Рубайат в классическом переводе Германа Плисецкого

Омар Хайям

Знаменитые четверостишия-рубаи Омара Хайама (ок. 1048 – ок. 1123) переводятся на русский язык уже более ста лет, но с особым успехом – начиная с 70-х годов XX века. В сборник, который вы держите в руках, вошли рубаи, переведенные замечательным поэтом и переводчиком восточной поэзии Германом Плисецким. «Хайам Германа Плисецкого убеждает прежде всего потому, что в его переводах старый иранский мудрец – действительно великий поэт» (Б. Слуцкий). Дополнительную ценность сборнику придают вступительное эссе Самуила Лурье «Бином Хайама», предисловие самого поэта-переводчика и послесловие с рассказом о его судьбе.

Рубайат

1

Много лет размышлял я над жизнью земной.

Непонятного нет для меня под луной.

Мне известно, что мне ничего не известно, —

Вот последний секрет из постигнутых мной.

2

Я — школяр в этом лучшем из лучших миров.

Труд мой тяжек: учитель уж больно суров!

До седин я у жизни хожу в подмастерьях,

Всё еще не зачислен в разряд мастеров…

3

И пылинка — живою частицей была,

Черным локоном, длинной ресницей была.

Пыль с лица вытирай осторожно и нежно:

Пыль, возможно, Зухрой яснолицей была!

4

Тот усердствует слишком, кричит: «Это — я!»

В кошельке золотишком бренчит: «Это — я!»

Но едва лишь успеет наладить делишки —

Смерть в окно к хвастунишке стучит: «Это — я!»

5

Этот старый кувшин безутешней вдовца

С полки, в лавке гончарной, кричит без конца:

«Где, — кричит он, — гончар, продавец, покупатель?

Нет на свете купца, гончара, продавца!»

6

Я однажды кувшин говорящий купил.

«Был я шахом! — кувшин безутешно вопил. —

Стал я прахом. Гончар меня вызвал из праха —

Сделал бывшего шаха утехой кутил».

7

Этот старый кувшин на столе бедняка

Был всесильным везиром в былые века.

Эта чаша, которую держит рука, —

Грудь умершей красавицы или щека…

8

Когда плачут весной облака — не грусти.

Прикажи себе чашу вина принести.

Травка эта, которая радует взоры,

Завтра будет из нашего праха расти.

9

Был ли в самом начале у мира исток?

Вот загадка, которую задал нам Бог.

Мудрецы толковали о ней, как хотели, —

Ни один разгадать ее толком не смог.

10

Видишь этого мальчика, старый мудрец?

Он песком забавляется — строит дворец.

Дай совет ему: «Будь осторожен, юнец,

С прахом мудрых голов и влюбленных сердец!»

11

Управляется мир Четырьмя и Семью.

Раб магических чисел — смиряюсь и пью.

Всё равно семь планет и четыре стихии

В грош не ставят свободную волю мою!

12

В колыбели — младенец, покойник — в гробу:

Вот и всё, что известно про нашу судьбу.

Выпей чашу до дна — и не спрашивай много:

Господин не откроет секрета рабу.

13

Я познание сделал своим ремеслом,

Я знаком с высшей правдой и с низменным злом.

Все тугие узлы я распутал на свете,

Кроме смерти, завязанной мертвым узлом.

14

Не оплакивай, смертный, вчерашних потерь,

Дел сегодняшних завтрашней меркой не мерь,

Ни былой, ни грядущей минуте не верь,

Верь минуте текущей — будь счастлив теперь!

15

Месяца месяцами сменялись до нас,

Мудрецы мудрецами сменялись до нас.

Эти мертвые камни у нас под ногами

Прежде были зрачками пленительных глаз.

16

Как жар-птица, как в сказочном замке княжна,

В сердце истина скрытно храниться должна.

И жемчужине, чтобы налиться сияньем,

Точно так же глубокая тайна нужна.

17

Не тверди нам о том, что в раю — благодать.

Прикажи нам вина поскорее подать.

Звук пустой — эти гурии, розы, фонтаны…

Лучше пить, чем о жизни загробной гадать!

