Онкология любви. Драма женственности

Ольга Ушакова

Героиня – Татьяна, телеведущая 50 лет, пережившая два развода и смерть ребенка, заболевает раком и обращается к врачу-психологу. В процессе лечения героиня начинает постепенно осознавать, что причиной заболевания послужили сложные и неустойчивые отношения с мужчинами. Героиня мысленно переносится в студенческие годы, и перед ней встают картины прошлого. Повествование происходит в двух временных плоскостях – настоящем и 80—90 годах прошлого века, в нем и разворачиваются основные действия романа.

Оглавление

Евгений

Мы стояли с подругой у стенки и скучали. Вопреки ясному предчувствию я озиралась по сторонам, надеясь увидеть Василия. Вдруг поймала на себе пристальный взгляд и поразилась — Женька?! Но откуда он здесь? Или обозналась, от меня далеко, но ростом как Евгений. Парень стремительно направился ко мне, и в животе оборвалось — Женька! Чувствовала, знала, что встретимся, но как неожиданно.

— Я сомневался, ты или не ты, сразу не признал: удивительно похорошела.

— Прямо как Евгений Онегин, тот тоже Татьяну на балу не узнал, жаль, не надела малиновый берет, не ожидала увидеться. А не написать ли поэму «Евгений Онегин два века спустя»?

— Правда, неузнаваемо преобразилась — что это с тобой?

— От любви, Женя, все от любви! Парень у меня — вот я и расцвела. Но, кажется, мы расстаемся. Смотрю, ты тоже время зря не терял, к тебе вернулись уверенность и неотразимость, а весной и слова не мог вымолвить.

Евгений властно взял меня за талию, повел и толкнул в темный кабинет.

— Хочу танцевать! — возмутилась я, хотя мне хотелось остаться наедине с ним, но взыграла старая обида: — Не смей меня обнимать! У тебя нет никакого права! — закричала я, но тотчас испугалась собственно гнева и пожалела, ласковей надобно, но намекнуть, что все изменилось и меня надо завоевывать.

— Женя, ты забыл, я не твоя девушка! — предупредительно сказала я, уклоняясь от поцелуя. Однако я надеялась услышать: так будь моей. А он сжал объятиях и поцеловал в губы. Я попыталась высвободиться, но сопротивление только усилило напор.

— Пусти меня, не трогай, я пришла на танцы, а не торчать здесь!

— Ты никуда не уйдешь! — заявил он командным голосом, вдруг поднял меня и посадил на подоконник. По телу разлилось тепло, головокружительно приятно подчиниться мужскому натиску, хочется стать нежной и податливой, раствориться в мужских руках. По телу побежали мурашки, сбывается заветное желание — он улыбается мне и только мне… Предчувствие не обмануло, только радость какая-то не полная, как будто не хватает чего-то. Я рада его видеть, и хочется признаться, но я неожиданно выпалила:

— Смотрю, ты вспомнил, как девушек на руках носить?

— Каждый день по две штуки таскаю.

— Так зачем тебе еще третья штука? — усмехнулась я, делая акцент на слове «штука». В ответ он многозначительно улыбнулся. А я подумала, знает силу своей неотразимой улыбки, он опять играет мной. А может, он думает, что меня можно оскорбить, а потом случайно встретить и зажать, как распутную девку? Перед глазами вспыхнул книжный магазин, парк и скамейка, к которой меня пригвоздило горе.

Я вывернулась, затем подбежав к двери, повернула замок, но он накрыл пальцы своей ладонью и скомандовал:

— Ты не выйдешь из этой комнаты!

— Почему, объясни, я не твоя девушка и никогда ею не была, на каком основании ты командуешь? — Мне хотелось услышать: так будь моей девушкой. Но он зажал рот поцелуем.

Я ослабилась и удивилась, не подозревала, что он может так настойчиво действовать. Неужели нравлюсь, неужели и впрямь рад встрече? Я стала достаточно красивой, а весной была еще недостаточно, или опять насмехается? И все же я рада, только не понимаю: неужели, чтобы встретиться, надо было сначала оскорбить и бросить в объятия другого? Очень красноречиво улыбается, будто хочет сказать: «Это судьба», но он молчит. Или всем так улыбается, потому что все равно, с кем целоваться? Я теряюсь, не знаю, как себя вести: все неожиданно, запутанно и странно. Хочется ощутить его тепло, поверить, почувствовать, но страшно обмануться. Удостовериться бы, что не лукавит, вот если бы сказал что-нибудь задушевное, признался бы, что искал встречи, поверила бы, однако он молчит.

— Пусти меня, я хочу танцевать, ты даже не ответил, как здесь оказался.

— Учусь на вечернем.

— Конечно, целоваться приятнее, чем сидеть на лекциях, — заметила я шутливо.

— Можешь уйти, я не стану держать, но я хочу, чтобы выслушала меня, — произнес он серьезно и проникновенно. Мое сердце замерло: понял, какая я верная и чистая? Сейчас признается…

— Мне очень плохо, я потерял друга.

Я оторопела, что он несет? Плохо ему, а мне было хорошо, когда он со мной по-хамски обошелся и, превозмогая боль, спросила:

— Что же с ним случилось?

— Он женился.

— Но ведь не умер же, — сдерживая обиду, выговорила я.

