Тайна Греты

Оресте Колетта

Брандо Конте вышел из-под пера настоящего частного детектива. Он хорошо знает психологию человека, для него это как качели: между интуицией и случайностью. Несмотря на большой опыт за спиной, адреналин, его верный друг и помощник, никуда не исчез, и каждое новое дело он проживает, как первое. Его жизнь никогда не была тихой и спокойной: ему пришлось рано научиться, что значит действовать. Сначала чтобы выжить, затем уже ради удовольствия. Похищение девушки по имени Грета – его новое дело.

3

Семья Орланди

Большая вилла в стиле либерти, возникающая передо мной, меня не особо впечатляет, всего лишь очередное богатство. Я не испытываю ненависти к роскоши, являясь ее первым ценителем и последователем, но далеко не во всех ее проявлениях. От роскоши, которая предстала перед моими глазами, меня тошнит, впрочем, как обычно. Особенно, когда очевидно, что эти деньги не были добыты собственным трудом. Паркую машину без какой-либо проверки со стороны охраны, рассматривая окружающую действительность. Возле двери меня встречает Рудджеро.

— Привет, Брандо, — дверь закрывается за моими плечами.

Первое, что замечаю как детектив, это запах лаванды, как если бы все внутри дома все было абсолютно новым. Я не ожидал увидеть неопрятную обстановку, но и не рассчитывал на такой маниакальный порядок. Мне предложили присесть в большой гостиной, выдержанной в одном стиле. Дизайнер хорошо поработал, должен отметить. Дом аккуратен, даже слишком, все просто чертовски упорядочено: каждая картина на стене совпадает по размеру с другой, никаких разномастных форм, а эти висящие портреты, возможно, принадлежат каким-то усопшим родственникам. Они некрасивые и старые, по сравнению со всем остальным. Меня вообще не удивляет, что девушку украли. Я бы на ее месте сам сбежал. Цинизм позволяет мне держаться отстраненно, не включаясь в ситуацию эмоционально, всегда. Женщина сидит на стуле, ее взгляд направлен в окно, как только она замечает меня, тепло здоровается, уже чуть более открыто, чем раньше. Сажусь на один из диванчиков, родители устраиваются напротив меня. Разговор между детективом и клиентом начинается с выяснения подробностей. С опытом я научился уделять внимание мелочам, придавать значение жестам людей больше, чем словам.

— Как вы? — сразу мне никто ничего не скажет, потихоньку и аккуратно могу добиться того, что они начнут мне доверять.

— Ждем, — звучит ответ.

Я молчу, но вижу их беспокойство. Прошло уже сорок восемь часов и ни одного звонка. В их поведении я не замечаю ничего ненормального, оно более чем нормальное. Начинаю с простых вопросов. Сначала спрашиваю Рудджеро, который похоже больше сопротивляется, а потом его жену, которая отвечает на мои вопросы в естественной и полной решимости манере. Расспрашиваю сеньору о ночи похищения. Ее взгляд направлен поверх меня, смотрит за мою спину, и в любопытстве оборачиваюсь, чтобы посмотреть вместе с ней: фотографии. На стене за моими плечами множество фотографий. «Почему нет ни одной фотографии маленькой Греты?» — думаю. Синьора рассказывает мне, что все произошло тихо, открытое окно — единственный след, который оставили похитители. Уверен, что все уже было осмотрено после того, как они подали заявление. Даже если мне этого будет недостаточно. Я не доверяю следствию, проведенному властями. Агенты, которые обследовали место происшествия, конечно же, обычные люди, которым всего лишь надо принести зарплату домой. У них нет никакой серьезной причины, чтобы хотеть добраться до истины, в отличие от меня. Моя работа, кроме того что она просто захватывающая, позволяет мне жить безбедной жизнью. Естественно, никогда не выдам этих своих соображений супругам. Продолжаю вести себя сдержанно, поверхностно, спокойно, каким научился быть перед лицом ответов клиентов, а в особенности их лживых взглядов. Пытаюсь детальнее рассмотреть некоторые снимки. Изучаю фотографии, которые мать любезно передает мне, сняв со стены. Есть что-то странное в них.

— Какой была Грета, когда была маленькой? — Рудджеро смотрит на меня так, как будто не понял вопроса или не знает, что сказать.

