Тайны садового сезона

Ольга и Наталья Семеновы

Средний Урал, наши дни. Сегодня коллективный сад – просто сообщество горожан, проводящих время за городом. Сообщество это небольшое, но со своими подводными течениями, интригами и женскими «разборками».Две девушки, Сабира и Катерина оказываются участницами загадочных событий в одном из коллективных садов. Девушки, также как и их родственницы когда-то (роман «Исчезнувший клад») принимаются за расследования. Им приходится раскрыть несколько убийств и заняться поисками уральских сокровищ.

Глава 1

В конце июня наконец-то наступило настоящее лето. На Урале так часто бывает — зима почти сразу переходит в жаркое лето. Весна, вместо положенных трех календарных месяцев длится от силы пару недель, а потом сразу на уральцев обрушивается жара. Так случилось и в этом году, и счастливые обладатели садов потянулись из города на свои дачно-садовые участки. А те, кому повезло меньше, вовсю использовали своих родственников и знакомых с дачами.

Сабире повезло — у ее тетки, Майи Нургалиевны, имелась дача в коллективном саду недалеко от Екатеринбурга. Причем тетка жила на своей даче круглый год. У нее была своя квартира в городе, но они с мужем ее сдавали, получился и дополнительный доход, и со здоровьем на свежем воздухе у обоих стало лучше. Своих детей у них не случилось, и поэтому родную племянницу они всегда привечали. Вот и в этом году Сабира первый месяц своих студенческих каникул проводила у тетки. А чтобы она не заскучала, она приехала со своей ближайшей подругой — Екатериной. Тетя не возражала — дом и участок большие, и места хватало всем.

Утро стояло просто замечательное — тихое и нежаркое, как это иногда бывает летом, поэтому позавтракать решили в беседке, которую недавно купили в Меге. Беседку выбрали в виде шатра и с москитной сеткой. Накануне хозяин дома поставил в нее плетеную мебель: стол и несколько кресел. Еще рано утром Сабира успела сбегать в соседний коллективный сад за горячим армянским лавашем. Недавно там, рядом с домиком сторожа, купили дом армяне, поставили печку и пекли на продажу вкуснейшие лаваши, лепешки и расстегаи, правда, немного дороговатые. Покупали их жители всех окрестных садов. Кроме лаваша, на столе стояла ранняя клубника, деревенский творог, кофе, сливки, сыр, масло, яйца и, конечно, овсяная каша. У Майи Нургалиевны был пунктик: на завтрак на столе всегда должна стоять каша, потом весь день можете есть, что хотите, но каша на завтрак — обязательно.

За столом в беседке сидели втроем: сама хозяйка, племянница Сабира и ее подруга Катерина. Муж тетки работал, не смотря на то, что сегодня суббота, значилась его смена.

Сабира получила свое красивое имя в честь бабушки по материнской линии. Говорят, что все самое хорошее и плохое обязательно передается через поколение. Внучка действительно уродилась точной бабушкиной копией: взрывной, склонный к авантюрам характер, и красивая броская внешность. Сабира могла с успехом представлять татарочку на фестивале народов мира — черные длинные и прямые волосы, тонкие, чуть удлиненные брови, глаза, как угольки, слегка вытянутое лицо и красивая фигура. Но главное, что передалось ей по наследству от бабки — так это удивительное свойство всегда оказываться в гуще событий, которые часто имели таинственную или криминальную окраску.

Катерина дружила с Сабирой с раннего возраста. Их бабки тоже дружили когда-то, проживая в соседних домах, так что стать подругами девушкам написалось на роду. Так получилось, что у Кати по материнской линии все были русские, а по отцовской — евреи. В общем, как говорится, Катерина — настоящая полукровка: в России не русская, в далеком Израиле — не еврейка. Ну и ладно, зато каждый народ одарил Катерину своими лучшими чертами. От русских ей досталась красота, а от евреев — черные волосы и шустрый деятельный характер. Хотя Катюша не считала себя красавицей, когда она глядела на себя в зеркало, ей там почти все нравилось: разве что хотелось слегка подправить курносый носик. Генетика наделила девушку густыми, чуть вьющимися волосами и выразительными карими глазами — это в папину породу. От бабушки со стороны папы ей перешла и неуемная энергия. Она, как и бабка, любила добиваться поставленных целей и преодолевать препятствия. Родители рассказывали, что Катерина в детстве любила говорить: «Я сама!» В общем, подруги, хорошо подходили друг другу, и даже внешне немного походили одна на другую.

— После обеда никуда не убегайте, — обратилась хозяйка дома к подругам. — Пойдете вместе со мной на общее собрание.

— Какое еще собрание? — удивилась Сабира.

— В последнюю субботу июня в нашем коллективном саду всегда проводится отчетно-перевыборное собрание. Я же тебе уже говорила.

— Да, точно, я забыла. А что, сегодня суббота?

— Суббота, суббота сегодня, — сказала Катя. — А ты кашку-то ешь, не забывай. Я вот уже свою порцию съела, — похвасталась она.

— Это ты, Катя, правильно заметила. Она у нас с детства каши от себя втихомолку отодвигает, — пожаловалась на племянницу хозяйка.

Сабира и правда успела отодвинуть от себя тарелку с кашей и лакомилась свежей клубникой.