— Для меня умер. Так резко изменился: все время с женой, а со мной ему даже поговорить некогда. А вот я его ни на кого не променял бы, никто меня не понимает…

Желчь разлилась внутри: а я не в счет. Так неистово ждала, так мечтала стать другом, а он плачется, что его никто не понимает, это я должна плакаться. Нет, он ничего во мне не увидел и не хочет видеть. Конечно, можно напомнить, что ждала, и можно поиграть этим. Только не нужна ему моя любовь, и никакие слова не помогут. А сейчас это прозвучит фальшиво, потому что уже не ждала, нечего душу травить. Мне просто хорошо в его объятиях, однако они не трогают; моя любовь утонула в слезах.

— Лакина, кажется мне, в тебе что-то есть…

Я поразилась: что говорит? Ушам не верю, ну наконец-то скажет, какая я необыкновенная. Я вся обратилась в слух, но на этом признание повисло. Недосказанная фраза застряла в мозгу: дождалась… не надо, не надо бередить душу и ворошить былое. А если начинать, то с чистого листа, будто ничего и не было, но захочет ли он встречаться?

— Женя, а когда мы встретимся?

— Встретимся, встретимся, — загадочно улыбнулся Женька и поцеловал на прощанье.

Я вернулась домой обескураженная, бросилась к Василию, чтобы забыть Женьку, теперь — к Женьке, чтобы забыть Василия, и долго придется кидаться от одного к другому? Да и какая на него надежда, даже свидания не назначил, покуражился и только, нет у него никаких чувств ко мне. Главное, сама изменилась, утратила что-то сокровенное, едва уловимое, но очень важное. Нет ощущения чистоты и цельности, нет щемящей первозданности поцелуев. Так вот что означают Люсины слова: если любишь — надо ждать. Но сколько можно ждать, а главное — чего? Я не согласна ждать безнадежно, тем более унизительно, у меня есть девичья гордость.

В следующий раз мы опять встретились случайно и опять целовались, словно расстались вчера. И опять Женька не назначил свидания, и опять я терялась в догадках: что все это значит, какие у нас отношения, я его девушка или нет? Он мой парень или нет, а может, мой и еще чей-то? Я долго терялась в догадках и утешилась тем, что у нас свободные отношения и что в этом есть своя прелесть; мы встречаемся, но одновременно свободны. Явно у него есть еще кто-то, зато он не домогается: пионерский вопрос нас не разлучит.

Наступил последний весенний месяц, и встречи участились, а поцелуи приобрели оттенок чувственной страсти. Сближение радовало, но и пугало, скоро поставит вопрос ребром: или постель, или прощай. Однажды Евгений явился на экзамен и обнял меня при однокурсниках. Девчонки восхищенно воскликнули: «Счастливая ты, какого парня отхватила!» Мне захотелось крикнуть на весь мир: «Посмотрите, какой у меня замечательный парень, как мы подходим друг другу!» До дома мы шли в обнимку и беспрестанно целовались, в груди трепетало предчувствие, любовь начинается.

— Скоро ты выйдешь замуж и родишь детей, — сказал он однажды, целуя в грудь.

— Каких еще детей? — недоуменно спросила я, отстраняясь.

— Мальчика и девочку.

Я призадумалась: к чему клонит, неужели хочет жениться? Или предлагает делать незаконнорожденных детей? И вдруг в груди заныло — хочу от него родить. Представляю, как красива я буду в свадебном платье, и захотелось выведать его намерения, но я пошла в обход:

— Что-то желающих не вижу, — заметила я.

Внутри все замерло и похолодело, мне казалось, он скажет — желающий рядом. Но Евгений, глядя в небо, пространно протянул:

— Не переживай, желающие найдутся.

В груди разлилось разочарование, и я обидчиво спросила:

— Почему ты так думаешь?

— Лакина, такие, как ты, не остаются.

Он играет моими чувствами, моим будущим, а я глупая клюнула на детей, о свадьбе размечталась, а он только прощупывает: дам или не дам. Я мягко отстранилась и спросила:

— А ты что будешь делать?

— А я уеду в Магадан.

Загадками говорит, отшучивается, но дети — это не шутка, Василий о детях даже не заикался. Возможно, жениться думает, надо подождать, скоро все должно проясниться. А сейчас нужно просто ловить его взгляд, чувствовать себя соблазнительной и наслаждаться близостью. Его руки скользят по спине, я таю под его пальцами, тело становится мягким и невесомым, в животе сладостно ноет, в висках пульсирует. Меня пронизывает его дыханием, его запахом, его нежностью: я теряю голову, превращаюсь в сгусток ощущений. Хочу вибрировать и трепетать в его руках, еще острей, еще пронзительней. Вот она — настоящая жизнь, и все остальное не важно, не хочу ни о чем не думать, а только вбирать эти чудные ощущения.

Вдруг где-то внутри глубоко, в неведомой глубине задрожало и жалобно заныло, настойчиво требуя удовлетворения. Непонятное желание разрасталось, раздирало живот, требуя непонятного насыщения. Сознание помутилось: казалось, внутри сидит жадный зверь и агрессивно требует чего-то острого и пронзительного. Хочу все до самого конца, просто хочу и пропади все пропадом; сорвать с себя тряпки — и будь что будет! Но в следующий миг поймала свое сознание и ужаснулась, я что — теряю голову? «Нет!» — испуганно заорала я и оттолкнула его.

