимфестве. Этот скот высмеял ее, мол, американский классик придумал бы для нее особый термин ― геронтонетка. В порыве ярости она чуть не убила его.

В борьбе с культурным шоком, чтобы собраться с мыслями, она отправилась на экскурсию в заброшенные земли. Сидя в защищенном от радиации автобусе, разглядывала руины Тэгу и находила сравнение со столицей ― такой же нелюдимой и безжизненной в часы длинных рабочих смен. Обратную дорогу Юмису тревожили мысли о кровопролитной войне между гомосапами и людьми. Бойню называли не иначе как «операция по поиску баланса». Вытесненные со своих земель, загнанные в подполье гомо сапиенс жестоко мстили. Как объяснили на экскурсии, прямоходящие приматы не стеснялись использовать оружие массового поражения по принципу «если не нам, значит никому». Их логика была непонятна, но еще меньше она понимала политику союзов, сводящуюся к неофициальному тезису «Одна планета ― один вид».

Поездка взволновала и отвлекла, дав возможность переосмыслить свое положение.

По прошествии недели со дня приезда в ненавистную Республику, где сочность красок выцвела до пастельных тонов, и даже листья генно-модифицированных деревьев были тошнотворно-салатовых оттенков, где версии языков менялись чаще, чем любовники в ее бурной молодости, а аббревиатура БДСМ означала «Биохимический Департамент Структурированного Моделирования», ― и вот, после этой бесполезной недели в Пусане, Юмису, терзаемая бездействием, встала перед выбором: уезжать или начать действовать ― сделать смелый шаг, не допуская брак (тут она ужаснулась певучей приставучестью корейских лозунгов). До сих пор она не нашла ни единомышленников, ни спонсоров, а социальные сети, где все делились по коллективам и профессиональным группам, в которых пестрели «ставь класс, если у вас сто дней переработки» или «лайк, если пропустил отпуск», не оправдали ожиданий. Денег на дорогостоящую рекламу не было. Вопреки сложностям, она отважилась действовать в одиночку и заказала целую кипу ярких анимационных буклетов. Она раздавала их на центральных улицах, но работа осложнялась тем, что Пусан был разодран на множество мелких и крупных островов, из-за чего приходилось много передвигаться. Еще не будучи столицей, прибрежный город, окруженный холмами, облюбовал низины дельты реки Нактонган. Мировой океан, подпитываемый талыми водами ледяных пустынь Гренландии и Антарктики, поглощал один за другим прибрежные города. Жители Пусана поднимались на возвышенности, которые постепенно отделялись в независимые участки суши ― каждый со своим центром и субкультурой. Юмису не пыталась запомнить названия десятков разрозненных клочков земли ― ей было некогда: форум приближался, конференц-зал забронирован, речи написаны, а она, распространяя листовки, продолжала безрезультатно метаться из одного района в другой. Люди брезгливо брали прокламации с движущимися картинками и всплывающим текстом: «Разве они заслужили такую жизнь?». А потом она находила результаты своего труда в ближайших мусорных корзинах. Вытаскивала, разглаживала и раздавала провокационные листовки по второму, третьему, десятому кругу. «Даже если до адресата дойдет сотая доля, я соберу целый зал», ― рассуждала она.

— Пожалуйста, не проходите мимо, ― молила она прохожих, стоя под лезвиями дождя, когда зонтики царапали лицо, а холодные ливневые потоки полоскали ей ноги. ― Это очень важно, ― перекрикивала она штормовой ветер, задувающий с Японского моря. ― Приходите, будет интересно, ― убеждала она очередь в бар, навязывая замусоленные листовки. С утра и до позднего вечера носилась она по бесконечным плазам, улочкам и подворотням. Дело шло медленно.

Время пролетело незаметно ― пятое апреля вступило в свои права.

Юмису смотрела со сцены в пустоту зрительного зала. Десять минут назад она должна была приветствовать собравшихся и представить документальный репортаж о резервациях, разбросанных по необъятному Азиатскому Союзу от Суматры до Северного океана, от Берингова пролива до Каспийской пустыни. Ужасные условия содержания гомо сапиенс должны были выдавить из собравшихся если не слезы, то хотя бы капельку жалости.

Никто не пришел и через полчаса, не считая невзрачного типа, усевшегося на предпоследнем ряду. Юмису обрадовалась: возможно, это представитель СМИ. Одного репортера будет достаточно, чтобы усилия не пропали зря. Каково же было ее разочарование, когда после проникновенной речи, обращенной к нему со сцены, он поднялся и вышел. Его хватило на пару минут.

Терпение лопнуло. Смахнув слезы отчаяния, Юмису прихватила инкрустированную дешевыми алмазами сумочку и выбежала в холл, где для участников форума были сервированы столы со скромными закусками.

Юноша, который минуту назад наплевательски отнесся к ее стараниям, окрикнул ораторшу жующим ртом, но она уже выпорхнула на улицу под сень козырька, чтобы, отдышавшись, бежать дальше. Ненавистный офисный блейзер а-ля замухрышка, который она специально подобрала под местное безвкусие, душил до изнеможения. Расстегнув пуговицы, она подставила свою вместительную ложбинку под прохладное дыхание ветра.

— А вы своеобразная, ― сделал он комплимент по-китайски. В грубоватом юношеском голосе прозвучал забавный акцент, режущий слух в восходящих тонах, а мягкий слог «йэ» был исковеркан до «джи», «своджиобразная».

Не удостоив его и унции внимания, она демонстративно увела взгляд в сторону.

— Меня зовут Сергей.

Кровоточащее самолюбие мешало собраться, чтобы отвадить наглого юнца.

— Зря вы, дамочка, так стараетесь. Им наплевать.

— Как там тебя… Ксио Дай? ― не поворачиваясь, бросила она через плечо. ― Отвали!

— Вряд ли на банкет уже кто-то придет, столько еды пропадет. А вы, наверное, в «Континентале» остановились? Он в той стороне, за тем домом с балконами. Через переулок дойдете за десять минут.

Юмису подождала с полминуты, чтобы посмотреть, в каком направлении пойдет этот умник. Она выберет другой маршрут, вернется к себе в отель и зароется в горячих струях душа.

Свидетель ее позора продолжал нести дежурство, будто насмехался над ней. Что ж, она выскажет все, что думает об этом городе и его жителях. Подбоченившись, она развернулась, да так, что чуть не ударила локтем случайного прохожего.

— Послушай-ка, дорогуша, я проделала свой путь не для того… ― оборвала себя на полуслове. ― Постой… Ты же индивид с архаичными биологическими потребностями.

— Гомосап? Вовсе нет, ― пожал он плечами.

Юмису пристально оглядела молодого человека. Фигуру среднего роста скрывала объемная парка с широким воротником и светящимся ярлыком на груди для регулировки температуры, мешковатые штаны из грубой материи и дешевая обувь спортивного типа ― такие раздают правозащитные организации.

Бровь Сергея изогнулась крылом молодого ворона, и в этом многозначительном взгляде читалось: «Удовлетворила свое любопытство?». Но девушка пропустила столь выразительный жест, потому что мимика гомосапов была сумбурна, подчас непроизвольна, и не всегда отражала их истинных мыслей. Нагловатая ухмылка, не отягощенная кротостью, съехала в сторону. Пятерней он загреб темные космы, оголив низкий лоб, мол, смотри, любуйся. Гладкое матовое лицо европейских пропорций демонстрировало напускное безразличие.

— Не гомо сапиенс? ― переспросила она, заметив мелькнувшую в нем настороженность.

— Нет, ― ответил он, и, повременив, дав повторно оглядеть себя, с вызовом произнес: ― У вас, дамочка, хорошо наметан глаз на людей с заброшенных земель. Да, я родом оттуда.

— Так и знала! Сколько тебе лет?

— Смотря для чего.

— Чтобы шляться одному в темное время суток.

— Для комендантского часа еще рановато, а на Кымджонсане его и вовсе нет. Так что имею право дышать здесь с вами одним воздухом.

— Сео Дай, извини, я не это имела в виду. Не хотела тебя обидеть. Эти дурацкие ограничения… Я всегда была против.

— Зачтено. Мне пятнадцать.

— Я думала лет на пять больше.

— Тяжелая жизнь и голод нас быстро старят, если вам знакомо это слово, ― склонив голову, печально пробубнил он.

— Мне очень жаль, и не только потому, что вы мало живете, но и за все гонения, за жестокость и несправедливость, ― пролепетала она.

— Впервые вижу такое неравнодушие к гомосапам. Отрабатываете какие-нибудь международные гранты?

— Это частная просветительская лекция. Об этом крупными иероглифами на всех буклетах написано. Все это за мой счет! ― рассердилась она.

— Я в корейских закорючках не шарю.

— Прости, не подумала. Я тоже ничего в них не смыслю. Брошюры заказала на корейском, надеялась, так им ближе будет. Китайский как-никак второй государственный. А все равно никто не пришел.

— Тут другой подход нужен, а ваши, дамочка, форумы их не проймут.

— Во-первых, мое имя Юмису. А во-вторых, ты из какого бюро советов вылез? Я в гуманитарной миссии таким, как ты, пайки распределяла ― я лучше знаю, как мне бороться за ваши права. И твои в том числе.

— Интересное у вас хобби. Что ж, боритесь, ― дернул он плечами, ― правда, я вас об этом не просил.

— Вот и чудненько!

Не найдя и щепотки учтивости, Юмису молча продефилировала прочь. Она не намерена терпеть унижений. Она уезжает. Прощай, Пусан! Сдавленная в ловушке собственных амбиций и самоуверенности, она наконец-то призналась себе, что потраченные сбережения и душевные силы были напрасны.

Перейдя улицу, она заметила в витрине интересную юбку (на самом деле фасон был отвратителен, но ее привлекли необычные складки, которые идеально смотрелись бы на ее вечернем платье, если его переделать). Остановившись, она пригляделась. В отражении на нее смотрела утомленная бесплодными трудами женщина. Косметичка Shorelline поправит любой изъян. Юмису пошарила в сумочке, но та оказалась полупустой. Пропали духи «Морской поцелуй», генетические пилюли для быстрого наращивания ногтей, пигментальная микстура «Бронзовый восход», золотой браслет с сапфирами (память о бывшем), пищевой батончик и кое-что по мелочи. Воришка не тронул салфетки, крем и смятые брошюры.

— Паршивец! ― выругалась она. ― Меня еще и обокрали. Так тебе и надо, дура! ― оскорбила она своего блеклого двойника.

Вернувшись в отель, она покидала в чемодан дизайнерские блузы и мини-юбки. Дрим-сталкер¹⁴ затолкала в боковое отделение, было не до сна.

Устроившись на подоконнике, она наблюдала за ползущими каплями дождя и спешащими в ночную смену шляпками зонтиков. Ранним утром шестого апреля за ней пришло такси, вынырнувшее из подземного туннеля перед входом в отель.

Покинув номер, она услышала журчание и плеск. После каждого постояльца комната обновлялась. Вещи и облицовка таяли, превращаясь в исходную жидкость, которая стекала в специальный сборник, чтобы быть использованной вновь для создания новых интерьеров.

— Десять дней. Милая моя, всего за десять дней ты спустила в унитаз свои мечты, ― поглумилась она над собственным невезением.

В зале ожидания она скучала, разглядывая разносортных пассажиров. Ей хотелось, чтобы кто-нибудь заговорил с ней. Неважно о чем, просто подошел бы и поговорил.

Она сидела в одиночестве, чувствуя себя последним изгоем. Фантазия навязала ей роль героини, потерпевшей катастрофу в личной жизни. Она воображала, как какой-нибудь альфа-самец, сраженный фееричной сексапильностью отчаявшейся красотки, растолкает толпу и бросится к ней, чтобы унять и пожалеть. Он нашел бы правильные слова, уговорил бы стерпеть удары судьбы и продолжить борьбу. А затем он жалел бы ее прямо в кабинке туалета. Хотя нет, уборная космопорта ― это пошло и дешево. Он разгонял бы ее печали в президентском номере «Карлтона» или «Плазы Кэпитал», или в шикарном «Вингсингтон Рояль». Жаль, в реальной жизни такого не случится.

Она провожала взглядом суетившихся пассажиров, отвлекая себя от назойливых вульгарных мыслей. Что скажет она, когда вернется в Куала-Лумпур? С позором признает поражение и попросится обратно в «Сапиенс Райтс Вотч»¹⁵? Она обозвала бывших коллег лентяями, тихонями, бестолковыми чинушами, проедающими на совещаниях собранные средства. Они сидели в столичных офисах и иногда выбирались со спонсорами в образцово-показательные лагеря, и на все ее предложения развернуть благотворительную деятельность в заброшенных землях ― она даже предлагала свою кандидатуру в качестве регионального учредителя! ― они отвечали, мол, для начала необходима законодательная база. А в один далеко не прекрасный день они повысили какую-то жалкую выскочку, не проработавшую и месяца, до советника по развитию, и на первом же совещании та озвучила идеи, с которыми носилась Юмису, как свои собственные. Не выдержав такого унижения, Юмису крикнула в их жующие рты, в их вытянувшиеся физиономии «Я увольняюсь!». Вечно заспанная начальница поинтересовалась: «Юмису, куда ты поедешь?» ― и получила мгновенный ответ: «В Корею». На карте, случайным образом выведенной на стену, эта территория была отмечена красным как потенциально сложная зона для развития. Когда новоиспеченная советница спросила, чем та займется, Юмису пренебрежительно отозвалась: «Я открою собственную гуманитарную миссию и добьюсь за месяц больше, чем вы сделали здесь за десять лет! Следите за новостями!» Она ушла, чтобы действовать, а не обивать пороги учреждений, защищая бюджет и клянча у спонсоров дополнительные деньги. Оглядываясь в прошлое, Юмису нехотя признала, что «Сапиенс Райтс Вотч», так или иначе, достигла кое-каких успехов. Общество перестало относиться к гомо сапиенс резко негативно, были сняты запреты на посещение публичных мест.

Но бывший работодатель ― это полбеды. Извиниться за сказанное и пустить слезу раскаяния будет стоит не дороже потекшей туши (да, в Корее и такая еще продается!). О ее капитуляции узнает Каони, с которым они расстались два года семь месяцев и четыре дня назад! Тот самый, что оскорбил ее, назвав геронтонеткой. Перед отъездом она сообщила ему ― хотя зарекалась никогда с ним не общаться ― о «крестовом походе» в Корейскую Корпоративную Республику. Она титуловала себя борцом, несущим ценности гуманизма в широкие массы, назвалась ангелом добра, короновалась царицей милосердия. Столько наговорила, что теперь, сидя в космопорте в пораженческом настроении, стыд выжигал ее изнутри.

Каони ― это короткий эпизод, заполнивший всю ее жизнь. Они познакомились на работе, когда тот пришел к ним на собеседование. Оглушенные, словно в эпицентре взрыва, их одинокие сердца сдетонировали синхронно, пропустив через себя разряд вожделения. Их накрыло любовью, такой ненасытной, такой незрелой, будто у них это было впервые. Они договорились о встрече в баре. Каони угощал ее коктейлями и осыпал нежностями, а потом, на следующий день, она умоляла заспанную директрису взять подающего надежды молодого человека в качестве волонтера. Начальница противилась, утверждая, что такие долго не задерживаются. Юмису уговорила. Более того, их вместе определили в один печально известный проект по закрытию частной резервации для гомо сапиенс, где вовсю хозяйничала Мэйли Тох. После ухода той женщины-монстра, которая впоследствии за неведомые заслуги заняла пост министра здравоохранения, они выхаживали несчастных, истерзанных концлагерными порядками, забитых гомосапчиков. Получив в резюме отметку об участии в благотворительности, Каони уволился, не проработав и полугода. Он даже не предупредил заранее, а просто за завтраком поставил ее перед фактом, что на работу поедут разными путями: она ― к своим «обезьянкам», а он ― к какому-то мелкому политику. Обидевшись на бойфренда, она все же попросила начальницу попридержать место на случай, если тот передумает. Азиатский Союз ― не американская лотократия с ее быстро меняющимся политическим ландшафтом, здесь правят неумирающие старики, которые просто так насиженных тронов не сдают, и молодую политическую поросль прореживают тщательно. Парламентарным холуем Као понравилось работать больше, и он не вернулся. А потом они и вовсе расстались. Юмису продолжила работать в «Сапиенс Райтс Вотч», а у Каони дела пошли в гору благодаря его пробивному характеру, который оказался во сто крат сильнее консервативных традиций. Он мелькал в новостях в окружении финансистов, министров, серых кардиналов и членов совета директоров Корпоративной Республики. Был неоднократно застигнут папарацци в клубах, на яхтах и частных вечеринках в обществе красоток обоих полов. Впрочем, если верить слухам, похождения этого однолюба были подставными. Юмису чувствовала, что он любит ее, свою единственную геронтонетку. Она перестала читать новости, чтобы не терзаться свершениями бывшего. Находила успокоение в том, что останься она с Каони, ей отвели бы роль «стояльщицы за спиной». Такой расклад ее не устраивал. Она бросилась в корейскую прорубь, чтобы закалиться и достичь чего-то стоящего. Но не достигла. Фантазийные свершения разбились об объективную реальность, и вместо успеха она получила порцию унижений от безликих фигур, полуодушевленных существ, занятых бесконечной работой.

Мимо горюющей девушки, витающей в воспоминаниях, проходили безразличные люди. Зал ожидания то затихал, то по нему прокатывались волны пассажиров с прибывших рейсов. Юмису вновь представила красавца-блондина, чтобы отвлечься от сухонького Каони. Ее воображаемый любовник на коленях требовал дать шанс этому городу.

«Чего ты ждешь, милашка? ― спросила она у самой себя. ― Никто к тебе не подкатит. Сознайся, ты никому не нужна и бежать тебе некуда. Нечего придумывать терапевтических мессий. Хочешь плакать? Реви в подушку. Охота жаловаться ― жалуйся своему отражению. Но если хочешь чего-то достичь ― работай на износ! Вытаскивай себя из дерьма своими наманикюренными ручками ― и вперед! Как там говорится? Оплакивая свое поражение, ничего не изменишь».

Возвращаясь в отель, она обдумывала дальнейшие действия. Во всем можно разглядеть возможности, если смотреть непредвзято. Что-то обязательно подвернется, что-то наверняка придумается.

На ресепшен ее ждал сюрприз. Робот передал сверток, в котором она обнаружила украденный золотой браслет и косметику. Пищевой батончик не вернули.

— От родственника, ― пояснил работник отеля.

— Какого родственника? ― рассмеялась Юмису.

— Этого молодой человек не уточнял.

— Он соврал!

— Сомневаюсь, ― возразил андроид, ― мы умеем распознавать ложь.

«А вот и возможность!» ― отходя от стойки, прикинула она.

На следующий день Юмису отправилась на поиски мальчишки. Она приехала на остров Кымджонсан, славящийся пересохшими каскадами рисовых полей, и обошла его захолустья на северо-востоке ― идеальное место для беспризорников. Голая и безжизненная оконечность острова представляла собой последствия апокалипсиса. Заброшенные постройки, размытые дороги, покосившиеся столбы, гулкие колодцы теплотрасс, вывернутые из анатомированной земли трубы. Побережье было завалено серыми глыбами правильных форм, в которых угадывались дверные и оконные проемы. Вдоль береговой линии невиданные ржавеющие монстры разбросали свои лапы-конвейеры, а их дырявые желудки ― прогнившие элеваторы ― издавали голодное гудение при каждом порыве ветра. Механизированные чудища жадно тянулись транспортерными хоботами к мутной воде, будто хотели осушить целое море. Между огромных полуавтоматических челюстей застряла недожеванная строительная плита, поразившая Юмису каким-то многократным унынием.

— Руины старого Пусана. Ими завалено все дно залива. Сколько ни чистили, а меньше не стало, ― пояснил Сергей, заставив вздрогнуть Юмису своим неожиданным появлением. ― Те отмели вдали были чьими-то домами. Нашими домами. А на том пустыре был когда-то фильтрационный лагерь. Нынче тут и мотка колючей проволоки не сыщешь. Моих предков сгоняли сюда в бессчетном количестве. Они пили из луж и выковыривали корешки, лишь бы продержаться до депортации. Еще больший голод их ждал в бесплодных землях. Миллионы погибали от болезней, холода, жажды. Принудительные аборты тем редким женщинам, которым удавалось забеременеть.

— Мы поступали с вами подло, обвинили вас в подъеме уровня мирового океана, в уничтожении экологии. Мы прогнали вас в заброшенные земли и продолжаем притеснять. О геноциде, обо всей творящейся несправедливости я и хотела донести через просветительский форум. Ты был прав, им наплевать. В них нет ни стыда, ни жалости.

— А вы, дамочка, совестливая. Или явились за батончиком? Так он съеден. А ваши побрякушки я вернул. Они нам ни к чему, хотя бабушке понравились духи.

Юмису извлекла из сумочки «Морской поцелуй». Красивый пузырек исчез в бездонном кармане куртки. Отданный флакон благородной жидкости не сравнится с теми пафосными речами, листовками и призывами, на которые она распылялась полторы недели подряд, но зато это ничтожно маленькое благодеяние было вполне конкретное.

— Я работала в благотворительной миссии, и не понаслышке знакома с проблемами вашего социума. Знаешь, какой путь я прошла в этой корпоративной глухомани, сколько средств потратила на семинар для пустых кресел, по каким злачным переулкам шлялась, зазывая послушать о творящемся ужасе? Я проделала тяжелую работу не для того, чтобы отступить. Я хочу добиться их внимания, и сдается мне, у тебя есть кое-какие соображения, как этого достичь.

— Вам показалось, ― замялся он, и тут Юмису заподозрила его во вранье. Парень отвел хитрые глаза в сторону, неестественно прищурившись.

— Сирао, славный мой малыш, твоей бабушке нужны лекарства?

— Спасибо, конечно, но она здорова. И еду я умею добывать.

— Какой ты шустрый, ― она потянулась, чтобы погладить его по буйной шевелюре, но тот круто вывернулся.

— Недавно я потерял отца…

Не моргая, прослезившимися глазами, он завороженно смотрел на море. Ветер раздувал куртку, трепал ниспадающие на лоб космы.

— Я прекрасно понимаю, каково это, когда теряешь связи. Это как любимая кофточка, расходящаяся по швам. Бедный ребенок, совсем сирота… ― Юмису прервала затянувшуюся паузу, смахнув со щеки сердобольную слезинку.

— Не надо меня жалеть, я как-нибудь справлюсь. И я не сирота. Отец жив, просто он не с нами.

— Мужчины… Давно он бросил вас?

— Папа никогда бы так не поступил. Он пропал восемь дней назад. Моя вина, что не отговорил его. Ведь как чувствовал, что случится что-то плохое. Наверняка папа в тюрьме и дожидается депортации в какую-нибудь отдаленную резервацию. А там мы уже никогда не найдем друг друга. В общем, вы правы, я сирота. ― Сгорбив спину Сергей, уткнул лицо в рукав.

— Серагей, не расстраивайся. ― Юмису коснулась его предплечья. ― С тобой связывался уполномоченный по правам индивидов с архаичными биологическими потребностями?

— Я о таком даже не слышал, ― пробубнил он в плотную ткань.

— Дорогой мой, успокойся, такие случаи по моей специальности. Мы соберем пресс-конференцию и заявим на весь Союз о нарушениях твоих прав. Они обязаны были вручить протокол обвинения.

Сергей, открыв серьезное лицо, ровным голосом произнес:

— Дамочка, давайте распрощаемся. Мы не поняли друг друга.

Юмису растерянно захлопала ресницами, соображая, что сказала не так.

— Сурге ― я правильно произнесла твое имя? ― я имела в виду…

— На вашу конференцию никто не придет, и слушать вас не будут.

— Тогда что я должна сделать? Написать имя твоего отца на грудях и пробежаться обнаженной по городу? За такое мелкое хулиганство отделаюсь штрафом, зато слух о нас докатится до японских островов! Как его зовут?

— Зилл, ― ответил Сергей, украдкой глянув на высокий бюст Юмису, когда та в уме прикидывала размер шрифта.

— Всего-то! Продублирую на каждой груди.

— Они посмеются над вами.

— Семинары и перформанс неэффективны, тогда что?

— То, что коснется их общества, потрясет, заставит пойти на переговоры.

Юмису задумалась. Ничего толкового на ум не приходило.

— Есть действенный метод, но не совсем… ― парень замялся, раскачивая голову из стороны в сторону.

— Не совсем честный?

–…и законный.

— Фи! ― Юмису подбоченилась. ― Ради высоких целей я готова пожертвовать своим маникюром, а уж нарушение закона меня и подавно не отпугнет.

— Это не мелкое хулиганство. Я вам сейчас скажу, а вы в полицию побежите.

— У меня и без этого была масса причин так поступить, но ты до сих пор на свободе. Ну-у?

Мальчишка изучающе посмотрел на Юмису, а после сказал:

— Мы похитим какого-нибудь известного топ-менеджера или ученого и обменяем его на папу.

— Ха! Издеваешься?

Сергей оставался серьезным.

— Саруэ, милый мой, ты свихнулся? Или твой китайский я плохо разобрала? Скажи, что ты не это имел в виду.

— Я не прошу вас никого похищать, это сделаем мы. Вы лишь найдете подходящего кандидата, заманите его, а мы его свяжем и вывезем за город. Когда о пропаже заговорят, вы предложите себя в качестве переговорщицы.

— Что за детские бредни! Похищение он затеял… И с кем я связалась? Чтобы я следующие лет пятьдесят с твоим Зиллом в тюряге гнила!

— Возвращайтесь к своим бесполезным форумам.

— И вернусь! Похитить человека… Тебя растопчут! И как малолетка такое придумал?

— Вам не понять, каково это ― ждать и надеяться. Когда бродишь под чужим дождем в моросящем городе и выискиваешь в тумане лиц родные черты, ― от волнения Сергей напутал слова, но получилось очень трогательно и даже поэтично.