— А что нам на этом собрании делать? Мы тут вообще никто, — спросила она.

— В этом саду ни одно собрание не проходит без ругани, — сказала тетка. — Вечно кто-то с кем-то выясняет отношения. Да и молодые вы, память у вас хорошая, если я что не услышу или забуду, вы мне потом напомните.

— А из-за чего в саду можно ругаться? — недоуменно спросила Катя. — Что они, грядки поделить не могут?

— Народ обычно делит деньги или землю, которая дает деньги, — со знанием дела ответила Майя Нургалиевна. — И это увлекательное занятие очень часто заканчивается ссорами.

— Точно, я вспомнила, ты рассказывала, — вмешалась Сабира. — В позапрошлом году ваш сад даже разделился на два лагеря, одни были за председателя, другие — против него. Только я не помню, чем это все закончилось.

— Победили те, которые выступали против председателя, — усмехнулась тетка. — Председателя сместили. Она, правда, попивала у нас, так что нашелся повод, казначейшу тоже сместили. Кстати, они так с тех пор за свои сады и не платят, в знак протеста.

— Разве можно за сад не платить? — удивилась Катя. — За квартиру-то сейчас попробуй не заплати, сразу пени насчитают и электричество отключат, а то и квартиру отобрать могут.

— Ну, сад-то, положим, не отберут, — ответила Майя. — Только нервы потреплют, а сделать все равно ничего не смогут.

— Конфликт — это интересно, — протянула Сабира. — Мы, пожалуй, с тобой сходим, послушаем, что тут происходит.

— Сабира, я все вижу, — неожиданно сказала тетка. — Твоя каша уже на краю стола стоит, и совсем остыла. Но съесть тебе ее придется. Бери пример со своей подруги, у нее тарелка уже пустая.

— Да она тоже не любит овсянку. Глотает, не жуя, — заспорила Сабира.

— Зато я ее всю съела, — отрезала подруга. — И ты ешь.

Сабира вздохнула, пододвинула к себе тарелку, но тут раздался громкий стук снаружи в калитку, и мужской голос крикнул:

— Эй, хозяева, к вам можно?

— Заходите, открыто! — громко ответила Майя Нургалиевна.

Ворота открылись, и на дорожке, ведущей в беседку, показался крупный пожилой мужчина. Возраст ему явно добавляла пегая седая бородища, которая торчала лопатой, и пивной животик, не редкий для мужчин в наше время. Несмотря на его чисто русскую внешность, на голову мужчина водрузил вышитую восточную тюбетейку, непонятно, татарскую или узбекскую.

— Это наш сосед по улице Юрий Владимирович, — вполголоса проговорила подругам хозяйка дома. — Мы завтракаем, садитесь с нами, — уже громко обратилась она к соседу.

— Я у себя только кофе пил, так что от завтрака не откажусь.

— Кашу овсяную будете? — коварно предложила Сабира.

Катя фыркнула в тарелку, Майя улыбнулась, а Юрий Владимирович, не раздумывая, отказался.

— Нет, хотя сейчас все увлекаются кашами на воде по утрам, толкуют про какие-то длинные углеводы, я к числу этих любителей новомодных диет не принадлежу. Придерживаюсь мнения, что все в человеке определено его натурой от рождения, и резкие вмешательства не нужны.

С этими словами сосед уселся за стол, сделал себе большой бутерброд с сыром, налил кофе со сливками и начал с аппетитом завтракать.

— Юрий Владимирович, вы в нашем саду все знаете. Какие новости? — обратилась к нему Майя Нургалиевна.

— Вы на собрание придете? — вопросом на вопрос ответил тот.

— Конечно, приду. Я еще и девчонок с собой приведу. Пусть тоже послушают, им полезно будет.

— А что? Хорошая мысль! Молодежь нам на собрании нужна. Нам надо разобраться с проблемой председателя раз и навсегда. А то у нас с ними последние несколько лет настоящая чехарда. Нам нужен надежный, ответственный, умудренный опытом человек. И уж, конечно, простите меня, дамы, это должен быть мужчина. Женщина такое дело не потянет.

— Может, вы бы согласились в председатели пойти, — предложила Майя Нургалиевна. — Вы же здесь и живете почти круглый год.

— Я бы не отказался, — сразу ответил сосед. — Но ведь не за такие же гроши, которые мы платим председателю сейчас! — с возмущением сказал он.

— А за какие? — немедленно спросила любопытная Катя. Как будущая журналистка, она привыкла уточнять все детали.

— Сейчас наша председательница получает пять тысяч рублей в месяц, — начал рассказывать Юрий, не забывая поглощать бутерброды вперемешку с клубникой. — Я считаю, что это вообще не деньги, даже МРОТ у нас на Урале сейчас одиннадцать тысяч рублей стал.

— Так ведь за год-то получается целых шестьдесят тысяч, — вставила Майя Нургалиевна.

— Ну, так и работы здесь много, и зимой тоже надо работать. Одни должники чего стоят. Я думаю, что надо платить председателю в несколько раз больше. Даже наша сторож Надя получает в два раза больше председателя.

— Я здесь не так давно живу, но заметила, что тут все время какие-то дрязги. И я не понимаю, зачем нам снова переизбирать председателя? Мы же ее только в прошлом году выбрали.