— Обычная, наверное… — чешет затылок, колеблется. — Можно сказать веселая, жизнерадостная. Может даже слишком, — смотрит на жену.

Очевидно, что этот момент вызывает некоторую неловкость у мужчины. Он этого не знает, но это его слабое место. С опытом я научился ценить значимость языка тела. Самый лучший ответ помимо слов — это жест, их сопровождающий. Рудджеро что-то скрывает, но меня больше интересуют слезы на глазах жены в этот момент. Даю Рудджеро возможность успокоить супругу, которая как будто расстраивается все больше. Немного отдаляюсь от них, чтобы изучить вид из окон. Мне надо найти отправную точку этого дела, надо копнуть глубже: взять быка за рога? Еще не время.

— Синьора, по такой погоде я бы с удовольствием выпил чашечку травяного чая, не угостите? — Я понял, что этой женщине надо действовать, чтобы успокоиться. Кажется, сработало.

— Конечно, у меня есть черничный чай, привозной, — робко улыбается, вытирая последние слезы. Так, как будто делится со мной каким-то секретом.

Проходим вместе на кухню, очередная попытка выставить на всеобщее обозрение свои деньги, отлично получилось. Как я и ожидал, зрелище вызывает тошноту. Темная бытовая техника сочетается с деревом, конечно же ценным, из которого сделана мебель. В центре кухни нахожу большой остров. Посередине стоит пустое блюдо, в стиле Лимож, с золотыми ручками. Мои глаза непроизвольно закатываются. Сажусь и наблюдаю за женщиной, которая открывает по очереди все ящички. Понятно, что она что-то ищет.

— Знаете, я не очень хорошо ориентируюсь на этой кухне, — продолжает искать, в итоге находит то, что ей было нужно. Ничего не отвечаю на ее высказывание, вернусь к вопросам после чая. К моему удивлению, меня угощают еще и медом с печеньем, домашним и, надо сказать, превосходным. Черничный чай просто замечательный, все идеально.

— Кто еще проживает вместе в вами? Вы одни в доме? — могу начинать.

— Нет. У нас есть управляющий и одна горничная, — отвечает, глядя в свою уже пустую чашку.

— А где они сейчас? Я никого не заметил у дверей, только Рудджеро.

— Мы остались одни после похищения, — отвечает тихим голосом, после мимолетного колебания. Эта информация даже если и полезная, но не самая важная в этот момент, пока нет необходимости разговаривть с их помощниками.

— Я заметил вооруженную охрану снаружи, — показываю рукой с сторону улицы.

— Да, нам пришлось, — объясняет Рудджеро, и продолжает, зная, что я спрошу зачем, — я больше не чувствую себя в безопасности. Ласково поглаживает жену по плечу: — дом очень большой и без наших помощников мы чувствуем себя как-то одиноко.

Я не отвечаю, понимая, что могу узнать больше, только поговорив с самими работниками. Естественно, хозяевам дома этого не сообщаю, у меня еще есть время. Мне надо еще решить, мое ли это дело в принципе.

— Я хотел бы осмотреть виллу, если это возможно, — я поднимаюсь со стула, — просто общий осмотр. Только, чтобы иметь представление. Что сказали полицейские, которые писали рапорт? Что-то нашли?

— Мы в ожидании новостей от них… — сразу отвечает Рудджеро.

Проводят меня осмотреть огромную виллу в четыре этажа. Здание снаружи белое, огромный сад занимает широкое пространство с большим фонтаном в центре.

— У вас нет собак? — спрашиваю.

— Нет, потому что у Греты аллергия, у нее не очень крепкое здоровье, — ответ звучит сухо, это не то, что я ожидал от Рудджеро. Это избегание.

Хорошая постройка, даже если перелезть через забор не составит труда. Мой мозг начинает строить предположения. Внутри нет никакой защиты, большие ворота не нужны. Подхожу к накрытому бассейну, вокруг стоят шезлонги и даже большая барная стойка у стены. «Этой семье нравится развлекаться», — приходит мысль. Бросаю взгляд на окна, на них нет решеток, простота похищения меня не удивляет.

— Раньше никогда не было попыток похищения?