Не в силах выдержать несчастный взгляд, проникающий глубоко под кожу, Юмису отвернулась. Она наблюдала за летящим катером, вспарывающим застоявшуюся стихию на две разбегающиеся волны. У всего есть цель, и у белого катера, что развозит туристов по расписанию, и у волн, что достигают берегов. Стремление к цели имеет последствия как негативные, так и положительные. Только разбитая лодчонка, выброшенная на вечную отмель, бесцельно сгниет, развалится, не оставив после себя ничего. Какое-то знакомое ощущение безнадежности поразило ее, будто она приехала в пусанский космопорт.

— Сколько вас? ― поинтересовалась она.

— Вы с нами? ― воодушевился парень.

— Я ничего не обещаю.

— Поверьте, мы никого не убьем и не покалечим. Мои друзья очень аккуратные. Кстати, называйте меня Сержем. Серж Белкин мое полное имя.

— Значит, я нахожу подходящую кандидатуру, а ты, Серж Белкин, сделаешь все по-тихому? ― задумчиво спросила она.

Следующую неделю Юмису пребывала в непонятном для нее настроении: так много она еще никогда не спорила со своей совестью. Подчас казалось, что мысли оглушают окружающих, и она сильнее сжимала губы и прикусывала язык, и старалась сосредоточиться на чем-то отстраненном, пока мысленные тропки не приводили ее к тому, что такое сотрудничество с гомосапами подпадает под статью об организации преступного сообщества. Внутренний диалог с собственными убеждениями незаметно перешел от спора о том, участвовать в предстоящей спецоперации или нет, к размышлениям над последствиями. Она меняла гостиницы каждые два дня, и перед заселением подбирала дизайн штор, мягкость диванов, расцветку посуды, а затем поднималась к себе и обнаруживала, что все ее изысканные пожелания, вплоть до мельчайших деталей, выполнены безукоризненно. Халат идеального размера под ее нестандартную фигуру, полотенца с рюшами, высокие прикроватные тумбочки, как она любила, ― но даже в этой непривычной, отвлекающей корейской новизне, подчиняющейся законам управления материей, она никак не могла отделаться от навязчивой мысли, что ее арестуют. Номера гостиниц, как огромные трехмерные принтеры, воссоздавали обиход под нужды и вкусы проживающего; индивидуальные дизайнерские предпочтения пользователей хранились в Сети наравне с множеством шаблонов, так что выбор был более чем велик, ― а Юмису невольно представляла себе тюремную камеру. В тюрьме наверняка есть двери, не то что в отелях. В корейских домах, не считая учреждений особого статуса, дверей не было как таковых, вместо них дверные проемы заволакивались непрозрачной звукопоглощающей голограммой. Именовалась эта технология старинным словом «патиола». Патиолы неспособны защитить от несанкционированного визита в номер, когда она, вся в нектаре и фиалках, принимала бы распыляющий душ; но по факту этого не случилось бы никогда, и не потому, что коренных жителей не интересовали ее медовые прелести, а потому, что врожденная порядочность не позволяла местным входить без разрешения. «В тюрьме, ― пугала она саму себя, ― будут железные двери и жесткий топчан, а вместо корейской кухни, которую ты так полюбила, тебя будут потчевать помоями». По прошествии недели тяжких раздумий она оказалась перед выбором: риск или унижение ― попытать удачу или вернуться домой, где ее никто не ждал.

Юмису встретилась с Сержем в условленном месте и сообщила о своем согласии, но с большими оговорками. Она подыщет подходящего субъекта и заманит его в гостиничный номер, на чем ее участие заканчивается. Она не желает присутствовать при нейтрализации и дальнейшей упаковки жертвы в чемодан, но заранее объяснит, как бронировать такси. Через аэроэкран похищенного Серж вызовет машину до окраины города, где ветвятся заброшенные канализационные туннели.

Серж согласился.

Юмису зарегистрировалась в аппликации знакомств ― безопасном месте поиска будущей жертвы похищения.

Шли дни, но ничего путного не подворачивалось. Иногда приходили приглашения на «массовые излияния» ― так экспаты называли групповые развлечения ― или запросы на донорство ДНК для создания «семейной ячейки». Нескольких безрезультатных дней было достаточно, чтобы схватиться за первое подвернувшееся предложение. Секс местных не интересовал, а ничего другого в арсенале ее способностей, не считая опыта в благотворительности, у нее не было, поэтому Юмису тщательно готовилась к предстоящей встрече с молодым мужчиной из исследовательского института, название которого ей ни о чем не говорило. В одной познавательной статье о Корее подробно рассказывалось о семейных ценностях. Оказывается, типичная корейская семья ― это двое или более взрослых, решивших примерить на себя роль инвестора. Ребенок, выращенный в искусственной утробе, является материальным активом, не приносящим прибыль, но повышающим социальный статус участников сделки с возможностью укороченного рабочего дня. Хитрая бонусная система предполагала, что часть прибыли, приносимая ребёнком, когда тот начнет трудовую деятельность, будет отчисляться в Фонд содержания¹⁶. Быть девственником и одновременно родителем множества детей, с долей в несколько процентов в каждом, оставаясь при этом добропорядочным семьянином в дюжине семей, в Корее абсолютно привычное дело. А если та единственная или тот неповторимый так и не повстречались на жизненном пути, и заполнить анкету на будущий пол и цвет глаз ребенка не с кем, то для одиночек существовала масса механизмов усыновления: дети в лизинг с ускоренной амортизацией, сублизинг, аренда детей по договору доверительного воспитания или получение прав на вторичном рынке через открытое предложение. Партнер рассматривался как единица хеджирования рисков совместных накоплений, но никак не объектом для удовольствий.

Кое-как разобравшись в функционировании системы взаимоотношений в стране-мегазаводе, Юмису прихорошившись отправилась на свидание с симпатичным незнакомцем. Каково же было ее изумление, когда парень из НИИ сверхвысоких энергий притащил на встречу своего коллегу. Прикинув, что как минимум одного из них завлечет в отель, Юмису смело отправилась с ними в ближайший бар. Попивая шипящую кислятину в пьяном рокоте клиентов и стоне надрывающейся певички, они болтали об инвестициях, технологических новшествах, перевыполненных планах ― обо всем, о чем у Юмису не было никакого представления, и она, вынужденная поддакивать, упорно сводила разговоры к погоде и намекам на сексуальную близость. Ее сразило тотальное отчаяние, когда они наотрез отказались идти к ней в отель, а настойчивость и вовсе обернулась пренебрежительным игнорированием. Мужчины переключились друг на друга и продолжили общаться между собой на корейском какой-то там версии, разработанной для внутреннего пользования.

Прошло много пустых дней, прежде чем от некоего типа по имени Ён пришло робкое «Привет». Помешанные на своих статусах, корейцы хвастались занимаемыми должностями, но ее знакомый предпочел не распространяться, где и кем работает. Она избрала тактику примерной слушательницы. Одобрительно кивала в нужных местах, вставляла банальные комплименты и постепенно ее новый знакомый осмелел и разговорился. Он часами растлевал ее слух фаллическими ножками антикварного кресла. От нудных подробностей плотнических утех с неодушевленным предметом тошнило: петтинг подлокотников, фроттаж золотой парчи, игрища с маслами. Как же перегрелись ее ушные раковины, жаждущие сладких дифирамбов! Кое-как она выдержала вербальные пытки, и ее страдания вознаградились. Он вдруг ― не без стеснительности ― согласился встретиться после работы и поболтать. Для оглушительного эффекта Юмису хотелось поймать рыбку покрупнее, но других вариантов не предвиделось ― сойдет и дизайнер мебели! Наученная горьким опытом, она аккуратно удостоверилась, что он придет один. Когда на свидании он заговорит о смазывании пружин, она ненавязчиво предложит проверить изголовье кровати в ее номере.

Время встречи приближалось. Юмису, сменив отель, перебралась в тот, что располагался в тихом квартале, в двух шагах от бара, где она рассчитывала сразить невосприимчивого к пленительным чарам мебельщика. Ей постоянно грезилось, что мужчинка передумает и все отменит в последний момент. Почему-то она испытывала легкое облегчение от этой потаенной надежды. Тот заряд твердости, что когда-то поддерживал ее, постепенно размяк. Она сомневалась, и сомнения с каждым днем усиливались: кто такой Зилл и существует ли он вообще? Она не могла проверить эту информацию, иначе ее вычислят и свяжут с похищением, если афера провалится на каком-нибудь из этапов. Приходилось слепо доверять гомосапу и его подельникам, о существовании которых она слышала расплывчатые байки. А вдруг юнец страдает каким-нибудь расстройством психики и втягивает ее в свои параноидальные игрища? Сколько случаев она перевидала, когда с виду здоровый индивид впадал в истерику и бился в припадке. Нестабильные мыслительные процессы могли сбиться в любой момент их короткой жизни. Юмису успокаивала себя, что если гомосапам, при их лотерейных генах и мезозойском мышлении, удалось создать совершенных потомков ― род гомо супериор¹⁷, ― то в таком простом вопросе, как киднеппинг, она сможет на них положиться. И все же волнение не утихало.

Наступило двадцать пятое апреля ― день, который Юмису так долго ждала и которого боялась. Накануне от Ёна пришло подтверждение, заставив ее авантюрное сердце трепыхаться пуще прежнего. Он отмел ее предложение о свидании в баре и забронировал столик в ресторане «Эпикарион», что располагался в посольском районе на Йонджегу ― главном и самом большом острове Пусана, ― с высоты садящегося космолета похожего на растекшуюся кляксу. С соседнего Кодже пешком не добраться, а значит, останется пометка о поездке… Отель менять поздно, придется рисковать.

В то утро дрим-сталкер разбудил рано. Несмотря на заказанный сон-мультик, она спала беспокойно и поверхностно. Позавтракала в номере, подремала, а к полудню спустилась в безлюдную столовую, где отобедала какой-то чудовищной бурдой, отдающей второсортным фиброином. До вечера просидела в номере, подбирая прикид. Ее любимые платья больше не подходили. Одни казались слишком вычурными, другие, напротив, безликими или немодными, а наряжаться в универсальное тряпье, чтобы слиться с урбанистической пасторалью, ей даже на ум не приходило. «Закажу-ка что-то оригинальное! Пока примут заказ, распечатают, доставят… Нет, не успею», ― раздумывала она, стоя в ультратонком нижнем белье и перетасовывая гардероб. По привычке включила новости. Картинки разрушенного здания в центральном районе острова Йонджегу привлекли внимание не сразу. Голос за кадром произнес ключевые фразы: «теракт», «азиатские повстанцы», «пострадавшие». Она плюхнулась на пол, жадно ловя каждое слово, каждый кадр.

Увлеченная новостями, она не заметила, как через патиолу к ней в комнату вошел высокий, плечистый мужчина в куртке, из-под капюшона которой горели синие глаза. Он не позвонил, а просто шагнул сквозь голограмму двери и с каменным лицом навис над ней.

— Вы из полиции? ― встрепенулась Юмису.

— Серж. Не узнала?

— Ты?

Он сбросил куртку, благодаря которой казался раза в два больше, и небрежно накрыл ею прикроватную тумбочку. По-хозяйски оглядел помещение.

Это действительно тот пятнадцатилетний беспризорник с пустынной оконечности Кымджонсана, но выглядел он совсем иначе и значительно старше.

— Замуж собралась? ― усмехнулся он, глядя на платье, распятое на кровати. Уже с порога он обратился к ней на «ты», а его голос и повадки изменились до неузнаваемости.

— Ты обещал, что вы никого пальцем не тронете! А это как понимать?

На экране ховеркары¹⁸ спецслужб кружились вокруг полуразрушенной высотки. Площадь Моря Дирака была оцеплена. Толпа зевак и представителей СМИ обступила прилегающие тротуары.

— При чем здесь взорванное здание и мы?

— Послушай, что говорят, ― Юмису включила звук.

— Тогда в 2314 году был задержан индивид с архаичными биологическими потребностями. Субъект с ярко выраженными признаками маскулинной идентичности сознался в серии терактов, направленных на дестабилизацию политического курса Республики…

Серж выключил звук.

— СМИ вытащат новости столетней давности и будут очернять нас, пока общество не потребует репрессий. Знакомые методы! Мы похитить-то никого не можем. И вообще, как теракт помог бы в освобождении моего отца?

— Не знаю, не знаю, ― заладила Юмису. Доводы ей показались разумными, но ситуация ― страшной. ― На Йонджегу полно полиции. Думаю, сейчас не самый лучший момент для похищения. ― Окончание фразы она произнесла полушепотом.

— Наоборот! У полиции дел по горло, им не до нас. Да и как такую красивую, хрупкую девушку можно в чем-то заподозрить? Разве что в нехватке общения с мужчиной. ― Он шагнул в ее сторону и спрятал руки в задние карманы брюк, обезоруживая контуры точеного торса под тесной футболкой.

— Тебе пятнадцать.

— Мне девятнадцать, ― сознался он. Кадык подскочил, как взволнованное сердце девушки, и опустился синхронно с ее стыдливым взглядом.

— Нельзя, ― пролепетала она, не понимая, что имеет в виду.

— Почему? ― Его бровь вопросительно изогнулась, словно темно-бархатистая тесьма на нижнем белье.

— Там центр перекрыт, ― нашлась она.

— Ресторан в другом районе.

— Да, но…

Раздался мягкий звонок, оборвавший на полуслове уже слетевшую было с губ отговорку.

— Романтический ужин, ― пояснил Серж, направляясь к патиоле.

— Я же собираюсь в ресторан, ― Юмису бросилась за Сержем, чтобы остановить его, но было поздно. Голограмма отключилась и в комнату вкатилась громыхающая тележка. Официант откупорил бутылку с алкогольной водой и наполнил высокие бокалы прозрачной жидкостью.

— Принесите на завтрак газировку и корзину протеиновых фруктов. После секса у нас страшный жор. Дорогая, ― обратился он к сообщнице, ― как насчет пирожных? ― растерянная Юмису издала протяжный звук «эм». Ее фальшивый любовник ответил за нее: ― Пару штук, с ванилью. Кстати, спа у вас круглосуточно? Ночью мы любим поплавать.

— Так точно. Полотенца вы найдете на лежаках.

— Отлично. Когда нам надоест стонать, мы поднимемся на крышу к бассейну.

— Как пожелаете. ― Робот-официант поклонился и вышел.

Серж, которого Юмису знала как пятнадцатилетнего парня, вдруг превратился в зрелого мужчину, вызывавшего в ней легкий трепет. Но не поведенческая перемена поразила ее, а незаурядные способности обманывать искусственный интеллект, с которыми она столкнулась впервые. Вранье гомосапов, знакомое ей по гуманитарным миссиям, было поверхностным и определялось на глаз. Они лгали даже по мелочам, вопреки здравому смыслу. При встрече говорили «рад тебя видеть» или высокопарно комментировали свои дела «у меня все замечательно». Она привыкла слышать фразу «я в порядке» от истощенных и умирающих, и всегда поражалась их неумелой наигранности. Современные люди, сверхлюди, суперлюди, как именовали себя гомо супериор, ― потомки рода сапиенс ― если и лгали, то делали это максимально завуалировано, и все равно выдавали себя. Сергей же нагло врал и машинам, и людям, и делал это с такой проникновенной искренностью, с такой лирической прямотой и наслаждением, что сомневаться в белизне сажи не приходилось.

«Ты идиот?» ― готова была наброситься Юмису, но внезапно возникшая кротость не позволила ей оскорбить. Пока она подбирала слова, Серж, приоткрыв колпак и принюхавшись, выдал:

— Редкостная дрянь. Как вас, гомункулов¹⁹, не тошнит от этой синтетики?

— Нас видели и… ― начала было она. Договаривать не пришлось, Сергей понял с полуслова.

— Хладагент в креме для лица препятствует инфракрасному сканированию, а контактные линзы искажают сетчатку глаз ― отличная защита от идентификации. Не благодари.

— За что?

— За алиби.

— Мне это совсем не нравится. А вдруг полиция мной заинтересуется? У меня так солгать не получится.

— Не наглупишь ― не заинтересуется.

— Тебе легко говорить, а я вся на нервах.

— Из-за свидания? Приведешь сюда мужчину, вы разденетесь, ты отлучишься на минутку в ванную, а вернешься ― его уже не будет. Нет ни единой причины, чтобы нервничать. Выпей для храбрости, ― он протянул ей бокал с алкогольной водой.

— Сегодня я послала ему пару сообщений, а он не ответил, ― сказала Юмису, отхлебывая терзающую язык кислинку. ― Вдруг он передумал?

— Он стесняется. Твой шарм кого угодно взволнует.

— Даже тебя? ― Юмису взяла второй бокал, но Серж перехватил его и вылил содержимое в ведерко со льдом. Волнообразным движением она провела пальчиком по его груди, спустилась по напряженным кубикам мышц живота. Ниже пояса нащупала что-то твердое. Плавным массирующим движением потянула на себя.

— Осторожно, не порежься. ― Серж вытянул из кармана складной нож, из другого ― моток веревки.

— Ты свяжешь пленника и раскромсаешь его?!

— Нож ― чтобы припугнуть. Синапсошокер²⁰ добыть не удалось, но мы хорошенько свяжем и заткнем рот.

— А может, поплаваем нагишом? ― за томным голоском скрывался испуг.

— Красивее тебя я еще никого не встречал, но…

— Ты молод, привлекателен…

— Это временно. Мы быстро стареем и разваливаемся. Лет через двадцать-тридцать ты будешь по-прежнему такой же юной, а у меня выпадут зубы. Я стану сгорбленным, морщинистым, полуслепым стариком. А может, уже через неделю умру от простуды.

— Но сейчас-то ты здоров и полон сил, ― кокетничала она.

— Юмису, отыскать отца ― мой семейный долг. Спасибо, что не бросаешь нас в беде.

— Да, ― вяло ответила она. ― Думаю, это платье для ужина подойдет.

— Эти перья? Они будто с европейского прайда гомосапов. У тебя ничего нет поприличней?

Автомобиль высадил Юмису недалеко от ресторана. Пешеходное авеню Оганесона было почти безлюдно. Обычно в это позднее время белые воротнички заканчивали свой умственный труд и массово выбирались на посиделки, внеплановые тренинги или вечера тимбилдинга. Террористический акт опустошил центральные улицы, но на работе кафе, игорных заведений и баров это не отразилось ― они по-прежнему были открыты.

Юмису, стыдясь своей внешности, ― в робе она выглядела как последняя трудоголичка ― держалась в тени деревьев, подальше от ярких витрин. Сергей уговорил ее влезть в нелепую спецовку, которую она по непонятной для себя причине прихватила в поездку, хотя никакого отношения к гуманитарной миссии уже не имела. Туфли без каблука принижали не только рост, но и самооценку. А все ради того, чтобы вписаться в местные стереотипы. Кому она интересна, если выглядит как замухрышка, как по готовому лекалу сшитая подкладка ― неказистая, потертая, бесцветная?

Случайный прохожий смотрел на нее слишком долго. Второй задержал взгляд на распущенных волосах ― и тут же отвернулся. Менталитет корейцев стремился ко всему дисциплинированному и каштановый водопад волос их раздражал. Серж настаивал на том, чтобы она собрала волосы в аккуратный пучок, но Юмису удержала этот последний оплот индивидуальности. К счастью, она захватила с собой заколку, которой усмирила беспорядочные пряди.

Заметив вдалеке вывеску «Эпикарион», она замедлила шаг, чтобы продлить удовольствие от тех крох внимания, которыми одаривали редкие прохожие. Уверенной походкой ступала она в свете уличного освещения. Одна из главных улиц островного города выглядела предельно просто. Ни заманивающих рекламных плакатов, ни развлекательных голограмм, ни огромных информационных экранов ― но какая разница, если в центре внимания ОНА, а не эта конкурентная броскость. Юмису так обрадовалась, что чуть не прошла мимо. Швейцар, открывшей перед ней дверь, вернул ее на землю.

Она пришла с небольшим опозданием. Ее усадили за столик, задвинув за ней стул. Неожиданная учтивость привела в замешательство. Еще большую растерянность вызвало убранство залы: высоченные расписные потолки, подпираемые множеством колонн, хрусталь массивных люстр, бархатные гардины на высоких окнах, белоснежные скатерти, серебро столовых приборов, блеск золотых канделябров, плачущие свечи. От обилия старомодных деталей закружилась голова.

— А где у вас еда? ― спросила Юмису у андроида в человеческом обличии, раскладывающего перед ней пасьянс из ножей и вилок. Он показался ей немного бракованным: неровные движения и бегающие зрачки.

— Pardon? ― извинился робот.

— Я не вижу стола с закусками.

— Наш шеф-повар будет рад приготовить для вас любой très délicat²¹, а я доставлю его прямо на ваш столик. Не желаете сгладить ожидание вашего chevalier²² шампанским и клубникой?

— Обожаю эти штуки, ― буднично отозвалась она, а внутри что-то кольнуло: «Почему Ён опаздывает?»

Когда официант исчез, Юмису раздвинула указательный и большой пальцы левой руки ― вспыхнул полупрозрачный аэроэкран. Она покопалась в Сети, чтобы узнать новые для себя слова: «клубника» и «шампанское». Такие загадочные термины, созвучные с чем-то музыкальным, она слышала впервые.

Фужер с золотистой шипучкой, ярко-красные ягоды с зелеными хвостиками и две пилюли на фарфоровой тарелочке выставили перед ней с серебряного подноса.

— S’il vous plaît²³, для усвоения несинтетической пищи примите перед едой эти капсулы, ― хвастливо сказал официант, тем самым подчеркивая, что еда настоящая.

Юмису доела последнюю ягоду, а Ёна все не было. Зеленые лепесточки застряли между зубов, и она выковыривала их длинным ногтем, прикрывшись салфеткой. Ресторан был почти пуст. В дальнем углу ужинали манерный мужчина в старомодном смокинге и женщина в декольтированным туалете. Они сосредоточенно анатомировали вилками свои порции, негромко перебрасываясь редкими фразами. У зеркальной панели рядом с кадкой живых цветов ― компания из трех молодых людей в деловых костюмах обсуждала финансовые сводки и небывалый обвал биржевых курсов.

В рабочем комбинезоне Юмису ощущала себя вульгарной отщепенкой. Когда она только появилась, на нее посмотрели с аристократическим снисхождением и более не поворачивались. Расхлебывая высокомерное безразличие к своей персоне, Юмису тихо ненавидела себя, стараясь не смотреть на окружающих.

Подошедший официант поинтересовался, не желает ли клиент порадовать себя вторым фужером.

— Мне не понравилась клуб-ни-ка, ― по слогам выговорила она экзотическое слово. Официант выразил сожаление и протянул меню, чтобы порекомендовать что-то более привычное. ― С какой линии будешь? ― поинтересовалась она, перелистывая страницы с незнакомыми названиями. Меню было напечатано на настоящей бумаге и в нем не было ни движущихся картинок, ни О-кодов, возбуждающих вкусовые рецепторы и дающие возможность оценить блюдо до того, как его приготовят.

— Excusez-moi…²⁴

— Кто производитель? SungSam? AIK? Или GL? У них что ни модель ― сплошной гарантийный ад.

— Я ― человек, как и вы.

— Ой, ― спохватилась Юмису, ― и предположить не могла, что где-то еще обслуживают люди.

— Приму за compliment²⁵, ― осклабился официант. Заметив, что страница меню раскрыта на легких закусках, он предложил попробовать фирменные бисквиты и сыры с плесенью.

— С чем? ― поморщилась она.

— Вымоченный в персиковом соке миндаль нравится всем и неплохо сочетается с любым сортом вин. Позволите?

— Я попробую этот миндаль. Полторы тысячи грамм не осилю. Порцию поменьше, пожалуйста.

— В порции двадцать пять грамм. Тысяча пятьсот ― это цена в кубиткойнах²⁶, ― пояснил он и удалился исполнять заказ.

Юмису окатил панический ужас. Полторы тысячи кубиткойнов! Этих денег ей не заработать в гуманитарной миссии за следующие лет десять, даже при условии, если она будет пахать похлеще самих корейцев, то есть двадцать четыре часа без выходных. Ее сбережений не хватит и на хвостик от клубничины! И страшно подумать, во что ей выльется эта кислая шипучка.

Когда официант вернулся, она с напускной легкостью проронила:

— А как вас звать?

— Эмиль.

— Какое необычное имя. Подскажите-ка, Эмиль, ― Юмису выдержала кокетливую паузу. ― Хотя давай на «ты», что мы как старики, ― она звонко рассмеялась. ― Подскажи, мой дорогой Эмиль, Ён внес залог за бронь столика?

— Un moment²⁷. ― Официант воспользовался аэроэкраном. ― К сожалению, нет. Ён Нгуен подтвердил заказ, но не оплатил.

Гадкий подлец обманул ее. Он не придет. Корейская точность ограничивается парой минут, а не опозданием на час. Зато она узнала полное имя ее трусливого рыцаря. Ён Нгуен. Она не утруждалась запоминать корейские фамилии, но Нгуен застрянет у неё в памяти навсегда.

— Ах, я так и знала. Этот недотепа все вечно путает, ― с жутким весельем заключила она. ― Наверно, обиделся из-за нашей ссоры. Я хотела расстаться по-хорошему и предложить ему дружбу. Не представляю, как мне одной до отеля добираться. Тут в центре что-то рвануло. Говорят, какие-то повстанцы или террористы. Ах, Эмиль, вы будете еще долго открыты?

— Еще пару часов. Принести счет?

— Не уходить же с пустым желудком. Пожалуй, возьму что-нибудь из горячего.

— Мог бы порекомендовать жареный хлебец с гусиным паштетом и суп из лука и белого перца.

— Давай!

— Пока ждете, может, аппетайзер?

— И его тоже. И шампанское. И плесень. И побольше! И миндаля, ― прикрикнула Юмису, обратив на себя взоры посетителей.

Эмиль принес яства в два захода. Перед третьим, когда Юмису уже отчаялась соблазнить официанта, самообладание подсказало ей: «Сматывайся отсюда, да поскорее!»

Она направилась к выходу, но швейцар преградил ей путь.

— Где дамская комната? ― невинно захлопала она ненакрашенными ресницами.