— Да потому что наши бабы в правлении опять между собой переругались. Вот я вам и говорю: председателем надо мужика ставить. Вот Игорь два года работал председателем, и все нормально было. Но он сам ушел — кто за такие деньги будет вкалывать? Особенно молодой мужик, — с воодушевлением вернулся к своей любимой теме Юрий Владимирович. — Кстати, в соседних садах то же самое происходит, что и в нашем «Шахтере».

— А что происходит в соседних садах? — тут же встряла Сабира.

— Да в «Южном» председатель вконец проворовался, в «Архитекторе» казначей воду мутит. А вот в «Буровике» председатель все делает как надо. Они ему платят хорошо, и он держится за свое место.

За этими разговорами незаметно все со стола оказалось съедено, и Майя Нургалиевна стала подниматься из-за стола, чтобы убрать посуду.

— Да, хотел вам сказать, — неожиданно хлопнул по столу Юрий. — Я за этим к вам и пришел. Говорят, а Арамиле маньяк объявился.

— Маньяк? Какой еще маньяк? — забеспокоилась Майя Нургалиевна. — Ничего мы не слышали.

— Говорят, что уже было две жертвы. Обе женщины пожилые, пенсионного возраста, их нашли мертвыми на окраине Арамиля, ту и другую ударили по голове.

— Пенсию что ли отбирают? — испуганно предположила Майя.

— Официально никаких сообщений нет. Но народ просто так болтать не будет, — многозначительно ответил Юрий Владимирович.

— Сабира, Катерина, никаких вечерних прогулок! — сразу же строго сказала тетка.

— Мы же не пенсионерки, — сразу же возмутилась Сабира. — И потом, мы же вдвоем везде ходим. А Арамиль от нас далеко.

— Ничего не знаю. Я за вас перед вашими родителями в полном ответе.

— Береженого Бог бережет, — назидательно произнес Юрий Владимирович. — Ну, ладно, мне пора. Встретимся на собрании. Обязательно приходите.

Юрий распрощался, вышел за ворота и направился вдоль по улице. Забор на участке Майи Нургалиевны стоял совсем невысокий, и в этом имелось огромное преимущество — хозяева могли видеть всех проходящих мимо людей.

Катя, Сабира и ее тетка стали мыть посуду после завтрака.

— А, заметьте, наш сосед-то пошел не в сторону своего дома, — с интересом отметила хозяйка.

— Ну и что? — пожала плечами Сабира. — Может, у него дела в другой стороне?

— Да нет у него никаких дел, просто ходит и языком чешет, — отмахнулась Майя.

— Он, наверно, пошел агитировать, чтобы его избрали председателем, — проницательно заметила Катерина. — Сейчас это называется «окучивать электорат».

— Не знаю насчет «электората», в мое время говорили «избиратели», но то, что он в курсе всех событий в наших коллективных садах — это точно.

— Тетя, а ты бы хотела, чтобы он стал председателем? По-моему, он просто болтун.

— Он, конечно, много болтает, — согласилась тетка. — Но я бы проголосовала за него, он будет держаться за свое место. У него тут еще и другой интерес есть, кроме денежного.

— Какой интерес?

— Машины. Видели в начале нашей улицы два грузовика и одна старая «Волга» стоят?

— Ну, да. Мы видели какие-то две допотопных «каракатицы», которые заняли почти весь проезд и разбитую «Волгу», — вспомнила Катя. — Только они, по-моему, не на участке стоят, а прямо на дороге.

— Слышал бы Юрий Владимирович, как вы его любимые машины называете! — усмехнулась тетка Сабиры. — Он же бывший шофер-дальнобойщик, и эти машины — его гордость. Он хочет их отремонтировать и продать.

— Да кому они нужны? — с презрением фыркнула Сабира.

— Он думает, что продаст.

— А при чем здесь председательство? — вернулась к теме Катя.

— Прошлый председатель велела ему убрать машины, и дала срок — до лета. Вот и лето настало, а машины как стояли, так и стоят. Ей сейчас не до его машин, у нее разборки с нашим казначеем, а Юра, если станет председателем, машины свои тут навечно оставит. Впрочем, мне-то все равно, мы с мужем на машинах не катаемся, а вот другие соседи недовольны.

Хозяйка и ее гости убрали в дом посуду и занялись каждая своим делом. Катя с Сабирой прекрасно провели время до обеда во дворике в шезлонгах. С утра солнышко еще не так кусалось, как днем, и загоралось лучше, чем в любом солярии. Майя Нургалиевна хлопотала по хозяйству, от помощи подруг она отказалась — привыкла хозяйничать в своем доме одна.

***

Почему-то собрание садоводов всегда назначают в самое неудобное время — в два часа дня. Как говорится: ни то, ни се — в это время нормальные люди как раз обедать садятся. Поэтому Майя Нургалиевна с девушками перекусили на скорую руку, и отправились к дому сторожа, где всегда проходили коллективные сходки садоводов.

