Хозяйка для Кербера

Ольга Шильцова

Зоя работает ветеринарным врачом в Севастополе. Её жизнь – череда рабочих будней, а дома девушку ждут только любимые питомцы.Всё меняется, когда ночью в клинику приходит странный мужчина с раненым псом. Посетитель представляется богом Аидом, и практичная Зоя подозревает его в сумасшествии. Но что, если это действительно греческий повелитель Царства мёртвых?Вспыхнувшее между ними чувство ставит под угрозу жизнь Зои, когда в ситуацию вмешиваются остальные боги Олимпа.

Глава 4

В представлении древних греков загробное царство вовсе не было безжизненной пустыней. Там обитало множество сущностей — чаще пугающих и опасных для человека. На золотом троне восседал правитель Подземного царства — Аид, со своей женой — Персефоной.

Рядом с ним — трое полубогов: Минос и Радамант — сыновья Зевса и Европы, Эак — сын Зевса и нимфы Эгины. Все они были справедливыми правителями при жизни и после смерти стали вершить суд над душами, решая — заслужил ли человек муки Тартара, блаженство Элизиума или суждено ему бродить по асфоделевым полям в забвении.

В бездне Тартара был дом Нюкты — богини ночи, дочери Хаоса. Перевозчик Харон — её сын, как и боги-близнецы Смерть и Сон — Танатос и Гипнос. Танатоса представляли в чёрном плаще, с мечом в руках, с огромными черными крыльями, от которых веяло могильным холодом. Гипнос, напротив, был добр и благосклонен к людям. С белыми крыльями на висках и маковым цветком в руках, он всегда спокоен и могущество его велико — даже верховные боги, такие, как Зевс, не могли противиться сну.

У Гипноса множество сыновей, но более других выделял он Морфея. Морфей мог принимать любое обличье, являться людям, формировать их сны. Он посланник богов, но также изрядный озорник, обожающий розыгрыши.

Дочеры Нюкты — мойры, богини судьбы, и эринии (у римлян — фурии) — богини ненависти и мщения. Среди эриний выделяли трех: Алекто — непрощающая, Тисифона — несущая возмездие за убийство и Мегера — карающая зависть. Эриний изображали в виде охотниц, с факелами и кнутами, со змеями в волосах и с крыльями летучей мыши. Они преследовали преступников, сводя их с ума и доводя до смерти.

— По какому поводу гробовая тишина? — Алекто вошла в зал, покачивая бёдрами, и усмехнулась собственному каламбуру. Мегера и Тисифона держались на полшага позади. Аид поднял взгляд на эриний, и те упали на одно колено, будто споткнувшись. Змейки в их волосах тревожно зашуршали.

— Мы опоздали, владыка. Но судьи тоже пока не пришли, возможно…

— Эак. Радамант. Минос, — медленно перечислил Аид. — Их больше нет.

Мегера побледнела и вскинула голову:

— Но почему?

— Почему не вы? — уточнил повелитель подземного царства.

Харон хмыкнул, поглаживая бороду. Гипнос и Танатос, сидевшие рядом, переглянулись. Аид, неподвижно сидящий на золотом троне, долго молчал, прежде чем ответить:

— Я думал об этом. Но недавно задолжал Нюкте, а богиня ночи любит своих детей. Кроме того, вы гораздо симпатичнее, чем был Минос, — повелитель подземного мира едва заметно улыбнулся и жестом пригласил эриний сесть за стол. Алекто царапнула столешницу острым когтем и мрачно уточнила:

— Значит, мы следующие?

— Значит, мы пойдём другим путём. В нас не верят. Не боятся, не призывают, не восхваляют и не жертвуют. Даже сильнейшие из нас больше не могут поддерживать жизнь в остальных.

— Разве мы можем это изменить? — пожал плечами Харон. — Правда, не мне жаловаться, да. В Риме, почитай, ещё недавно справных покойников хоронили с монетой под языком.

— Недавно — это четыре века назад, — хихикнув, шепнул Морфей отцу. Гипнос нахмурился и прижал палец к губам, но Харон не обратил на них никакого внимания:

— И моряки, да. У этих был ритуал чёткий — хоть и отправлялись в царство Посейдона рыбам на корм, а всё равно с монеткой во рту. Да что моряки, в Тавриде и сейчас непременно положат мелочь в гроб. Даром, что русские, а иной раз сунут пятачок прямо в руку и прямо говорят — перевозчику, мол.

— Ты закончил? — поинтересовался Аид, и в помещении ощутимо похолодало.

— Прости, владыка, — смутился старик и уставился в стол перед собой. Аид продолжил. Голос некогда могущественного бога наполнился силой, а воздух вокруг словно сгустился:

— Люди не перестанут верить в справедливое возмездие и правосудие, — он кивнул эриниям. — Многие из них мечтают о спокойной смерти во сне, Танатос. Они до сих пор верят в вещие сны, слышишь, ты, обалдуй?