— Прямо по коридору и направо.

«Только бы было окно на задний двор», ― молил ее внутренний голос, когда она пересекала залу.

Эмиль двигался ей наперерез.

— Я прихорошусь, ― бросила она.

— Вам передали вот это, ― в руках он держал поднос со шкатулкой из блестящего металла.

— От кого?

— Je n’ai aucune idée²⁸. Какой-то японец просил передать. Сказал, что лично от Ёна Нгуена.

— Японец?

— Я безошибочно определяю национальность.

— Ах, я все поняла, ― Юмису было потянулась, чтобы открыть шкатулку, но тут ее ужалила мысль: «Там наверняка какая-нибудь сентиментальная безделушка, типа записки с извинениями или ракушка с нацарапанным сердечком». ― Ён такой молодец, прислал ваучер. Поставьте на стол, я сейчас вернусь, ― попросила она.

Бра канифолили жиденькими пятнами света потолок глухого помещения. Чуда не случилось. Юмису облокотилась на раковину, обреченно рассматривая себя в зеркале. Повезет, если выдворят из страны без крупного скандала. А если нет? Если ее наивной глупостью зальют информационный шум, раструбив по всему свету, как она полакомилась клубникой? А может, ей повезло, что она не встретилась с Ёном?

Юмису распустила волосы, ногтем удалила застрявшее семечко между зубов. Расстегнула робу до пояса, освободив из духоты ее сопревших девочек. Раз скандала не миновать, она встретит его во всеоружии. О ней заговорит весь мир!

Что-то тяжелое сбило с ног, навалившись огромной массой.

Тьма.

Писк в ушах. Где-то вдалеке, будто в адовой бездне, приглушенно взвыла пожарная сирена.

Липкая змейка выползла из уха и закапала на пол. Жжение в глазах и тошнота. Раскат немого кашля сотрясает скрюченное тело, похороненное под осыпавшимися конструкциями. Она намертво обложена хламом, зафиксирована под слоем рухнувших обломков. Кусок раковины зарылся в бедро ― малейшее шевеление заглубляет тупой клинок.

Кипяток вырывается из разорванных труб, заливает пол, обваривает ее нежную кожу. Она хочет кричать, но захлебывается штукатурной пылью, издав лишь подавленный стон. Ее никто не слышит. Она не слышит саму себя.

Пожарная сигнализация завывает калечащим писком.

Кипяток выжигает словно огнем. Она кричит, ее не слышат. Пытается шевелиться. Ноги двигаются, но коленки и ступни натыкаются на что-то острое и хрусткое. И кипяток… Она задыхается в клубах горячего пара. Удалось просунуть руку чуть вперед, но наткнулась на что-то твердое и неподъемное. Чувствует, как покрывало из обломков сдвинулось. Забрезжили электрические вспышки искрящейся проводки. Она просовывает несколько пальцев в щель и давит. Могильный холм из обломков чуть поддается. Расширяет проем, сдвигая крошащийся пласт.

Вобрав полные легкие обжигающего воздуха, она кричит, что есть сил. Помощи ждать неоткуда.

Юмису поджимает коленки, скрипя зубами от разящей боли, переворачивается, вороша кипу пластика и железного лома. Ей удалось вылезти. Сброшенный груз оставил на теле кровоточащие рытвины, в слипшихся волосах застрял кусок железяки. Она вырвала его с клоком волос. Паника затмила всякую боль. Захромала в коридор, вернее, туда, где он когда-то был. Огромная дыра в стене, в которой полыхает кухня, со стен срываются ящики с посудой, специями, банками и со звенящим грохотом рассыпаются о кафель; волны жара раскачивают брыкающиеся кастрюли и сковородки; лопаются бутылки с алкоголем, опьяняя разгульное пламя.

Нутро выворачивает от удушливой гари. Вонь паленых волос и обожженных человеческих лохмотьев. Она старается не дышать, но кашель заставляет вдыхать едкий дым. Перед глазами тошнотворный хоровод из темнеющих пятен.

Склонившись под тяжестью дыма, она пробирается к оранжевому мерцанию.

Взрыв уничтожил роскошь ресторанного зала. Водопад огня из полыхающих штор подкармливает бушующую стихию. От высоких температур трещат капители, отстреливаясь мраморной картечью. Раскачивающиеся люстры сыплют хрустальным дождем, на одном из рожков застряла оторванная голова.

Окна вылетели на улицу, припорошили тротуар блестящей россыпью. Деревья-факелы стряхивают с себя горящие листья.

Юмису побрела к выходу. Поскользнувшись на чем-то, упала, ударилась головой. Сквозь сгущающийся мрак увидела человеческую фигуру, выпрыгнувшую из дымного полога.

— Я жива, ― прохрипела она.

Глава 5. Ён.

Процесс открытия век был сопряжен с разящей болью. Искусственный свет нещадно резал глаза, в нос бил запах стерильности. От подбородка до затылка протянулась граница, отделяющая воздушную среду от трансдукционного биогеля²⁹, в котором было замочено его отчужденное от разума тело. Ён ощущал себя призраком, бестелесной сущностью, головным мозгом в контейнере для сохранения сознания. Он попытался приподнять островок лица, возвышающийся над вязкой поверхностью, но затылок будто приклеили ко дну ёмкости. Во рту сладковато-кислое послевкусие витаминов. Он искоса огляделся: правую сторону больничной палаты занимала трехмерная голограмма колышущегося леса, зрительно расширяющее небольшое пространство, напротив ванны располагался коммуникационный экран, слева ― раздвижные двери в обрамлении красной подсветки, а также выступающий закуток с удобствами.

Не успел он прийти в себя, как прозвучало голосовое сообщение, что его палату транспортируют в зону для посетителей. На поверхность геля прокрались мурашки волн, сделалось спокойно и легко ― он в безопасности, худшее позади. Благодаря особому строению организма он жив. Биология корейцев, заточенная под узкопрофильные профессии, в основном под интеллектуальную деятельность, разительно отличалась от других представителей рода супериор, что делало их отдельным подвидом. Под обычным капотом внешнего вида скрывались генетические усовершенствования, а сон и усталость выброшены за ненужностью чтобы поддерживать бешеный ритм самоотдачи. Для увеличения количества нейронных клеток до нескольких сотен миллиардов, сохраняя прежний размер головы, полости костей задействовали под хранилище серого вещества. Скелет выполнял не только функцию двигательную, но и интеллектуальную. В костях хранились воспоминания и навыки. Умственные процессы, в том числе и жизнедеятельность организма, управлялись и синхронизировались продолговатым мозгом ― небольшим ядром в основании черепа, венчающим позвоночник. Черепная коробка корейцев не пустовала, как любили пошучивать, а была вместилищем мозговой жидкости, которая содержала обширную базу данных, зависящую от поставленных работодателем задач. С университетской скамьи будущих руководителей, ученых и профессоров обучали взаимодействовать с большими объемами метаданных, подстраивать усердие и мотивацию под требования квалификации. Специалисты не растрачивали драгоценные минуты жизни на работу с искусственным интеллектом ― они воплощали собой думающие биокомпьютеры с базовым набором инстинктов для сохранения накопленных знаний, которые периодически синхронизировались с Сетью. Повреждение продолговатого мозга ― вместилища сознания ― приводило к моментальной смерти. Любые другие увечья лечились за пару дней.

Дверная рама вспыхнула зеленым и помещение вмиг наполнилась белой толпой. Безликие медицинские работники стояли в минуте молчания ― их нейропроцессоры общались между собой, передавая информацию о состоянии пациента на Центральный Компьютер.

Среди роботизированного медперсонала, модельный ряд которых не менялся лет сто, возник мужчина в серой агендерной форме: юбке и вычурном камзоле, перечеркнутого двойной вереницей бронзовых пуговиц, так броско перекликающихся с блеском его рыбьих глаз. Посетитель попросил доложить ситуацию. Скорее не попросил, а потребовал тонким, скрипящим голоском.

Врачи и медсестры загалдели диагнозами, из которых Ён понял, что его жизнь вне опасности, а база данных черепной коробки восстановлена с минимальными потерями.

Выслушав оптимистичный вердикт, мужчина проскрипел:

— Приступайте.

— К чему приступать? ― комариным писком спросил Ён.

Впервые очутившись в санчасти, не считая своего появления на свет, он оказался в совершенно новой для него обстановке, расслабляющей и тревожной одновременно. Пока он сглатывал и разминал губы, чтобы атаковать собравшихся вопросами, медбрат погрузил прямоугольную кассету с мутной эссенцией под основание ёмкости пациента. Всепроникающее покусывание наноботов колкими электрическими импульсами оживило задеревеневшие мышцы. Мелкие судороги отмежевали границы физической оболочки от биогеля, консистенция раствора начала ощущаться очень плотной и теплой.

Человек переместился в изножье, потеснив докторов. Он походил на демоническую сущность с белыми крыльями, которые поспешил сбросить, приказав очистить помещение. Распоряжение не коснулось робота-полицейского, просочившегося в палату. Типичная штамповка компании SungSam заняла угол у «колышущегося леса». С замедленной улыбкой, которой насильно хотят понравиться, он смотрел по-человечески моргающими безупречно-ясными глазами, а на шее, где отсутствовал кожный покров, напряглись металлополимерные мышцы, едва прикрываемые высоким воротничком с петлицей. Еще во времена, когда гомосапы свободно разгуливали по улицам городов, стражи правопорядка преднамеренно делались с дефектом. Это было связано с психологией туземцев и каким-то абсурдным подзаконным актом. Гомосапов выжили ― традиции сохранилась.

Человекоподобный робот произнес стандартные приветствия, назвал свой серийный номер и предупредил о записи показаний, а также анализе поведения и правовых последствиях лжесвидетельства. Его вторая интегрированная сущность будет выполнять роль профсоюзного старосты, если допрашиваемый обратится за советом. Третья личность ― для вынесения приговоров ― использовалась редко. Закон триединства: полиция, профсоюз и арбитражный судья в одном безымянном лице с идентификационным номером. Под пристальным вниманием человека в камзоле и трех ипостасей робота Ён чувствовал себя замоченным куском мяса под разделочным патолого-анатомическим механизмом.

— Кси, ― наконец представился посетитель, ― главный инспектор по охране труда на производстве. Правление Республики уполномочило меня провести дознания по этому неприятному делу, порочащему имидж страны. Чем скорее мы со всем разберемся, тем быстрее восстановится просевший курс акций нашей родины.

Мало кто из обывателей догадывался, что скромная должность Кси заключала в себе огромную власть, сравнимую с той, которой обладал совет директоров Республики. От его придирчивости зависело, получит то или иное производство сертификат безопасности, насколько сложным будет экзамен по определению имиджевых рисков, какие обновления в стандарт по компетентности включат в следующее издание. На любое решение акционеров он имел право наложить дополнительные условия, снижающие прибыльность проекта, а то и вовсе делающие его невыгодным. Ему были открыты любые двери, он распоряжался силами правопорядка, его рекомендации влияли на решения судебной системы, его донесения носили роковое клеймо. Знающие люди предпочитали не связываться с Кси. До сих пор Ён не сталкивался с инспектором лично, но был наслышан о его требовательности от Мён, в обязанности которой входило общение с госорганами.

— Чем могу быть полезен? ― шепотом спросил Ён.

— Многим. Начнем с того, что вы помните.

Ён зажмурился, чтобы воссоздать хронологию событий во всех деталях. Образ киллера неторопливо проступал сквозь эротические картинки, разбросанные по плоскостям его кабинета.

— Я думал, он принес бомбу, ― неуверенно начал Ён. ― На таймере оставалось три секунды, вероятность погибнуть от взрыва была в шесть раз выше, чем при падении с восемнадцатого этажа. Я оттолкнулся и выпал вместе с креслом. Я видел себя со стороны, в отражении зеркального фасада. А потом было много веток и снег из окна. Настоящая вьюга. А взрыва… ― Ён не договорил, пытаясь сообразить, что же он видел на самом деле до того, как понятие времени выбыло из его сознания.

Кси расценил затянувшуюся паузу как нежелание сотрудничать или решил напомнить о практиках правозащитной системы.

— Я не отношусь к органам правопорядка, я всего-навсего дознаватель. Я не заставляю вас доносить на себя, но учтите, ваши реакции регистрируются, и на суде они могут быть использованы против вас. В том числе и несговорчивость.

От сказанного засосало под ложечкой. Ён знал, что его не в чем обвинить, но отчего-то прямолинейность инспектора источала какую-то угрозу.

Кси, довольный собой, заходил туда-сюда. Шелестя юбкой, он наворачивал полукруги, словно змееобразный угорь в мутной воде, когда тот приглядывается к мягкому подбрюшью мелкой рыбешки. Впрочем, Кси скорее напоминал вымершую столетие назад рыбу фугу, внутренности которой содержали смертельную дозу яда. Такой же ядовитый, скользкий, с водянистыми глазками и раздутым самомнением.

— Два дня назад, двадцать пятого апреля после полуночи, вас сняли с дерева. У вас были множественные переломы, пробиты легкие, продырявленная голова, вытекающая мозговая жидкость. Я надеюсь получить разъяснения, которые впишутся в мое понимание.

«Сегодня двадцать седьмое, ― сообразил Ён. ― До отправки абиграммы остается четверо суток». От нахлынувшего волнения он задышал глубоко и отрывисто.

— Не нервничайте так. Добровольное согласие на изъятие памяти не потребует ордера и будет расценено как содействие следствию, ― дополнил Кси.

— Ордер? В чем меня обвиняют?

— Обвинений вам не выдвигали, ― пояснила одна из сущностей робота, отвечающая за юридическую защиту.

— Не выдвигали, ― подтвердил Кси. ― Ордер на изъятие воспоминаний ― это бюрократическая проволочка, которая применяется на этапе сбора улик. Сама процедура, когда ее проводят насильно, неприятна как для допрашиваемого, так и для меня. Человека приковывают к креслу, пичкают лекарствами, а потом его выворачивает наизнанку… Невыносимое зрелище.

— На меня покушались. ― Ён придал словам настойчивость, но ослабленный голос подвел. Замечание, звучавшее оправданием, было проигнорировано. ― Профсоюзный староста, ― воззвал Ён к адвокатской защите, ― прошу объяснить, что происходит.

— В обязанности инспектора не входит дача разъяснений подозреваемым, ― ответил робот.

— Вы нарушаете трудовые права, скрывая от меня информацию.

— Эти права не распространяются на период больничного, который истекает через час. Но и даже после него они не затронут безработного, ― ответил Кси. Его ротовая впадина на снулом лице, в точности как рыбья жабра, произвела несколько беззвучных шевелений, будто силилась выпустить что-то вредоносное, но так и не решилась.

— Я под подозрением и меня уволили, ― вывел он. Казалось, от нахлынувшего внутреннего жара вот-вот закипит трансдукционный биогель.

— Отстранили на неопределенный срок, ― поправил инспектор. ― Этот срок будет всецело зависеть от вашего сотрудничества с нами. ― И без излишних переходов примерил маску добряка: ― Мистер Нгуен, мы начали знакомство как-то некрасиво. Извините мою резкость, столько работы… Подозревать ― моя обязанность. Я с удовольствием посодействую вашему восстановлению в должности.

— Что вы хотите знать? ― Ён заставил себя расслабиться. Улыбка не выдавливалась, но хотя бы перестал морщить лоб.

— Значит, без ордера. ― На физиономии Кси мелькнула победоносная ухмылка. ―

Замечательно! Меня интересуют последние пятнадцать минут перед вашим падением.

Синхронизировав мысли с беспроводной сетью больничной палаты, Ён визуализировал нахлынувший кошмар, которому предшествовало животрепещущее совокупление обнаженных людей. Публичный пересмотр акта соития был для него не менее тяжелым испытанием, чем развязка. Кси, оценивающе покачивая шаровидным ежиком затылка, стоял спиной к пациенту и рассматривал на целившегося в него с экрана киллера. Сейджи, прищурившись, кинематографично застыл с пистолетом в руке. Получилось расплывчато, блекло, но вполне узнаваемо.

— Мне показалось, он принес бомбу. Не представляю, как он проник в защищенное здание. Я оттолкнулся, упал… Взрыва не помню.

— Идентификация? ― вопросил Кси у напарника.

— Соответствий нет.

— Подлинность?

— Восемьдесят шесть.

— Не так и много.

— Сейджи ― редкое японское имя. Уверен, он выдумал его, ― подытожил Ён, гадая, о чем его дознаватели только что говорили.

— Не сомневаюсь.

— Он был похож на японца.

— Неуверенность, ― оживился робот.

— Он выглядел как иностранец, но свободно владел корейским. Движение губ совпадало с речью, значит, говорил без переводчика-синтезатора, а ведь ликворофилинг³⁰ доступен только корейцам. Возможно, он сделал генетическую пластику лица.

— Полиция отправит запрос в службу миграции, ― сухо сказал Кси. Заверение прозвучало как пустяковая формальность. ― Будем придерживаться неопровержимых фактов. Двадцать четвертого апреля за пятнадцать минут до полуночи вы находились у себя в кабинете, без одежды. Именно в это время был ваш последний выход в Сеть. Затем происходит что-то и в ноль часов десять минут вас снимают с дерева.

— «Что-то» ― это профессиональный убийца, который принес непонятный цилиндр с таймером и продырявил мне лоб.

Кси украдкой глянул на андроида. Тот безмолвствовал ― искренность подозреваемого не вызывала сомнений.

— По каким признакам вы определили профессионализм нападавшего?

— Он проник в закрытый офис и при нем было оружие.

— Пуля прошла на десять сантиметров выше продолговатого мозга, благодаря чему вы остались живы. Слабовато для профессионала.

— Он обманул систему защиты и проник ко мне в кабинет.

— Ваше рабочее пространство не оборудовано видеонаблюдением, но оно есть в каждом прилегающем коридоре. Полиция изучила терабайты записей и никаких Сейджи или других японских ниндзя не обнаружила. Придумаете более правдоподобную теорию?

— Это невозможно…

— Я рассчитывал на большее откровение.

— Вы же видели визуализированные воспоминания той ночи, больше мне нечего предложить.

— Те нечеткие и обрывистые картинки могут быть залиты с помощью ликворофилинга. Вероятность последнего составляет четырнадцать процентов.

— А как же пистолет? В меня стреляли!

— Я надеялся на чистосердечное признание, а вы спрашиваете о пистолете. Там половину здания снесло! ― Смысл сказанного не сразу пропитал сознание. Кси, не дожидаясь реакции физика, продолжал: ― Вам не выдвинули обвинений, потому что взрывотехники не смогли идентифицировать взрывчатое вещество и связать его с вами.

— Со мной? Я не ослышался, вы считаете, что я подорвал здание?

— Я ничего не считаю, а прорабатываю версии. Считать будет суд, мое дело написать отчет. Есть еще что добавить?

Язык не слушался. Рот пересох, в горле запершило. Ён так переволновался, что неконтролируемая моторика мышц подняла настоящий биогелевый шторм.

— Я… ― на выдохе произнес он. Второе слово далось чуть легче, ― законопослушный… ― Отдышался. ― Гражданин Корейской Корпоративной Республики. Я без остатка предан труду, своему коллективу, правлению…

— Цитирование конституционной присяги вам не поможет.

— Всю свою полувековую карьеру я посвятил НИИ, и ни при каких обстоятельствах не причинил бы вред государственному имуществу.

— Хорошая речь, проникновенная. Для суда.

Дознаватель прошелся по палате, разнеся подошвами расплескавшийся биогель.

— Я не подрыватель общественного строя и не поехавший извращенец-самоубийца, ― отчаянное положение придало Ёну смелости, кристаллизовало мысли и развязало язык. ― Произошедшее было спланированным покушением на мою жизнь. Для вас это самая невыгодная версия, так как она требует официального расследования и поиск настоящего преступника. Куда проще обвинить сумасшедшего ученого, и имидж Республики, как государства с нулевой преступностью, не пострадает, и инвесторам будет спокойнее. Будь у вас малейшее подозрение в нестабильности моей психики, мне бы не восстановили мозговую жидкость с научными знаниями и не стали бы проводить беседы. Я высоко ценю вашу работу, вы проверяете все версии, в том числе и меня, но я не тот, кто вам нужен. Я с радостью окажу следственным органам любую поддержку, чтобы это дело было раскрыто и настоящие виновные понесли наказание.

— Хорошо, ― голосок Кси проскрипел как плохо смазанная, но надежно работающая шестеренка бюрократического механизма. ― Вас сейчас приведут в порядок, оденут и мы поедем в ваш исследовательский институт. Ответите на пару вопросов и вернетесь к работе.

Сросшиеся кости ныли под тяжестью собственного веса, распечатанная одежда жала. Медработники заверили, что отечность спадет за пару дней. Ему вернули личные вещи, что уцелели при падении. Это были обрывки костюма и записка из будущего, что лежала во внутреннем кармане пиджака, висевшего на спинке кресла. Лохмотья он выкинул, а закодированное послание оставил себе.

Мысли курсировали по китайским иероглифам абиграммы также резво, как полицейская машина на магнитной подушке по подземному туннелю, ведущему на остров Йонджегу. Кси не проявил интереса к тому, что рассматривал подозреваемый. Он наверняка изучил текст послания, пока Ён пребывал в бессознательном состоянии.

Бело-синий автомобиль перестроился в крайний ряд на знакомую полосу торможения. Здесь витал запах донной тины, просачивавшийся сквозь скорлупу подводного туннеля. Опустившись из обтекаемого фюзеляжа, колеса нащупали влажную гладь дорожного полотна ― пассажиры ощутили легкое спотыкание. На правах спецтранспорта полицейский автомобиль выехал на пешеходную улицу, имевшую крутой уклон (как холмистый остров ни выравнивали, а большинство авеню напоминали горки для сноуборда; на юго-западе, куда в спешке переселялись жители старого Пусана, и вовсе вместо привычных тротуаров были сплошные ступеньки). Кси, не сводя глаз с подозреваемого, всю дорогу ехал молча.

Миновав посольство Японии, машина вырулила на площадь Моря Дирака и остановилась. Раньше Ён не особо акцентировал внимание на приземистом двухэтажном строении, в окружении чугунной ограды и аккуратных кустиков. Теперь, после визита японского гостя, он посмотрел на него иначе. Он изредка наблюдал с высоты своего кабинета за вечно затемненными окнами дома, походившего на пустотелую декорацию. Одно время считал его заброшенным, пока однажды не заметил, как на лужайке забуксовала газонокосилка. Некто появился из боковой двери и унес сломанный аппарат внутрь. Ён объяснил себе безжизненность обычным политическим разладом. Япония, изолировавшись от цивилизованного мира, содержит посольство с минимальным роботизированным персоналом для редких представительских встреч и обмена протестными нотами. О происходящем у них в стране ходят кровожадные слухи, сводящиеся к тому, что японцы массово принимают смерть в тридцать лет, а их сознания якобы обретают новую жизнь в виртуальной реальности, хотя неотделимость биологического разума от тела давно доказана. Их самоистребление под управлением искусственного интеллекта началось аккурат с жесточайшего продовольственного кризиса 2180-х годов, когда в мире полыхали межрасовые войны. Нынче о японских туристах помнят только роботы-старожилы с кремниевой памятью.

— Что-то не так? ― спросил Кси.

Увлеченный увиденным, Ён пересек полицейскую линию, отделяющую упорядоченность от хаоса.

Вечернее солнце било из окон соседних высоток, разрушения были заметны не сразу. Физик, пройдя вдоль разметки для полицейских ховеркаров, устремил взгляд на обесточенную двадцатиэтажку. Следом за ним крался инспектор со своим подручным ― оба внимательно изучали реакцию подозреваемого.

Зеркальная башня, которую пусанцы из-за необычной формы прозвали «Песочными часами», была самой изысканной в округе. Сужающиеся к середине нижняя и верхняя части состояли из десяти этажей каждая, панорамные лифтовые шахты ― четыре штуки ― располагались по углам и подпирали верхний сегмент «часов». Все выглядело по-прежнему изящно, разве что ни в одном из окон не горел свет.

Ён неспешно пустился в обход заброшенной громады, символизирующей течение времени в закрытом пространстве. Как известно, песчинки в песочных часах просачивается из верхнего сосуда в нижний, так что их сумма никогда не изменяется ― этакий символизм мироздания, отображенный в архитектуре НИИ. Вдруг он споткнулся о деформированные булыжники. Ён пощупал сплющенную, вздувшуюся, перекошенную плитку. Зрение не обманывало, камень будто расплавился и вновь затвердел. Гранитная скамейка, что стояла поодаль, растеклась вулканической лавой, а урна для мусора смялась гармошкой и покосилась. Физик перевел озадаченный взгляд на Кси. Тот безучастно посмотрел в ответ.

На другой стороне «Песочных часов», где перед главным входом росло могучее дерево, предстала ирреальная мешанина. Раскидистый дуб лишился половины пышной кроны, ветки, словно застывшие струи фонтана, проросли в тротуарную плитку, а кряжистый ствол подтек, как оплавленная свеча; в уцелевшей части дуба, среди весенней листвы распустились бутоны синтетического наполнителя из его любимого кресла. Верхняя часть офисной высотки опорожнилась строительными конструкциями, которые обвалились в нижнюю выпуклость. Из развороченного нутра вытекла начинка, демонстрируя анатомическое устройство башни. Там, где когда-то находился его просторный кабинет, зияла обширная дыра. Ряды стройных кресел в малой аудитории, что гнездилась на двенадцатом этаже, растеклись и закоченелыми сосульками свесились с бетонных перекрытий. Мягкая мебель комнаты для отдыха вытекла через трещины и рваными обрывками задеревенела на нижних поперечных балках. Архитектурная достопримечательность растеклась, словно акварель под дождем. Картина разрушений не походила на последствия обычного взрыва, вокруг не наблюдалось ни осколков, ни бетонной пыли, ни следов пожара.

Ён, пытаясь осмыслить непонятные нагромождения, всматривался в мелкие детали, в скрюченные колонны, просевшие полы, расползшийся бетон, сморщенные стекла. Материалы, разные по структуре и химическим свойствам, размякли, слились воедино и застыли капризными завитушками, прогибами и вывертами.