— Нет, — отвечает Рудджеро. Еще одно сухое «нет». Такое «нет», которым как бы хочет мне сказать «я влиятельный человек». Рудджеро не похож на наивного простака, но не могу исключить и того, что Грету украли люди, находящиеся к нему ближе, чем он думает. Мне понятно откуда происходит его уверенность, но поверить в его слова мне трудно. Есть некоторая театральность в том, как именно было совершено похищение, что не может быть вызвано только деньгами, дело в чем-то другом, и мне надо углубиться в это дело, чтобы разобраться. Опыт научил меня тому, что всегда найдется что-то или кто-то очень близкий к жертве, будь это убийство или разорение компании, поиски никогда не ведутся в широком радиусе, а, наоборот, в ближайшем окружении. Серьезные неприятности, которые причиняют ущерб, всегда проходят по одному и тому же сценарию: виновный всегда был рядом. Знаю точно, что секретные службы контролируют преступный бизнес: их роль в том, чтобы непрестанно следить за соблюдением границ и баланса сил. Все должно работать хорошо, а главное без внутренней вражды. Даже если Рудджеро трудно сказать мне больше, мне понятно, почему Бруно хочет, чтобы я взялся за это дело. Значит они тоже блуждают в потемках чего-то или кого-то тесно связанного с семьей Орланди. В этот момент у меня появляются вопросы, которые предпочитаю оставить при себе, потому что все равно не получу никакого стоящего ответа. Я тут только для того, чтобы наметить план действий и, если того стоит, взяться за это задание, которое мне кажется все более странным. Уже сто лет не случалось ничего подобного. Надо изучить поглубже эту семью.

— Ко мне все хорошо относятся, — мужчина кажется почти удивленным моим вопросом.

— Да, я Вас понимаю, но тут речь идет о похищении Вашей дочери, — говорю коротко и спокойно, чтобы произвести нужный эффект.

— Вы с кем-то поссорились недавно, может возникло какое-то недопонимание? — смотрю по сторонам, почти безразлично, чтобы не встретится с ним взглядом и дать ему остаться наедине с самим собой, чтобы подумать и вспомнить: — Любая мелочь. Грета может быть ближе, чем Вы думаете.

Он смотрит на меня, быстро узнаю этот взгляд, много раз ловил такой на себе. Рудджеро такой же человек, как и все остальные, кого я до этого встречал, он что-то скрывает и это очень видно. Понимаю по его быстро бегающим темным зрачкам, что там что-то есть, пауза затягивается и он не произносит ни слова. Я прекрасно знаю, что если мысли не складываются в слова, то в деле всегда замешан страх.

— Нет, ни единой размолвки ни с кем, — семь секунд паузы, мужчина прокашливается, чтобы отвлечься от неприятного момента, а я понимаю нутром, что нужно выбрать другую стратегию.

— Возможно у жены, на работе… — оставляю фразу недосказанной, будто сомневаюсь, упоминая ее.

— У такого врача, как моя жена? — смеется так, будто услышал хороший анекдот. — Это невозможно. Ее любят абсолютно все, каждый день ее пациенты только и делают, что ждут ее, — признается глядя мне в глаза.

— Может мы можем вернуться в дом и поговорить с ней, может она Вам что-то не сказала, — пытаюсь изобразить безразличие, решая копнуть не в глубь, а в ширь.

— У нас с женой нет секретов, она откровенна со мной, потому что я ее муж, — обиженный голос оставляет меня равнодушным, это конечно не то же самое, но понимаю его попытки защитить ее от дальнейших травм. Возвращаюсь в то место, с которого начал, почва суховата для тех дождей, которые недавно прошли. Останавливаемся на входе, жена занята приготовлением ужина.

— К нам все хорошо относятся, — прикуривает сигарету, — в моей компании от меня зависят пятьдесят четыре семьи. Зачем им причинять мне вред?

Его рассуждения не выдерживают никакой критики, как будто говорит наивный ребенок.

— Я не собирался подвергать это сомнению, — остаюсь спокойным и изображаю из себя невежду. — Знаете, в нашей работе иногда приходится задавать дурацкие вопросы. Профессиональная деформация, Вы должны меня простить…

— Пойдемте со мной, — тушит сигарету, бросая ее на землю, я отворачиваюсь. Ненавижу запах дыма, но еще больше ненавижу хамов, которые знают, что за ними уберут другие.

