Рассказы и стихи

Омер Сейфеттин

В книге представлены рассказы для детей и взрослых.Рассказы для детей основаны на фактах биографии и отражают как смешные, так и трагические события жизни. Большинство рассказов для взрослых написано в сатирико-юмористическом стиле. Часть рассказов посвящена историческим событиям и переломным моментам в жизни турецкого общества в период крушения османской империи. И в наши дни рассказы Омера Сейфеттина актуальны и читаются с большим интересом и любовью.

Благодетель

Эпиграф

«Зависть — это гвоздь в куляхе (головном уборе) человека.

Кулак после удара в голову не входит…»

Албанские пословицы

Какая была прекрасная погода в прошедшие дни! Мы прибыли в Хюрриет Тепе вместе с Логарифмом-Хасаном и проехали до Бомонти. С высоты мы увидели всё ещё не проснувшийся от зимней спячки и покрытый туманом Каатхане, голубой и сонный пролив Золотой Рог. Хасан начал сразу же делиться своими познаниями о Лале Деври. Он начал рассказывать, что не мог понять рассудком, который к тому же был раздроблен на мелкие кусочки, почему заранее были допущены сорок два восстания (имеется в виду восстания вице-адмирала Халиля в 1730 году), и отсутствовал план действий гвардии при дворе султана. Из этого плана не была известна даже численность войска зятя Ибрагима Паши.

Я сказал:

— Мой учитель, не обращайте внимания на то, что прошло! Интересно, этим летом мы можем здесь приятно провести время?

— В Каатхане?

— Да.

Он поднял начавшие седеть густые брови. Блестящие чёрные глаза словно из глубины вышли наружу. Он покачал тяжёлой головой, выглядевшей ещё больше из-под маленькой бесформенной фески, и сказал:

— Ты сошёл с ума!

— Почему?

— Послушай-ка, в прежние времена один ягнёнок был дороже десяти луковиц тюльпанов.

Десять лет назад Хасан был моим учителем математики. После моего окончания школы он стал моим другом. Сейчас, когда я разговариваю с ним, то ощущаю сладкий вкус, похожий на удовольствие, «наполовину эстетический, наполовину геометрический», который мы чувствуем напротив удивительных табличек, выполненных в стиле кубизма. В его взгляде всё было ясно: прошлое, настоящее, будущее… Он не переносил неизвестности. С математической логикой он сразу решал самые запутанные и сложные вопросы. Он выносил приговор твёрдо, как «дважды два — четыре». Потом, он в то же самое время был невыносимым наставником… Если вы спросите почему, то он найдёт для вас или вашего оппонента по спору, единственный понятный способ, касающийся жизни. В форме нравоучения он выведет единственный верный принцип. Один единственный. Между тем, на его взгляд вся жизнь — это ошибка! Потому что в природе нет места для его системы мышления. В природе нет места находящимся в его голове мыслям, расчётам и цифрам!

Вместе с этим мне нравились его мысли, которые выглядели очень необычно. Мне доставляло большое удовольствие наблюдать его абстрактные представления, которые висели на волоске, как бы «повисшие в воздухе», вопреки здравому смыслу. Сегодня он говорит, что англичане не знают «четыре арифметических действия». Все ошибочные расчёты являются причиной, затягивающей борьбу! Время от времени я вдыхал запах чистого воздуха, ощущая свежесть, как будто протестующий ветер дул по пустынной просматриваемой нами дороге. Мы увидели едущий на нас автомобиль и отошли на обочину дороги. Машина была роскошная, чёрная и блестящая, словно большое ожившее фортепиано. Она быстро проехала рядом с нами. За хрустальными стёклами застыли, как привидения, очень похожие лица красивой женщины и молодого мужчины. Потом был острый запах бензина… Сзади нас послышался голос:

— Господин Хасан!

Мы оба одновременно повернулись.

Автомобиль остановился. Молодой брюнет с остроконечными усами радостно бежал по направлению к нам. У меня не было времени спросить кто это. Он словно загипнотизировал меня изяществом чёрного пальто и блеском дорогого воротника из меха выдры. Он подошёл, схватил руки Хасана и пожал, обхватив их двумя руками.

— Как поживаете, мой благодетель?

— Очень хорошо…

— Что Вы здесь ищете?

— Вот, дышим немного свежим воздухом…

Я был удивлён и подумал вдруг, как Логарифм, в своём полинявшем коричневом пальто, может быть благодетелем этого молодого человека.