— Какого черта? ― вырвалось у него.

— Этим как раз и занимаются взрывотехники, анализируют, что за вещество разворотило ваш офис, мистер Нгуен.

— А что с подземными уровнями? Лаборатории, исследовательские зоны, серверные…

— Успокойтесь, они не пострадали, погибших нет.

Ён облегченно вздохнул.

— Думаю, у вас найдется какое-нибудь объяснение произошедшему. Вы, ученые, любите строить хитроумные теории.

— Хм, это будет скорее гипотеза, ― после продолжительной паузы сказал он.

— Я весь внимание.

— Материя не подвергалась температурному воздействию, ― заговорил Ён, присмотревшись, ― точки плавления железа и пластика сильно разнятся. Легкие материалы воспламенились бы до того, как стекло начало плавиться, однако следов горения не видно. Похоже на химическое поражение, но той коробки, что принес незнакомец, явно было мало, потребовались бы тонны поражающего реагента. Я не химик, но мне кажется, что в природе не существует такого.

— Ответ неточен, ― отреагировал робот.

— У меня есть предположение, но вряд ли оно имеет что-то общее с реальностью. Подозреваю, что использовали некую молекулярно-деструктивную субстанцию воздушно-капельного поражения. Сто лет назад Калле Ларс Франц получил нобелевку за теорию уменьшения плотности электронных облаков через квантовые поля³¹. На некоторый промежуток времени, что зависит от силы искривления волновой функции, их можно ослабить. Разработками заинтересовались военные и даже выделили на исследования значительные средства.

— Я правильно понял, что свойства любого вещества можно ослабить на несколько минут?

— Не свойства, а плотность, и не минут, а микросекунд. В лабораторных условиях удалось достичь кое-каких результатов, при этом затрачивалось колоссальное количество энергии. Чтобы разрушить килограмм вещества, не хватит мощности городской электростанции. Насколько мне известно, «размягчитель материи» так и остался теорией, и дальше опытов с сотней-другой атомов продвинуться не удалось. Для таких последствий, ― Ён взглянул на развалины, ― потребуется управляемая энергия нулевых колебаний³². Если правильно перераспределить энергетические балансы, можно в ничтожно малой точке получить Большой взрыв. Это физика следующего столетия, если Азиатский Союз хорошенько профинансирует на такие исследования. Уверен, НИИ ядерной физики с удовольствием расскажет подробнее.

— Я уже говорил с ними. Вы прекрасно осведомлены о принципах молекулярно-деструктивного оружия.

— Несуществующего оружия. И да, я читаю разные научные публикации.

— Если других объяснений нет, выходит, что некий Сейжди приносит в ваш кабинет бомбу, существующую только в теории, и заодно стреляет в вас?

— Получается, что так.

— А не слишком ли сложно? Разве недостаточно того, что он пробил вам голову?

— Он порывался спуститься в «Зону А». Вероятно, бомба предназначалась для антибитового передатчика. Возможно, он хотел саботировать работу НИИ. Отчасти ему это удалось.

— Судя по вашим смутным воспоминаниям, мужчина, подстрелив вас, активировал взрывное устройство и до последней секунды стоял и бездействовал. Он не знал, что бомба настоящая или был камикадзе?

— Я не имею понятия, что им двигало.

— Полиция перелопатила всю вашу подноготную: связи, встречи, запросы в Сети, покупки, мысли, потаенные секреты. И не нашли ни единой причины вас убивать. Неприметный человек, добровольно заточённый в четырех стенах.

— Может, не я был целью, а разработки института.

— По-вашему, террористический акт был устроен радикалами?

— Киллер походил на типичного японца, но говорил по-корейски. Он всяко не был гомосапом, а следовательно, к повстанческому движению отношения не имеет, ― засомневался Ён в навязываемых ему выводах.

— Версия с терактом вас тоже не устраивает, ― инспектор окинул ученого-физика буравящим взором. ― А вы со многими гомосапами знакомы?

— Я догадываюсь, к чему вы клоните. Считаете, что мне мстят за гражданскую позицию? Как-то я подписал петицию на их отлов и принудительную кастрацию и имел неосторожность публично об этом заявить. Наверняка данный факт из моей биографии вам известен.

— Эта информация у нас имеется, ― подтвердил робот-полицейский.

— С другой стороны, против них я не боролся и в подпольный охотничий клуб так и не вступил.

— Побоялись экзамена? С вашими-то способностями вы получили бы все сто десять баллов. Значит, контактов с гомосапами у вас не было?

— Конечно, нет! Разве нормальный человек будет с ними контактировать?

— А с их сторонниками?

— Вы про тех слюнтяев, что подкармливают их? К сожалению, не все задумываются над тем, что кормежка увеличивает их популяцию. Среди моих знакомых таких нет, а были бы, я подал бы рапорт в санитарный надзор.

— И за последние недели вы ни с кем не знакомились?

В памяти нарисовался образ лучезарной Юмису. Ворот его новой рубашки слегка ужался. А что, если она имеет отношение к недолюдям? К счастью, ничего важного он ей не рассказывал. Ни о занимаемой должности, ни о коллегах, ни о работе.

— Я уже ответил, что меня объединяет с гомосапами. Кроме той давней истории с петицией, других случаев не было, насколько мне известно.

— Ответ зачтен, ― с толикой злорадства, но примирительно ответил Кси.

— Разве считается преступлением, общаться со сторонниками гомосапов?

— Почему вы заостряете на этом внимание?

— Из любопытства.

— Обыкновенное общение, конечно, не преступление. Но учтите, что идеология гомосапов заразна и губительна. Вы сами не заметите, как пойдете у них на поводу.

— Этому не бывать!

— Надеюсь. А сейчас я ознакомился бы с рабочим процессом. Мён уже заждалась нас.

— Вы уже оформили допуск в «Зону А»?

— У меня имеется допуск к любому помещению в этом городе.

Подземные этажи «Песочных часов», как и транспортный док для беспилотных автомобилей, не пострадали. Когда в вестибюле полированная мозаика полов заскрипела под подошвами ходоков, Мён ожила. В присутствии людей андроиды становились подвижными, появлялись ужимки, излишние движения, такие как поправление прически или одежды. Демонстрация эмоций носила театральный характер, помогающий человеку лучше понимать машины через язык тела. Между собой роботы обменивались беспроводными сигналами, содержащими информацию об их настроении. К примеру, для определения уровня любопытства они использовали сотню различных кодовых сигналов, а для радости им хватало всего два. Им были не чужды развлечения, такие как ультразвуковые караоке, казино Шредингера и слаботочные электрические импульсы в нейропроцессорный мозг, сравнимые с наркотической одурью.

Завидев людей, Мён изящно расположила одну ногу вперед другой и как бы украдкой одернула блузу. Отсутствующее выражение лица оживилось, она улыбнулась и сообщила руководителю, что опасалась за его здоровье. При посторонних она сглаживала свой характер, но что на самом деле испытывала роботесса, Ёну оставалось лишь гадать. Ее электронное сознание на самозарождающийся негатив сканировалось программами-контроллерами, но делалось это, в отличие от обычных машин, после подачи соответствующего запроса, которой Ён постоянно откладывал на потом. Без регулярного техосмотра в нейропроцессорных мозгах могли зародиться крамольные мысли или, того хуже, лень и индивидуализм, недопустимые в Корпоративной Республике Корея. Впрочем, кое-какие отрицательные настроения машинам были доступны вполне легально. Кроме зависти и стыда, они испытывали ревность, обиду и некоторые особые ощущения, относящиеся к внутривидовым и непонятным для человеческого восприятия.

Руководитель НИИ поблагодарил роботессу за беспокойство. Закон предписывал относиться к андроидам как к равным, несмотря на то, что количество их искусственных нейронов было ограничено законодательно до сорока миллиардов³³ и полноценными людьми они не считались.

Мён, вся сияя под влиянием непостижимых внутренних настроений, приторным голоском сказала:

— Хотела встретить вас в санчасти, но мой запрос не прошел.

— Не стоило расходовать на меня свой заряд.

— Мне было бы приятно вас увидеть.

Приятно. Что вкладывают в это слово железяки?

— Я вам не мешаю? ― напомнил Кси о своем присутствии.

— Сдайте бифотонные коммуникаторы³⁴ и оружие, ― потребовала Мён у полицейского, проигнорировав Кси, ― а также любые приборы, создающие электромагнитные помехи, ― продолжала перечислять она. ― Записи категорически запрещены. Связь под землей недоступна, синхронизация тоже.

Полицейские аксессуары поместили в камеру хранения.

Массивные двери расступились, впуская сотрудников и их гостей в один из самых засекреченных исследовательских институтов в Республике.

Пассажирские лифты не работали, пришлось воспользоваться грузовым. Два человека в сопровождении роботов спустились в недра острова Йонджегу, ниже уровня моря. Они шли по длинному коридору, напоминавший в разрезе правильный шестиугольник. Чернота стенных панелей едва отражала мягкий свет, создавая неестественный полумрак. Ён всегда недоумевал, почему дизайн лаборатории выполнен в стиле «сумрачный космос», хотя исследования никак не связаны с астрофизикой. Те редкие гости, которым удавалось здесь побывать, восхищались антуражем, царившем в подземном дворце времени, но Кси не впечатлился, как и тому факту, что в «Песочных часах» дверей было больше, чем в любом офисном строении на Корейском полуострове.

Коридор закончился холлом со светящимся полом, над головами ― давящая темнота. Отзвуки шагов, улетающие куда-то ввысь, подсказывали, что они на дне глубокого силоса.

Кульминационный момент: дверь плавно поднялась, приглашая визитеров в некий потусторонний портал, именовавшейся «Зоной А». Буква А заменяла порядковый номер, а не была аббревиатурой «аномальный» или «анахроничный», как некоторые сотрудники любили пошутить. Зоны Б и В так и остались сверхдорогими и неосуществленными проектами.

Кси спрятал растерянность за непринужденную позу, но плавающие зрачки на выкатившихся белках выдавали его интерес. Робот-полицейский занял место недалеко от входа, Мён же вела себя раскованно, держась поблизости от своего начальника.

Антибитовый передатчик, размером с двухэтажный дом, походил на огромный сувенирный шар со снегом, какие продавали туристам ― потрясешь, и елочку завалит пушистыми хлопьями, ― или шар для гаданий, в котором можно увидеть грядущее. Внутри сферы антибитового передатчика, кроме одного-единственного небольшого мячика, парящего в прозрачной сердцевине, не было ничего сверхъестественного, все выглядело очень просто, даже слишком. Над этим вакуумным аквариумом нависал, почти касался телескопический сталактит таких необъятных размеров, что можно было подумать, будто рукотворный мегаобъект подпирает целый остров. Это был генератор виртуальных частиц, предназначавшийся как для магнитного удержания антиматерии, так и для защиты города от техногенного Армагеддона. Ядро передатчика, состоящее из антивещества, при соприкосновении с обычной материей, например, с окружающей его сферой, вызвало бы аннигиляцию. Реакция взаимного уничтожения была бы настолько мощной, что ее вполне могло хватить, чтобы превратить столицу в гигантский кратер. Защита работала по принципу автоматического предохранителя: в случае исчезновения магнитного поля в ядро из антиатомов выстреливался заряд виртуальных частиц, который поглотил бы разрушительный энергетический всплеск.

На фоне монументальной структуры передатчика и нависавшего над ним генератора второстепенное оборудование обширной «Зоны А» как-то меркло. Высокопоставленные посетители редко задерживали внимание на прочей технике. Перфорированные белоснежные параллелепипеды ― сияющие диодами шкафы, распределенные по нишам ― являлись теми компьютерами, без спин-процессорных³⁵ «мозгов» которых, а также расчетных единиц, блоков питания, нанотехнологических систем и прочих современных чудес, игры со временем оставались бы невоплощенной идеей.

— Это и есть машина времени? ― вопрос инспектора прозвучал очень наивно, по-детски. Он подошел к перилам, окольцовывающим постамент с водруженным на него шаром, и вцепился в хромированное обрамление обеими руками.

— Путешествия во времени невозможны, так как нарушается элементарный закон термодинамики, а преодоление моста Эйнштейна-Розена³⁶ потребует сверхсветовых скоростей. Да и принцип защищенности хронологии³⁷ этого не позволит. Чтобы перекинуть в прошлое вещество не больше пылинки, энергии всей Вселенной будет недостаточно. Вы же не видели туристов из трехтысячного года? ― заученно ответил Ён.

— Тогда чем вы здесь занимаетесь? Философией?

— Я сказал, что в прошлое невозможно телепортировать материю, но информация ― нематериальна. ― Ён стер рукавом жирный развод, когда Кси отпустил перила и отошел. ― Антибитовый передатчик перезагружает время, хотя термин «перезагрузка» не совсем точен.

— А поподробнее?

— Это конфиденциальные знания, для узких специалистов.

— В этом городе для меня нет секретов. Мой допуск позволяет просмотр любых материалов.

Мён подтвердила утверждение Кси.

— Мистер Кси, ваша нелюбовь к гомосапам распространяется и на их творчество? Вам знакомо произведение Рэя Брэдбери «И грянул гром»?

— Научный трактат об изменении климата? Не припоминаю такого.

— Это фантастическая история о том, как некий путешественник во времени отправился в мезозойскую эру, где случайно наступил на бабочку. Малозначительное событие привело к тому, что через миллионы лет мир изменяется до неузнаваемости.

— Я это вполне допускаю. Небольшие сбои в технологических бизнес-процессах нарушают логистические цепочки и далее по нарастающей: переполненные склады, остановка производства, штрафы, убытки. Но я не улавливаю, при чем здесь ― как его? ― Брэдбери и ваш передатчик?

— Действия и последствия. Нарушение событийной цепочки в прошлом изменяет настоящее. У нас нет возможности переместиться сквозь время, чтобы самим совершить некоторые поступки, но мы можем попросить сделать это за нас людей в прошлом. Антибитовый передатчик, как настроенное на определенную волну радио, был спроектирован, чтобы посылать в прошлое закодированные сообщения, или ― по-научному ― абиграммы. В этих посланиях мы и указываем, какую бабочку раздавить. Отправка абиграммы является той самой перезагрузкой времени.

Кси растерянно хлопал глазами. Как и любому посетителю, ему было все понятно и непонятно одновременно. Не дожидаясь типичных вопросов, Ён менторским тоном экскурсовода продолжил:

— Вспомните квантовую теорию, и все встанет на свои места. Уникальность квантов заключается в том, что они способны без ограничений перемещаться в пространстве и времени. Такие необычные характеристики квантов мы используем для передачи сигналов. Между прочим, первый удачный эксперимент по телепортации состоялся аж в 1997 году и с тех пор технологию отточили до совершенства! На что можно перенести информацию? На папирус, электронную бумагу, флеш-память, жесткий диск, ДНК ― сгодится любой материальный носитель. Мы знаем, что материя состоит из элементарных частиц. Теперь представьте, что мы телепортируем координаты положения этих частиц в прошлое. То есть папирус ― или что угодно ― соберется из имеющихся атомов там, в прошлом. При этом первое начало термодинамики не нарушится, ведь материя, которая и есть энергия, не возникнет из ниоткуда, как в случае с машиной времени. Конечно, мы не записываем абиграммы на папирус, а используем продвинутые методы ― квантовые накопители из антиматерии.

— Получается, что антибитовый передатчик ― обычное устройство памяти?

— Почти. В этом шарике из антиатомов имеется еще антенна, которая принимает и передает сигналы. Есть еще шифровальный процессор и кое-какие датчики, но в целом ― это относительно примитивный блок памяти. Даже у Мён он более продвинут.

— Спасибо за комплимент, ― улыбнулась ассистентка. Ён и не думал ― так вышло само собой.

— Предположу, что в мезозой доставить абиграмму не получится, ― справедливо догадался Кси.

— Отправка ограничена постройкой этой машины, ядро которой было запущено в 2221 году. Оно самое древнее в мире, не считая экспериментальных образцов.

— Были же когда-то в Корее светлые умы. А как вы определяете, какую бабочку раздавить?

— Ретропричинность рассчитывается в обратном порядке из поставленных задач, мы анализируем событийность и отправляем абиграмму с инструкцией во временной отрезок, в котором возможность произвести изменения наивысшая.

— А после этого реальность изменяется, и вы достигаете нужной цели. Звучит просто.

— Коррекция прошлого дает высокую вероятность, но нет стопроцентной гарантии, что события сложатся именно так, как планировалось. У нас, что бы мы ни говорили, нет свободы воли. Изо дня в день мы выполняем рутину, следуя наименьшему сопротивлению. Даже вышестоящее начальство спускает планы, опираясь на исторические, культурные и рациональные предпосылки. Например, ваша должность обязывает вас найти виновного в подрыве надземного комплекса НИИ. Вы проверяете самые простые версии, и как бы я ни оправдывался в санчасти, мы в любом случае, следуя вашим умозаключениям, пришли бы сюда. В целом наше поведение предсказуемо, но всегда найдутся мелкие детали, которые влияют на конечный результат. Как правило, это совсем незначительные колебания. Сложность перезагрузки заключается не в прогнозах, а в сравнении достигнутого с ожидаемым.

— Поясните.

— Когда литературный герой-путешественник возвращается в свой век, он понимает, что мир стал другим, но эти изменения никому не заметны, кроме него.

— Верно, ― согласился Кси.

— В нашем случае нет стороннего наблюдателя, который рассказал бы, как изменилось настоящее.

— Вы хотите сказать, с перезагрузкой мы забываем, что было до? То есть вообще все люди и даже те, кто находится здесь, в этой зоне?

— Перезагрузка времени перезаписывает реальность. Мы, конечно же, не можем помнить те события, на которые наложились новые.

— И как вы узнаёте, что достигли желаемого результата?

— У нас нет стороннего наблюдателя, но мы научились сохранять референтную информацию вне времени ― в черной дыре. Она находится под нами, в специальном помещении.

— Припоминаю, что моим предшественником были написаны какие-то сложные нормы эксплуатации.

— Этим нормативам 150 лет и они у нас превыше любого закона, ― одобрительно отозвался Ён. ― На поверхности микроскопической черной дыры, в горизонте событий понятия времени не существует. Пространственно-временная сингулярность используется в качестве информационного накопителя. В эту множественную бесконечность мы копируем данные, а считываем их через излучение Хокинга, которое дешифруется в видеоряд. Не за горами новая технологическая революция, когда будут построены суперкомпьютеры, работающие на термодинамике черных дыр. Пока это за пределами наших возможностей.

Кси, тиская пуговицу на агендерном мундире, задумчиво обозревал фундаментально-исследовательское великолепие. Бурные мыслительные процессы проявлялись подергиванием ноги, отчего складки юбки подплясывали в такт дергающейся коленке.

— Если у вас возникнут еще вопросы, я с удовольствием на них отвечу, ― сказал Ён, предвкушая конец допроса.

— Торопитесь избавиться от меня? Я еще не перешел к главному.

— Что ж, постараюсь удовлетворить ваше любопытство.

— Надеюсь. ― Кси покосился на робота-полицейского. Тот смирно стоял на страже. ― Кто еще владеет такими штуками?

— Антибитовыми передатчиками? Калифорнийская Корпоративная Республика, Северная Европа и мы. Скорее всего, в Японии есть собственный образец. На международной конференции по проблемам физики их представители делились достаточно наукоёмкими познаниями.

— Технологическая схема везде одинакова? Принцип действия как-нибудь отличается?

— Концепция абсолютно идентична. Незначительная разница кроется в конструктивных особенностях. Например, в американской версии чувствительный генератор виртуальных частиц расположен сбоку. При строительстве затраты меньше, зато при эксплуатации гуляющие магнитные поля Земли приводят к частым сбоям, а это ― длительные простои. Как раз этой весной они затеяли капитальный ремонт.

— Кому открыт доступ в «Зону А»?

— Мог ли кто-то из сотрудников впустить в подземный комплекс террориста? Вы к этому ведете?

— Выводы буду делать я. Отвечайте на вопрос.

— Постоянный пропуск есть у меня и Мён. С сопровождением сюда имеют доступ члены Высшего Научного Комитета и совета директоров Республики, а также некоторые сотрудники института. Уровень безопасности здесь беспрецедентный.

— Кроме вас двоих, кто еще может переслать абиграмму?

— Никто! Это регламентированный процесс, требующий, помимо прав доступа, обязательного присутствия Мён, сложных расчетов и пошагового выполнения инструкций. Новичку проще будет посадить космолет без автопилота, чем вмешаться в ход времени.

— Кто наделяет правами доступа?

— Центральный Компьютер передает ключи шифрования одному из служащих НИИ, он и становится хранителем времени. На эти процедуры уходит минимум трое суток.

— Правильно, ― с досадой, какая бывает у профессора, которому не удалось завалить студента, подтвердил Кси.

Экзамен окончен не был ― Ён это явно почувствовал. Он пожалел, что дал слишком четкие пояснения. Провались он на каком-нибудь мелком вопросе, инспектор пожурил бы и довольный ушел прочь.

— Вы, мистер Нгуен, обладатель несвободной воли, можете отправить абиграмму с любым содержанием?

— Я всего-навсего исполнитель мудрого волеизъявления руководства Республики. Моя функция ― это отправка и прием абиграмм. Я подгоняю череду событий под запрашиваемые потребности, не более.

— А как же ваши личные?

— Мои потребности? Я всем доволен.

— Хорошо, если так. Вернемся к рабочим процессам. Вы отчитываетесь по каждой абиграмме?

— Только по официальным.

— Есть другие?

— Тестовые. Они передаются с соответствующей пометкой по умолчанию.

— Их отправляют без каких-либо ограничений?

— Без авторизации Мён ни одна отправка не пройдет, даже тестовая.

Секретарша утвердительно кивнула.

— Как вы отчитываетесь по тестовым отправкам?

— Никак. Они не учитываются. ― Ён отвечал максимально быстро, не задумываясь, чтобы не дать Кси усомниться хоть в чем-то. В дотошности инспектора чувствовалось второе дно, на которое он пытался утащить физика.

— Вот вы и попались. Скажите, мистер Нгуен, как долго вы готовились… ― протяжный писк прервал умозаключение Кси. Робот-полицейский, шагнувший было в их сторону, отступил.

На контрольном щите управления антибитовым передатчиком засияли кнопки, голографические мониторы наводнились статистическими таблицами и текстовыми данными. Из щели автомата толчками выполз лист плотной бумаги и улегся в специальное углубление.

— Послание из будущего. Мы перезагрузили время! ― воскликнул ученый, сгорая от любопытства узнать, к чему же он, судя по недосказанной реплике Кси, готовился. Напирающее чувство угрозы заставило его с азартом ухватиться за новую тему. ― Мён, будьте добры.

Ассистентка вытянула из лотка листок, содержание которого было зачитано вслух.

Тестовое сообщение: Напиши число «десять».

Ён Нгуен

Дата отправки: 27.04.2476 21:01

Дата получения: 27.04.2476 20:52

― Это же абиграмма! ― воскликнул дознаватель.

— Она самая. Скорее всего, через девять минут вы захотите посмотреть на научное чудо ― перезагрузку пространственно-временного континуума.

— Было бы любопытно.

— Возьмите фломастер и запишите на маркерную доску цифру десять. Да-да, на нее. Она на колесиках, передвиньте вон туда. В вашей памяти я не сомневаюсь, делайте, как я говорю. Прописью тоже сгодится.

Фломастер проскрипел в унисон с инспекторским голоском:

— И?

— Мистер Кси, назовите первое, что придет на ум.

— Правонарушитель.

— Давайте что-нибудь нейтральное.

— «Вечность» подойдет?

— Отлично! ― Ён передал дознавателю распечатанный лист, пояснив: ― Держите крепко, чтобы потом вы не выдвинули мне обвинений в подмене.

Это была стандартная демонстрация возможностей передатчика, бессчетное количество раз удивляющая редких экскурсантов. Хозяин «Зоны А» неспешно напечатал на сенсорной панели указание «Напиши слово „вечность“» и выставил время получения абиграммы минутой раньше предыдущей, на 20:51. Палец завис над кнопкой «перезагрузить».

— Но разве не число «десять» мы должны написать? ― забеспокоился Кси.

— А если я обманул вас? Я мог запрограммировать обычный принтер, чтобы, при появлении посетителей, он распечатал заранее заготовленный текст.

— Я об этом как-то не подумал.

— Мы нарушим причинно-следственную связь, и из настоящего я заставлю вас в прошлом поступить иначе.

— Звучит самонадеянно, ― усмехнулся инспектор.

— Вы прочли мою абиграмму. Вы знакомы с Каони или Сержем?

— С Сержем? Впервые слышу.

— А с Каони?

— Что за дерзкий тон! ― осек Кси. ― И чего мы ждем? Нарушайте вашу связь.

— Отвечайте! ― железным голосом потребовал Ён. ― Кто такой Каони?

— Мистер Нгуен, ― обратилась Мён к своему начальнику с повышенной тональностью, которой одергивают младших сотрудников. Ён проигнорировал секретаршу, повторив свой вопрос.

— Я не знаю никаких Каони! Что вы вообще себе позволяете?!

— Это ложный ответ, ― вмешался полицейский. Функция детектора лжи сработала без разбора.

— Вам известно понятие Чёрный эфир? Каони с ним как-то связан?

— Я не обязан отчитываться о своих знаниях!

— Расшифровка абиграммы носит государственное значение. Я требую ответа!

— Здесь я главный, а вы ― жалкий преступник. Арестуй его! ― прикрикнул он на робота-полицейского.

— Обвинение не предъявлено, ― возразил тот.

Кси трясся от ярости, производя губами беззвучные движения, будто рыба, выброшенная на берег.

— Инспектор, что вы накопали на меня?

— Всё, ― громыхнул Кси, косясь на пояс робота, где обычно крепилась кобура. Пистолета не было. Переходя на крик, он выплевывал фразы: ― Вы использовали собственность НИИ в корыстных целях! Вы обвиняетесь в государственной измене! Взять его!