Молча направляемся в сторону комнат. Все двери белые, длинный ковер в коридоре будто переносит меня в видеоигру с идеальной картинкой. Рудджеро приближается ко второй двери справа, срывает защитные ленты — полицейские и их правила — должно быть изучили тут все от А до Я, ничего не найдя. Важные детали всегда скрываются от не очень внимательных глаз. Тяжелая аура чувствуется до сих пор, нажимаю на кнопку, чтобы включить свет, но ничего не происходит.

— Они обрезали провода, — поясняет мне. Мелочь, которая мало что говорит о похищении, но многое о похитителях. Понимающе киваю и приближаюсь к до сих пор разобранной кровати, все на своем месте. Такое поведение не делает хозяина дома уязвимым, но думаю, что таким образом Рудджеро хочет заставить меня поверить, что он доверяет мне. Возможно это прекрасная возможность взять быка за рога. Действовать, чтобы получить информацию.

— Расскажите, как это произошло, — сейчас могу задавать любые вопросы.

— Они проникли через эту комнату, горничную Кристину усыпили при помощи спрея. Отсюда прошли в комнату рядом. Ту, моей дочери, — заключает.

— Как так получилось, что вы ничего не слышали? — спрашиваю и анализирую вид из окна, которое выходит на сад.

— Понятия не имеем, — отвечает мне, — по-вашему, если бы услышали, мы бы не вмешались тут же?

Кажется, он обиделся.

— Я всего лишь рассуждаю вслух, вы должны меня простить, — смотрю и на секунду улыбаюсь. Это мое самое сильное оружие. Удается расположить к себе любого, даже такого как Рудджеро.

— Что Вы, и Вы меня простите, я просто немного нервничаю, — отвечает, опустив взгляд.

Скорее всего усыпили и их, думаю, держа рот на замке. Он мне, несомненно, неприятен, но пропавшая девочка тут ни при чем. Она исчезла, и им нужен лучший детектив в Италии, чтобы найти ее, естественно, что не какой-то любой. Потом Рудджеро показывает мне все комнаты, в каждой из них мое внимание привлекают какие-то мелочи. Делаю пару снимков при помощи телефона, чтобы потом пересмотреть их спокойно на большом экране. В спальне нет золотой люстры, как в комнате для гостей, а вставлены светодиоиды. «Любят современное освещение?». Вопросы которые я сам себе задаю, даже если и кажутся какими-то банальными, помогают активировать мыслительные процессы, которые нередко приводят к неожиданным решениям. Замечаю, что все ковры персидские — дорогущие, рискую испачкать их обувью, но его это похоже не волнует. Комната соответствует моим ожиданиям, я привык к их благополучию. Меня удивляет только пианино возле стены: из инкрустированного старинного дерева, проглаживаю по спинке и замечаю, что это инструмент с перекрестными струнами. Моя любопытная часть хотела бы задать еще множество вопросов, но молчу, чтобы не произвести впечатление человека грубого и слишком настойчивого. Поднимаю отполированное крышку и немного приподнимаю ткань цвета бургунд, покрывающую клавиши

— Вы позволите? — спрашиваю, пока мужчина кивает безразлично. Играю пару нот и понимаю, что оно отлично настроено, это занимает не больше пары секунд. Тот факт, что это пианино готово к игре, говорит о том, что Грета музыкант. Закрываю и замечаю, что цветы в вазах в комнате до сих пор не завяли. «Даже если она еще ребенок и дочка богачей, любит вещи красивые и простые», — думаю про себя. Возвращаюсь в кухню, синьора собирается готовить, чувствую запах лимона и розмарина. Знакомые запахи.

— Такие знакомые запахи, — восклицаю и спрашиваю, — синьора, откуда Вы родом?

— Я Южанка, — отвечает, — даже если и выросла в Риме. Приятное открытие.

Я только что получил новую информацию, которая поможет мне легче найти общий язык с ней.

— Вы себе не представляете, как мне не хватает хорошего неаполитанского кофе, — признаюсь, изображая смущение.

— Мой кофе особенный, почувствуете себя как дома.

— Вы правда позволите мне попробовать? — спрашиваю, замечаю беспорядок на кухне, — не хотел бы причинять беспокойство.

— Да что Вы.