18

Ты едва ли былых мудрецов превзойдешь,

Вечной тайны разгадку едва ли найдешь.

Чем не рай тебе — эта лужайка земная?

После смерти едва ли в другой попадешь…

19

Знай, рожденный в рубашке любимец судьбы:

Твой шатер подпирают гнилые столбы.

Если плотью душа, как палаткой, укрыта —

Берегись, ибо колья палатки слабы!

20

Те, что веруют слепо, — пути не найдут.

Тех, кто мыслит, — сомнения вечно гнетут.

Опасаюсь, что голос раздастся однажды:

«О невежды! Дорога не там и не тут!»

21

Лучше впасть в нищету, голодать или красть,

Чем в число блюдолизов презренных попасть.

Лучше кости глодать, чем прельститься сластями

За столом у мерзавцев, имеющих власть.

22

Недостойно — стремиться к тарелке любой,

Словно жадная муха, рискуя собой.

Лучше пусть у Хайама ни крошки не будет,

Чем подлец его будет кормить на убой!

23

Если труженик, в поте лица своего

Добывающий хлеб, не стяжал ничего —

Почему он ничтожеству кланяться должен

Или даже тому, кто не хуже его?

24

Вижу смутную землю — обитель скорбей,

Вижу смертных, спешащих к могиле своей,

Вижу славных царей, луноликих красавиц,

Отблиставших и ставших добычей червей.

25

Не одерживал смертный над небом побед.

Всех подряд пожирает земля-людоед.

Ты пока еще цел? И бахвалишься этим?

Погоди: попадешь муравьям на обед!

26

Всё, что видим мы, — видимость только одна.

Далеко от поверхности мира до дна.

Полагай несущественным явное в мире,

Ибо тайная сущность вещей — не видна.

27

Даже самые светлые в мире умы

Не смогли разогнать окружающей тьмы.

Рассказали нам несколько сказочек на ночь —

И отправились, мудрые, спать, как и мы.

28

Удивленья достойны поступки Творца!

Переполнены горечью наши сердца.

Мы уходим из этого мира, не зная

Ни начала, ни смысла его, ни конца.

29

Круг небес ослепляет нас блеском своим,

Ни конца, ни начала его мы не зрим,

Смысл его недоступен для логики нашей,

Меркой разума нашего неизмерим.

30

В поднебесье — светил ослепительных тьма,

Помыкая тобою, блуждает сама.

О мудрец! Заблуждаясь, в сомненьях теряясь,

Не теряй путеводную нитку ума!

31

Если истина вечно уходит из рук —

Не пытайся понять непонятное, друг.

Чашу в руки бери, оставайся невеждой,

Нету смысла, поверь, в изученье наук!

32

Ты с душою расстанешься скоро, поверь,

Ждет за темной завесою тайная дверь.

Пей вино! Ибо ты — неизвестно откуда.

Веселись! Неизвестно — куда же отсель…

33

Нет ни рая, ни ада, о сердце мое!

Нет из мрака возврата, о сердце мое!

И не надо надеяться, о мое сердце,

И бояться не надо, о сердце мое!

34

Когда с телом душа распростится, скорбя,

Кирпичами из глины придавят тебя.

Век минует — и глиною ставшее тело

Пустят в новое дело, киркою долбя.

35

Где мудрец, мирозданья постигший секрет?

Смысла в жизни ищи до конца своих лет:

Всё равно ничего достоверного нет —

Только саван, в который ты будешь одет…

36

Тот, кто следует разуму, — доит быка,

Мудрость нынче убыточна наверняка!

В наше время доходней валять дурака,

Ибо разум сегодня в цене чеснока.

37

Здесь владыки блистали в парче и в шелку,

К ним гонцы подлетали на полном скаку.

Где всё это? В зубчатых развалинах башни

Сиротливо кукушка кукует: «Ку-ку…»^[2]

38

Этот старый дворец называется — мир.

Это царский, царями покинутый пир.

Белый полдень сменяется полночью черной,

Превращается в прах за кумиром кумир.

39

Где могучий Бахрам за онагром скакал —

Там теперь обитают лиса и шакал.

Видел ты, как охотник, расставив капканы,

Сам, бедняга, в глубокую яму попал?