Страх и неудовлетворенность сотрясали нутро, ноги сводила судорога. Я медленно приходила в себя, словно после глубокого обморока, теряясь от новизны, — что это со мной? Я отключилась: так вот она какая, эта страсть — совершенно дикая! Даже не страсть, а наглый, безмозглый инстинкт! Какие темные силы скрыты во мне, оказывается! А ведь думала, что владею собой, но, выходит, не совсем, и даже вовсе не владею. Будь мы одни в доме, все могло бы произойти само собой, без всяких раздумий «за» и «против», даже опомниться бы не успела. Ну ладно, сегодня справилась, а что дальше? Нет, расслабляться никак нельзя, надо быть все время начеку.

Только против природы не попрешь. Почему я должна себя сдерживать, ведь это противоестественно? Весь мир крутится вокруг этого и все упирается в это. Верно, в этом есть нечто необыкновенное, Люся чего-то не поняла. Если от одних только ласк едва не отключилась, то в полной близости наверняка можно испытать нечто необыкновенное. А была бы это ерунда, то не совершались бы из-за нее безрассудства. Страсть только коснулась меня, но уже не дает покоя и распаляет любопытство. С одной стороны, это наглый инстинкт, а он с другой — обещает неземное наслаждение. В этом явно есть некое таинство.

И все получают от этого удовольствие, а для меня это запрет. Но никто толком не может рассказать, что же это такое. Пока сама не испытаешь — ничего не поймешь. Чую, еще пара встреч, и он предъявит ультиматум: или — или. Однако больше всего пугает собственная страсть, чувствую: однажды она накроет с головой. Если разобраться, моя любовь никому не нужна. Мужчин не трогает ни чистота, ни верность, им не нужна моя душа — они хотят только тела! И не дождусь я никакой любви, а молодость быстро проходит.

Нерешительная я, другая бы на моем месте переспала бы пару раз и потребовала жениться. И для кого мне беречь девственность, как не для него? Или что, опять неизвестно кого ждать? Да они все будут требовать тела! А если не решусь — потеряю Женьку. Столько ждала его, и вот теперь, когда у него просыпается интерес ко мне, должна потерять? Я прикипаю к нему сердцем, пропитываюсь его запахом, проникаюсь его словами, его руками, его губами — должна отдать его другой?

Когда долго не вижу его, теряю интерес ко всему, и все во мне увядает. Хочу днем и ночью чувствовать его дыхание и тепло, хочу расцветать в его объятьях. Я не хочу оставаться одна, я сделаю все возможное и невозможное, я добьюсь его любви, он будет моим!

У кого бы спросить совета? Мать твердит одно: «Нельзя, иначе бросит». А сердце стучит: если не решусь — бросит. Мне кажется, что слово «дети» — это хороший знак. У нас будут красивые дети, и он будет хорошим отцом. Поеду к Люсе, может быть, она изменила взгляд на это?

Люся встретила меня без радости и предупредительно заявила: «Сессия». Мне стало неловко, но я подавила обиду.

— Сдала экзамен и приехала к тебе, поговорить надо.

— Сессия, — повторила она укоризненно.

— Ну что заладила «сессия, сессия», что, сильно переживаешь из-за нее? Нашла, о чем волноваться: сдадим, опять придет твоя сессия!

— Что ты несешь, подумай! — возмутилась она.

— А что ты несла осенью, уже забыла? Так я напомню: пропади пропадом университет, и жить не хочу! Не ты ли голосила? А сейчас личная жизнь наладилась, коль в учебу ударилась?

— А у тебя что, случилось что-нибудь? — смягчилась Люся.

— Пока нет, но вот-вот случится… Василий меня бросил, а сейчас Женька бросит, если не отдамся.

— Ну и что из этого? — спросила она грубо и холодно. Мне сделалось гадко, выходит, что ее бросать нельзя, а меня можно. Захотелось развернуться и уйти, но я пересилила себя.

— Ты же знаешь, как я ждала его, посоветуй, подруга, что делать? — Я напряженно смотрела на Люсю, но ее лицо было непроницаемо.

— Да черт с ним, с этим Василием, не любила его, но Женька совсем другое. Чую сердцем, если не решусь — потеряю.

— Ну и что ты от меня хочешь? — резко спросила она.

— Страшно мне, что если потом бросит, как тебя твой… Люсь, посоветуй, осенью ты категорически заявляла «ни в коем случае». Но ты была горем убита, а сейчас что думаешь? Неужели они все бросают? Люся, ну скажи же что-нибудь! Почему ты молчишь?

— А сейчас ничего сказать не могу…

— Люсь, у меня нервное состояние, я как потерянная и не знаю, как поступить, ведь жизнь решается. А мне даже совета спросить не у кого, только на тебя и надеялась…

— А я ничего не знаю, поверь, это сущая правда.

— Как, не знаешь? Ты всегда такая уверенная была, все знала, ты мне как старшая сестра. Помнишь, ты мне говорила: если любишь, надо ждать и верить, и я ждала, но сколько можно ждать, когда они только одного требуют?

— Теперь я ничего не знаю, может, она и бывает, эта любовь… у кого-то, жди, может, замуж предложит.

— Не очень-то сейчас предлагают, все больше в постель тянут, по залету выходят. Люся, посоветуй, что делать?

— Делай, как сердце подскажет.

— Так значит, ты считаешь, что на это можно пойти?

— Я тебе этого не говорила, поступай, как знаешь. — Люся произнесла эту фразу так холодно и жестко, что сжалось сердце: разговор бесполезен. Никто ничего посоветовать не может.