Домик сторожа стоял у самого въезда в коллективный сад «Шахтер», рядом с железными воротами, или вернее, с тем, что от них осталось. Много лет обязанностью сторожа считалось открывать ворота в сад рано утром, и закрывать их на ночь глядя. Но несколько лет назад ворота перестали закрываться, а потом их украли и, скорее всего, сдали на металлолом. «Кражу века» под покровом ночи наблюдала только собака сторожа, которая всегда сидела на привязи, с высоты крыши своей будки, и обтявкивала каждого, кто заходил или заезжал в сад. Однако в ту злополучную ночь она даже ни разу не гавкнула. Просто утром сторож проснулась, а ворот уже нет. Сначала хотели купить новые или поставить шлагбаум у въезда в коллективный сад, но постепенно все привыкли к отсутствию ворот и успокоились.

Домик сторожа был небольшой, деревянный, и достаточно старый, он стоял на пригорке и, если бы его отремонтировать и покрасить, смотрелся бы очень неплохо. Каждый новый председатель обещал обновить или отремонтировать этот дом, но председатели менялись так часто, что все это оставалось только в планах. На задах дома раскинулась большая поляна, на которой обычно и проводились общие собрания садоводов. На поляну ставили колченогий стол для председателя и секретаря, пару стульев, несколько скамеек. Остальные размещались, кто и где найдет место: на небольших бревешках, деревянных колодах, кто-то приносил с собой переносные раскладные стульчики и табуретки, некоторые даже с комфортом располагались на пластмассовых стульях. Часто на деревянные колоды клали доски и закрывали их сверху покрывалами, на них-то и садилось большинство садоводов.

Когда Майя Нургалиевна и ее племянница с подругой подошли к домику сторожа, на поляне уже собралось много народу. Все места в тенечке у стены дома оказались заняты, и им пришлось сесть на самом солнцепеке на лавку. Сабира предусмотрительно взяла с собой панамки на голову. Люди все еще подходили, Майя здоровалась со знакомыми, а Катерина с подругой с любопытством оглядывались по сторонам.

Вокруг поляны и между импровизированными скамейками с восторгом носилось несколько псов. Они походили друг на друга, как две капли воды, все чистокровные дворяне (в смысле, дворняги), и ростом с хорошего теленка. Сосчитать их не получалось, но примерно три-четыре хвоста все время мелькали между людьми. К людям они испытывали явный интерес, но большинство женщин их боялось. Собаки — это предмет гордости сторожихи Надежды. Она им всегда потакала, редко привязывала, и они носились по всему коллективному саду, пугая женщин-садоводов и топча их грядки. А ночью собаки переговаривались на всю округу, их беседы длились иногда почти до ута на «радость» всем дачникам. Ежемесячно сад выделял на содержание собак деньги, и соглашался кормить не более двух собак, но Надежда постоянно увеличивала их поголовье, что приводило к серьезным спорам. Сейчас, под неодобрительные взоры женские взоры, она пыталась увести своих любимцев и посадить на цепь, но те упирались всеми частями тела: лапами, хвостами, ушами и при этом тихо поскуливали.

Катя и Сабира, к счастью, собак не боялись, поэтому с увлечением наблюдали за происходящим. Особое внимание собаченции почему-то испытывали к женщине, которая одиноко сидела за краешком стола председателя, перед ней лежало несколько листов бумаги и ручка. Майя Нургалиевна вполголоса сказала, что это — секретарь правления, которая обычно пишет протоколы собрания. На женщине высилась белая панама с широкими полями, темные очки, а из-под широких полей панамы выглядывал острый носик. Дама выглядела худенькой и всей какой-то съежившейся, как будто старалась занять как можно меньше места. Не смотря на это, собаки почему-то вились именно вокруг нее и порыкивали. Может, потому, что она их боялась. В конце концов, Наде удалось поймать своих собак, вывести их с поляны и посадить на привязь в дальний сарай, откуда они тоскливо принялись наблюдать за людьми. Все вздохнули с облегчением.

— А кто тут у нас председатель? — раздался рядом с Сабирой женский голос.

— Ты что, нашу председательницу не знаешь? Ирина ее зовут, вон она стоит в большой белой шляпе, украшенной цветами, — ответила Майя Нургалиевна.

— Да я на прошлое собрание не ходила, и зимой сюда не ездила, а летом в глаза нового председателя не видела.

— Она живет на нашей улице, третьей, поэтому мы с ней знакомы.

— Ну, и как она вам?

— Как соседка — нормальная, а как у председателя — что-то у нее не пошло.

— Слышали, в соседнем саду за сотку платят в два раза больше чем у нас? — встряла в их разговор пожилая женщина, на куртке которой красовалась надпись «Уралмашзавод». Когда-то, очень давно, она сама работала председателем сада «Шахтер», и поэтому всегда интересовалась садовыми делами и знала, что происходит вокруг.

— Да вы что? — удивилась женщина помоложе, которая сидела впереди. Ее звали Аня, она жила тоже на Третьей улице, знала Майю Нургалиевну и поэтому села рядом с ней. — Как бы у нас также не сделали.

Аня дружила с председателем Ириной, и год назад именно она подговорила ее согласиться на это неприятное дело — председательство в коллективном саду.

— Кстати, Ирина хочет отказаться от должности.

— У нас же председатели минимум по два года работают. Нечего их каждый год менять, — сказала пожилая женщина. — Только вошла в курс дела, и бежать.

— А ей и не дали войти в курс дела! — заспорила Аня.

— Кто это не дал?

— Да казначей наша.

— А при чем здесь казначей-то?

Но их увлекательный разговор неожиданно прервался на самом интересном месте мужским воплем из задних рядов:

— Давайте начинать собрание! Хватит ждать!