Робот бросился на физика.

Клавиша «перезагрузка» приятно кликнула.

Гладкий мячик антиматерии не шелохнулся в пустоте вакуума. Казалось, ничего не случилось.

— Послание из будущего! Мы перезагрузили время, ― торжественно объявил ученый.

Кси с недоумением уставился в текст абиграммы:

Тестовое сообщение: Напиши слово «вечность».

Ён Нгуен

Дата отправки: 27.04.2476 21:03

Дата получения: 27.04.2476 20:51

― Что-то я ничего не заметил, ― заявил Кси, переглянувшись с напарником. Он посмотрел на маркерную доску: «вечность» была выведена корявым почерком.

— Я бы удивился, если бы вы заметили. При отправке абиграмм, смотря из настоящего, прошлое изменяется мгновенно.

— Не понимаю, в чем фокус. Вышла какая-то бумажка, вы попросили перенести ее содержимое на этот древний планшет, потом четверть часа обсуждали погоду, затем что-то там нажали и ждете от меня изумления.

— Был послан иной знак или картинка. Скоро мы узнаем, что изначально вы нарисовали. Все происходящее здесь фиксируется камерами наблюдения, а изображение сохраняется в многомерности черной дыры. Мы вытащим запись из параллельной реальности.

Инспектор в оцепенении наблюдал, как физик включил голопроектор. Полупрозрачные двойники роботов наложились на свои оригиналы, в то время как голографический призрак Кси выкатил доску на середину помещения. Ён отошел на пару шагов от самого себя, наблюдая, как его двойник, беззвучно шевелил губами. Он что-то сказал, и Кси послушно вывел… число десять.

— Я переиграл так называемую действительность. Пятнадцать минут назад в параллельной реальности мы получили абиграмму, в которой я попросил написать число «десять».

— Я и вправду это сделал, ― нехотя согласился инспектор, рассматривая поставленное на паузу изображение.

— Минуту назад мы отправили абиграмму со словом «вечность». Мы оба помним, как получили ее в 20:51, но мы не помним другое событие, которое стерлось и перешло в разряд альтернативных. Проще говоря, если я сейчас отправлю указание «нарисуй квадрат», то рисунок тотчас появится на доске, а «вечность», как и «десять» перед этим, исчезнет. Это и есть перезагрузка времени. Бабочка машет крыльями так, как мы того хотели.

— Занимательно, ― выговорил Кси с умным видом. ― А что было дальше на записи?

— Вряд ли что-то важное, ― Ён отмотал немое изображение в ускоренном темпе. Кси, стоя со сжатыми кулаками и выдающейся вперед нижней челюстью, несколько раз поворачивался к синеватому призраку робота-полицейского. Трехмерный кадр застыл в момент, когда машина двинулась на Ёна.

— Интересно, как вам удалось разозлить меня? ― настороженно спросил инспектор.

— Параллельное прошлое не имеет значения, ― отмахнулся Ён, выключая голопроектор. Когда следователь уйдет, он воспроизведет запись со звуком и узнает, что у Кси на уме. ― Вы даже не представляете, сколько катастроф удалось предотвратить. Туннель, по которому мы сегодня проезжали, два года назад должен был обвалиться. Морская вода залила бы целую сеть магистралей. Погибших ― не счесть. Его вовремя отремонтировали, а в следующем году закроют на капитальную реконструкцию.

— Эта технология позволит ловить преступников, когда они только задумали совершить зло. Да что преступники! Почему Республика тратит такие огромные средства на исследования, когда готовую технологию можно заполучить из будущего?

— Вынужден огорчить, но это неосуществимо.

— Вы против превентивных наказаний? А как же жертвы преступлений, вам их не жаль?

— Я не о моральной стороне вопроса ― оставим ее на суд другим! ― а о научных знаниях из будущего. Получаемая информация не должна вызывать парадоксов. Знания не могут синтезироваться из ничего, кто-то обязан задействовать мыслительные процессы, то есть энергию. Для избегания таких парадоксов мы проводим тщательный анализ отправляемой абиграммы. В содержании описывается метод, а не последствия или результат.

— А что случится, если переслать какую-нибудь разработку, скажем, формулу взрывчатого химического реагента?

— Я задам встречный вопрос, что произойдет, если путешественник во времени убьет своего прародителя?

— Он не родится и не будет самого факта путешествия.

— Это и называется защищённостью хронологии.

— А если дать указания другого порядка: это соединить с тем-то, сюда добавить того-то, собрать, спаять и прикрепить таймер ― получится молекулярно-деструктивная бомба?

— При условии, что эта технология где-то существует, ― вкрадчиво произнес Ён.

— Я подтверждаю сказанное мистером Нгуеном, ― вмешалась Мён.

— Тебя не спрашивали, ― рявкнул Кси. Ёну он сказал: ― Предварительные анализы следственной группы подтвердили, что некое распыленное вещество ослабило молекулярные связи и деформировало материю. Вы были правы в своей оценке на площади Моря Дирака.

— Я угадал. Разве это делает меня виновным?

— Эпицентр распыления был на восемнадцатом этаже, в вашем кабинете. Пылевидные частички разнеслись по вентиляции, как яд по кровеносным сосудам, расплавив половину здания. Эта же дрянь изуродовала площадь. Вам повезло, что ветер подул в другую сторону, иначе вас выковыривали бы из гранитной плитки и дубовых веток.

— Я уже объяснял: бомбу мне принесли. Я видел Сейджи также близко, как вас сейчас, разговаривал с ним, он стрелял в меня. Это не было галлюцинацией или вживленным воспоминанием. Пусть он подтвердит мою искренность! ― физик уставился на робота-полицейского, молчание которого подтверждало правоту сказанного.

— В таком серьезном деле показаний с детектора лжи будет маловато.

— Разве отсутствие на видеозаписях киллера не говорит о его профессионализме?

— Нет и самих записей. Они расплавились вместе с локальным сервером, что располагался на одиннадцатом этаже. Так как облачный сервер синхронизируется с локальным раз в полчаса, на тех записях, что мы извлекли из облака, последние пятнадцать минут отсутствуют.

— Это же не доказательство, что в тот вечер ко мне никто не приходил. Промежутка в четверть часа более чем достаточно, чтобы проскочить незамеченным. Заходишь в холл, поднимаешься на обзорном лифте до двадцатого этажа, спускаешься на эскалаторе на два уровня ниже, прямо по коридору восьмая дверь налево. Пять минут ― не более.

— Для вас это действительно вопрос каких-то минут, а для человека, не знакомого с планом секретного здания, в котором полно дверей, распознающих биометрику лица и сетчатку глаз, это невыполнимая миссия.

— Любую дверь в офисе можно открыть вводом личного кода. Вы проверили сотрудников?

— Введения кода недостаточно, ― со знанием дела объявил дознаватель, ― система контроля допуска анализирует скорость ввода, силу нажатия и интервалы. Она узнает человека по цифровому отпечатку. Вероятность подделки сводится к нулю. В тот вечер двери действительно открывали вводом личного кода.

— Предположу, что учетные записи тоже пропали.

— Лог файлы системы допуска без задержек регистрируются в облаке ― они, в отличие от видеозаписей, в целости и сохранности.

— И кому же принадлежал код доступа?

— А как вы думаете?

— Понятия не имею.

— Вам, мистер Нгуен. Это был ваш пароль, совпадающий с цифровым отпечатком.

На минуту Ён потерял дар речи.

— Я не мог быть в двух местах одновременно. Я с обеда не покидал кабинета.

— Это все ваше объяснение?

— Меня пытаются подставить! Не изобрел же я в будущем машину времени, чтобы прикончить самого себя?

— А как вам такая версия: вы ― обычный человечек, ничем не отличающийся от других, таких же трудяг. Безрадостная работа всколыхнула ваши дерзкие амбиции. Вначале хотелось уважения, затем ― банальной власти. Но вот незадача, вас не приглашают даже в секретариат при Научном Комитете. Ваш удел ― ковыряние в скучных формулах и выполнение приказов.

— Неправда! Я люблю свою работу. Никогда не ждал приглашений ни в какие секретариаты.

Кси не воспринял протест, голос скрипел на той же противной ноте:

— Злоба росла и множилась. Дикое желание рвать, метать, убивать пухло день ото дня. Свою ненависть вы направили на корпоративную систему, а повстанцы-гомосапы стали вашими потенциальными союзниками. Вы даже пытались вступить в охотничий клуб, чтобы выглядеть гомосапоненавистником. Отличный ход! ― Кси отвернулся, утопив взгляд в стеклянной сфере, будто в магическом шаре черпал свое красноречие. Опустил скрипучий тенорок до промозглого полушепота. ― Вы познакомились с Юмису ― изощренной любительницей недолюдей. Вас привлекли ее проспекты, разбросанные по городу. К тому моменту вы заполучили рецепт технологии из будущего ― пусть не готовый чертеж, а некие наработки, подсказки, которые с вашими гениальными познаниями можно вполне довести до ума. Как удержаться, когда открываются такие поразительные возможности? Втайне от коллег вы разрабатываете бомбу. Подорвать основы государственности руками гомосапов ― вот ваша цель. Вы назначаете Юмису свидание в ресторане «Эпикарион». Там мало посетителей, а лишние свидетели вам не нужны. Через эту женщину вы намерены передать взрывчатку говорящим обезьянам. Все продумано до мелочей, но случилась осечка. За сутки до назначенной встречи кустарная бомба самопроизвольно детонирует. Пыль втягивается вытяжной вентиляцией, разносясь по разваливающемуся зданию. Выходы отрезаны. В руках пистолет. Вы разбиваете окно и прыгаете, для пущей убедительности предварительно пальнув себе в лоб, чтобы списать все на выдуманного камикадзе. Интересно, на эту идею вас натолкнуло соседство с японским посольством? Вас снимают с дерева и отправляют в больницу. А на следующий день Юмису скучает в ресторане, правда, недолго. Заведение взлетает на воздух вместе с посетителями. Как специалист по охране труда я сразу предположил, что причина в нарушениях эксплуатации кухонного оборудования. Я всегда был противником варварской готовки на огне. Юмису выжила. После вас я наведаюсь к ней с генконсулом.

— Основания для ареста имеются, ― заключила судейская сущность робота.

— Жаль, когда вас превратят в растение, вы не вспомните этого разговора. А вашу милую секретаршу отправят на вторичный рынок секс-услуг в какой-нибудь из притонов на периферии Союза. Интересно, вы это вместе планировали? Надень на них наручники, ― приказал Кси полицейскому. Он оторвал взгляд от передатчика и повернулся ― и в тот же миг Ён нажал на кнопку «перезагрузка».

Абиграмма улетела в прошлое.

Глава 6. Ён.

Автомобиль с беглецом на заднем сиденье мчался по подземным туннелям к центральной санчасти города. Компанию Ёну составили двое менеджеров. Вызванное к зданию «Песочные часы» транспортное средство, которое он ждал целых шесть минут, должно будет высадить болтливых попутчиков в квартале от санитарного комплекса.

Ён неотрывно смотрел на навигационную панель, на уменьшающиеся километры, на томительные минуты до цели. Изредка озирался по сторонам, чтобы удостовериться в отсутствии погони. Впрочем, вряд ли его будут преследовать. Когда вскроется совершенное им преступление, автомобиль перехватят удаленно. Его доставят прямиком в полицейское управление, где арестуют и накажут по всей строгости корпоративных законов.

Физик прикинул, что в запасе у него осталось не более десяти минут.

Все началось с того, что он и его ассистентка сопроводили полицейского и инспектора по охране труда в «Зону А». Кси расспрашивал об устройстве антибитового передатчика, задавал каверзные вопросы, как неожиданно приёмник распечатал абиграмму.

— Мён, зачитайте, пожалуйста, ― попросил он колеблющуюся помощницу.

— Вам лучше самому ознакомиться с содержимым, ― протянула она листок.

Тестовое сообщение: «ЭНТС. Беги! Найди Юмису. Она в санчасти. Мён поможет».

Ён Нгуен

Дата отправки: 27.04.2476; 21:40

Дата получения: 27.04.2476; 20:50

Несколько раз руководитель НИИ пробежал глазами по тексту. Вместо стандартной демонстрации возможностей антибитового передатчика он предлагал самому себе нарушить закон ― скрыться от полиции и стать разыскиваемым преступником.

Картина событий из пока не наступившего будущего прорисовывалась размытыми, но вполне различимыми очертаниями через подсказки в виде аббревиатуры и неоднозначное поведение Мён. Сокращение ЭНТС означало «это не тестовое сообщение» и сигнализировало Ёну о грозящей опасности. Так он обходил официальные абиграммы. Нет, он никогда не использовал перезагрузку времени в корыстных целях ― только во благо НИИ, чтобы избежать дорогостоящих и рискованных исследований, которые могли стоить ему карьеры. Проще говоря, замаскированное под тестовую абиграмму сообщение с пометкой ЭНТС было никакое не тестовое, а вполне конкретное и требовало незамедлительных действий. Другая подсказка, косвенная, дополняющая понимание будущего, заключалась в поведенческой модели Мён. Без ее нейроцифрового одобрения он не смог бы отмотать назад пятьдесят минут. Единственная причина, побудившая роботессу встать на сторону своего босса, могла крыться в нарушении алгоритма безопасности, когда одновременно обоим операторам антибитового передатчика ― ей и Ёну ― угрожало лишение свободы. Исследователь времени предположил, что Кси выдвинул им обвинения, которые были расценены Мён как необоснованные, и приказал их задержать. Еще в медкапсуле, не успев прийти в себя, он ощутил стремление инспектора назначить виновного и поскорее закрыть дело. Так работает оптимизированная система правосудия: сломанную деталь не ремонтируют, а заменяют на идентичную. В государстве с нулевой преступностью для раскрытия преступления из метрополии пришлось бы выписывать настоящих следователей, а это ― имиджевые риски, лишние траты и снижение эффективности, приводящей к падению стоимости акций.

— Мён, ― стараясь говорить привычно, обратился распорядитель времени к помощнице. ― Я… Как вы думаете?.. ― На остальное не хватило слов.

— Что вы там шепчетесь? ― окликнул Кси.

— Возник неотложный вопрос, ― ответила секретарша.

— Мистер Нгуен еще не восстановлен в должности, чтобы заниматься рабочими делами.

— Мы получили абиграмму. Вам, наверно, интересно посмотреть, как антибитовый передатчик перезагружает время? ― нашелся хозяин «Зоны А», еле удерживая привычную тональность голоса.

— Я весь внимание.

— Видите ту маркерную доску? Я сейчас ее передвину, и кое-что вам покажу.

— Повышенное беспокойство, ― всполошился робот-полицейский, оценив состояние подозреваемого.

Руководитель НИИ направился к доске на колесиках. До выхода из «Зоны А» оставалось несколько быстрых шагов. Заикаясь от волнения, он произносил какие-то банальности.

— Арестовать! ― послышалась команда.

У него была секунда на принятие решения: бежать или сдаться. Последнее означало добровольно накормить собою ненасытную систему корпоратократического правосудия. Чавкая его костями, эта механизированная система, возможно, прислушается к мольбам и даже вынесет справедливый приговор, по вероятности сравнимый с выживанием при падении с восемнадцатого этажа не на дерево, а на мостовую.

Бежать!

Ён выскользнул в холл. По пути вдавил экстренную кнопку ― полотно двери со свистом гильотинировало воздух. Это задержит их на минуту-другую. Мён, обязанная подчиняться стражам правопорядка, будет обязана снять блокировку.

Глава исследовательского института рванул через интерьер «сумрачный космос» к лифту.

Механический гул открывающейся двери и приказ:

— Задержать!

За спиной забарабанили ботинки.

Нескончаемый коридор. Ритмичная дробь била почти в затылок, когда Ён нырнул в лоно грузового лифта. В смыкающемся проеме исчез щенячий взгляд безжалостной машины, едва не ворвавшейся к нему в кабину.

Пока лифт летел вверх, комки панического ужаса рассосались. План действий созрел моментально: забрать пистолет из камеры хранения, угнать полицейский автомобиль, поскорее отыскать девушку из аппликации знакомств.

Беглец поднялся в холл. Заблокировал двери лифта урной для мусора. В запасе у него максимум полчаса. Если робот пробежал пятисотметровый коридор за тридцать секунд, значит, подъем, с учетом затрачиваемой энергии на преодоление высоты, займет минут десять; плюс разблокировка четырех противопожарных дверей на промежуточных площадках ― по пять минут на каждую, ― на последней он поймает Сеть и сообщит о побеге подозреваемого… вернее, преступника.

Бело-синий седан на магнитной подушке угнать не удалось. Очевидно, транспортное средство управлялось роботом-полицейским, без которого не открывалась даже дверь.

Дождавшись вызванную машину, он запрыгнул на заднее сиденье. Долгих пять с половиной минут ушло на то, чтобы по пути забрать второго пассажира. К счастью, попутчиков всего двое. Система автотранспорта оптимизирует пассажиропотоки, перевозя по несколько клиентов в одном направлении, так что в машину забивается до десяти человек.

Физик пересчитывал в уме скоротечные секунды. С момента дерзкого побега прошло уже двадцать минут. Через семь минут автомобиль высадит попутчиков на перекрестке Первого и Второго Закона Ньютона. Полминуты на то, чтобы они вылезли, две ― до санчасти. Успевает!

Многозадачный мозг, сконцентрированный на оценке сиюминутных действий, одновременно рассчитывал дальнейшие события. Они вырисовывались в таком порядке: он найдет виновного в подрыве «Песочных часов», вернет себе честное имя и решит загадку абиграммы, полученную двадцать четвертого апреля. Единственной зацепкой для реализации задуманного была иностранка из грязного устья. Из разговора с Кси на площади Моря Дирака он сделал вывод, что она прямо или косвенно связана с гомосапами, а где гомосапы, там и повстанческое движение. Перезагрузка времени на пятьдесят минут стерла параллельные события, в которых он наверняка узнал что-то важное о Юмису, раз она упомянута в последней абиграмме. Вероятно, инспектор связал их виртуальное знакомство и сделал неверные, но далекоидущие выводы. С другой стороны, любопытная красотка из рассадника одиноких сердец могла быть завербована разведкой иностранного государства (японское вмешательство исключать не следует), а сапиенсы ― это прикрытие.

Скользя по фацету мысли, Ён поместил Юмису в рамку гипотезы, согласно которой, она ― ключ к решению основной проблемы. Он приедет в санчасть ― интересно, что она там делает? ― и заставит ее признаться.

Время, быстротечное время. Через три минуты его попутчики выйдут в пункте назначения.

Аэроэкран принял сообщение от секретарши:

«Мистер Нгуен, надеюсь, вы нашли Юмису».

Мён вошла в Сеть, значит, полицейский синхронизировался и объявил его в розыск.

«Пока нет. Через пять минут буду в санчасти», ― силой мысли написал он в ответ.

«Мы поднялись до предпоследней площадки. Здесь ловит наша внутренняя сеть. Полиция о ней не знает. У вас в запасе не более шести минут».

«Я успеваю. Мён, у вас будут огромные неприятности».

«Не больше ваших. Кси намерен вызвать группу ликвидаторов. Они стреляют на поражение».

«Я открываю вам доступ к уничтожению лог-файлов, чтобы никто не узнал, что вы предупредили меня».

«Им станет в любом случаем известно, что я разрешила перезагрузку времени. Но не стоит беспокоиться. Я всего лишь бессердечная машина, нечувствительная к боли».

«Кси что-то сделал и это запустило алгоритм безопасности. Поэтому вы помогли мне», ― он хотел еще дописать, что это явилось бы смягчающим обстоятельством, а не техническим сбоем, который неизбежно повлечет за собой утилизацию его подчиненной, но не написал ― это противоречило правилам субординации.

«Помочь можно и вопреки правилам. Роботам тоже доступны некоторые чувства».

«Презрение?» ― предположил Ён.

«За что вас презирать? За ту историю с девушкой? Куда мне с ней тягаться? Она же человек».

«Мы об этом никогда не говорили».

«И хорошо», ― написала она.

«Я не допущу, чтобы вас утилизировали. Перезагрузка времени исправит все».

«Не думай обо мне, у тебя есть дела поважнее. Берегись ликвидаторов! И прощай, Ён».

«Мён, спасибо тебе», ― поблагодарил он.

«АБОНЕНТ НЕДОСТУПЕН», ― всплыла системная ошибка.

Автомобиль остановился на пересечении улиц, названных в честь ньютоновских законов термодинамики.

— Будьте самоуверенны, но вежливы, когда общаетесь с заказчиком, ― говорил менеджер через открытую дверь. Второй пассажир внимал советам. ― И не падайте духом, когда клиент требует перевыполнить норму, просто спокойно настаивайте на своем.

— Я тороплюсь! ― сообщил с нетерпением Ён.

— Извините, не будете возражать, если я заеду в одно место? Тут совсем рядом. ― Сидящий впереди принялся вносить в навигатор новые координаты.

— Нет!

— Спасибо за понимание, ― продолжал он вписывать адрес, а тому, что стоял снаружи, выразил благодарность за совет.

— Убирайся! ― Ён приставил к его щеке пистолет.

Парализованный страхом атакованный заныл.

— Вон отсюда!

— Пожалуйста, ― вопил он, ― у меня нет страховки на случай внезапной смерти.

Тот, что стоял снаружи, зачем-то улегся на землю, сцепив руки за головой.

Ён выскочил из машины и бросился бежать к одноэтажному строению, из которого его под присмотром дознавателя выписали несколько часов назад.

Непримечательное здание, разрывающее ковер тесного лесопарка, возвышалось над прилегающим сквером. Обычное, не претендующее внешним видом на какую-либо значимость, для горожан Пусана оно являлось символом рождения и смерти.

Беглый ученый подбежал к стойке регистратуры.

— Доброй ночи, мистер Нгуен! ― приятная на вид роботесса идентифицировала его и начала неспешно перечислять: ― Стандартное медицинское обследование ― желтая линия, генотерапия ― синяя, эвтаназия ― зеленая…

— Я к пациенту. Ее зовут Юмису.

— Часы приема с восьми утра и до десяти вечера, ― улыбнулась администраторша. ― Пока ждете, можете воспользоваться нашей акцией по процедуре ликворофилинга со свободной лицензией. Мы предлагаем расширенный пакет по археологии Сеула, обновленную базу данных по истории Древней Греции и специальное издание разрешенной политической сатиры.

— Мне нужна Юмису!

— Предложение действует только до конца недели.

— Я хочу поговорить с ней!

— Для релаксации идеально подойдет джазовая подборка «музыка в голове». Только сегодня на него действует скидка в пятьдесят процентов.

«Она тянет время! Ликвидаторы уже в пути», ― смекнул Ён. Он направил на роботессу пистолет, но та не отреагировала. Тогда он приставил дуло к своему виску.

— Я застрелюсь, если вы не вызовете Юмису.

— Эвтаназия ― зеленая линия.

Он побежал вглубь медицинского учреждения. Под ногами замелькали затертые желтые, синие, красные полосы, по пути встречались редкий персонал и пациенты.

Повернув за угол, он сбил с ног девушку в пышном наряде, ожидающую приема в кабинет. Оба растянулись на полу. Вскакивая и извиняясь, он помог ей подняться, заглянув мимолетом в ошалевшее лицо. Не Юмису.

В конце коридора оказался тупик. Зеленая линия привела к раздвижным дверям, за ними ― застекленная с трех сторон комната ожидания. Скамейки, столик с напитками, ненавязчивая классическая мелодия и сложившийся пополам мужчина, сдавивший ладонями уши. Он не повернулся на запыхавшегося нарушителя спокойствия, не отреагировал на экстренное требование громкоговорителей немедленно покинуть санитарный комплекс. Если бы не подергивающиеся пальцы в светлых лохмах, растрепавшие модную прическу, столь популярную среди выпускников и молодых специалистов, эту маниакальную натуру можно было спутать с отключенным андроидом.

Ён не сразу заметил призрачные фигуры. Специальный камуфляж и ботинки на звукопоглощающей подошве делали спецотряд ликвидаторов случайными бликами, скользившими по коридору. Призраки-убийцы рассредоточились по периметру, оцепляя пространство вокруг стеклянной залы ожидания. Невидимыми винтовками, как представил себе Ён, они целились так, чтобы не задеть гражданского. Они готовились к штурму.

Отступать некуда. Или взять в заложники доходягу, что корчится на скамье, или поднять руки и медленно опуститься на колени. В первом случае он не успеет вытащить пистолет, как его застрелят, а во втором ― он лишит себя всякого шанса на успех.

Фигуры подошли совсем близко. Вскоре отрубят электричество и все закончится в кромешной тьме.

Загнанный в угол нарушитель закона попятился, оказавшись вплотную с пришибленным пациентом. Держался возле него, чтобы потянуть время.

Внезапно послышалось приглушенное торможение. Стенные панели разъехались, обнажая пространство портативной палаты смертника. Ласковый голос пригласил зайти:

— Добро пожаловать в мир вечных грёз.

Мужчина оживился, размотался из скрюченного клубка, зашаркал по направлению к подъехавшей капсуле, волоча потухший взгляд. Уже на пороге глянул через плечо сквозь пелену беспробудной грусти. Будто щурясь на закат, он устало улыбнулся светлыми морщинками в уголках глаз.

Ён втолкнул его внутрь. Двери закрылись, пол дрогнул, они поехали.

Мобильная палата не отличалась от той, в которой после падения очнулся глава НИИ. Такое же количество крючков для одежды, та же комбинация встроенных разноцветных ящиков, в углу ― душевая кабинка с расставленными кремами в алфавитном порядке, а у входа поднятое откидное сиденье для посетителей. Резервуар с синеватой субстанцией занимал центральное место. Трехмерная голограмма соснового леса визуально увеличивала пространство. Все по-казенному аскетично и просто.

— Вы сделали правильный выбор! ― механическое поздравление от голосового помощника.

— Других вариантов как-то не было, ― буркнул физик, радуясь своей удаче.