Момент кажется подходящим, чтобы надавить на нее ради правды. Но сначала, мне надо удовлетворить свое любопытство по одному важному поводу. Я человек сложный, даже в своих наиболее простых вопросах. Обожаю силу контраста, и когда хочу узнать какую-то маленькую деталь, ставлю ее возле чего-то большого — так мой интерес проходит незамеченным.

— Рудджеро, — говорю, пока жена готовит кофе, — эта вилла досталась Вам в прекрасном состоянии, вам несказанно повезло. Польстить такому человеку как он — просто, достаточно указать на очевидное. — И название которое вы выбрали… — останавливаюсь спокойно улыбаясь, слежу за выражением их лиц. Он морщит лоб.

— Я имею ввиду название, которое увидел на входе «Эллеборо». Оно чудесно, позвольте сделать вам комплимент, — улыбаюсь напоследок.

— Да какое повезло, — отвечает разочарованно, — нам пришлось полностью переделать эту виллу.

— Я сама придумала название, — гордо добавляет жена.

Вот, это та самая деталь, которая была мне нужна. Рудджеро продолжает перечислять все то, что было сделано. Из его занудной речи узнаю, что он потратил кучу денег на мрамор из Каррары и эксклюзивную плитку с отделкой ручной работы. Я, тем временем, обдумываю то, что мне сказала синьора, стараясь выглядеть заинтересованным рассказами хозяина дома. Она выбрала название цветка: я не великий знаток, но люблю цветы, как и все остальное красивое. Это название символизирует изменение и возрождение. «Почему такая любящая мать как она выбирает такое название? Возрождение чего? Что они хотели или должны были поменять?» Это сильнее меня. Мысли стучат в моей голове, мне надо понять. Наблюдаю дальше за синьорой, которая сервирует стол в традициях лучших домов. Эта семья не знает пределов роскоши: из серебряного кофейника наливает мне кофе в старинную керамическую чашечку, расписанную червленым золотом. И для сахара ложечку берет тоже позолоченную. Абсурд.

— Съешьте что-нибудь, — говорит, предлагая попробовать печенье, из тех, домашних.

Я еще ничего не ел с завтрака, это было непросто выдержать, но еда для меня это как премия, только после работы.

— Эллеборо, очень красивое название, синьора, как вы его придумали? — ее бровь вздымается, когда слышит это название, вздрагивает, стараясь это скрыть.

— Оно имеет большой смысл для меня, — ее глаза опять заблестели. И тут встревает Рудджеро — будь он проклят — но мне хватает и этой информации, чтобы понять, что название было выбрано не случайно. Анализирую факты у себя в голове: возможно семья Орланди приехала на окраину Савоны в поисках новой жизни. Что могло их сподвигнуть? Настал час сделать мою ставку. Иду ва-банк, задавая свой вопрос, сухо и хладнокровно, смотрю в упор в глаза Рудджеро, не теряя из поля зрения его жену:

— Какое первое слово сказала Грета, когда была совсем маленькой?

— В каком смысле, простите? — отец ошеломлен.

— В том, что я сказал, — остаюсь абсолютно спокоен. Перевожу внимание на жену: — А вы помните?

Внимательно слежу за ее глазами, в дело идет мой опыт. Знаю этот взгляд, встречал его не раз. Ее глаза смотрят вправо, что означает, что задействовано творческое полушарие. В нем сочиняется вранье. Синьора придумывает, а не вспоминает. Потому что не знает ответа. Мелания бормочет что-то, и муж готов ей помочь.

— Брандо, простите, а для чего все эти вопросы? — спрашивает Рудджеро, опять морща лоб.

— Всего лишь любопытство, — перевожу разговор.-Вы помните, в каком возрасте ваша дочь сделала первые шаги? — я не свожу глаз с отца.

— Конечно помню.

Я терпелив, но не люблю тратить время зря: — Вы мне позвонили и я приехал, если хотите, чтобы я помог найти вашу дочь, вы должны мне отвечать, если нет, я встану и пойду. Поднимаюсь со стула.

— Подождите, — говорит жена, — ей был год с чем-то.

— Подумайте хорошенько, это важно, — ее глаза снова смотрят вправо, опять придумывает.