— Так смог ли ты сделать один миллион?

— Ей-Богу, не смог…

— Слушай, а сейчас-то, сколько у тебя?

— Ей-Богу, пустяки… четыреста тысяч лир.

Я не мог поверить своим ушам. Хасан, выглядевший угловатым, сотрясался от смеха, но хладнокровно сказал:

— Работай, ещё больше работай!

— Я буду стараться. Вы мой благодетель. Я буду благодарен Вам до самой смерти.

— Упаси, Боже.

— Видит Бог, я говорю об этом везде и каждому. Если бы Вы меня не надоумили, я бы продолжал жить по-старому.

— Мой дорогой. Так было угодно судьбе! Я дал тебе совет вместо денег. Я сказал одно слово. Что получилось из одного слова?

— Слово одно, но слово святого покровителя…

Я остолбенел от удивления. У меня отнялся язык. В заднем окне впереди стоящего автомобиля я заметил женское изображение, которое шевелилось, когда я слушал разговор шикарного молодого человека и Логарифма. Женщина была обручена с ним. Тот кого он спрашивал, как дела, был из самой знатной, самой благородной, самой древней семьи Стамбула. Он купил автомобиль за три тысячи лир… Я молчал и смотрел.

Его рост был ниже среднего. Или так казалось из-за его полноты. Когда он засмеялся, мне в глаза бросились платиновые пломбы его коренных зубов. Смуглокожий и очень спокойный, он сиял своей свежестью, как каждый достигший благополучия богач. Хотя под его тонкими волосами внутри его смеющихся глаз не было блеска большого ума. К тому же он был полным и тупоносым… Он не оставлял сомнений в том, что был полон решимости барана, когда тот бодал своего хозяина. Он распрощался с Хасаном. Кивнул мне головой. Быстро прошёл к ожидавшему его автомобилю. Мы смотрели сзади. Я до сих пор не мог собраться и хоть что-то спросить. Автомобиль сорвался с места с большим рёвом. Я спросил:

— Кто это? Как ты можешь быть покровителем человека, который имеет четыреста тысяч лир?

Он рассмеялся:

— Давай я расскажу тебе.

Опять мы очень медленно побрели по пустынному шоссе.

В жизни, также как и в математике, есть некоторые общеизвестные аксиомы. Кому-то не нравится, когда нет сомнений в истинности. Например «если каждый сам видит своё дело, не остаётся никакой нужды в ком-то другом!». Я умолял его сказать, кто был этот богач:

— Ради любви к Аллаху, расскажи тайну.

— Я расскажу тебе об этом.

— Давай же, расскажи.

— Этот молодой человек был моим слугой, когда я был в Селянике.

Я остановился и сделал шаг назад.

— Твоим слугой?!

Я даже выкрикнул это. Шагая и держа руки за спиной, Логарифм, как всегда хладнокровно ответил:

— Да, моим слугой. После Балканской войны я прибыл в Измир. Ещё через год я переехал в Стамбул. Однажды я оказался перед гостиницей Месеррет. Вдруг я увидел как Ахмет бросился ко мне и взял мои руки, чтобы поцеловать. Я спросил: «Чем ты занимаешься?» Он ответил: «Ничем, я безработный». Потом он стыдливо попросил у меня серебряную монету в двадцать курушей. Я спросил, зачем и на что ему деньги. Он ответил: «Ей-Богу я не ел два дня, дай мне хотя бы пять курушей. Я сегодня наемся». Тогда я подумал. Этот ребёнок, подобно многим эмигрантам, стал бродягой. Я подробно расспросил его о жизни. Я спросил его: «Два дня назад у тебя были деньги, чтобы набить желудок?». Он ответил: «Да». Я спросил, почему он не подумал два дня назад, что через день он останется голодным. Он ничего не ответил и смотрел себе под ноги. Тогда я напомнил ему о Котоне.

Я спросил:

— Кто такой Котон?