Сабира оглянулась. Кричал пожилой мужчина, пристроившийся у всех за спинами, видимо, заслуженный садовод.

К столу, за которым сидела секретарь, вышел мужчина средних лет, невысокого роста, коренастый, с добродушным выражением лица. Гул на поляне стих, и все стали слушать, что им скажут. Садоводов собралось примерно человек пятьдесят, третья часть от положенного по списку, но больше никогда и не собиралось.

— Внимание! Начинаем собрание!

— А вы кто? Представьтесь! — попросил с места звонкий женский голос. — Вы же не председатель, насколько я знаю.

— Меня зовут Владимир Анатольевич. Я — старший Третьей улицы. Ко мне обратилось правление и попросило меня провести сегодняшнее собрание. Возражения есть? Голосовать будем?

— Нет возражений. Ведите собрание, — раздались выкрики.

— Оглашаю повестку: отчет председателя сада, отчет казначея, отчет ревизионной комиссии, разное. Если хотите обсудить еще какие-то вопросы, подавайте их в письменном виде секретарю, мы потом обсудим.

Под общими взглядами секретарь сжалась еще больше и, казалось, попыталась спрятаться под свою панамку.

— Тогда слово предоставляется председателю сада.

Такого отчета председателя в коллективном саду «Шахтер» за последние двадцать лет не было ни разу. Ирина Васильевна, женщина чуть за пятьдесят, высокая, выглядывая из-под широких полей белой ажурной шляпы, которую лет двадцать назад все советские женщины носили на юге, как символ отдыха и признак благополучия, вышла вперед и решительно заявила:

— Я председателем быть отказываюсь, мне хватило года. Я работать не смогла, потому что мне не дали. Рассчитываться своим здоровьем я не намерена. Если у вас есть вопросы, задавайте, я попытаюсь на них ответить.

В это время казначей Елена Юрьевна вскочила со своего места, она сидела чуть в отдалении у крыльца дома, и начала размахивать какими-то папками и громко кричать:

— Что я вам говорила?! Сначала пусть отчитается, а потом деньги за работу получит! Нет работы — нет денег!

Садоводы обалдели, такого никто не ожидал. Многие из них, конечно, слышали о разногласиях внутри правления, но чтобы это дошло до такой степени, никто не представлял.

— А что у вас случилось-то? — стали спрашивать с мест.

— Я получила деньги только за два месяца работы, больше ни копейки за весь год! — выкрикнула с возмущением Ирина. — Казначей мне денег не давала.

Тут вмешался Владимир Анатольевич.

— Ирина Васильевна, расскажите нам, что вы сделали как председатель сада. Какие вопросы вы решили? — он явно хотел ей помочь.

Ирина быстрым шагом подошла к казначею, почти выхватила у нее какую-то большую амбарную книгу, раскрыла ее, лихорадочно пролистала и начала зачитывать:

— Протокол от 01.08. сделан ремонт забора со стороны «Буровика». Оплата не потребовалась, выполнено силами садоводов. Протокол от 05.09. рассмотрение вопросов об оплате членских взносов должниками.

— А зачем вы нам какие-то протоколы зачитываете? — закричала пожилая женщина, сидящая рядом с Катей и Сабирой. Чувствовалось, что она разбирается в садовых делах, и что сейчас она явно недовольна. — Нам отчет нужен — что лично вы сделали за год?

— Я же вам сказала — мне не дали работать. Всех документов я так и не видела, ни ведомостей, ни сметы, ни счетов, ничего. Все в руках вашего казначея, — оправдывалась Ирина.

Тут снова встрял Владимир Анатольевич:

— Вы задавайте вопросы Ирине Васильевне, а она будет отвечать!

— Что вы сделали с должниками? — спросила женщина, сидящая напротив стола председателя.

— Вы же сами из правления, что вы у меня-то спрашиваете? — отбивалась председатель. — Что я с ними могу сделать?

— Вы хоть свет-то у них пробовали отключать? — спросила одна из садоводок.

— Так они мне угрожают, мне эти разборки не нужны.

— А с межеванием что?

— Межевание личных участков проведено, а с общими землями все запутано, и я этим заниматься отказываюсь.

— Да, таких отчетов мы еще не слыхали, — авторитетно высказался мужской голос. — Вообще ничего не сделала. За что только деньги получала?

— А я и не получала ничего. Мне выплатили только за два месяца.

Тут вперед снова выскочила казначей и громко заявила:

— А теперь послушайте меня!

— Давайте заслушает отчет казначея, — миролюбиво предложил «голубь мира» Владимир Анатольевич. Вообще-то, по порядку следовало поставить на голосование принятие отчета председателя сада. Но это никому и в голову не пришло — оценивать было нечего.

— Да, я не платила ей зарплату. А за что тут платить? — эмоционально начала свое выступление Елена Юрьевна. — Она летом здесь проболталась, получила зарплату, а с зимы исчезла. Я ей звонила, телефон она не брала, я к ней ходила, но в доме никого не застала. А потом она снова прибежала ко мне за деньгами, и я их ей не выдала. У меня все деньги по счету в кассе лежат, ничего не потрачено. Если собрание примет решение заплатить за такую работу, я ей все до копеечки выплачу. Но, по-моему, платить ей не за что.