— А как у тебя дела?

Она мгновенно оживилась и защебетала:

— Встречаюсь с парнем, у нас учится, живет в нашем общежитии, пойдем, познакомлю.

Миша лежал на койке и даже не шелохнулся, когда мы вошли. Люся кружила вокруг него и ворковала: «Мишенька, познакомься с подругой. Кушал ли, или все дуешься, может, чайку поставить? Дружочек, ну, посмотри, какой солнечный денек выдался, или тебе кофейку сварить?» Однако Мишенька даже не привстал, а только чуть повернул голову в мою сторону. Люся подобострастно заглядывала в его глазки, гладила по головке, игриво виляла задом. Но Мишенька только отворачивался, как от назойливой мухи. Люся уговаривала его, как ребенка, а он, как маленький мальчик, надувал губки, и казалось, вот-вот забьется в истерике. Мне сделалась гадко, и я подумала, а мне с дороги даже чаю не предложила, я здесь лишняя. Да он просто хам, а она устилается перед ним, словно все ее будущее зависит от него. К горлу подступила дурнота: ну то, что она с ним живет, это ясно. Только непонятно, почему так унижается? Маленький бирюк, с ляжками и пивным животиком и это в 20-то лет! Вместо того чтобы встать перед женщинами, он всем видом демонстрирует пренебрежение к нам. И перед этим уродом Люся выворачивается наизнанку. Противно смотреть на это безобразие, вон отсюда!

— Люсь, пожалуй, я поеду.

Она не стала меня останавливать, напротив, даже обрадовалась.

— Я провожу тебя, мне за молоком надо. Миша очень любит молоко, а его быстро разбирают, утром я уже бегала, но его еще не привезли.

— Люся, как ты можешь пресмыкаться, ведь он измывался над тобой, да еще при мне? А ты, как побитая собачонка, бежишь за молочком, что с тобой, Люся, отчего ты переменилась? — прорвало меня.

— Нет, это вовсе не так, ты ничего не знаешь, он неплохой, мы вчера поссорились, а он обидчивый, но отходчивый, — скороговоркой оправдывалась она.

— По чьей вине поссорились? — перебила я. Люся виновато потупилась. — Объясни, отчего ты, веселая и независимая, превратилась в жалкую прислугу?

— Нет-нет, ты ничего не поняла, все совсем не так, — заверила она, однако слова бессильно повисали в воздухе. Мне подумалось, что она пытается убедить не столько меня, сколько саму себя. В груди больно защемило, так вот она какая женская доля, неужели и мне придется так унижаться? Нет, никогда, я до этого не опущусь, уж лучше одной остаться, чем попасть в рабство.

— Люся, разве это любовь? — спросила я резко.

Повисла тяжелая тишина. Было такое ощущение, что я угодила прямо в больную точку. Люся отвела глаза и понуро призналась:

— Татьяна, мне замуж пора.

— Да любишь ли ты его? — Она не ответила, но на ее лице обозначилось выражение виноватости. — Не любишь, но рассыпаешься перед ним, отчего?

— Я же сказала: мне замуж пора! — настаивала она.

— Но не таким же способом.

— Я виновата перед ним, — опустив голову, пробормотала она.

— И что, всю жизнь будешь ползать на коленях или только до загса?

Она стояла передо мной совершенно обескураженная.

— Да и чем же ты провинилась? Ну ошиблась, и что теперь — всю жизнь будешь виновата? И никакая это не провинность, а несчастье. Да кто сейчас девочками выходит? Другие с детьми выходят и не чувствуют никакой вины. — Мне захотелось возмутиться так, чтобы она поняла, что нельзя унижаться, но вдруг ужалила ядовитая мысль: что если и на меня нападет такой страх? И я взмолилась:

— Люсенька, но ведь ты даже не любишь его, а пресмыкаешься, будто он твой последний шанс? Ты молода, симпатична, ты еще встретишь любовь.

— Мне двадцать один, мне замуж пора! — сухо отрезала она.

— Но не тридцать один, да я бы и в тридцать не стала бы выходить таким способом, да еще без любви, — истошно доказывала я.

— Я не хочу оставаться одна, — гневно ответила Люся.

— Подумай, что ты несешь, — в такие годы боишься остаться? Это же просто смешно, я даже не помышляю ни о каком замужестве. А как же любовь, ты от нее отказываешься, ведь мы столько говорили о ней?

— Какая уж теперь любовь мне, устраиваться надо…

— Устроиться можно и в тридцать! Да что ты уперлась в это замужество, еще образование не получила, а заладила: замуж, замуж, замуж, будто речь идет о жизни и смерти! Ей-богу смешно, да что с тобой происходит?

— Сама ничего не понимаю, страшно мне, вот и все, устраиваться надо.

— Люсь, неужели ты хочешь одиночество вдвоем?

— Это все равно лучше, чем совсем одной.

Ее откровенный страх потряс меня. Нездоровая зависимость и невротическое желание заполучить мужа невольно передались мне. Я долго не могла опомниться от разговора, в голове вертелись мучительные вопросы: неужели на любовь нет даже надежды, неужели и мне придется пристраиваться? Неужели и у меня осталось мало времени? Мне казалось, я еще девочка, и рано озадачиваться замужеством, но, оказывается, уже пора, и мне угрожает одиночество. Но как и почему всего за один год из свободной жизнерадостной девушки Люся превратилась в жалкую курицу? Неужели и я через год стану такой же жалкой и буду рада за любого мужика пойти?