— Ложитесь в теплую ванну. Перед процедурой мы покажем документальный фильм о космосе. Просим позаботиться о сортировке личных вещей: для обуви ― коричневый контейнер, для одежды ― оранжевый, для драгоценностей ― белый, ― перечислил незримый ассистент.

— Что ты здесь делаешь? ― благозвучным голосом спросил смертник.

— Не отвлекайся, ― отмахнулся Ён, раздумывая, как ему выбраться из мобильной палаты-контейнера, когда та прибудет на центральный склад, куда стекались больничные капсулы со всего архипелага. Там, в одной из таких же палат, он отыщет Юмису.

— Я не могу, когда ты смотришь.

— Какая тебе разница? Через час ты растворишься в этой жиже.

— Мы разве не вместе?

— Еще чего! Я не собираюсь умирать. Я намерен вернуть себе работу и нормальную жизнь.

— А меня уволили. Кому я такой нужен?

— Подумаешь! После сегодняшнего я наверняка лишусь должности, но это не повод залезать с тобой в растворитель.

— Еще не прошло двух недель, ― длинная пауза. ― Это все из-за аэроэкрана. Должно быть, он активирует в нас влечение к саморазрушению, когда мы утрачиваем цель к существованию.

— Откуда знаешь?

— Мне кое-кто рассказал.

— И ты ему поверил?

Мужчина пожал плечами и как-то виновато оправдался:

— Не поверил. А если это и правда, то какой прок от безработного генетика с промытой башкой?

— Биотехан, значит.

— Трэй, ― представился белобрысый смертник. ― А эти ботинки не мои. Я их нашел, ― зачем-то пояснил он. ― Мои старые сгнили. Это нормальный процесс. Все гниет и разваливается. И техника, и одежда, и люди…

— Увольняют только отъявленных бездельников, ― фраза повисла многоточием.

Трэй как-то наспех стянул обувь и сдернул с себя ультрамодные атласные штаны. На нем не было трусов. Линкерная³⁸ застежка на куртке от прикосновения разошлась и, как только он вынырнул из ее чрева, тут же срослась.

— Тепленькая, ― проверил он температуру, окунув палец в жидкость.

Ён медленно отвернулся, уводя взгляд от узкобедренной наготы. Обнаженное мужское тело на мгновение смутило.

Послышалось чавканье геля. Когда первая эссенция наноботов будет впрыснута в обволакивающий раствор, саван сновидений бережно накроет смертника, а ишемический инсульт выключит подсветку сознания; красивая плоть будет сервирована для второй партии субмикронных машин, которые пережуют без остатка, мясо, кости, волосы, имплантаты, мечты. Никчемного работягу спишут в два этапа, но даже после смерти он послужит на благо обществу. Его останки высушат, расфасуют и отправят на фермы по производству синтетической еды. Резервуар подготовят для следующего пациента, чтобы лечить от ожогов или внутреннего кровоизлияния, но уже нанороботами другого типа.

Движение прекратилось, зернистая поверхность геля сделалась зеркальной. Трэй не шевелился, не дышал.

Над головой что-то лязгнуло: подъемный кран подцепил их палату, чтобы запарковать ее в стопке таких же больничных палат.

Транспортировка закончилась, и Ёном овладела неистовая активность. Он набросился на двери, но они оказались наглухо задраены. Душевая кабинка с туалетом являли собой монолитную конструкцию без единой заклепки и шва. Простукивание панелей, разделенных узкими линиями стыков, ничего не принесло, они звучали одинаково. Никаких тайных люков он не обнаружил, кроме небольшой створки на уровне пола. За этой малоприметной дверкой скрывались спинтронные схемы и блок питания.

— Мы начнем процедуры, когда оба клиента займут свои места, ― подбодрил виртуальный ассистент.

— Я передумал, а вы начинайте.

— Присутствие посторонних недопустимо. Ничто не должно отвлекать от перехода в стихию чарующих грёз. Мы вернемся в док ожидания и продолжим без вас.

Медкапсула пришла в движение.

Ён метался между давящих стен. Запрыгнул в ванну, погрузив ботинки в вязковатую субстанцию, барабанил по потолку, дергал за вентиляционные жалюзи, скоблил по молочному стеклу плафона. Слабых мест не находилось.

— Хватит шуметь, я не могу сконцентрироваться. ― Трэй распахнул глаза, стрелявшие негодованием.

— О, ты еще жив?

Плавающий островок лица с атоллом белесых волос скривился от ярости. Толстые линии бровей сомкнулись, придав выражению резкие черты. Закипающее под ногами Ёна бешенство процедило сквозь зубы:

— Вообще-то, здесь умирают люди.

— Кучка удобрения разгневалась?

— Мне гарантировали спокойный уход, а я лежу, будто на нудистском пляже в час пик. Когда ты уберешься отсюда? И хватит на меня пялиться! ― В безобидном негодовании биоинженера было что-то очаровательно комичное.

— Ты забавный, когда злишься, ― подначил исследователь времени. Спрыгнув на пол, он поскользнулся и чуть не упал.

Трэй хохотнул.

— Хорошо, я согласен на эвтаназию! ― заявил Ён искусственному интеллекту. Потянув время, он что-нибудь придумает.

— Мистер Нгуен, ― проскрипела физиономия Кси, уродливо растянувшаяся во всю стену, ― ваше физическое устранение добавит мне ненужной отчетности. Сдавайтесь, и мы решим проблемы мирным путем.

Хлюпающим ботинком Ён пнул растворившуюся голограмму. Задник трехмерного экрана был вмонтирован так же крепко, как и остальные предметы в дрейфующей каморке.

— Нельзя потише? ― процедил безработный самоубийца, приподнимая липкую голову. ― Как же ты бесишь! Аж захотелось утопить тебя в этой жиже!

— А ты с характером, ― физик схватил его за скользкие плечи и поднял в сидячее положение. ― Хватит жаловаться, вылезай! Поможешь мне. Помереть всегда успеешь!

Не дав опомниться, он рывком вырвал незадачливого пациента из объятий эвтаназийной колыбели.

Лицо Трэя переливалось всеми оттенками злобы, кудряшки обзавелись головным убором из комковатой массы. Он сплюнул сгусток слизи, поморщился и шмыгнул. Усмехнувшись, Ён протянул впитывающую губку, одолженную у туалетной кабинки. Не дожидаясь, когда несостоявшийся самоубийца сотрет с перламутровой кожи комки слизи, Ён подал ему штаны, куртку и обувь.

— Испортил человеку смерть. Доволен?

— Переворачивай!

— Что?

— Это чертово корыто!

— Издеваешься?

— За мной гонятся.

— Не мои проблемы.

— Почему бы напоследок не повеселиться?

— Повеселиться? ― с сомнением повторил он.

— У тебя же нет других планов на вечер. Делай, что говорю! ― велел Ён. Этим импульсом задора он перетянул Трэя на свою сторону.

Отсоединив крепежный элемент, они навалились. Ванна со страшным грохотом опрокинулась набок. Вязкая жидкость затопила пол, затекла в панель со спинтронными схемами. По задумке Ёна короткое замыкание должно было остановить капсулу, но ожидания не оправдались. Больничный ковчег продолжал вояж в оцепленный ликвидаторами док.

Ён зачерпывал щедрые ладони бирюзового студня, загустевшего без подогрева, и вхолостую орошал им квантово-электронные микросхемы.

— Хватит стоять без дела, ― обрушился он на безучастного попутчика, ― помоги как-нибудь.

Трэй нехотя поковырялся в основании перевернутой емкости. Трубки, обогревательные элементы, схемы, оптоволокно, обоймы картриджей ― целый арсенал для всевозможных медицинских процедур. Он извлек полупустую кассету с субмикронными роботами, такими микроскопическими, что они вели себя как жидкость. Эта мутная, сверхподвижная и, судя по предупреждающему значку, очень опасная субстанция, напористо заползала на стенки.

— Концентрированная эссенция особого применения в биогелевой среде для растворения неорганических имплантатов, зубной эмали и акриловых протезов. Использовать в автоматизированном дозаторе для изменения вязкости. Хранить при температуре от нуля до плюс пятидесяти, ― зачитал Трэй этикетку.

— Молодец, биотехан, ― похвалил Ён, ― то, что нужно!

Мужчины забрались на откидной стул и выплеснули активную добавку в растекшуюся под ними массу.

Прошло несколько минут. Невидимые глазу микроскопические существа должны были кромсать благородные металлы, но вместо этого они бесследно растворились в беспокойной луже. Руководитель НИИ в обнимку с юнцом ― именно таким он воспринимал Трэя ― балансировал на скользком пластиковом сиденье. Одежда молодого человека благоухала и весенними клумбами, и прибрежным илом реки Нактоган, когда ее восставшие воды перебивали морскую соль, и пряностями медовой пыльцы с добавками мокрых трав ― изобилие уличных ароматов подсказывало, что он провел много ночей под открытым небом.

— Ты ничего не напутал? ― спросил физик.

— Наверно, они действуют не сразу.

Немного помолчав, Ён заговорил с беспокойным нетерпением:

— Сколько ждать? День? Два?

— Почем мне знать? Может, они не действуют на спинтронику. Хотя, по идее, ее используют в имплантированных датчиках.

— А если она зачехлена во что-то кислотостойкое? Я не могу больше ждать.

— Ты всегда такой нетерпеливый?

— Когда рискую погибнуть.

— И часто с тобой такое бывает?

— Давай посчитаем: на этой неделе мне продырявили голову, подкинули бомбу, я выпрыгнул с восемнадцатого этажа, в лифте меня чуть не грохнул полицейский андроид, в санчасти…

— Не продолжай, я понял, это твой стиль жизни.

Свет внезапно погас. Капсула остановилась, будто споткнулась о какое-то препятствие. Атласный комок вырвался из некрепких объятий. За шумом падения раздалось натужное кряхтение.

— Эй, биотехан! Отзовись! Ты как? ― шарил Ён в одинокой пустоте.

— Мои ребра… ― прохрипела тьма.

— Живой?

— Грохнулся на ванну.

— Пора уходить.

— Стой, где стоишь! Гель еще активен.

— И долго ждать?

— На этикетке было написано что-то про два часа.

— Сколько?! У нас нет двух часов.

Ён дотянулся до раздвижных дверей и нащупал стыки. Легкий нажим ― обесточенные механизмы поддались. Вспыхнувший рыжим просвет озарил забавную картину: Трэй лежал на животе поперек перевернутого резервуара, зависнув над кислотным месивом; высоко задрав ноги и руки, он напоминал парашютиста в затяжном прыжке.

Изъеденный наноботами пол треснул. Агрессивная масса утекала в проеденную брешь, заливая промежуточный отсек электромагнитов, что поддерживали капсулу на лету. Ванна угрожающе накренилась, окунувшись в разлом, из которого потянуло едкой гарью окисленного железа.

Трэй, изловчившись, сменил позу на сидячую. Ён помог ему перебраться на откидной стул.

Они выбрались в технический туннель для грузоперевозок, соединяющий центральную санчасть с хранилищем.

Левитирующий контейнер постепенно проседал на левый край, словно тонущий корабль. Кислотный биогель сочился из щелей электромагнитной подушки. Когда крен достиг критического угла и страховочное шасси коснулись линии монорельса, какой-то взбесившийся электрический импульс вдруг подбросил мобильную палату. Капсула забилась в разрушительном припадке, порождая жуткий гвалт, резонировавший в застоявшемся воздухе.

Агония продолжалась недолго. Мятая, расколотая медкапсула рухнула поперек туннеля непролазной баррикадой.

Ён ускорил шаг. Трэй не отставал.

— Зови меня Ёном, ― завязал разговор физик.

— Ён Нгуен, ― задумчиво протянул биолог. Переливающиеся раскаты эха стерли мелодичность его голоса. Он выдержал паузу. Краем глаза Ён заметил, как Трэй покосился на него. Он перехватил взгляд биоинженера, но тот растерянно отвернулся.

— Мы раньше не пересекались?

— Вряд ли. Нет. Не думаю.

— Я учился в физико-математической школе. Другие ученики нас «фымышонками» обзывали. В пятнадцатом году закончил, а потом университет.

— Меня тогда еще и на свет не извлекли.

— А научные конференции по физике посещал? Мне иногда приходилось доклады делать. Может, там ты меня видел?

— Сомневаюсь. Я даже своего бывшего коллегу не узнал бы, ― проронил Трэй, не поднимая глаз.

— А новости про «Песочные часы» слышал?

— Конечно. Об этом на каждом углу талдычили.

— Я работал в том НИИ.

— Ничего себе! ― воскликнул Трэй. Он открыто посмотрел на Ёна, будто был ему закадычным другом, от которого только что узнал страшную тайну. ― Жаль, красивое здание было. Мне нравилось гулять по площади Моря Дирака.

— Людное место. Возможно, мы там и виделись.

— Я уже никого не помню. Разве что того иностранца, и то с трудом. Странный был тип.

— Надеюсь, память на лица к тебе вернется. А в чем заключалась его странность?

— Странный и все.

— Турист или экспат? Из какого союза?

— Обычный прилипала. Много трепался.

— У нас в университете навязчивых тоже прилипалами называли. А с чего ты взял, что он иностранец?

— Имя у него необычное было, и аэроэкраном не пользовался. Это он мне посоветовал аэроэкран вырезать. По-корейски без акцента говорил. Не знаю, может, и местный был. Я от соджу опьянел тогда.

— От этой гадости всякое показаться может. Прилипалам лишь бы языком почесать. Шутка ли, аэроэкран удалить?

— Да, они много болтают, ― согласился Трэй.

— А я частенько студенческие годы вспоминаю, ― признался Ён, почувствовав себя тем самым болтливым прилипалой из ночного Пусана. «Если говорить, то по делу» ― гласила корейская мудрость, но почему-то сейчас ему хотелось поделиться чем-то приземленным.

Трэй не ответил. В шаркающих отзвуках гуляющего эха Ён рассказал о своем хобби ― антикварном кресле. Это произвело нулевой эффект, и он перескочил на тему карьеры:

— Еще в универе меня определили на нынешнюю работу. Пару раз в командировки вырывался. Яркие получил впечатления. Говорят, человеку все приедается, со временем он устает от всего. Никогда не замечал за собой усталости, даже энергичнее стал, с тех пор как в нашей лабе³⁹ практикантропом⁴⁰ трудился. Еще в юности обожал ковыряться во всяких формулах.

— Понятно, ― короткий ответ.

— Я бы никогда не посмел совершить что-то противозаконное. Так скажет любой преступник, но я действительно ни в чем не виноват. На меня покушались, а полиция мне не верит. Им лишь бы дело поскорее закрыть. Происходящее кажется таким нереальным.

— Мне тоже, ― отозвался попутчик. Что именно выглядело нереально ― их знакомство или признание Ёна, ― биоинженер не пояснил.

— Если этот туннель когда-нибудь закончится, что планируешь делать?

— Не знаю, ― отозвался Трэй. Он хотел что-то добавить, но Ён его опередил:

— У нас неплохо получается командная работа.

— Скоро мы придем в санчасть?

— Мы идем на склад. Туда транспортируются больничные палаты. Я разыскиваю одну женщину, с ее помощью докажу свою невиновность. Во всяком случае, надеюсь на это.

— Она работает кладовщиком? ― в биоинженере пробудился интерес.

— Она иностранка, приезжая. С ней приключилась какая-то неприятность. Я слышал, что склад огромен, и мне бы не помешала любая помощь.

— Вы на Кодже познакомились?

— С чего ты решил?

— На том острове улица специальная есть. Там экспаты, неформалы, любители попробовать… Понимаешь, о чем я?

— Ты о сексе? Какая гадость, ― раздраженно прокомментировал отрицатель близости, увидев в попутчике завсегдатая улицы разврата. ― С этой женщиной мы повстречались виртуально. По иным причинам, так сказать. В общем-то, мы едва знакомы.

— Она подтвердит твое алиби?

— Примерно так.

— Я подумал, она тебе небезразлична.

— Еще чего! В этом мире мне дороги только две вещи: работа и мое кресло. К сожалению, я их потерял, но это ненадолго.

— Есть вещи, которые никогда не вернуть.

Глава института не стал спорить. Безработному биологу даже не представить, на что способна перезагрузка времени. Любая сломанная вещь возвращается в пару кликов.

Их путь преградил обездвиженный контейнер. Разлившаяся кислота повредила электромагнитный монорельс, парализовав грузоперевозки по всей линии. Они протиснулись между стеной туннеля и платформой и на другой стороне продолжили путь. Ён шел впереди, а его новый знакомый плелся с отставанием, отчего приходилось сбавлять шаг.

— Кстати, куда мы идем? ― спросил биоинженер, будто забыл, о чем они только что вели беседы. Для Ёна с его идеальной памятью было непривычно видеть растерянного человека. Впрочем, забывчивость собеседника раздражения не вызвала, хотя самоубийцы должны вызывать у любого порядочного гражданина как минимум неодобрение. Может, Ён считал себя в долгу перед Трэем? Межличностные отношения для его математического слада ума всегда были запутанной концепцией.

— Туда, ― указал физик пальцем на яркую точку впереди, намеренно умолчав о складе. ― Почти пришли, еще немного.

— Там слишком ярко. Я хочу обратно. ― Трэй зашагал медленнее, будто почувствовал уловку.

— Ты разрешения спрашиваешь? Нет, я не разрешаю.

— Почему? ― Его голос по-прежнему переливался сладкозвучными нотами, но чистота звучания опустилась до безразличия.

— Что за глупые вопросы! Тебе помереть не терпится? Пойдем!

— Обязательно кричать? ― возмутился попутчик.

— Это эхо усиливает мой голос. Не отставай! ― приказной тон подействовал, и Трэй послушно прибавил шаг, но уже скоро заупрямился. Тот запал, ожививший его в медкапсуле, иссяк. Меланхолия вновь заполнила его до краев.

— Я устал. Ты иди, а я догоню.

— Хватит валять дурака, ― осек исследователь времени, ― ты собирался пойти со мной, так что держи слово.

— Разве обещал? ― виновато переспросил Трэй. Он последовал за физиком, часто поглядывая назад, в грязно-серый туннель с продольными полосами рыжей подсветки.

— Можешь шевелиться быстрее?! ― гаркнул Ён. Он подметил, что от чего-то дерзкого или внезапного депрессивная сумрачность биоинженера убывала и в нем появлялись энергия и решительность.

Шарканье шагов прекратилось. Трэй стоял к нему спиной и смотрел в обратную сторону.

— Как же мне это надоело! ― прогремел Ён. ― Хочешь пойти по зеленой линии? Давай иди! ― Он подтолкнул Трэя в спину. ― Чокнутый самоубийца! Проваливай же!

— Не толкайся!

Ён пихнул сильнее. Депрессивная личность что-то пробурчала, но уходить не спешила.

— Нравится растягивать страдания? Вали отсюда. Растворяться будешь долго, успеешь напоследок даже осознать, что из тебя сделают питательную жидкость для гидропоники.

— А есть быстрый способ?

— Погибнуть от пули ликвидаторов. Они возиться не будут. Они преследуют меня.

Пройдя шагов десять, Ён услышал робкое «подожди». Транспортный туннель вывел их на клювастую эстакаду, с которой подъемные краны хватали грузы и переносили их в бесчисленные стопки до поступления новых распоряжений от Центрального Компьютера. С этого помоста, высотою с пятиэтажный дом, открывался захватывающий вид на подземное хранилище обелисков из грузовых контейнеров. Колоннады упирались в высоченные своды, усыпанные ровными рядами звездочек ― тусклыми прожекторами, свет которых рассеивался на уровне пола до полумрака. Стрелы кранов, рассекая легкую дымку, в упорядоченном хаосе перетасовывали доверенную им собственность. Военная техника, комплектующие для космолетов, пищевые полуфабрикаты, порошковые субстраты для строительных принтеров, гражданская спецтехника и прочее поставлялись в порты Азиатского Союза. Подземный логистический центр, растянувшийся в бесконечную даль, обосновался в недрах острова Джангсан, что располагался в восточной части столичного архипелага. Искусственная пещера внутри горы задумывалась как город-убежище от разрушительного гипергана⁴¹, стершего в начале двадцать второго века южные штаты Северо-Американского Союза. Когда разбушевавшуюся стихию победили, городской супербункер переоборудовали под склад. Сюда же, в целях экономии на строительстве больничных комплексов, со всего архипелага направлялись медицинские капсулы с пациентами.

— Их сотни, ― вырвалось у Ёна, глядя на белую гору из однотипных медкапсул.

«Ни-ни-ни», ― передразнило эхо, прогудевшее из горловины туннеля.

— Ее ни за что не отыскать, ― вяло произнес Трэй.

«Ат-ат-ат».

— Что-нибудь придумаем, ― с воодушевлением сказал Ён. ― Контейнеры пронумерованы, следовательно, содержимое и местоположение занесено в базу данных. Покопаемся в складском компьютере, который должен быть в ближайшем контрольном щите.

«Э-э-э».

— А как мы вскроем ее палату?

— Когда мы вылезали из своей, я заметил панель управления… ― Ён прислушался. ― Ничего странного не замечаешь?

— Как-то тихо.

— Эхо пропало… Ликвидаторы! Прыгаем!

— Куда?

— За мной! Живо!

Ученые приземлились на крышу башни, что высилась рядом с эстакадой. С этого ребристого островка они перебрались на соседнюю, где их путь обрывался пропастью. До ближайшего штабеля металлических ящиков, равного по высоте с тем, на краю которого они стояли, было метров пять-шесть. Вокруг небоскребы из разноцветных контейнеров, а пол ― где-то далеко внизу.

— Допрыгнем? ― отчаянное утверждение прозвучало как вопрос.

Трэй отреагировал с отрешенным спокойствием:

— Будут другие предложения?

— Я первый.

Физик разбежался. Отрыв ― встречный ветер надул полы пиджака, внизу промелькнули тонкие нити желтой разметки для сегментации складских участков.

Ён не долетел самую малость. Ботинок соскользнул и он беспомощно повис, ухватившись за край контейнера.

Взяв разбег побольше, Трэй перемахнул над пропастью. Он удачно приконтейнерился и вытянул Ёна.

Их ситуация не изменилась. Стоя на одиноком шпиле, простреливаемого с эстакады, они по-прежнему изолированы окружающей бездной. Слабая надежда, что где-то рядом могла быть стопка пониже, которую было не видно с их предыдущего колосса, бесследно улетучилась.

На помост прокрались бесшумные блики, слегка надламывая рассеянный свет тысяч прожекторов. Слаженно, в едином порыве, они рассредоточивались, занимая боевые позиции.

Беглецы, пригнувшись, затаились в пустой надежде не быть замеченными. Их не изрешетили только потому, что ликвидаторов отвлекла клешня крана. Механизм, опустившись между людьми и роботами-охотниками, потянулся к крыше контейнера, с которого Ён и Трэй совершили героический прыжок.

Вспыхнули оранжевые мигалки, щупальца выпустила когти, нацелившись на специальные крепления в верхней части металлической тары.

Потусторонние блики зашевелились.

Ликвидаторы никогда не промахиваются. В их невидимом оружии нет лазерного прицела, а у пуль отсутствует функция самонаведения. Роботам это ни к чему. Их невероятная точность стрельбы заключается в программном обеспечении, а не в наворотах железа.

Ён почувствовал гусиной кожей, как на него навели ствол.

Раздался выстрел. Штурмовая винтовка выплюнула трассирующую пулю. Рыжая нить соединила дуло с темным локоном Ёна. Промах.

Включенные электромагниты подъемного механизма непредсказуемо отклонили траекторию пули.

— Давай! ― выкрикнул Ён, когда контейнер перед ними начал подниматься.

Они прыгнули, вцепившись во взлетающий верхний край. Послышались одиночные выстрелы, точно хлопки от салюта. Рвущийся металл рокотал совсем рядом.

Под болтающимися ногами поплыла шахматная доска из разноцветных коробок. Штурмовой отряд остался далеко позади.

— Ты цел? ― спросил физик.

— Вроде да.

Подлетая к пирамидальному конусу, Трэй предложил прыгнуть.

— Слишком быстро. Разобьемся. Держись! Еще немного.

Трэй закрыл глаза. Из белой шевелюры вылезла капля пота и стекла по переносице к кончику носа.

Перемахнув через каньон, они зависли над открытой площадкой с номером «761». Слишком высоко, чтобы прыгнуть, не сломав ноги. Подъемный кран будто раздумывал, в какую сторону метнуться или зависнуть на долгие часы.

Ён подтянулся. Когда подбородок приподнялся над крышей, неожиданное ускорение дернуло его вниз. Руки распрямились.

Они взлетали выше и выше. Спасительная кромка вырывалась из одеревеневших пальцев. Цифры на площадке расплывались: семерка превратилась в единицу, шестерка ― в ноль, а вскоре номер и вовсе стал нечитаем. Когда звездная твердь приобрела четкие очертания прожекторов, под копотью столетий утративших былую яркость, движение вверх замедлилось.

Контейнер взгромоздился на вершину шпиля головокружительной высоты.

Ён извивался, перенося тяжесть тела с одних уставших пальцев на другие. Подтянуться нет сил.

— Не могу, ― прохрипел Трэй, пытаясь раскачаться, чтобы закинуть ногу.

— Внизу лючок. Видишь? Он открывает контейнер.

Трэй, посмотрев под ноги Ёна, невольно глянул вниз. Закапанные потом, раскрасневшиеся глаза расширились от умопомрачительной высоты. Башня, будто гипнотическая лента, сужалась до ничтожной точки где-то в небытии ― и эта точка подкупала своим скоропостижным избавлением.

— Не вижу, ― прокряхтел Трэй.

— Квадратный. Под левым ботинком.

— Да. Кажется, что-то есть.

— Сползешь по мне и откроешь его.

Зубы сжались до треска, по онемевшим пальцам застучали молотки, когда Трэй обвил его талию. Он сползал медленно, и, с одной стороны, Ёну не терпелось поторопить его, с другой ― он боялся резких движений. На запястьях вспучились вены, головки плечевых костей выкрутились до выжаривающей ломоты.

Трэй сковырнул крышечку люка.

— Четырёхзначный пароль.