40

Если низменной похоти станешь рабом —

Будешь в старости пуст, как покинутый дом.

Оглянись на себя и подумай о том,

Кто ты есть, где ты есть и — куда же потом?

41

В прах судьбою растертые видятся мне,

Под землей распростертые видятся мне.

Сколько я ни вперяюсь во мрак запредельный —

Только мертвые, мертвые видятся мне…

42

Вижу: птица сидит на стене городской,

Держит череп в когтях, повторяет с тоской:

«Шах великий! Где войск твоих трубные клики?

Где твоих барабанов торжественный бой?»

43

Я вчера наблюдал, как вращается круг,

Как спокойно, не помня чинов и заслуг,

Лепит чаши гончар из голов и из рук,

Из великих царей и последних пьянчуг.

44

Эй, гончар! И доколе ты будешь, злодей,

Издеваться над глиной, над прахом людей?

Ты, я вижу, ладонь самого Фаридуна

Хочешь в дело пустить? Ты — безумец, ей-ей!

45

Я кувшин что есть силы об камень хватил.

В этот вечер я лишнего, видно, хватил.

«О несчастный! — кувшин возопил. — И с тобою

Точно так же поступят, как ты поступил!»

46

Сам я слышал вчера в мастерской гончара —

Глина тайны свои выдавать начала:

«Не топчи меня! — глина ему говорила. —

Я сама человеком была лишь вчера».

47

Поглядите на мастера глиняных дел:

Месит глину прилежно, умён и умел.

Приглядитесь внимательней: мастер — безумен,

Ибо это не глина, а месиво тел!

48

Этот винный кувшин на столе бедняка

Был влюбленным красавцем в былые века.

Это вовсе не ручка на горле кувшинном,

А обвившая шею любимой рука.

49

Ни держава, ни полная злата казна

Не сравнятся с хорошею чаркой вина!

Ни венец Кей-Хосрова, ни трон Фаридуна

Не дороже затычки от кувшина́!

50

На зеленых коврах хорасанских полей

Вырастают тюльпаны из крови царей,

Вырастают фиалки из праха красавиц,

Из пленительных родинок между бровей…

51

В этой тленной Вселенной в положенный срок

Превращаются в прах человек и цветок.

Кабы прах испарялся у нас из-под ног —

С неба лился б на землю кровавый поток!

52

Поутру просыпается роза моя,

На ветру распускается роза моя.

О жестокое небо! Едва распустилась —

И уже осыпается роза моя.

53

Половина друзей моих погребена.

Всем живым уготована участь одна.

Вместе пившие с нами на празднике жизни

Раньше нас свою чашу испили до дна.

54

Книга жизни моей перелистана — жаль!

От весны, от веселья осталась печаль.

Юность — птица: не помню, когда прилетела

И когда унеслась, легкокрылая, вдаль.

55

Мастер, шьющий палатки из шелка ума,

И тебя не минует внезапная тьма.

О Хайам! Оборвется непрочная нитка.

Жизнь твоя на толкучке пойдет задарма.

56

Мы — послушные куклы в руках у Творца!

Это сказано мною не ради словца.

Нас на сцену из мрака выводит Всевышний

И швыряет в сундук, доведя до конца.

57

Даже гений — творенья венец и краса —

Путь земной совершает за четверть часа.

Но в кармане земли и в подоле у неба

Живы люди — покуда стоят небеса!

58

Люди тлеют в могилах, ничем становясь.

Распадается атомов тесная связь.

Что же это за влага хмельная, которой

Опоила их жизнь и повергнула в грязь?

59

Я спустился однажды в гончарный подвал,

Там над глиной гончар, как всегда, колдовал.

Мне внезапно открылось: прекрасную чашу

Он из праха отца моего создавал!

60

Разорвался у розы подол на ветру.

Соловей наслаждался в саду поутру.

Наслаждайся и ты, ибо роза — мгновенна,

Шепчет юная роза: «Любуйся! Умру…»

61

Жизнь уходит из рук, надвигается мгла,

Смерть терзает сердца и кромсает тела,

Возвратившихся нет из загробного мира,

У кого бы мне справиться: как там дела?