Разговор с подругой расстроил нервы, я даже забыла, зачем приехала. Люся была единственной душой, с кем я могла свободно говорить о любви, все остальные о ней даже не заикались, а говорили, надо замуж. И вот эта замечательная и необыкновенная Люся отступилась от любви, променяла любовь на устройство. Выходит, у меня больше нет подруги. Как связалась с мужиками, словно бес в нее вселился, и что они с ней сделали? То она завывает от горя, то перед мужиком унижается, которого и мужиком-то назвать трудно. А со мной даже знаться не желает, однако она очень искренна. Никто ничего не может посоветовать, только самой решать свою жизнь, вот что я поняла. А сердце подсказывает: не хочу его терять, и значит, надо отдаваться, но вдруг бросит? Ну, хоть бы кто-нибудь подсказал, как быть, может, с мамой поговорить?

— Мама, скажи, все мужчины бросают после этого?

— Да нет, не все, некоторые, напротив, привязываются.

— Даже так? — удивилась я и подумала, можно рискнуть.

— Бывает и так: захочешь бросить, да никак не отвяжешься.

— Мама, так как же узнать, бросит или привяжется?

— Заранее трудно: одному надо дать, а другому ни в коем случае! Тут чувствовать надо.

— Но как же без опыта чувствовать?

— А почему ты заговорила об этом, — встревожилась она, — глупость задумала?

— Этими глупостями мои подруги давно занимаются…

— Что, в подоле принести хочешь? — злобно закричала мать. — Да отец разорвет тебя! Стыд-то какой от соседей! Или что — аборт делать?

Я перепугалась, а когда она успокоилась, я осторожно продолжила:

— Сейчас через постель выходят замуж.

— Но твоего Женьку этим не возьмешь! — возразила она.

— Мама, но ты же сама сказала — не угадаешь.

— Выйди сначала, а потом и делай, что хочешь!

— Мама, но как же я выйду, если меня из-за девственности бросают?

— Кто полюбит, тот предложит.

— Но я люблю Женьку и не хочу его терять, как мне быть?

— Другой найдется, а твой Женька все равно в мужья не годится: болтается от одной к другой.

— Откуда ты знаешь?

— Поживешь с мое, тоже будешь знать.

— Ты хочешь сказать, что он на мне не женится?

— Таких, как он, женить надо, а ты растяпа, тебе его не поймать!

— Я не хочу никого ловить, я по любви хочу.

— Ну, дай Бог, дай Бог, я вот жизнь прожила, а любви так и не видала.

Разговор с мамой окончательно выбил меня, единственное, что я поняла: пока на своей шкуре не испытаешь — ничего не узнаешь. Чем больше пытаюсь разобраться в этой половой жизни, тем больше запутываюсь, а времечко-то летит, уже 21 год пошел, через пару лет замуж пора… а за кого? Главное, во мне самой что-то назревает, вот-вот жизнь переменится. Чувствую, как организм стремительно развивается: белая грудь наливается, губы внизу набухают, живот подает сладостные импульсы, сердце замирает — все во мне живет в предчувствии потрясающих перемен. С каждым днем я наполняюсь соками, мое естество готовится к главным событиям: стать женщиной и матерью. Мое тело созревает, как сочный плод, еще немного и мне откроется чудесная тайна. И с каждым днем во мне нарастает тревога: что ответить, если поставит вопрос ребром? Нельзя, чтобы застал врасплох, надо все взвесить и определиться, хотя бы для самоуспокоения. Чем больше думаю, тем больше запутываюсь, в голове неразбериха, я хватаю тройки, а в прошлом году, когда не было любви, сдавала на «отлично». Конечно, можно поинтересоваться, собирается ли он жениться. Но так можно и отпугнуть, девушка не может брать на себя мужские обязанности. Но если даже решусь спросить, а он ответит: нет? Ведь и тогда не смогу оторваться от него, а как после этого встречаться? С каждым днем все больше привязываюсь к нему, впитываю его в себя, проникаюсь его словами, его интересами, это скоро произойдет. А для кого мне себя беречь, ведь я ждала его, но вдруг бросит? Мысли мешались, путались и разбегались, и вдруг в голове прояснилось: это неизбежно. Ничего решать не стану, пусть все идет своим чередом, в нужный момент сердце подскажет, может, замуж предложит?

Школьная подружка влетела, как бешенная, и прямо с порога застрочила:

— С Женькой встречаешься, как у тебя с ним, давно виделась?

— Вчера, все хорошо было, а что случилось, толком скажи?

— Видела его с Лидкой Нахабиной.

— Не может быть, — возразила я, — может, ты обозналась.

— Своими глазами видела сегодня!

Все во мне упало, сейчас, когда мы стремительно сближаемся, когда он почти влюблен, и все кончено? Оказывается, у него еще Лидка, но как же это понимать? Нет, это не вмещается в голове, не верю, тут что-то другое…

— У них дружный класс и они часто встречаются, может, вместе с вечеринки возвращались? — робко предположила я.

— Может быть, — предположила подруга, — но надо проверить.

Какое-то недоразумение, утешала я себя, все прояснится, не надо расстраиваться, да какая она ему пара? Ни рожи ни кожи, и ростом ему по пояс, ну и соперница, к ней даже ревновать стыдно.