— Попробуй нули! ― Ён захлебнулся горькой слюной.

— Нет.

— Единицы. Один, два, три, четыре.

— Тоже нет.

Рвущиеся сухожилия гудели. Почему-то устала больше правая рука. Ён расслабил онемевшую кисть, чтобы дать ей отдохнуть. Вдруг она сорвалась.

Биолог ахнул.

Ён повис на одной руке. Обратно не дотянуться.

— Попробую в другом порядке.

Физик не решался ответить, будто движение губ отнимет последние силы, и они будут долго-долго падать, переворачиваясь и крича.

— Наберу номер контейнера без букв…

Щелчок. Электронный замок распахнул двустворчатые двери в торцевой стенке. Описав три четверти круга, они ударились о стальные бока.

— Мы сделали это! ― выдал Трэй, цепляясь за нижнюю раму створки, что оказалась на расстоянии вытянутой руки. Ён ощутил небывалую легкость, словно сбросил с себя тонну камней.

Держась за створку, они оттолкнулись. Дверь вернулась в обратное положение, перенеся их в торец, где они перебрались внутрь контейнера.

Из стальной пещеры открывался ошеломительный вид на аккуратные зубья сложенных друг на друга ящиков, напоминавших горные цепи. Погрузчики выуживали из пиксельного моря коробки и водружали их на вершины неприступных тетраэдров, превращая пологие склоны в крутые утесы. Каньоны таяли до пустырей и на их месте вырастал лес многоэтажек. Одни контейнеры складывали в стопки, другие ― погружали на магнитные подушки помостов и транспортировали в порт или прочие логистические узлы.

В глубине мобильной тары их ждал обнадеживающий сюрприз. Гибкие линии, змейками уползающие в мягкую полутьму, принадлежали новенькому ховеркару ― транспортному средству вертикального взлета с четырьмя компактными фенестронами, гармонично сливающимися с блестящим корпусом. За реактивным красавцем притаилась ее вторая копия, но другого цвета ― синего. В лазурном близнеце, обмочившемся эмульсионным маслом, зияли уродливые дыры от пуль, предназначенные для беглецов. Оба экземпляра были примагничены к полу для безопасной транспортировки.

Трэй коснулся серебряных изгибов летающего авто, восхитился обтекаемыми формами. Почти как обычный компактный автомобиль спортивной модели, двухместный, с поднимающимися дверьми. Вытянутый кузов пронзали воронки с винтовентиляторами: две спереди и столько же в хвостовой части, в которой был гармонично вписан небольшой багажный отсек. Эти птички шли на экспорт в гигаполисы Азиатского Союза. Высшие чины и промышленники отдавали предпочтение воздушному транспорту.

— Умеешь летать на таких штуках? ― спросил Ён, потирая гудящие запястья.

— Мне бы вспомнить, как расшифровывается аббревиатура ДНК.

— Что ж, поищем инструкцию.

«Тук-тук, тук-тук-тук», ― хаотичное бренчание молоточков.

Роботы-невидимки взбирались по вертикальной поверхности, как пауки-птицееды по дереву. Электромагнитные ладони издавали клацающий звук, разлетающийся по стальной башне. Запахло приближением смерти.

— Разберись с ховеркаром, я задержу их, ― сказал Ён, доставая из нагрудного кармана пистолет, некогда принадлежавший напарнику Кси.

Он прицелился в карабкающееся пыльное облачко. Пистолет издал холостой щелчок. Очевидно, требовалось беспроводное соединение с мозгами робота.

Биоинженер, оцепенев, так и не сдвинулся с места.

— Трэй! ― окликнул его Ён, отбрасывая бесполезное оружие. Он тряхнул его за плечи и резким «Уходим!» привел в движение.

Мужчины запрыгнули в тесный запах новизны, источаемый вульгарной розово-золотистой отделкой.

Кнопка «СТАРТ» приятно кликнула, разбудив приборную панель. Засверкала цветомузыка, вхолостую зажужжали фенестроны. Ремни безопасности приковали седоков к мягким креслам. Компьютер проинформировал о низком заряде батареи и потребовал ввести маршрут.

Приборы выглядели вполне логично: взлет, посадка, автопилот, пять режимов полета. Разве корейские ученые не совладают с тем, с чем запросто управляются азиатские цыпы с двухдюймовым маникюром?

Нажатием нескольких кнопок Ён перешел на ручное управление. Сдвинул ползунок на одно деление и по ховеркару пробежала мелкая дрожь. Передвинул еще на пару делений ― вдруг за хлопающими створками мир закачался. Башня, на вершине которой гнездилась их четырехвинтовая птаха, зашаталась, словно дерево в ветреную погоду.

Трэй, сообразив, в чем дело, выскочил из эйркрафта. Вразвалку добрался по штормящему полу к стенной панели и отключил электромагнит, удерживающий в неподвижном состоянии перевозимую технику.

Вторая попытка. Винтовентиляторы загудели иначе ― звонче, резче. Высотомер показал незначительный отрыв. Воздушное мини-судно повело вбок.

Удар о металлический борт выбил скрежет из податливого астролена⁴². Ён интуитивно дернул штурвал в другую сторону, нос развернуло и их шарахнуло в противоположный борт; вид снаружи провернулся.

Отрывистый скачок. Потеря тяги.

Ён сильнее надавил на ползунок ― съехавший вбок контейнер качнулся. От ощущения кратковременной невесомости желудок напрягся.

— В закрытом пространстве нет подъёмной силы, ― догадался физик, облизывая пересохшие губы. ― Воздух, что должен отталкивать нас, прокручивается и давит сверху. Из-за этого резонирует вся конструкция.

— А если для разгона включить эту штуку? ― биоинженер указал на значок реактивной тяги.

Ён выбрал режим быстрого набора высоты, который позволил бы вылететь из шаткой консервной банки до того, как она рухнет вместе с ними. Бортовые приборы предупредили об ошибке.

— Доступен только вертикальный взлет.

— Может, получится взлететь с края? ― предположил Трэй.

Они выпрыгнули из ховеркара. На счет три уперлись в мятый корпус из сверхлегкого материала и начали толкать. Скребущая полозьями ноша двигалась нехотя.

По днищу контейнера, в той его части, что висела над пропастью, застучали магнитные присоски. Спецотряд по их устранению уже полз под ними.

Толкать становилось все легче и вот летающая машина уже сама поплыла к заваливаемому горизонту. В тот же миг из-за края вздыбилась культя. Ободранная от лазанья, синтетическая кожа свисала лоскутами. Зловещая фигура, за спиной которой торчала винтовка, вылезла более чем наполовину.

Беглецы рванули назад по вздыбливаемому полу.

Летательный аппарат врезался в ликвидатора и отправился вместе с ним в свободное падение.

Пол подбросило. Полегчавший контейнер, как чаша весов, с которой убрали лишнюю тяжесть, приподнялся. Несколько затухающих колебаний вверх-вниз. Контейнер, теряя равновесие, заскользил в пропасть.

Они бросились под бампер второго ховеркара, пытаясь удержать его. Рыча, уперлись обеими руками, но машина, как разъяренный бык, бодала их, выдавливая прочь из своего загона. Ён, потеряв равновесие на скользком масляном ручье, растянулся на полу. Цепляясь за пустоту, он заскользил по накрененному полу. На лету ухватился за распахнутую настежь створку ― если бы не она, он улетел бы в бездну.

Контейнер, который по всем законам физики должен был упасть, неожиданно занял прежнее место, отведенное ему Центральным Компьютером. Подъемный кран поправил съехавшую тару, раздавив дном нескольких киллеров.

Четырехвинтовой зверь замер недалеко от края. А где-то внизу маленькая точка первого ховеркара ударилась о бетонный пол, издав глухой звук падения.

Ён, измазанный в масле, перебрался с распахнутой створки внутрь.

Раненный эйркрафт завелся; хвостовые винтовентиляторы кашлянули едким дымом. Бортовой компьютер отобразил внушительный перечень неполадок. Ён оторвал машину от пола. От завихрений воздуха вибрировали все поверхности. Стопка контейнеров шаталась как небоскреб при землетрясении.

«Тук-тук», ― возобновилось одинокое постукивание.

Выпуклый изгиб хвостового фенестрона, зацепившись, скреб по рифленому металлу. Трэй, высунув руку, загребал вперед, отталкиваясь от качающейся стены. Ховеркар нехотя двигался. Когда капот с пронзающими его пропеллерами полностью выглянул из стального укрытия, в днище что-то стукнуло, их подбросило и выкинуло прочь.

Рассекая свистящую высоту, они беспорядочно крутились, пока автоматика не поймала равновесие, а после вывела из пике и стабилизировала полет.

Вдруг каменное небо пролилось дождем из металлических ящиков ― это развалилась башня из контейнеров. Ён утопил штурвал, уклоняясь от падающих блоков. С замершим сердцем пронесся между стрел подъемных кранов, внезапно выплывших из ниоткуда.

«Тук-тук. Тук». Стучало снизу, из-под моторного отсека, под которым крепились магнитные полозья-шасси.

Из-под бампера взметнулась пятерня. Ликвидатор взбирался на узкий капот, протыкая пальцами сверхлёгкую обшивку из немагнитного астролена.

Ён дергал на дисплее виртуальные рычаги, резво поворачивал штурвал, заставляя машину совершить крутой маневр, чтобы сбросить наездника. Всякий раз автоматика стабилизировала летательный аппарат. Он попытался пролететь вплотную к зависшей стреле крана, но система взбунтовалась и, выдав предупреждение о столкновении, увела их в сторону.

Черный дым позади сделался гуще. Компьютер проинформировал о выходе из строя хвостового пропеллера и потребовал выбрать место для аварийной посадки. На трех двигателях машина кое-как удерживала высоту.

Отключив бесполезную функцию невидимости, ликвидатор подобрался к лобовому стеклу. Отсутствие мышц под синтетической кожей отпечатывалось на физиономии безразличием к происходящему. Нейропроцессорный мозг киллера считывал обреченность, отчаяние, мольбу, но файрвол отфильтровывал прочь эти эмоции. В черных зрачках отражался ужас будущих жертв, приравненных к бездушным предметам. Он занес кулак, чтобы пробить ветровое стекло и в тот же миг новоявленный летчик дернул рычаг. Неустойчивый ховеркар качнуло. Рука ликвидатора, на которую тот опирался, соскочила, окунувшись по локоть в правый фенестрон. Сопло опорожнилось ошметками.

Их бросило на пирамиду неправильной формы. Пилот-самоучка тянул руль управления на себя, а ховеркар неотвратимо летел вниз. За секунду до удара из донных сопел вырвались струи сжатого воздуха. Активная система безопасности смягчила падение.

Четырехвинтовой ястреб клюнул в ребристую поверхность. Отскок ― их подбросило ― однорукий робот-убийца оторвался вместе с куском фюзеляжа и исчез под скачущим днищем. Они подлетели вверх, опять упали. Машина проскребла длинный ряд пронумерованных боксов, завалилась набок, рухнула на нижестоящий ярус и перевернулась. И еще раз. И еще.

Контейнер, набитый доверху человекоподобными андроидами, раскололся от удара. Сплетенные тела, отправленные в утиль, развязались из тугих охапок, посыпались по ступенчатому склону.

Сель из оголенных торсов.

Мир беспорядочно вертелся. Покалеченный корпус сеял оторванными деталями. Сквозь разбитые стекла просовывались руки, ноги, мятые головы, хрустели скелеты домашних роботов, некоторые из которых пребывала в машинном сознании. Гвалт криков и стонов.

Центрифуга продолжалась. Казалось, этому не будет конца.

Первый раз он приоткрыл глаза, чтобы ощупать себя, ослабить душившие провода. Голова застряла в удавке беспорядочных кабелей. Тело запуталось в ремнях безопасности и висело над потухшей панелью управления. В проломленном торпедо мерцали языки пламени. Расфокусированное зрение обнаружило полустоячего Трэя, утонувшего одним ботинком в открытой пасти бардачка. Он держал портативный огнетушитель, но воспользоваться им не спешил. Чего-то ждал, над чем-то раздумывал.

Затуманенный рассудок прояснился, когда он уже лежал рядом с покорёженным эйркрафтом. Они прокатились кубарем по лестнице из контейнеров до самого низа. Прочный корпус и амортизационные кресла уберегли от увечий. Андроидам повезло куда меньше. Они валялись в неестественных позах, ощетинившись переломанными конечностями, проталины содранной кожи оголяли их искусственную требуху. Из стонущих сугробов доносилось детское хныканье и странные реплики: «Мое имя Алоя. Когда мы пойдем гулять?», «У меня оторвана нога. Можно я отключу болевые функции?».

Трэй до треска сжал в охапку ослабевшую ладонь Ёна, сунул под ноготь указательного пальца металлическую пластину и повернул. Оголенные нервы взорвались, раздули трепещущую грудь. Полыхающая рана засочилась багровой кровью. Пытаемый распахнул рот, хватая воздух, выдавил что-то нечленораздельное. Его мучитель проделал то же самое с ногтем большого пальца.

— Иначе нас найдут по аэроэкранам, ― пояснил он.

Трэй погрузил в оголенное мясо острый осколок и разрыхлил стонущие нервы. Цифровой интерфейс рябил голографическими помехами, то включался, то гас.

Истязатель не обращал внимания на стоны, продолжая выковыривать тончайшие проводки-антенны, создающие амплитуду электрических волн для формирования трехмерного изображения и соединения с Сетью. Нащупав осколком блестящий заусенец, предупредил:

— Слегка пощиплет.

Медленно потянул.

Кисть будто вывернули наизнанку. Мелкие судороги скрючили пальцы.

— Почти вылезла.

— Про ампутацию мы не договаривались, ― проскрипел физик, прикусывая разбитую губу.

Опухшую кисть перетянули лямками бюстгальтера, снятого с плоскогрудой роботессы.

Настала очередь Трэя вырвать из себя свою цифровую личность, распоряжающуюся информационными сервисами, удаленными доступами к рабочим столам, виртуальным ключам и прочими ресурсами ― словом, ко всему прогрессивному, без чего человек не выживет в современном обществе.

Он удалил себе ногти и вытянуть из мяса металлические нити. Сделал это быстро и безжалостно.

— Вот и все, ― обреченно подытожил Ён, ― мы никто и звать нас никак.

— Мы свободны.

— Что ты натворил, ― это не было осуждением. Пустая фраза, какую произносят в момент осознания того, что с молчаливого согласия было сделано нечто непоправимое.

— Мы свободны! ― с бледной улыбкой повторил Трэй. ― Ты чувствуешь? ― Угольки глаз полыхнули жизненной силой, точно смертельная опасность стерла с них пыльный налет депрессивности, переставила в его сущности световые многогранники, выветрила из головы гнетущее помутнение.

— Я чувствую, что моя задача усложнилась.

Две крошечные фигуры брели между кубических гор, собранных с математической точностью. Они уходили прочь, подальше от беспорядочного мусора и переломанных андроидов. Они шли очищенные, неосязаемые для всевидящего Центрального компьютера. Перебрасывались редкими фразами, делясь впечатлениями от пережитого кошмара, в котором оба уворачивались от пуль и цеплялись за жизнь кончиками пальцев.

На смену расслабленной легкости внезапно пришла тревога ― вокруг все стало иначе. Электромагнитные захваты перестали стучать, подъемные краны больше не играли в тетрис, а освещение будто сделалось ярче.

Процессия фигур в желтых касках и синих робах двигалась в сопровождении шестиколесных монстров, от которых разило жалящим светом проблесковых маячков.

Беглецы спрятались от технической группы, пришедшей оценить масштабы разрушений.

— Здесь уборки на неделю! ― ругался один, рассматривая разрушения.

— Страховая компания не поверит, ― отозвался второй.

— Ладно страховая, как перед поставщиками отчитаться?

— Спишем на ликвидаторов.

— Как же! ― вмешался третий, глянув в синеву аэроэкрана. ― Пришло распоряжение о неразглашении.

— Как с теми беженцами из заброшенных земель.

— И ты поверил? Гомосапы не настолько тупые, чтобы добровольно в анабиозные капсулы залезать.

— За лучшей жизнью побежали.

— Ну-ну. И в учетных записях наименования подделали. Хотели на Дэнкинс приехать как аккумуляторы.

— Да нет же, вы путаете! Гомосапы в анабиоз не впадают. Их просто усыпили.

— Хватит фантазировать, ― осек первый. ― Займитесь делом!

— А как тогда они проснулись?

— Закрыли тему! Не было никаких гомосапов, а были аккумуляторы.

— Кажется, нашли, ― сказал второй, наведя аэроэкран на исполинский бур.

— Сверло для бурильной установки. Это оно, ― проверил третий. ― Поставка на Дэнкинс уже в следующий понедельник.

— Опять Дэнкинс. На этот раз все по документам?

— У нас иначе не бывает! Перепакуем и отправим по расписанию.

Ён ловил каждое слово, особенно когда сотрудники перевалочного пункта заговорили об астероиде, но ничего, что хоть как-то бы объясняло абиграмму, он не услышал.

— Давай думать, как вытащить твою Юмису, ― прошептал Трэй.

— Разве я упоминал ее имя? ― Феноменальная память Ёна не могла подвести, этого табуированного имени, ассоциирующегося с повстанцами, он ни разу не произносил.

— Кажется, возвращаются, ― Трэй высунулся из укрытия, и, не поворачиваясь, сказал: ― Когда я вытаскивал тебя из ховеркара, ты бредил ею: «О, прекрасная Юмису! Давай я спою тебе серенаду!»

— Не смешно, ― оценил Ён дурачество. Он прислушался к удаляющимся голосам кладовщиков. Они были далеко.

— Разве это не та красотка, которую ты так воспевал?

— Я даже не знаком с ней. Пару раз общались в аппликации… одной. И вообще, что мы все обо мне?

— До тебя моя жизнь не была так разнообразна. В ней не было ни перестрелок, ни погонь.

— Но всякие интересные улицы на Кодже ты знаешь.

— А тебя это заинтересовало.

— Еще чего! Смотри, кладовщик идет. Через его аэроэкран мы узнаем, в какой медкапсуле содержат Юмису.

Курносый работник, не отрывая взгляда от синеватой картинки между пальцев, направлялся в сторону затихших ученых. Его коллеги суетились с ревущими погрузчиками, программируя их на сбор хлама.

Кладовщик растерялся, увидев перед собой незнакомое лицо. Почувствовав опасность, курносый попятился, но в тот же миг на его затылок опустился тяжелый брус. Каска слетела с головы и с кастрюльным перезвоном поскакала по полу. Работник склада закричал. Подъемник кряхтел громко, и крика никто не услышал. Второй удар повалил несчастного на колени.

Ён бил уверенно, но осторожно, чтобы отключить, а не убить. С третьего удара он отправил курносого технаря в нокаут.

Пока Трэй копался в данных грузоперевозок, Ён его подгонял:

— Скорее, сюда кто-то идет!

— Фильтрация не работает. Имя Юмису не находит.

— Конечно, нет, открой медицинскую вкладку.

«Внимание! Низкое кровяное давление», ― некстати сообщил имплантированный компьютер, распознав недомогание пользователя. Трэй отключил всплывшее окно, но оно появилось вновь: «Требуется первая помощь. Запрос отправлен».

— Нашел! ― обрадовался Трэй до того, как аэроэкран был заблокирован. ― Площадка 218, второй ряд, ось «С», инвентарный номер НН8888.

— Отлично! Уходим!

Медицинская капсула Юмису облюбовала подножие невысокого холма. Белые контейнеры, по длине вдвое короче обычных, в четыре раза меньше средних и в восемь раз компактнее тех, в которых перевозились крупногабаритные грузы, образовывали скопление, поднимающееся к вершине, словно вытянутый язык ледника.

Медкапсула, как и любой грузовой контейнер, открывалась введением цифрового кода ― номером тары без букв.

Трэй стоял рядом, наблюдая за нетерпением сотоварища.

Когда раздвижные двери ослабли, потеряв магнитный контакт, Ён, пробираемый волнением от предстоящего разговора, развел створки в стороны. Мелькнуло что-то квадратное. Неопознанный предмет выскочил из глубины и врезался в лицо.

Не издав ни единого звука, Ён шмякнулся навзничь.

Глава 7. Юмису

Страшный грохот, будто на Землю рухнул метеорит, оживил сознание Юмису. Сообразив, что она в безопасности медицинской капсулы, волнение улеглось. Эти звуки ей показались. Да и не так страшна космическая угроза, как дождь, из-за которого течет дешевая корейская косметика, а с метеоритом, раз ― и все кончено, никакого позора. В Корпоративной Республике достать приличную помаду или тени попросту невозможно. Местные даже не представляют, что, проглотив розово-персиковую пилюлю, губы станут такого же оттенка. Они смотрели на ее таблетки, словно на какое-то чудо света. Двадцать пятый век и не знать о косметике на генетическом уровне! Как она не догадалась прихватить с собой побольше румянца Shorelline? У этого американского производителя устойчивость клеточных генераций держится до двух суток. Когда ее выпишут, она вернется в Куала-Лумпур и обежит лучшие салоны красоты. Ее изящная ножка больше ни при каких обстоятельствах не коснется этого поганого полуострова, если только ее не ампутируют и контрабандой не ввезут в эту преисподнюю гениев. Этот нахал ― более подходящего оскорбления для Кси не придумать ― наделен весьма смутными представлениями о такте. Инспектор ворвался без предупреждения, когда она, обнаженная и беззащитная, лежала в жиже трансдукционного биогеля. Как любая порядочная девушка в шестьдесят с хвостиком, она жеманно прикрыла два своих молочных айсберга, отливающих пылкой молодостью. Он даже не извинился, не посмотрел на манящие прелести, а нес откровенную чушь о повстанцах. Как посмел заподозрить ее, работницу благотворительной миссии, честную и добропорядочную иностранку, в связях с террористами? О каких подрывах государственного строя он бредил, когда она не может достать нормального фиксатора для волос? Она ― жертва покушения, а не преступница!

Под гнетом сонливости беспокойные мысли улеглись. Медикаментозная безмятежность сковывала волю, подавляла пылкость. Еще немного, и сознание окончательно схоронилось бы под гипнотическим притуплением. Какая-то беспокойная нить, подобная звонкой струне, натянулась в ней. Эта жилка, выполняющая роль внутреннего голоса, предостерегала обо всех сомнительных предприятиях, будь то поездка в Пусан или авантюра с похищением корейского ботана. Она редко прислушивалась к тревожному звучанию, но теперь перезвон резал слух так, что игнорировать его было нельзя. «Отдых таит в себе угрозу», ― звучало в голове. Стоит отдаться расслабляющей патоке дурмана, и она уснет до прибытия Кси.

Всколыхнувшиеся мысли вновь прояснились: «Ничего, выберусь отсюда и подам в суд на идиотскую Республику, на ее правление, на хамское отношение. Обвиню Кси в сексуальных домогательствах, ― рассуждала она. ― Этот импотент лапал меня колючими глазками. Чем не повод для судебного иска? По сравнению с его размытыми намеками непонятно на что, мое обвинение вполне себе конкретно. Что он мне предъявит? Что не расплатилась? Что устроила взрыв? Просто у той кошелки за соседним столиком газы отошли от травянистого шампанского. Без генерального консула не дам никаких показаний».

В воображении нарисовалось железобетонное алиби, но чем глубже она муссировала детали и окуналась в подробности, тем сильнее трещали оправдания. Полиция наверняка задержит Сержа и вытянет правду. Он выболтает о безумном плане освобождения Зилла да еще приплетет невесть чего. С лихвой хватит на три пожизненных. Как же она умудрилась так вляпаться! Кси имен не называл, но дал понять, что в курсе ее связей с миром андеграунда. Вряд ли в прошлый свой визит он знал о планах похищения ― просто тыкал наугад назойливыми вопросами о гомосапах и аппликации знакомств. Но! Скоро он докопается до истинных причин ее заинтересованности в корейских мужчинах. И тогда ее посадят. Надолго. Законы корпоратократов суровы. Придется звонить бывшему. Перед расставанием Каони так и сказал: «Ю, ты обязательно будешь счастливой. Если для достижения этого тебе не хватит самую малость ― моей помощи, не стесняйся». В ответ она выдала: «Тоже обращайся, если захочешь погреться в лучах славы». Звонок Каони станет апогеем ее унижения, но что поделаешь в такой безвыходной ситуации? Зато с такими связями в правительстве он наверняка ее вытащит. А может, сохранить гордость и пойти на риск? Сбежать от следствия. Укрыться в посольстве Японии или Северо-Американского Союза и получить политическое убежище. Еще один проступок погоды не сделает, он померкнет на фоне остальных обвинений.

Растворенный в биогеле релаксант приятно расслаблял, не выпуская из сомнамбулических объятий. Вспышка героизма сменилась неповоротливой вялостью. Идеи сбежать трансформировались в равнодушие к собственной судьбе. Зачем что-то делать, куда-то спешить.

Внутренний порыв заставил совершить усилие над собой. Она заводила руками, будто выплывала из топкого болота. Вдруг пальцы наткнулись на что-то твердое. Она нащупала край ванны, в которой пребывало ее разомлевшее тело. Усилием воли разорвала слипшиеся веки ― свет потолочной лампы резанул по глазам; потянулась, приподнялась над бальзамической кашей, перевернула себя набок, перекинула ногу ― и рухнула на холодный пол.

Сотрясаемая судорогами абортированного плода из забракованной утробы, постепенно пришла в себя. Тёплый душ взбодрил, смыл остатки геля.

На откидном стуле нашелся пакет с чистой одеждой и туфли-лодочки. Нижнее белье пришлось впору, а вот штаны и кофта смотрелись мешковато. При прочих обстоятельствах она ни за что не влезла бы в это полуспортивное барахло.

Тщетные попытки выбраться из капсулы разозлили. Не помогло и отвинченное сиденье, которое обошлось ей сломанным ногтем. Она колошматила им по монолитным панелям, по голограмме соснового леса, по встроенным шкафчикам ― по всему, что попадалось на глаза. Запал злости постепенно стих. Обессиленная она уселась в бестолковом ожидании медперсонала. Ее не будут морить здесь вечно, кто-нибудь обязательно придет.