Собрание потрясенно молчало. Все с недоумением переглядывались. Конечно, в коллективных садах конфликты происходят часто, и сад «Шахтер» не стал исключением из правил. Но обычно споры возникали между правлением и садоводами. Правление во главе с председателем постоянно повышало членские взносы для садоводов, обожало заставлять людей ходить на общественные работы, повышать цену за электричество, короче, хотело больше денег, ссылаясь на то, что смета не резиновая и на ее исполнение нужны постоянно увеличивающиеся денежные средства. Тут правление, куда входил и казначей, и председатель всегда действовало единым фронтом. Но в этот раз распря разгорелась в самом правлении, между двумя самыми главными людьми в саду — председателем и казначеем. Обычно принято, что казначей подчиняется председателю, но сейчас все стало очень запутано.

Казначей работала в «Шахтере» уже третий год, и никаких претензий к ней никогда не предъявлялось, она всегда полностью отчитывалась за каждую копеечку. А председатель Ирина — человек в саду новый, да и правда, весь год ее работы никто не видел. Она никак не послужила обществу садоводов, и им это не понравилось. Собрание снова недовольно загудело.

— Зачем нам такой председатель, которая весь год ничего не делала? — громко выкрикнула одна из бывших председательниц сада, женщина достаточно преклонных лет, она периодически вскакивала со своего места и, опираясь на свою клюку двумя руками, энергично высказывалась. — Не телилась, не мычала, а деньги подавай!

— Денег-то она как раз и не получила, — первый раз заступилась за свою подругу Аня, которая год тому назад и сблатовала Ирину вляпаться в председательство.

— Год прошел — и, до свидания, девочка! — продолжала вещать дама с клюкой.

— Подождите вы тут бегать, — решил вернуться к своим обязанностям председателя собрания Владимир Анатольевич. — Она же что-то делала. И потом, если Ирина Васильевна обратится в суд, а у нее нет по работе никаких взысканий, мы будем должны заплатить ей не только зарплату, но и судебные издержки.

Люди немного приутихли, и в этой тишине мужчина продолжил.

— Давайте тогда вернемся к нашей повестке дня и заслушаем отчет казначея о проделанной работе.

Елена Юрьевна привычно встала перед собранием, открыла смету и со знанием дела прошлась по всем ее пунктам. Она отчитывалась не первый раз, и все у нее с деньгами всегда оказывалось в порядке. Она понимала, что, кроме нее, никто здесь ничего не понимает, а значит, и вопросов задавать особо не будут. А если и будут, то она на любой вопрос спокойно ответит. Закончила она свой отчет словами:

— В кассе у нас осталась зарплата председателя. Это на ваше усмотрение. Ирина Васильевна получила десять тысяч за два месяца своей так называемой работы, — слово «называемой» казначей произнесла с особым ударением.

— Будем голосовать за работу казначея? — спросил Владимир Анатольевич у собрания.

— Нет уж, давайте, как положено, заслушаем сначала отчет ревизионной комиссии, — послышался всем знакомый очень тихий голос. Это высказалась Маргарита Тихоновна, которой недавно перевалило за 85-летний рубеж, и она входила в состав ревизионной комиссии уже почти тридцать лет. Но последние два года ее стало подводить здоровье, и она попросила снять с нее эту почетную, но тяжкую обязанность. Однако Маргарита Тихоновна продолжала ходить на все собрания, обожала выступать, и доводила своими монологами о садовых финансах участников собрания до белого каления. Эти ее выступления длились по часу, и к концу этого срока все переставали понимать, о чем она говорит, и все просто мечтали, чтобы это закончилось. В саду ее ласково называли «черепахой Тортиллой».

— Хорошо, тогда слово предоставляется ревизионной комиссии.

Вперед вышла Лена, подруга Елены Юрьевны, и в течение трех минут зачитала заготовленную писульку, согласно которой с финансами все обстояло отлично.

— Давайте голосовать сразу за два отчета, — сказал Владимир Анатольевич.

— Давайте, все в порядке, — закричало несколько мужских голосов. Им явно надоело тут сидеть, когда их ждало более приятное субботнее времяпрепровождение.

— Подождите, — снова раздался вкрадчивый голосок Маргариты Тихоновны. — Отчет слишком краткий. Разве так отчитываются? Надо более подробно осветить все пункты сметы.

Собрание в ужасе замерло. Тут какой-то мужчина зычно крикнул:

— Давайте голосовать! Вперед! Лето заканчивается!

— Голосуем! — громко выкрикнул Владимир Анатольевич. — Кто за то, чтобы принять к сведению отчеты и признать работу казначея и ревизионной комиссии удовлетворительными?

Большинство проголосовало «за», несколько человек воздержались, бухгалтер «Тортилла» и бывшие председатели голосовали против. Они всегда находились в оппозиции ко всему.

— А теперь давайте вернемся к вопросу об оплате работы председателя.

— Казначей права, работы-то не видно, — встряла женщина, сидящая в первом ряду. — Не за что платить.

— Она же пыталась что-то делать, и даже заболела, нельзя так поступать с человеком, — раздался рассудительный мужской голос из задних рядов.