— Завтра я узнаю у ее сестры, спрошу издалека, — предложила подруга.

— Хорошо, только про меня не говори.

Но как прожить с этой новостью до завтра, как заснуть, когда Лидка занозой засела в голове? И какая подлость, он почти меня раздел и кажется влюбленным. Нет, это нельзя так оставлять — немедленно все выяснить!

— Почему завтра? — сорвалась я. — Сегодня, сейчас пойдем!

Взвинченные и запыхавшиеся мы взбежали на пятый этаж и позвонили, в голове стучала одна-единственная мысль — только бы застать! Дверь открыла сестра, и удивленно спросила:

— Что это с вами?

— Лида дома? — выпалила я.

— На экзаменах. У вас такие лица, будто стряслось что-то.

— Да мы, да я, нет, ничего, только узнать хочу, правда, что она с Женькой встречается?

— А вам-то что за дело? — совсем недоумевая, поинтересовалась сестра.

— А то, что я с ним тоже…

— Она завтра приедет, у нее и выспросишь, но они встречаются.

Внутри ухнуло — правда. А я-то думала на любовь похоже, довериться хотела, так что же, все рушится? Так долго ждала, боролась за него, но почему именно сейчас? Мозг стучал и настойчиво искал выход, вдруг пронзило: а что если он с ней спит? Эта мысль разрасталась в дрожащий ужас: она отобьет его, как та баба — Василия! И что я расстроилась, возможно, мое положение гораздо лучше? Мужики спят с доступными, а женятся на недотрогах, поматросит и бросит. Возможно, уже надоела, замену ей готовит, а потом мне будет замену искать? А я за чистую монету принимаю, его томные взгляды, поцелуйчики — одна фальшь. Хорошо, что еще не отдалась, мама права: ему опасно доверяться.

Я шла к сопернице, а в душе шевелились осколки надежды: а вдруг они уже расстались? Однако Лидка радостно подтвердила:

— Да, мы встречаемся.

Жгучая боль разлилась внутри — это конец. Я потерялась и не знала, что еще можно сказать и тем паче сделать. Я хотела ретироваться и обдумать все дома, но Лида предложила присесть. О чем с ней говорить, подумала я, и что тут можно исправить? Однако соперница повела себя уверенно.

— Наглец, он воображает, что буду терпеть разврат? Неужели надеется, что на глупость пойду? Нельзя выходить за распутного парня! Не знаю, может, тебя такой муж устраивает, но мне такой не нужен! — гневно заключила она. Да он еще и не предлагает замуж, мысленно усмехнулась я.

— Неужели тебе такой гуляка нужен? — спросила Лидка, буравя меня черными глазками. — Как с ним детей воспитывать?

Ее лихая наглость и курьезность ситуации сбили меня с толку: отдаваться опасно, замуж нельзя, так что же с ним делать?

— Что молчишь, или тебя устраивает, — напирала Лидка, вглядываясь в мои глаза, — как с гулякой детей воспитывать?

Но чем больше она распалялась, тем сильнее нарастало сомнение в искренности ее слов.

— Или тебя устраивает такой муж? — повторила она, повышая голос.

— Нет, не устраивает, — растерянно ответила я, недоумевая, какое ей до меня дело? И тут осенило: она с ним спит! Хочет от меня избавиться. Женька — бабник, только я хочу во всем разобраться сама.

— Он сделал нам больно, унизил нас, он считает нас тряпками. Да что он возомнил о себе? Нельзя это так оставлять, надо ему отомстить! — кипятилась Лидка.

— Как отомстить? — растерянно спросила я.

— Надо бросить его одновременно, пусть поймет, что над нами нельзя издеваться! Вот он придет, а ты выскажи и брось его, а потом я!

Однако, какая же ты умная: я брошу, а ты останешься, мысленно усмехнулась я.

— Лида, у меня экзамены, я пойду.

— Так ты его бросишь?

— Ну что же с ним еще делать?

— Так ты ему все выскажешь, да? — переспросила она капризно. Я невольно подумала: ну и хитра татарка, за дурочку держит, но я неуверенно кивнула.

С ходу решать нельзя, если разобраться — все они бабники. Я так долго добивалась его внимания, и сейчас должна рвать, потому что обнаружилась любовница? Да она и раньше была, и я догадывалась, так почему сейчас возмущена? Надо же ему с кем-то спать… вот и спит с ней, а меня бережет в жены, иначе зачем ему со мной возиться? Конечно, это пошло и гадко, но что делать — мужчины так устроены, только я хочу услышать от него самого. Надо разобраться, а бросить всегда успею. Возможно, к обеим присматривается, решает, с кем лучше? Однако имеет право. Не буду ничего не решать, посмотрю, что дальше будет. Мама говорит, женщина должна терпеть, подстраиваться и быть артисткой. Только ситуация слишком унизительная, хватит ли у меня сил выдержать эту грязь? Так я рассудила и вроде успокоилась в печальной безысходности, как накатила злоба, кого же он любит, на ком собирается жениться? Или никого, и вовсе не собирается жениться? Вот именно — болтается от одной к другой, ищет, кто бы дал, а я должна безропотно ждать. А может, надумает жениться лет через десять, когда я состарюсь?! Да и стоит ли унижаться, чтобы выйти замуж, а потом от страха трястись: вдруг бросит?