— Котон — это имя моей маленькой собаки из Селяника… У этой собаки был самый ясный, самый сильный характер с «тревогой о будущем». Она не съедала одну из пяти косточек, которую ей давали, а закапывала на клумбе в саду и хранила. Да, даже в самые изобильные, самые радостные времена она всегда думала о «завтрашнем дне», не упуская из ума возможности того, что мы не сможем ей ничего дать «завтра». Чтобы спрятать косточку, она портила клумбу и цветы. Мы сильно колотили и ругали её, но всё равно никак не могли заставить её отказаться от этой тревоги. Я спросил Ахмета: «У тебя не было такого же предчувствия, как у Котона?» Он смутился, ещё больше склонил голову и смотрел под ноги. Я вытащил свою карточку из кармана. В Эйюпе у меня был друг в дирекции верёвочной фабрики. Я написал ему рекомендацию и сказал: «Возьми эту записку и отнеси. Работай, зарабатывай деньги, кушай… И не бери ни у кого денег!» Он поблагодарил, но опять не отходил от меня: «Дай мне хотя бы два куруша. Сегодня я куплю себе хлеб с сыром. А то я умру с голода». Я собрался дать ему немного денег и полез рукой в карман.

Вдруг я подумал, что сломаю этим ненужным милосердием сильную волю молодого человека. Да, помощь, сделанная с исключительным милосердием, чиста, кроме преступления. Это означает, что мы подвергли сомнению его волю и решимость, если мы помогаем, «не давая взамен уважение», жалея кого-то. Я быстро вытащил руку из кармана. «Поворачивай отсюда, выйди на улицу идущую налево. Пройди немного. Там есть гостиница „Косово“. Владелец — мой друг. Передай от меня привет и скажи: „Я готов сейчас же вымести и вымыть всю гостиницу. Я вычищу все туалеты. Дайте мне пять курушей“. Возможно, он согласится на эту сделку. Если не согласится, то я буду в Валде Кыраатхане. Приходи. Найди меня. Я найду тебе другую работу, которая принесёт тебе деньги на хлеб». Он не смог отказаться. По его лицу было ясно, что он голоден. Под его глазами были очень тёмные круги. Губы были очень белыми. Он выглядел близким к обмороку. Я прождал его в Валде Кыраатхане полчаса. Он не пришёл.

Я столкнулся с ним шесть дней спустя. Он сразу взял мои руки, поцеловал их и сказал: «Если бы тогда Вы дали мне деньги на хлеб, то я не пошёл бы на фабрику. Вы заставили меня делать тяжёлую работу и научили меня стараться. Я очень Вас благодарю за это!» Он рассказал, что получал по пол лиры в день, стал большим мастером и быстро получил повышение по службе. Стал большим специалистом. Я объяснил ему это. Только для прозрения его воли ему надлежало объяснить эти азы. При каждой нашей встрече я видел, что он ещё больше изменялся, больше умнел, больше здоровел и полнел. Потом он стал компаньоном одного богача, приобретя уважение окружающих людей. Открыл фабрику фланелевых чулок. Вскоре он стал подрядчиком разнообразных управлений. В работе он был сама прямота и честность. Он даже не возгордился после того, как стал богатым… Сейчас, где бы он меня не увидел, сразу бежит ко мне и называет «благодетелем». Он никогда не забывает, что получил от меня заряд решимости, который стал основой его капитала…

Деревья без листьев в Хюрриет Тепе, к которому мы постепенно приблизились, выглядели, как тени уродливых чёрных грустных скелетов, которые заставляли вспомнить о далёких голодных кошмарах. Я чувствовал, что был смущён под грудами невидимой обрушившейся твёрдой скалы в моей груди, когда я слышал мудрость геометрии, когда Логарифм говорил по поводу решимости, воли, чисел и счета. Не знаю почему, но мне было горько видеть, как Ахмет, не получивший образования в рюштие (средняя школа в султанской Турции), босоногим и стриженым подростком-слугой от профессии рабочего-специалиста по изготовлению верёвок дослужился до должности мастера. От должности мастера перешёл к управляющей должности на фабрике, от должности на фабрике добился должности подрядчика и уже от должности подрядчика переезжает на автомобиле к положению миллионера. Может быть, я ревновал?

Да разве я ревновал? Но почему? Самые знаменитые и великие промышленные короли Америки разве не начинали с работы в десять долларов? Ревность расстроила мои чувства, мои мысли, мои суждения. Я был жалок, как тощая кошка, облизывающаяся напротив печёнки, к которой она тянулась, но ей говорили «брысь!». Я не мог сдержать себя. Я сделал кислую мину с презрением, как будто я не придавал никакого значения этому количеству денег, этому богатству, покачал головой и сказал:

— Вот новый богач…

Логарифм остановился. Широко открыл свои глубокие чёрные глаза и рассмеялся:

— Какой он?? Он тебе не нравится? Отбрось сомнения. Это богатство! Это не вино, дитя моё. Богатство такое же старое, как и новое.