62

В детстве ходим за истиной к учителям,

После — ходят за истиной к нашим дверям.

Где же истина? Мы появились из капли.

Станем — прахом. Вот смысл этой сказки, Хайам!

63

О невежды! Наш облик телесный — ничто,

Да и весь этот мир поднебесный — ничто.

Веселитесь же, тленные пленники мига,

Ибо миг в этой камере тесной — ничто!

64

Всё, что в мире нам радует взоры, — ничто.

Все стремления наши и споры — ничто.

Все вершины Земли, все просторы — ничто.

Всё, что мы волочем в свои норы, — ничто.

65

В этом мире ты мудрым слывешь? Ну и что?

Всем пример и совет подаешь? Ну и что?

До́ ста лет ты намерен прожить? Допускаю.

Может быть, до двухсот проживешь. Ну и что?

66

Что есть счастье? Ничтожная малость. Ничто.

Что от прожитой жизни осталось? Ничто.

Был я жарко пылавшей свечой наслажденья.

Всё, казалось, — мое. Оказалось — ничто.

67

Если будешь всю жизнь наслаждений искать:

Пить вино, слушать чанг и красавиц ласкать,

Всё равно тебе с этим придется расстаться.

Жизнь похожа на сон. Но не вечно же спать!

68

Вот беспутный гуляка, хмельной ветрогон:

Деньги, истину, жизнь — всё поставит на кон!

Шариат и Коран — для него не закон.

Кто на свете, скажите, смелее, чем он?

69

В Божий храм не пускайте меня на порог.

Я — безбожник. Таким сотворил меня Бог.

Я подобен блуднице, чья вера — порок.

Рады б грешники в рай — да не знают дорог.

70

Этот мир — эти горы, долины, моря —

Как волшебный фонарь. Словно лампа — заря.

Жизнь твоя — на стекло нанесенный рисунок,

Неподвижно застывший внутри фонаря.

71

Я нигде преклонить головы не могу.

Верить в мир замогильный — увы! — не могу.

Верить в то, что, истлевши, восстану из праха

Хоть бы стеблем зеленой травы, — не могу.

72

Ты не очень-то щедр, всемогущий Творец:

Сколько в мире тобою разбитых сердец!

Губ рубиновых, мускусных локонов сколько

Ты, как скряга, упрятал в бездонный ларец!

73

Жизнь — пустыня, по ней мы бредем нагишом.

Смертный, полный гордыни, ты просто смешон!

Ты для каждого шага находишь причину —

Между тем он давно в небесах предрешен.

74

Вместо солнца весь мир озарить — не могу,

В тайну сущего дверь отворить — не могу.

В море мыслей нашел я жемчужину смысла,

Но от страха ее просверлить не могу.

75

Ухожу, ибо в этой обители бед,

В жизни сей ничего постоянного нет.

Пусть смеется лишь тот уходящему вслед,

Кто прожить собирается тысячу лет.

76

Так как собственной смерти отсрочить нельзя,

Так как свыше указана смертным стезя,

Так как вечные вещи не слепишь из воска —

То и плакать об этом не стоит, друзья!

77

Мы источник веселья — и скорби рудник.

Мы вместилище скверны — и чистый родник.

Человек, словно в зеркале мир, многолик.

Он ничтожен — и он же безмерно велик!

78

Ты не волен в желаньях своих и делах?

Будь, однако, доволен: так хочет Аллах!

Следуй разуму: помни, что бренное тело —

Только искра и капля, только ветер и прах…

79

Веселись! Ибо нас не спросили вчера.

Эту кашу без нас заварили вчера.

Мы не сами грешили и пили вчера —

Всё за нас в небесах предрешили вчера.

80

Бренность мира узрев, горевать погоди!

Верь: недаром колотится сердце в груди.

Не горюй о минувшем: что было — то сплыло.

Не горюй о грядущем: туман впереди…

81

Если б мог я найти путеводную нить,

Если б мог я надежду на рай сохранить —

Не томился бы я в этой тесной темнице,

А спешил место жительства переменить!

82

В этом замкнутом круге — крути не крути —

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

2

Игра слов: «ку» на фарси означает «где?»