— Подтверждаю, год и три месяца, — произносит Мелания

— Подтверждаете эти слова? — спрашиваю уже другим тоном.-Это маленькое любопытство позволяет мне выстроить точнее портрет вашей дочери, полезная привычка, — снижаю давление, изображаю некоторую доброту и сочувствие. — Позвольте мне эту слабость.

Но и глаза Рудджеро направляются вправо.

— Да, подтверждаю, год и три месяца, — опускает взгляд.

— Отлично, — произношу расслабленным голосом и делая более долгую, чем обычно, паузу, — спасибо, что уделили время и за кофе, синьора.

Пожимаю ей одну руку, выдыхает скорее напряженно, чем расслабленно.

— Честное слово, вы позволили мне вдохнуть ароматы моего Неаполя, — Мелания краснеет от этой банальной фразы. — Рудджеро, честно, я восхищен виллой.

Несмотря на комплимент, Рудджеро остается напряжен, понимаю это по рукопожатию.

— Не волнуйтесь за свою дочь, сейчас же начнем работу, будьте спокойны, — хлопаю его по плечу. Даже сильные мужчины иногда нуждаются в поддержке. Направляюсь к выходу. Они мне наврали в глаза. Мне приходится целыми днями иметь дело с людьми, которые мне врут, это моя профессия. История началась не с той ноты. Есть что-то, чего я не знаю, пришло время некоторых ответов, в одном слове: Бруно.

На часах семь, и машина Бруно останавливается около моей. В тишине вижу, как он паркуется и открывает дверь, чтобы выйти и пересесть в мою. Из под пальто торчит новая папка.

— Это дело важное, — смотрит в упор, не отводя взгляда от дороги, — отец девочки не какой-то рядовой предприниматель.

Ура! Я концентрирую все свое внимание.

— На самом деле Рудджеро очень близкий советник одного важного политика определенного уровня, под прикрытием, — смотрит на меня лукаво. Нам обоим хорошо известно, что все то, что связано с политикой подчиняется Золотому Тельцу. Что надо людям, которые стоят за спиной у Бруно? Всего лишь того, чего хотят все люди у власти: еще большей власти. Смотрю ему прямо в глаза.

— Я могу сделать единственную вещь: отказаться от дела. Я не отдам тебе пальму первенства, когда ты придешь и скажешь мне, что должен вмешаться, — говорю ему прямо в лицо, — или захочешь превратить меня в пешку в вашей игре, — заканчиваю паузой, от которой становится холодно в салоне.

— Брандо, мне нужна твоя помощь в этом деле.

Три минуты прошли. Надо от него отделаться.

— У тебя есть время до завтрашнего утра. Имей ввиду, ты не можешь меня бросить, — выходит из машины, не дожидаясь ответа, как обычно впрочем.

Отдаляюсь от места на своей Ауди, веду машину на автомате. Хочу отвлечься на секунду от всех слов сегодняшнего дня, как сказанных, так и несказанных. В покере, как и в жизни, бывают такие партии, которые не идут. По простой причине: это партии, которые нельзя выиграть, потому что все фальшивое. Меня не пугают монстры, потому что всегда можно найти план, как победить гиганта. Меня пугает туман, блуждание в потемках. Поэтому не собираюсь придавать значимости километрам, которые проделал Бруно только чтобы увидеться со мной, ясно, что он что-то не договаривает. Отвлекаюсь на секунду, проверяю телефон и вижу, что Даниэла прислала мне свою геолокацию. Таким образом, с мыслями о предстоящем вечере, нажимаю на педаль газа и больше не думаю об этом деле. В соблазнении, как и в покере, выигрывает тот, кто умеет создать напряжение ожидания. В этом вся суть. В ту секунду, когда женщина задается вопросом «а на самом ли деле я ему нравлюсь?», ожидание усиливает интерес к каждой мелкой детали интересующего мужчины, вызывая желание его завоевать. Все, что будет происходить, должно сопровождаться иронией и быть наполнено духом игры. В игре под названием «соблазнение» первое свидание для меня как партия в покер с открытыми картами. Возвращаюсь в свою квартиру, удостоверяюсь, что Франко — дорогой друг и лучший ресторатор в округе — зарезервировал мне мой столик со специальным обслуживанием, которое предназначено только для меня. Снимаю все с себя, кидаю Ролекс — какая разница, я же его буду менять — ключи и наличные на входе, пока прошу Алексу включить музыку. Смотрю на часы на стене, у меня два часа. Отлично. «Feeling good» заполняет комнату, открываю бутылку моего любимого красного, Брунелло ди Монталчино урожая 2010 года — один из моих любимых моментов. Это вино прекрасно как всегда: рубиново-красное, льющееся, благоухая смородиной и вишней возвращает меня на улицы города, который люблю: Сиену. Одиночество для такого человека как я никогда не было врагом. Представляю ее — пока потягиваю из своего бокала — как она готовится к свиданию со мной, задаюсь вопросом, что она наденет, чтобы меня удивить. В этом и есть суть ожидания, именно эти чувства делают романтические встречи особенными. Одиннадцатая комната моего пентхауса, переделанная в гардеробную с мебелью из красного дерева в моем распоряжении. Тут могу тщательно выбрать каждую вещь: элегантный синий костюм, галстук из красного шелка, золотые запонки, чтобы застегнуть белую рубашку, пропитанную лучшим парфюмом — Феррагамо — который она почувствует уже смешавшимся с запахом моего тела как только подойдет ближе ко мне. Ничего не оставляю на волю случая, когда хочу показать себя в лучшем свете. Знакомство с новым человеком всегда вызывает напряжение, эмоциональное и физическое. В восемь я под ее домом. Я поменял машину, моя спортивная «Ауди» поддерживает во мне еще больший уровень адреналина, любопытно увидеть ее глаза. Поменял ради нее, но она этого не узнает. Дверь открывается, наблюдаю как она приближается. «Как пахнет ее кожа?» Выхожу из машины, здороваюсь и открываю дверку.