Да он уже душу вымотал! Вот сижу и жду, когда до меня очередь дойдет, а он развлекается. А я сейчас хочу чувствовать себя девушкой, но только и делаю, что дни и часы считаю, поцелуев, как милостыню, жду! Я переживаю, а он с другой валяется. Сейчас сама могу его послать, а с детьми — уже не смогу. Или дожидаться, пока Лидка родит и женит его? А вдруг обе залетим, так что, он на обеих жениться должен, разве о такой любви я мечтала? Самой бросать легче, чем ждать, когда тебя пошлют. Скоро экзамен, а у Женьке другая, и ничего не понятно, кого любит, нервы уже на пределе. Я не могу ждать, я хочу ясности! Интересно, дома он или с Лидкой милуется? Вместо сопромата, я должна гадать на кофейной гуще — с кем он и где? Нет, терпеть нельзя, надо что-то делать! В домашнем халате я побежала к телефонной будке, но, набрав номер, я растерялась, с чего начать: с Лидки, с себя, или с бабника? А он ответит, я тебе ничего не обещал, и как же глупо буду выглядеть.

— Слушаю вас, — раздался знакомый до боли баритон, в груди защемило, больше никогда не услышу его голос, такой чудный, такой волнующий и родной… никогда, нет, я не готова.

— Слушаю, — повторил голос, нет, не могу сейчас, моя рука упала.

Гнев приостыл: да, он беспутный, да, издевается, но я люблю его, так что же делать? И вдруг стукнуло: готовиться к последнему экзамену. Я вернулась домой успокоенная, открыла конспект, но формулы перед глазами прыгали, превращаясь в вопросы: терпеть или бросить, высказать или промолчать? С кем он сейчас, кого целует, а вдруг больше не придет ко мне? Как завлечь, чтобы других бросил, чем приворожить: постелью или девственностью? Какой тут экзамен, когда мозги раздваиваются? Да пропади пропадом этот сопромат, пересдам, тут жизнь решается — ее не пересдашь!

Неопределенность невыносима, как можно жить в подвешенном состоянии да еще сессию сдавать? Если не решу, что делать, сойду с ума, и никакой сопромат не поможет. Надо срочно его увидеть, придумать что-нибудь такое, чтоб не отвертелся, но что? Может, он меня уже бросил, а я ничего не знаю?! Выходит, напрасно страдаю и мучаюсь? Вот именно, он уже меня бросил, а я голову ломаю — что делать? Надо вырвать его из сердца! Я, как угорелая, опять бросилась к таксофону.

— Же-же-же-ня, это ты? — заикаясь, спросила я, переводя дух.

— Я, а ты что, гналась за кем-то? — засмеялся он.

— Думала, тебя дома нет, а ты дома, оказывается.

— А что, пожар? — усмехнулся он.

— Да, нет, ничего, я хотела, поговорить, очень надо…

И вдруг до меня дошло, голос обычный, похоже, еще не бросил.

— Так что у тебя стряслось, давай поскорей, на консультацию ухожу, завтра экзамен.

Ага, к Лидке на консультацию на всю ночку, пробежало в голове.

— Не телефонный разговор, когда встретимся? — спросила я дрожащим голосом.

— Да что с тобой?

— Нет, ничего, но я хочу тебя видеть, очень хочу.

— Встретимся, встретимся, зайду как-нибудь, — засмеялся он.

— Завтра после экзамена сможешь?

— Завтра нет, — ответил он резко. В голове пронеслось: завтра будет Лидку экзаменовать или другую. А до меня очередь дойдет к следующему месяцу. А вдруг и вовсе не дойдет: встретится с Лидкой, а та ему ультиматум — или я, или она! И он, конечно, выберет ее, потому что спит!

— Ну а послезавтра сможешь?

— Вряд ли, не обещаю, — уклончиво ответил он.

Внутри нарастало возмущение: явно глумится. Верно, к Лидке так прилип, что не оторвешь. Но что тогда от меня хочет? Я едва сдерживалась, чтобы не выпалить правду-матку и мысленно твердила: спокойнее, не надо себя выдавать, иначе никогда его не увижу и ничего не узнаю! Эта мысль пронзила болью, нет, я не хочу его терять, я этого не допущу! Я вырву его из Лидкиных когтей, вырву любой ценой! Только бы пришел! Надо что-то придумать, чтобы его заманить, чтобы не смог отказаться, но что? И неожиданно для себя я выпалила:

— Родители уезжают.

— И что из того?

— А то, что ты можешь ко мне на всю ночь.

— Да? Ну, ты меня и удивила, Лакина, не ожидал…

— Так завтра сможешь?

— Вряд ли, но…

Я ему себя предлагаю, а он еще раздумывает, но, похоже, смягчился:

— А вот послезавтра смогу.

— В восемь, буду ждать.

Ага, сразу клюнул, а то был очень занят, ну ничего, я выведу тебя на чистую воду.

На послезавтра с самого утра меня начала бить дрожь, что придумать, родители-то дома? Женька разгневается, обвинит в обмане, и я никогда ничего не узнаю. Я сидела на скамье возле подъезда в горестном раздумье: вот-вот появится, а как спросить, как выяснить, кого любит, меня или Лидку, а может, другую какую, и сколько нас таких? Это будет выглядеть глупо и унизительно, и ничего я не добьюсь, а только окончательно испорчу все. Лучше бы он вовсе не пришел, хотя это оскорбительно, ладно, пусть придет, а что сказать, придумаю. Только бы пришел еще, а так что-нибудь придумаю.

