Красное платье в горошек. Издание второе

Ольга Чернобривец

О любви, событиях из жизни людей, которые окружают автора. Выдающиеся личности и простые попутчики – герои и рассказчики. Удивительные истории и размышления о судьбах.

© Ольга Чернобривец, 2016

ISBN 978-5-4483-0728-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Ангел и планер

— Чтобы поднять спортивный планер в воздух, — говорит мне синьор Серджио, — его прикрепляют крюком к лёгкому самолёту. Самолёт поднимается в воздух и выносит планер на необходимую высоту, затем на короткое время уменьшает скорость, и за эти несколько секунд надо освободить планер от крюка и отпустить в свободный полёт.

Курс движения его уже определяет пилот, управляя так называемым «хвостом» планера. Поняла?

Ну так вот, мой дядя одно время работал директором спортивного аэродрома возле Милана, а его дочь, моя кузина — пилотом.

Однажды она вывела меня на заданную высоту в две тысячи двести метров, но при откреплении каната крюком отхватила «хвост» моего планера.

Я — один-одинёшенек в небе, подо мной — два километра высоты, система управления — приборы — есть, а самого «хвоста» — нет.

Планер неуправляем.

Падаю.

В один миг (я — в здравой памяти) как бы снялись с плёнки кадры моей жизни: все события, до секундочки.

Падаю.

И вдруг вижу впереди себя трубу завода «Сан Пеллегрино», который минеральную воду выпускает, расстояние до него где-то около шести километров.

Падаю, продвигаясь вперёд по инерции.

До трубы — уже меньше двух километров. А подо мной — уже только шестьсот метров.

И я направил — как, не могу объяснить, технически это невозможно, даже в теории, — планер на трубу.

Из трубы выходил пар — на заводе мыли горячей водой аппаратуру и посуду. Этот подогретый воздух и поднял меня вверх.

Поднимаюсь. Направляю — опять же, не знаю как — в сторону аэродрома. Вижу — подо мной машины скорой помощи несутся.

А я — как будто и вовсе не я, а кто-то другой вместо меня — приземляюсь на скорости сто восемьдесят километров в час. Как не разбился — опять же, объяснить невозможно. Понять не могу, я не инженер всё-таки, а архитектор.

Ничего не сломал при этом, не считая планера, конечно. В лицо удар был — и всё.

Все ко мне бегут.

Дядя, белый, как стена:

— Как ты?

— Отлично! Всё — цело!

Кстати, как вскоре выяснилось, и бесхвостый мой планер не сильно пострадал.

И все на радостях — в бар. Я кусочек тортоне — знаешь, такая твёрдая сладость — схватил, и — в рот.

И… взвыл от боли. Мука адская: четыре передних зуба были выбиты и соединялись с дёснами только ниточками нервов.

— Ну и как потом, синьор Серджио: сели снова за штурвал аэроплана?

— Через неделю. Знал, что если не преодолею страх сразу же, потом уж не переступлю через него.

— А долго ещё летали?

— Полгода.

— Всего полгода?

— Да, дядя ушёл на пенсию, а мне оплачивать такую роскошь не по карману было.