— Поехали? — спрашиваю, игриво улыбаясь, она кивает.

Машина трогается, вечер может начинаться. Приезжаю на место, она ждет пока я открою ей дверь, только сейчас дарю цветы, которые привез с собой. Хочу, чтобы она зашла с ними в ресторан, на нее будут все смотреть, потому что она красавица.

— Привет, Брандо, — я всегда окружен друзьями, это дает мне преимущество. Я перфекционист, и знаю, что в этом ресторане все будет как надо. Устраиваюсь поудобнее только после того, как пододвигаю ей стул, передо мной открывается приятное зрелище. Она снимает свой красный пиджачок, чтобы остаться в дерзком черном платье с глубоким вырезом. По счастью мне сразу же подают просекко, отвлекаюсь от возникающих грешных мыслей.

— Тебе нравится это место? — наблюдаю за ее длинными пальцами, поглаживающими почти пустой бокал.

— Здесь великолепно, — протягиваю ей еще напиток, пока она оглядывается по сторонам.

— Принесешь мне мое меню? — спрашиваю у официанта, приставленного к залу. Знаю, что он меня услышал, поэтому снова смотрю на нее, ничего больше не объясняя. Он возвращается через пару секунд и протягивает ей меню. Она краснеет на глазах, потом смотрит пристально на меня своими голубыми глазами.

— Почему? — взгляд потрясенный.

Особенность моих меню в одной маленькой детали: ни одна колонка справа не заполнена. Цены ограничивают выбор, Это урок, который я когда-то усвоил, но она не может этого знать, да и не важно. —

— Потому что часто мы обращаем внимание на вещи ничего не значащие, как например стоимость блюда. Зачем лишать себя удовольствия заказывать, не думая о деньгах?

Она не дура, потому что вижу, как она снова осматривает меню, а потом меня, и отвечает:

— Ты прав.

— Я знаю.

Как джентельмен с юга, позволяю ей выбрать вино, строго в бутылке. «Гевюрцтраминер» — классическое женское вино, повышаю ставку:

— Передай Франко, марочное, урожая 2008 года, из лучших погребов, — распоряжаюсь, улыбаясь официанту, не сводя с нее взгляда. Приятно узнать, что Даниэла достойный ценитель вина, как и я сам, мне это нравится. Многие женщины умеют пить, мало кто из них делают это осознанно. Хорошее вино — это как секс, в конце концов: необходимо прочувствовать оттенки вкуса, раззадорить каждое нервное окончание для того, чтобы получить удовольствие. Оставляю за ней право вести разговор, рассказывает мне по чуть-чуть обо всем. Пока ее глаза потихоньку становятся все более томными, открываю вторую бутылку. Страны и города, в которых она была совпадают с местами, которые я посетил, даже если ее поездки были намного проще по уровню обслуживания и изысканности. Я не скрываю, что люблю роскошь, но в этот вечер могу показать ей только малую часть того, что мне нравится. После десерта — вишневого грильяжа — ее взгляд становится уже мягче, чувствую появляющуюся близость между нами, не так как было в начале вечера. Плачу по счету безразлично, даже не открывая винтажный портсигар, в котором его приносят. Оставляю на столе мою Визу Голд и записку с пин-кодом, жду официанта. Знаю, что ее глаза следят за происходящим. Ничего не комментирует, благоразумно с ее стороны.

— Запомни одну вещь, — говорю, поглаживая шею свободной рукой, — девяносто семь процентов людей хорошие.

По ее улыбке видно, что ее задело:

— А ты? Ты какой?

На моем лице появляется хитрая ухмылка:

— Я и плохой. И хороший.

И это правда. Когда играю в покер, когда расследую очередное дело, на свидании с ней — я всегда остаюсь акулой. В машине, пока возвращаемся к ее дому, ее рука все время лежит на моей ноге. Всего лишь легкое прикосновение. Я смотрю на дорогу, но мои мысли сосредоточены на ней. Я был достаточно осторожен, чтобы не вскрыть ни одной карты. Паркуюсь перед ее домом. Поворачивается в мою сторону, ее голубые глаза притягивают мое внимание лишь на мгновение, потому что она оставила пальто расстегнутым, так чтобы был виден ее вырез. Чувствую, что она меня хочет, понимаю это по ее дыханию. Приближаюсь, не медля больше ни секунды, и целую ее. Поцелуй начинается робко: сначала легкое прикосновение к губам, но очень быстро руки и губы жадно начинают хватать ее. Хочу эту женщину.

— Поднимемся ко мне? — вопрос, которого я ждал, ее хриплый голос возбуждает меня еще больше.

Я не отвечаю, она интуитивно понимает мое «да», я не могу открыть рот, чтобы что-то говорить, мне хочется только целовать ее. Даниела поднимается по лестнице, вставляет ключ в замок, а мои руки тем временем не отпускают ее бедра. Мы заходим, я не рассматриваю обстановку, очарованный ее ароматом, замечаю только то, что квартира не большая. Диван — долгожданный пункт назначения. Я стараюсь не спешить, но ее страсть не дает мне этого делать. Эта женщина способна свести меня с ума. Теряю волю, отдаю ей штурвал управления мной. Она контролирует ситуацию, когда садится мне на колени, начиная ласкать шею и мочку уха. Контролирует и тогда, когда чувствую, как дрожит ее кожа от моих прикосновений, опускаю бюстгальтер, высвобождая грудь от этих ненужных бретелек. Потом беру ее за волосы и притягиваю ее к себе, и в этот момент все становится только чувством и дыханием. Натянутая струна, которая была с нами с начала вечера, исчезает.

Когда я ухожу из ее квартиры за окном рассветает. Оставляю ей записку на столе: так прощаюсь с ней. Завожу машину, чтобы взять курс на офис, вжимаю педаль газа до упора, Линкин Парк начинает петь. Меня переполняет адреналин, мне необходимо узнать, где Грета, кто такой Рудджеро на самом деле. Больше мне нельзя отвлекаться. Крепко держа руки на руле, я возвращаюсь к деталям, которые увидел в том доме. Первая деталь, которая меня смущает, роскошь этой мегавиллы с мрамором и золотом повсюду. Пытаюсь отодвинуть в сторону это малопрофессиональное суждение, знаю, что мне не нравится в самом Рудджеро. Я могу видеть сквозь его дорогой костюм, который сейчас могу и я себе позволить. Но до того как разбогатеть, я узнал что такое тяжкий труд. Всему тому, чем обладаю, я обязан себе, а этот человек не такой как я. Мне достаточно этого, чтобы относится к нему с пренебрежением. Унаследовавший миллиарды, а не заслуживший их, не знает, что значит тяжело работать, что такое реальная жизнь. Такой миллиардер, как Рудджеро Орланди, не знает что такое зависть. Сейчас я человек, которому завидуют, но я заплатил за это своей кровью. В этом и заключается огромная разница между простаком и акулой.