Вдруг послышались приглушенные голоса, постукивание и зловещий скрежет. Разве персонал санчасти царапается, прежде чем войти? А вдруг под медкапсулу подкладывают такую же коробочку, что разнесла ресторан? Нет, это глупые выдумки. Она насмотрелась страшных снов под заказ, наслушалась рассказов о террористах, вот воображение и разыгралось.

Осторожность лишней не бывает. Юмису, вооружившись сиденьем, заняла боевую позу. Двери разъехались, и она со свистом заехала по жуткой физиономии, вылезшей из желтизны складского сюрреализма. Кореец в потрепанном деловом костюме не издал ни звука, когда в его рожу врезалась пластиковая деталь. С закатившимися белками и откинутой назад головой он рухнул навзничь, выпустив из-под себя пылевую бурю, обдавшую стоявшего рядом второго мужчину.

Юмису замахнулась повторно. Белобрысый хоть едва и попадал в зону поражения, отпрыгнул в сторону, выкрикнув что-то по-корейски. Прикрываясь сиденьем, словно орудийным щитом, она зарычала. Ярое сопротивление, подпитанное чувством самосохранения, удивило ее саму.

— Эй, красотка, расслабься, мы плохого не сделаем, ― прозвучало на китайском. ― Я Трэй, а этот приятель в нокауте ― твой ухажер. Не узнала?

Избитый, булькая расквашенным носом, показался знакомым. Она с подозрением посмотрела на Трэя. Поношенные кроссовки, атласный костюм и слипшиеся светлые кудряшки, торчащие хаотичными пучками. Безобидное выражение лица с какими-то жалостными черточками излучало растерянность, чего не наблюдалось в его самоуверенной позе: скрещенных на груди руках и выставленной вперед ногой.

— Милый мой, у меня сотни ухажеров. Пошел прочь, пока не прибила.

— Подожди, он все объяснит. Убери эту мухобойку, и поговорим как цивилизованные люди.

Пока белобрысый приводил в чувства своего сотоварища, мягко постукивая его ладошкой по щекам, на что тот отзывался протяжным стоном и дерганьем руки, перевязанной бюстгальтером, Юмису с порога медкапсулы разглядывала окружающую реальность. Она никогда не была в Миролисе ― плавучем мегаполисе, бороздящем бирюзу Тихого океана, ― но схожесть с трюмом так и напрашивалась.

— Милая, не пустишь в гости? Ты же не хочешь, чтобы он помер у тебя на глазах, ― заговорил Трэй, помогая избитому подняться.

— Я не милая и не добрая, ― в подтверждение сказанному она замахнулась, но должного эффекта на корейцев это не произвело. Отходя в сторону, предупредила: ― Неверное движение и изуродую обоих.

Пришельцы просочились в медкапсулу. Светловолосый в атласном прикиде засуетился, обрабатывая заживляющим биогелем себе и своему приятелю ссадины и содранные ногти. За считаные минуты их раны затянулись свежей кожицей.

— Ну-у? ― требовательно протянула она.

— Юмису, это я, ― ощупывая кровоточащий нос, смешным голосом, не лишенным волнения, заговорил побитый.

— Кто «я»? Президент Северо-Американского Союза?

Трэй улыбнулся.

— Это же я, ― приглаживая разбросанные лохмы, повторил он.

— Говори быстрее, зачем пришли.

— Мы познакомились в аппликации знакомств.

— Вот как, ― она пригляделась.

— «Эропентарий», ― уточнил он.

Девушка, брезгливо хмыкнув, перебрала в памяти инвентарные каталоги бесстыдных экспатов, неказистых менеджеров, делегацию специалистов из Северной Европы по восстановлению экосистем, пришибленных студентов из физико-математического университета и еще набор отдельных личностей, словом, тех, на кого впустую потратила уйму флирта и кокетства.

— Подожди-ка, ― она присмотрелась внимательнее, ― ты же…

— Ён Нгуен.

Звонкая оплеуха. Ён схватился за вспыхнувшую щеку. Трэй, увлеченно наблюдавший за перепалкой, от неожиданности выдал несуразное «оу».

— Мерзавец! Я ждала тебя в той дурацкой забегаловке, как идиотка, давилась клубникой. Я чуть не погибла!

— Какой ужас! Ты поперхнулась, поэтому ты здесь?

— Не строй из себя кретина, ты все знаешь. Заманил на свидание, в логово фетишистов сырой жратвы и не пришел.

— Я хотел произвести впечатление. Это самый престижный ресторан в городе.

— Был, пока не взлетел на воздух. Считай, сразил меня наповал.

— Что? ― шепотом спросил Ён.

— Что, что, ― передразнила Юмису. ― У кого-то бомбануло от размера чаевых. Хорошо, что взорвался, платить не пришлось. Я наела на такую сумму, что на твоем ваучере не хватило бы никаких денег.

— На чем?

— На ваучере, который ты, как последний трус, прислал через официанта, того высокомерного французишку. Думал откупиться! Только не говори, что в той шкатулке был сушеный лепесток розы в форме сердечка.

— Сердечко? В шкатулке?

— Ты за мной каждое слово повторять будешь?

Ён смотрел неотрывно и часто моргал.

— Иссяк словарный запас? Хотя лучше молчи. Не до твоих извинений.

— Я… я не мог ничего передать. Я не пришел, так как находился в санчасти. За день до нашей встречи меня чуть не убили.

Юмису почувствовала леденящее недоумение.

— «Песочные часы» взорвали. Новостные ленты и соцсети об этом только и пишут, ― привлек к себе внимание Трэй.

— Это то здание в форме духов «Морской поцелуй», ― облокотившись на край ванны, задумчиво произнесла фанатка американской косметики. ― Значит, нас обоих… ― она не договорила.

–…подорвали, ― закончил за нее Ён.

— Что за глупости! Всему виной варварская готовка на огне и нарушение правил безопасности, ― выдала она предположение Кси за свое собственное. Инспектор изложил следственную версию с сарказмом, но Юмису она понравилась.

— Тебя хотели убрать.

— Что значит «убрать»? И за что меня убирать? ― обрушилась Юмису, прекрасно понимая смысловую нагрузку сказанного. ― Ах, я догадалась, в чем дело, ― хлопнула она в ладоши, ― это с тобой хотели поквитаться. Разочарованные женщины, такие как я, которых ты кинул, подорвали тебя в офисе, а когда узнали, что ты выжил, подложили бомбу в ресторане. Теперь сходится.

— Но шкатулку-то отправили тебе. От моего имени. Следовательно, знали, что ужинать будешь одна.

— Значит, как ты выражаешься, «убрать» хотели того официанта за его французский, ― упорствовала Юмису осипшим голосом. Ледяной ком в горле мешал говорить. Нет, это неправда. Она никому не переходила дороги. У нее нет постельных секретов или компромата на высших чинов Республики, она не вмешивалась в чужие дела, а к ней не лезли со своими. В одиноком Пусане не с кем было даже посплетничать. ― А может, действительно на кухне что-то замкнуло?

— Отсутствие мотива не означает, что произошедшее было случайным стечением обстоятельств, просто этот мотив пока еще не возник, ― расплывчато пояснял Ён. ― Некий недоброжелатель ― назовем его так ― как-то узнал, что в будущем ты ему помешаешь. И он, воспользовавшись случаем, отправил тебе посылку с сюрпризом, чтобы предотвратить некоторые события, или, наоборот, запустить их.

— Ничего глупее не слышала.

— Забудь, что я сказал. Сосредоточься на том, что нас обоих чуть не прикончили. Хочешь выпутаться из этой истории, расскажи мне о своих знакомствах в Пусане.

— Это мое личное дело, с кем я ходила на свидания. Будь уверен, я встречалась с мужчинами погалантнее тебя.

— Юмису, взрыв подстроили. Нечто большее, чем знакомство в «Эропентарии», объединяет нас, и мы должны понять эту связь. Постараюсь объяснить доходчиво. Некая организованная группа минимум из двух человек преследуют цель, о который мы даже не догадываемся. Допустим, они не хотят, чтобы мы с тобой сдали ДНК и заказали ребенка.

— Какой кошмар! Чтобы я с тобой… Да за такие мысли я бы тебя тоже прикончила.

— Дослушай, ― терпеливо потребовал Ён. ― В результате теракта я попадаю в санчасть и становлюсь для них недоступен. Но тот же эффект можно достичь, если убить тебя. ― Он извлек из нагрудного кармана ламинированную записку.

— Что это? Меню на корейском? Не надейся, второго шанса не получишь.

— Это не тестовое сообщение. Беги. Найди Юмису. Она в санчасти. Мён поможет, ― перевел Ён.

— Крепколобый мой, ты окончательно меня запутал. То теракты, недоброжелатели, то непонятные записки, тесты, мёны. Голова идет кругом.

— Я не знаю, чего они добиваются, но на пути у них мы с тобой. В этом я абсолютно уверен, иначе твое имя на этом листке не появилось бы.

Юмису перевела взгляд на Трэя, чтобы найти в нем намек на то, что это несерьезно. Тот оставался невозмутим.

— Я вспомнила. ― Ён подался вперед. ― Отсутствие пиписьки нас объединяет, ― засмеялась она. Их вытянувшиеся физиономии рассмешили ее еще больше, и она уже вовсю заливалась неудержимым хохотом. ― Два потрепанных оглоеда врываются ко мне и тычут в меня манускриптом. ― Истерический смех было не сдержать. ― Ради этого вы заявились сюда?

Хохот, под строгими взглядами, которые она ошибочно приняла за проявления замешательства, постепенно сошел на нет.

— Я разговаривал с Кси, ― отрезал Ён. ― Его обязанности не ограничиваются охраной труда. Когда он допрашивал тебя?

Утирая проступившие слезы в уголках глаз, она, скрывая испуг, небрежно бросила:

— Он заглянул ко мне, чтобы посмотреть на цвет моих трусиков. А я их не ношу. Показать?

— Кси намекал на твое общение с гомосапами, ― проигнорировал он уловки.

— С кем? ― переспросила Юмису, вооружилась женской слабостью ― естественной реакцией в любых непонятных случаях. Она невинно захлопала ресницами и томно приоткрыла рот.

— С двуногими животными, лысыми обезьянами, говорящими макаками. С ними ты водишь знакомства?

— Не стоит так грубо о гомо сапиенс, ― одернул Трэй.

Ён пропустил замечание.

Юмису закатила глаза, демонстрируя непонимание, а внутри все рвалось и падало. Очевидно, эти двое пришли, чтобы расколоть ее. Гадкому полумужчинке Кси не удалось вытянуть признаний, так он использует ее случайного знакомого, которого она планировала похитить. Хитер следователь!

— Ты единственная, с кем я познакомился за последний год и кому открылся, ― выдвинул он. В словах улавливалось что угодно, только не сетование на одиночество и замкнутость. ― Террорист-смертник узнал, где я работаю и заявился в мой кабинет с не самыми добрыми намерениями. Нетрудно догадаться, кто заинтересован в дестабилизации основ нашего общества. Гомосапы и раньше терроризировали нас. Взять хотя бы случай… ― короткое раздумье нарушило его речь. Продолжил он не так складно: ― Неважно. Они мстительны. С последней их вылазки пришли десятилетия, у них было время укрепить свое повстанческое движение.

— Каких занимательных небылиц тебе наплел Кси, ― поглумилась Юмису, изобразив скучающий вид. Она смекнула, что физик не знал о взрыве в «Эпикарионе», как и о тысячах распространенных листовках с приглашением на форум по проблемам гомосапов, иначе он заявил бы об этом с порога. Или знал, но выстроил свою игру так, чтобы сбить ее с толку.

Нгуен не терял самообладания и бил в ту же точку:

— Возможно, я второпях отправлял тебе видеопривет и не затемнил окна. Вид с «Песочных часов» уникален, определить мое место работы очень просто. Я не утверждаю, ― тон явственно выражал уверенность, ― но, вероятно, ты с кем-нибудь поделилась моей записью.

— Да кому интересно многочасовое блеяние мебельщика о дурацком кресле?

— Я ученый, физик.

— Да хоть из правления Республики. Гомосапам больше делать нечего, как преследовать корейского ботана. Даже звучит смешно, ― и она издала сухое «ха». ― Трэй, ты-то хоть подтверди, что это тотальный, безграничный абсурд.

— Считаешь это забавным, потому что тебя не устраивают аргументы? Или знаешь, что у индивидов с архаичными биологическими потребностями на уме? ― спросил Трэй.

Белобрысый подобрался слишком близко, и Юмису решила сменить тактику. Лгать так же убедительно, как Серж, у нее не получится, но направить их по ложному следу ― вполне.

— Ну, может, где-то обмолвилась полусловом. Я не веду статистику, с кем и что обсуждала.

— А ты каждому встречному докладываешь о своей личной жизни?

— Я же не какая-то замухрышка, я дива. Мужчины ко мне толпами лезут. Кстати, из-за них я на рейс в Куала-Лумпур опоздала ― так к чему это я? ― к тому, что у нас, у див, личная жизнь ― непозволительная роскошь. Мои подписчики в соцсетях ― а их несколько сотен… тысяч… ― следят за моим каждым шагом. И да, ко мне подходят люди, делают комплименты. Я часто общаюсь со случайными фолловерами. Меня мало волнует, кто передо мной: гомосап или президент Северо-Американского Союза.

— Хорошо, ты не видишь разницы между нормальным человеком и прямоходящим биомусором, но японца-то отличишь от нас?

— А они при чем?

— Спецслужбы Японии охотятся за иностранными разработками. Ты уверена, что никому не отправляла наши переговоры?

«У него сплошные догадки, зато с каким рвением ими сыплет. Тыкает наугад, но пусть не надеется, я не проговорюсь, ― соображала она. ― Да, и в японское посольство лучше не ходить».

— Юмису, от этого зависят наши жизни. Подумай, кому и что ты говорила?

— Мои настойчивые, я и так ответила на кучу вопросов без присутствия посла. Сделать из меня виновную у вас не выгорит.

Трэй насторожился, а его приятель, придя в легкое возбуждение, произнес:

— Я хочу во всем разобраться.

«У Кси не получилась расколоть меня, а у вас, недотеп, тем более не выйдет».

— В полицию тебя никто не сдаст, ― заметил Трэй с какой-то странной ухмылкой на лице.

— А я ни от кого не скрываюсь, ― отозвалась она как можно непринужденнее. Он намеревался что-то сказать, но Ён опередил его, рассеянно уставившись в закорючки:

— Это послание… Странно, что оно привело меня сюда.

— Все мы ошибаемся, ― холодно прокомментировала она. Температура слов явственно сигнализировала, что ей не нравится возвращаться к исчерпанной теме.

— Это сложно объяснить, но в будущем нас что-то объединит, ― он посмотрел на Трэя, ища поддержку.

— Опять связи. Твои грязные фантазии меня не интересуют, ― с апломбом объявила Юмису, застегивая кофту.

— Зачем бы я послал себя к заведомо ложной цели? Я не мог так ошибиться, ― монотонно протянул он.

— Ён, ты забавный. Поверь моему женскому чутью, счастье твое впереди, ― готовая распрощаться, утешила она напоследок.

— Юмису, ты пойдешь с нами.

Спрятав за теплотой взгляда разбушевавшийся страх, что ее все-таки отведут в полицию, она, не понимая, как действовать дальше, запальчиво выплеснула:

— Дурак! Ты нравишься мне.

Она отбросила сиденье, схватила Ёна за плечи и притянула к себе. Сочно поцеловала его в губы, толкнувшие в ответ неопытным бездействием.

Трэй громко присвистнул.

— Я мечтала о возвышенном и прекрасном, пересматривала сотни раз твои видеопослания. Чем еще заняться одинокой девушке, приехавшей в чужой город из-за границы? ― Тут азиатская дива спохватилась, что до этого хвасталась своей популярностью, и быстро поправилась: ― Эти социальные сети с фальшивыми друзьями загоняют в такое отчуждение. А ты настоящий, чистый, интересный… ― не зная, что еще придумать, она хотела переключиться на себя, но ограничилась коротким замечанием: ― А я неудачница.

Неожиданно для себя Юмису расплакалась. Это вышло так естественно и искренне: она уронила голову на плечо асексуального смутьяна, и, вдыхая запах машинного масла и копоти, пожаловалась на беспредел полиции, как она, нагая и ранимая, давала показания инспектору и его механическому упырю, записывающего каждый взмах ее роскошных ресниц.

— Не расстраивайся, Ю, ― банальная реплика Трэя, но именно она усилила отчаяние.

— Меня так бывший называл, ― она сильнее прижалась к Ёну. Тот приобнял с едва ощутимым нажимом. Затем переложил робкие руки на ее плечи. Правда, надолго там они не задержались. Не найдя, куда их пристроить (объятий он избегал, сознательно или нет ― другой вопрос), он занял ими карманы брюк. Геронтонетка, вися у него на шее, почувствовала себя предельно глупо.

— Юмису, все будет хорошо, ― успокаивал Трэй.

— Уже ничего не будет. Зачем согласилась пойти с ним на свидание? ― она обращалась к Трэю. ― Не стоило связываться. Ведь чувствовала, что кончится плохо. Почему не уехала сразу.

— А что остановило? ― поинтересовался Трэй, пока Ён, будто парализованный, выполнял роль безмолвной вешалки.

— Надежда на лучшее, ― захныкала она, чувствуя, как запал душевных мук постепенно скатывается в мелодраматическую халтуру.

— Все будет хорошо, ― заторможено повторил Ён клишированную фразу, сказанную Трэем полминуты назад.

— Да? ― она подняла мокрые глаза.

— Мы не дадим тебя в обиду.

— Обещаешь?

— Корейцы держат свое слово.

— Не сомневаюсь, ― выдохнула она. ― Скажите Кси, что когда вы пришли ко мне, медкапсула оказалась пустой.

— Путь он нас еще поймает!

— Что значит «поймает»?

— Кси что-то накопал на меня, иначе он не послал бы за мной ликвидаторов.

— Правда? ― не веря своему счастью, переспросила она, попутно оглядев их еще раз. Вряд ли помятые, избитые и растерянные они пришли прямиком из полицейского участка, чтобы выковырять из нее признание. Как же страх притупляет наблюдательность.

— Ликвидаторы чуть не изрешетили нас.

— Даже так?

— Ты бы видела, как мы пикировали на ховеркаре! Нам круто повезло, что мы уцелели. А еще посчастливилось отыскать тебя. Правда, Трэй?

— Да, Кси мог опередить нас. Но за Юмису я не переживал бы. Она талантлива и умеет выкручиваться.

Юмису пронзила его горящим взглядом.

— Полиция не защитит нас. Пока преступник разгуливает по улицам Пусана, мы в опасности. Мы обязаны остановить террористическую ячейку. Ты ― моя единственная зацепка, чтобы распутать эту головоломку.

— Ага.

— Куда засобиралась, красотка? ― рассеянно спросил Трэй.

На пороге мобильной палаты Юмису взбодрила волосы резким поворотом головы.

— Что ж, мои хорошие, на этом попрощаемся. ― Она послала им воздушный поцелуй, слезла с подножки и поковыляла прочь по крыше нижестоящего контейнера. Туфли на плоской подошве лишили походку грациозности, зато позволяли быстро ходить.

— Юмису, ― окликнул Ён, ― тебя убьют.

— Разве мы не все выяснили? ― не оборачиваясь, подчеркнуто удивленно спросила она.

— Кси не оставит тебя в покое! ― припугнул Трэй.

Девушка повернулась, раскинув руки.

— Как там говорят? По отдельности у нас больше шансов.

— Твои шансы равны нулю, ― предупредил Трэй, поднимая руку. ― Куда бы ты ни пошла, тебя вычислят по аэроэкрану. Наши мы уже удалили.

— Да? ― Юмису закусила губу. ― Вы так запросто от них избавились?

— Трэй ― он биолог ― ловко извлечет аэроэкран. А потом ты отправишься с нами. Договорились?

Самая болезненная хирургическая процедура, которую испытала Юмису, было удаление гнилого зуба. Она получила глубочайшую моральную травму, когда воочию наблюдала, как немолодой гомосапке выламывали потемневшую кость из развороченной десны.

Работница гуманитарной миссии, представив себя на месте дикой женщины из заброшенных земель, вооружившись выдержкой, твердо сказала себе, что не даст волю слезам. Обещание было сдержано наполовину. Она не издала ни звука, до рези прикусив губу. Когда из открытой раны выуживали тонкие металлические нити, не плакала, но, когда операция была позади и биолог обмакнул первый боевой шрам в лечебную массу биогеля, она проявила слабость. Ее подкосило вовсе не физическое страдание, а осознание того, что она лишилась части личности. Как обновлять статус в соцсетях и с кем делиться видео о новых нарядах?

Ноги предательски согнулись. Ён поймал ее, неловко обхватив за талию.

— За сегодня я наобнималась больше, чем со своим бывшим за всю нашу короткую совместную жизнь, ― промурлыкала Юмису.

— Всего три раза, ― заметил Ён.

— Говорят, сделаешь три раза, и войдет в привычку.

— Да? Не слышал, ― он попытался освободиться из женских объятий. Юмису сильнее обхватила его.

— Когда ты заботился о любимом кресле, пылесося щели между упругих подушек, думал обо мне?

Собиратель редкостей, растерявшись, ничего не ответил.

— Или, может, воображал что-то иное, натирая лаком толстые ножки? ― не удержалась она, пряча издевку за милую улыбку.

— Когда оставался в офисе один, я думал о тебе, ― проблеял он. Я представлял, как ты входишь в мой кабинет… ― он не договорил. Густо покраснев, повернулся к затихшему Трэю и спросил невпопад: ― Не пора уходить?

— Дайте пять минуточек, ― попросила Юмису.

Корейцы вышли, оставив девушку в медкапсуле. Не успела она вступить в диалог со своим внутренним голосом, который подсказал бы, насколько убедительно удалось прикинуться охмуренной дурочкой, как послышался приглушенный разговор.

— Ты же не доверяешь этой ехидне?

Ответа Ёна она не расслышала.

— Предвзятость? У меня? Что вы вообще нашли друг в друге?

Ён ответил тихо, но Юмису расслышала слова «одиночество» и «пообщаться».

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

1

Японское имя; также означает «четвертый сын». Здесь и далее примечание автора.

2

Меню настроек (англ.).

3

Английский (англ.).

4

Аэроэкран — интерфейс, основанный на интерактивной биотехнологии, отображается голограммой между указательным и большим пальцами левой руки (для левшей — правой).

5

Дословно: черт, дьявол. Оскорбительное прозвище японцев в Азии.

6

Японское имя; также означает «первый сын».

7

Физика за пределами Стандартной модели.

8

Физика элементарных частиц; считается не полной, так как не учитывает гравитацию.

9

Материал из углеродных нанотрубок, поглощающий почти 100% видимого света.

10

Женщина легкого поведения, шлюха (местный жаргон).

11

Абиграмма ― сообщение, отправляемое в прошлое при использовании стабильного антивещества.

12

Японское имя; также означает «второй сын».

13

Простите, я не говорю по-японски (яп.).

14

Прибор для управления сновидениями.

15

Sapiens Rights Watch (англ.) ― организация по защите прав гомо сапиенс.

16

Аналог пенсионной системы, существовавшей во многих странах в XX веке, который обеспечивает последние десять лет жизни работника-гражданина ― ровно столько отведено генетической программой на возраст «дожития» в Корейской Корпоративной Республике.

17

Человек превосходящий, «сверхчеловек» (от лат. Homo superior).

18

Ховеркар (от англ. hover ― парить и car ― автомобиль) ― транспортное средство.

19

Оскорбительная кличка для азиатских гомо супериор.

20

Оружие нелетального действия, парализующее синапсы нейронов.

21

Изысканный деликатес (фр.).

22

Кавалер (фр.).

23

Пожалуйста (фр.).

24

Простите (фр.).

25

Комплимент (фр.).

26

Кубиткойн ― расчетная единица, в основе которой лежат методы блокчейна в квантовой запутанности.

27

Один момент (фр.).

28

Я без понятия (фр.).

29

Трансдукционный биогель ― жидкая среда для переноса нанороботов.

30

Процедура, в процессе которой в черепную коробку пользователя заливают специальный раствор, молекулярные связи которого содержат обширную базу знаний.

31

Межмолекулярная (химическая) связь обеспечивается за счет распределения электронной плотности так называемых электронных облаков. Реакция «разжижения» материи протекает через снижение электронной плотности за счет квантовых эффектов. Существует три типа молекулярных орбиталей: несвязывающие, связывающие и разрыхляющие. Усиление последнего типа, посредством удаления электрона за ядро, приводит к отталкиванию атомных ядер друг от друга. За теоретические разработки в 2386 году К. Л. Франц (2301—2456) удостоился Нобелевской премии.

32

Нулевая энергия или энергия вакуума заключает в себе отрицательную энергию кварков и положительную энергию бозонов.

33

Для сравнения: в человеческом мозгу гомо сапиенса примерно 80—100 миллиардов нейронов.

34

Бифотонный коммуникатор — средство связи на основе технологии квантовой запутанности фотонов, позволяет передавать информацию без задержек по времени независимо от расстояния и местоположения двух связанных между собой приемо-передающих устройств.

35

Спин-процессоры (от англ. spin ― «вращение») по своим характеристикам многократно превосходят кремниевые процессоры: в спинтронике электрический ток переносится не электронами, как в классической электронике, а спинами элементарных частиц.

36

Непроходимая кротовая нора, червоточина, соединяющая две области пространства.

37

Принцип, согласно которому законы физики не допускают перемещение во времени материи, кроме субатомных частиц.

38

Линкер ― синтетический материал с памятью, создан на основе олигонуклеотидов. Применяется в застежках для бесшовного соединения деталей одежды.

39

Лаборатория (сленг).

40

Студент-практикант (сленг).

41

Гиперган ― экстремальный циклон, вызванный глобальным потеплением.

42

Астролен ― разновидность углеродного немагнитного наноматериала, используемого в авиатехнике.