Вообще-то, мужчин среди садоводов нечасто встретишь, и на собраниях они появляются редко, отправляя туда своих вторых половин. Иногда, правда, появляются шустрые молодые люди со своими интересами, например, сделать дорогу к своему участку на общественные деньги, выкопать скважину рядом со своим домом или разобраться с соседями с помощью правления. Но, поскольку из этого, как правило, ничего не выходит, такие «мальчики» вскоре перестают приходить на любые общественные сборища.

— Я предлагаю заплатить половину зарплаты Ирине Васильевне, — предложил Владимир Анатольевич. — Все-таки она работала, несла груз ответственности, так сказать, занималась делами сада. Половину от причитающейся суммы надо заплатить. И вопрос этот закрыть.

Ирина Васильевна заулыбалась, Елена Юрьевна скривилась. Но большинство собравшихся одобрило предложение. Председателю постановили выплатить половину суммы — еще двадцать тысяч рублей.

— И у нас остался последний вопрос — выбор правления и председателя сада.

— Опять новый председатель, — зашушукались все. — Да что же это такое-то!

Казначей Елена Юрьевна встрепенулась и заявила:

— Галина, — обратилась она к женщине в первом ряду, — ты так хорошо помогала мне работать весь год, особенно в последний раз, когда надо было приготовить дорогу и проверить линии электропередач! Между прочим, если бы не Галя, весь наш сад остался бы без электричества.

— А что случилось?

— Со стороны дороги выросли высокие деревья и их ветки стали задевать провода. Пожарная нам дала предписание, чтобы мы срубили все ветки. Председателя сада я так и не смогла разыскать, — не удержалась казначей от шпильки в сторону Ирины. — Из правления нашла только Галину. И она все организовала: машину, рабочих. Так что в председатели сада она очень хорошая кандидатура. Галина Вячеславовна, встань, пожалуйста, и покажись всем.

Женщина встала со своего места и, явно засмущавшись, принялась отнекиваться.

— Ну что вы, я никогда и не хотела быть председателем всего сада, а с ветками у меня случайно получилось.

Хотя она изо всех сил и отказывалась, было явно видно, что это предложение ей понравилось, и она хочет согласиться.

Сабира с удивлением посмотрела на свою тетку и вполголоса ей сказала:

— А чего Юрий Владимирович молчит? Он же сам хотел стать председателем. Все уши нам утром прожужжал.

Тетка оглянулась на Юрия, но тот сделал вид, что его все происходящее не интересует, и он вообще никогда не упоминал о том, что хочет быть председателем сада. Майя Нургалиевна пожала плечами и ответила:

— Не знаю, может, он успел передумать. Все-таки должность председателя хлопотная, а зарплата маленькая.

Тем временем казначей уговорила эту женщину стать председателем сада, и все с облегчением начали подниматься со своих мест, считая собрание закончившимся.

— Подождите! Подождите, не расходитесь! Мы еще не закончили! — принялся останавливать уходящих председатель собрания. — Послушайте еще одно сообщение, — он прокашлялся. — В местных новостях передавали, что в Арамиле, возможно, действует маньяк. Якобы за последний месяц уже было совершено два нападения на женщин-пенсионерок. Подробностей не сказали.

— Арамиль — это же далеко от нас, — произнес один из садоводов.

— Не так уж и далеко, километров двадцать всего-то будет, да и автобусы регулярно ходят, — вмешалась казначей. — Товарищи садоводы, будьте осторожны, особенно по ночам.

— Это нашего сторожа касается, пусть по вечерам по улицам с обходом ходит, и обращает внимание на всех незнакомых людей. Надя, ты слышишь? — сразу приступила к своим обязанностям новая председательница.

Людей на собрании оставалось все меньше и меньше, и Владимир Анатольевич понял, что пора заканчивать, иначе скоро он будет говорить перед пустыми скамейками. Довольная Ирина с подругой Аней под шумок уже давно улизнули, остались только члены правления, секретарь и Галина, новая председательница сада.

Майя Нургалиевна, Сабира и Катерина тоже отправились домой.

За всеми этими разговорами и походом на собрание незаметно наступил вечер, дядя Сабиры вернулся с работы из города. После ужина все собрались на веранде, пораскрывали все окна и стали заниматься своими любимыми делами. Тетка вязала, а подружки глазели в окна. Дом находился на небольшом пригорке, и сверху вся округа отлично просматривалась.

Конец июня — как раз такое время, когда на Урале сумерки наступают очень поздно, около двенадцати ночи, а к трем утра уже бывает светло. Поэтому жизнь вокруг не затихала до полуночи. Садоводы ползали по своим участкам, многие просто прогуливались по улочкам сада, ходили кормить уточек на садовый пруд, собачники выгуливали своих питомцев.

В последнее время у Сабиры с Катериной появилась привычка: сидеть на балкончике поздно-поздно вечером, уже в сумерках, не зажигая света, и наблюдать за жизнью в округе. Особенно им нравилось смотреть, как зажигаются солнечные лампы на соседних участках. Двух-этажный дом Майи Нургалиевны стоял на высоком месте, и поэтому обзор у подруг открывался шикарный. За весь день лампы заряжались солнечным светом, и с наступлением темноты, ярко загорались, отбрасывая на землю вокруг себя ажурное сияние. Такие лампы стояли почти на каждом участке: кто-то делал из них дорожки, кто-то украшал ими клумбы с цветами, а у кого-то они просто в беспорядке расставлялись по земле. Из общей картины света выбивался только один участок — маленький домик через улицу чуть правее от дома тетки Сабиры.