Морфей подавился виноградом и закашлялся, потом энергично закивал и поднял большой палец вверх. Гипнос сжал губы, изо всех сил стараясь не улыбнуться. Он никогда не сердился на сына за его проделки, хотя иногда Морфей совершенно терял связь с реальностью.

— Единственный шанс выжить — стать частью современного мира. Мы изменимся так, чтобы люди могли верить. Возьмём себе другие имена, изменим внешность. Поднимемся на поверхность.

— И ты? — уточнил Гипнос, и Аид нахмурился:

— Вы прекрасно знаете, что я останусь здесь.

— Один? — фыркнул Харон. — Тогда ты точно помрёшь со скуки. И твой ненаглядный Кербер тоже, он давно мечтает побегать на воле.

— Идея — топчик, — вскочил Морфей, размахивая руками. — Старик, как насчёт работы гондольера в Венеции? Экзамен сдать будет непросто, но если постараешься… Алекто, ты можешь стать прокурором, уже вижу тебя в деловом костюме и на шпильках, — он обрисовал ладонями в воздухе женский силуэт и змейки на головах эриний злобно зашипели.

— Я мог бы принести пользу эскулапам, — улыбнулся Гипнос, — но всё ещё не понимаю, как это поможет всем нам.

— Меня больше интересует, что скажут олимпийцы, — мрачно произнёс Танатос, не убирая ладонь с рукояти меча.

— И Персефона, — шепнул Морфей отцу на ухо, но у Аида был тонкий слух:

— Мой брат — не ваша забота. Как и моя жена. Совещание закончено. Подумайте над моими словами, обсудим через декаду.

Подождав, пока приёмный зал опустеет, Аид направился в конюшню, жестом показав слуге, что его помощь не требуется. Вороные кони, завидев хозяина, подбежали к ограде загона.

— Эфон, Никтей, Аластор, Орфней! Идите сюда, иначе останетесь без яблок.

Он давно не запрягал их в квадригу, хотя золотая колесница была полностью исправна. Бессмертные кони были достаточно рослыми, чтобы нести человека на спине, и Аид предпочитал объезжать свои владения верхом на одном из них.

— Никтей!

Лоснящийся вороной довольно всхрапнул и потряс головой. Эфон цапнул его за плечо, и жеребцы чуть не затеяли драку, но хозяин ждал, и разборки пришлось отложить. Человек вряд ли смог бы отличить коней друг от друга — они были похожи точно близнецы. Но Аид видел нечто большее.

Белые асфодели приминались к земле под копытами Никтея, бешеная скачка почти позволила почувствовать себя живым. Серебристые тополя в роще успокаивающе шуршали листвой. Аид присел на корточки и прикоснулся рукой к земле.

— Радамант, старый друг. Мне тебя не хватает. И твоих советов.

— Как знал, что найду тебя здесь, — Гипнос приземлился рядом, держа в руках ярко-красный мак.

— Забавно. Я как раз пытался побыть один. Никтей не в счёт — он не болтает.

— Тебе нужно отдохнуть, владыка. Я могу помочь.

Аид встал, отряхнул ладони и мрачно покосился на Гипноса.

— Я знаю, что ты можешь. Никто из олимпийцев не может противиться тебе, даже самый амбициозный из моих братьев. Странно, что ты этим так редко пользуешься.

Гипнос грустно вздохнул и промолчал. Он понимал, что Аиду нужно выплеснуть на кого-то скопившуюся в душе горечь.

— Попроси лучше брата заглянуть ко мне, когда я засну.

— А Танатос уже пробовал, — беспечно отозвался Гипнос. — Но ты же бессмертный, чтоб тебя, бог. Ничего не получилось.

Аид хмыкнул, а Гипнос рассмеялся, чтобы его заявление можно было посчитать шуткой.

— Только сегодня, слышишь? Жду тебя во дворце позже. Эй, Гипнос! Как ты думаешь, люди сильно изменились?

Бог сновидений обернулся, юный и прекрасный, как всегда:

— Как по мне — так нисколько. Ты под впечатлением, потому что давно не был в подлунном мире. Но они всегда были изобретательны. А что касается остального… Их страхи и желания всё те же.

В эту ночь Аид наконец заснул, успокоенный прикосновением прохладной ладони Гипноса ко лбу. Ему снилась рыжеволосая девушка в коротком хитоне, танцующая на лесной полянке. Она смутно напоминала кого-то, но образ ускользал и расплывался. Во сне Аид видел солнце и мог греться в его лучах. Тем отвратительнее он чувствовал себя после пробуждения уже много столетий подряд.