Коллективный сад «Шахтер» находился недалеко от Екатеринбурга, и многие горожане переезжали сюда на постоянное место жительства, особенно люди из области. В «Шахтере» развернулось большое строительство, почти каждый год на участках появлялись новые дома из камня, блоков, оцилиндрованного дерева. Дома люди строили большие, капитальные, в них жили даже зимой, и в самом саду оставалось все меньше и меньше просто дачных домиков, в которые люди приезжали только летом или на выходные. И как раз этот маленький домик больше других походил на дачный.

Небольшой, сделанный из не очень качественных, почти бросовых, досок, одноэтажный, когда-то покрашенный ярко-зеленой краской, но сейчас уже выцветшей, с крошечным крылечком, он стоял в самой глубине участка, и почти полностью скрывался от глаз разросшимися яблонями. В конце июня яблони уже отцвели, и весь дом закрывала изумрудная июньская листва. На всех участках, кроме этого, до поздней ночи, а иногда и до утра, копошились садоводы: ставили мангалы под шашлыки, на верандах и в беседках горел свет, подъезжали и отъезжали машины, загорались костерки. Но на этом участке с зеленым домиком всегда царили покой, темнота и тишина.

Катерине очень нравился этот маленький домик, он казался ей сказочным и немного таинственным. Катя в детстве очень любила читать сказки, и сейчас ей казалось, что именно в такой домишко в лесу могла забрести Белоснежка или Спящая Красавица и повстречать там гномов. Дом хорошо виднелся из окна спальни девушек на втором этаже, и ночью, когда Катерина просыпалась, она часто отдергивала занавеску на окне и взглядывала на свой любимый домик — он всегда выглядел таинственным и необитаемым.

— Сабира, а ты хотела бы жить за городом на даче? Ну, или в деревне?

— Нет, — ни на секунду не задумавшись, ответила та. — Я — типичный городской житель.

— А почему? Ты же у тетки своей живешь. И, по-моему, тебе нравится. Здесь хорошо.

— В доме за городом хорошо жить летом, когда тепло. А зимой и осенью здесь просто тоска смертная, делать абсолютно нечего. И потом, я же тут в гостях живу, ни за что не отвечаю, и на всем готовом.

— Твои же тетя с дядей живут.

— Они всегда мечтали жить за городом в большом доме.

— А я иногда думаю, что в своем доме жить совсем неплохо, например, в современном коттедже, — задумчиво произнесла Катерина.

— Ну, в коттедже, может, и неплохо жить. — После паузы Сабира добавила: — Но я все равно считаю, что в своем доме надо жить где-нибудь на юге. Или за границей, в Болгарии там или в Греции, чтобы море было рядом.

— Ну, это же очень дорого — иметь дом за границей, — протянула Катя.

— А знаешь, не так уж это и дорого, особенно дом в Греции. Я как-то читала, — оживилась Сабира, — что в Испании и Греции сейчас все побережья застроены новыми домами под продажу или под сдачу в аренду. А покупателей и арендаторов на них нет. Да сейчас хорошая квартира в городе, двушка, например, стоит столько же, сколько вилла в Греции у берега моря.

— Да ты что? Хорошо бы продать квартиру в городе и купить виллу в Греции!

— Боюсь, твои родители на это не пойдут, — рассмеялась Сабира. — Да и мои тоже.

— Да, максимум, что осилят мои предки, это тот маленький домик через улицу, — махнула Катерина на дом через улицу и тоже засмеялась. — Давай-ка спать, что-то мы с тобой засиделись, поздно уже.

Подруги улеглись на свои диваны и быстро заснули — впечатлений за день накопилось много. Сабира всегда спала крепко, и ночью редко просыпалась. А вот у Катерины сон был более чутким, к тому же она еще не совсем привыкла жить в новом месте. Поначалу ей особенно мешали спать крики чаек.

Примерно посередине сада «Шахтер» находился порядочных размеров пруд, в котором жили утки, селезни, водяные крысы, иногда даже заводились ондатры. А еще на пруду обитало много-много чаек. В августе они улетали на реку, а в июне выводили своих птенцов, и в светлые июньские ночи кричали почти беспрерывно. Особенно старалась «птица-хохотун», так ее называла Катерина. Ночью, примерно раз в пятнадцать-двадцать минут эта птичка разражалась воплем, который очень напоминал хохот: «Хо-хо-хо-хо». Майя Нургалиевна говорила, что это тоже чайка, но Катя упорно называла ее «птица-хохотун». Прочие обитатели дома привыкли к этим непрекращающимся воплям, и не обращали на них внимания, но у Кати еще так не получалось, и она часто просыпалась ночью от криков птицы.

И этой ночью девушка неожиданно проснулась от громкого хохота.

— Вот ведь горластая какая! — с досадой пробормотала про себя девушка.

Ее подруга крепко спала и явно ничего не слышала. Катя автоматически отдернула занавеску и выглянула в окно. Стоял предрассветный час, и все соседи уже угомонились, потушили свои мангалы и костерки, даже солнечные лампы стали светить еле-еле, кругом было темно и как-то по-особенному тихо.

В маленьком домике, заросшем яблонями, горел тусклый свет.