Идет, улыбается во весь рот, облизывается, глазки блестят, ну прям котяра мартовский. Не радуйся, не на ту напал, зря лыбишься.

— Привет! — радостно поздоровался Женя.

Я взглянула на него, и в груди заныло; как ему идет эта голубая рубашка в полоску. Сегодня он особенно мил и обаятелен, и что-то изменилось в его лице, появилась какая-то трогательная сопричастность, таким нежным взглядом обволакивает меня, внутри все переворачивается. Еще никогда он не смотрел на меня так проникновенно. Интересно, а как посмотрит на меня после этого, неужели, влюбленными глазами? Даже подумать страшно, какое счастье может случиться. Только я уже не узнаю… откуда только вывернулась эта стерва, ведь я уже почти решилась, а что теперь? Хочу, чтобы всегда смотрел на меня вот так трепетно и нежно. Но что сказать, что придумать, лихорадочно искал мозг, еще секунда, две и все пропало.

— А почему ты здесь? — спросил он настороженно.

— Вышла подышать, чудный вечер, всю ночь зубрила сопромат, аж замутило, не выспалась еще.

— Вот и встретила, — констатировал он, — а будто не рада.

— Устала, до утра зубрила, на трояк сдала, днем отсыпалась. Дело в том, что родители не уехали, должны были на дачу переехать, но отложили…

Его лицо вдруг посерело, ощетинилось и застыло в злобной ухмылке. В голове пронеслось: ну вот и все, развернется и уйдет.

— Мы можем поехать на дачу, — нашлась я. Но тут же спохватилась: что я несу, как там буду выкручиваться? На его лице выступила подозрительность.

— Так что, едем? — спросила я

— И далеко дача? — недовольно протянул он.

Так он еще может и не согласиться, с ужасом подумала я, чувствуя, как внутри поднимается возмущение, я готова отдать ему самое сокровенное, а он пытает, далеко ли ехать?! Куражится, пренебрегает, но это уж слишком! Мне захотелось встать и уйти, все ясно: не любит. Я поперхнулась обидой, но сдержалась:

— Минут сорок на автобусе.

— Далеко, — отозвался он недовольно.

Я чувствовала, как внутри все накаляется: только что глядел с любовью, а сейчас рожу воротит, цену набивает. Послать бы подальше и нечего с ним возиться, эгоист и бабник. Его не трогает моя чистота, ему будуар с шампанским подавай! Видно, вчера похоть спустил, и на что ему моя девственность? Успокойся, имей выдержку, твердила я себе, уж бросать, так красиво, а за унижение надо отомстить. Господи, сколько же терпения нужно с этими мужиками, железные нервы надо иметь, чтобы выдержать их выкрутасы. Конечно, догадывалась, что не любит, но не предполагала, что до такой степени, лишь бы согласился, уж я отыграюсь, запомнит он эту ночку, только бы не отказался ехать.

— Ну, ладно, — протянул Женька, словно делая одолжение.

Мы сели в автобус, и Женьку словно подменили: он вдруг повеселел и принялся болтать.

— Мой друг, когда не приходит домой ночевать, говорит, на рыбалку ходил, а рыбка у него килограммов на 50 тянет. А я вот думаю, моя рыбка крупнее, — поведал он, многозначительно улыбаясь и обхватывая меня за талию. — Лакина, нам давно пора на рыбалки ходить.

Я усмехнулась про себя, не радуйся, рыбка твоя сорвется. Говорят, подружка его друга аборт сделала, от горя посинела, бегает за ним и слезы льет. Сейчас измывается надо мной, а поймает — так и вовсе власть обретет! Только я не собираюсь собачонкой бегать, пусть замуж предлагает, а нет — так до свидания.

Однако вскоре мой пыл начал остывать, а что буду делать с ним, зачем ночью на дачу его тащу, что хочу выяснить? Не слепая, вижу, не любит, а до конца не верю. Сидит во мне какая-то упрямая вера, что может и полюбить. Хочу до конца выяснить, пусть честно признается, как относится! Какой бы горькой правда ни была, я хочу знать, потому что вздохнуть свободно не могу! Я не хочу лжи и грязных интриг, нарыв назрел и требует выхода! Лучше один раз горе пережить, чем месяцами томиться в неведении, да душу из меня вытянет. Хватит ждать, когда до меня очередь дойдет. Выходит, тащу его на дачу, чтобы услышать, как он меня не любит? Надо как-то тонко выведать, и не в лоб, да чтобы впросак не попасть, а дача — самое подходящее место и времени будет предостаточно. Только бы не сбежал, а то план рухнет, и так заподозрил подвох, рожу отвернул, да пусть себе хорохорится, мне нравится смотреть в убегающую даль. Неожиданно Евгений развернул меня и порывисто обнял. Наши глаза встретились, и дернуло током: сегодня решается. Он наклонился и поцеловал, голова пошла кругом, слава Богу, отошел, не буду думать плохо, надо надеяться на лучшее.

«Какая красивая пара!» — раздался женский голос, и все в автобусе обернулись на нас. Внутри радостно запрыгало: даже посторонние заметили, как мы подходим друг другу. Я не хочу его терять, я не хочу искать другого, я люблю Женьку! Я ждала его, и он обязательно меня полюбит! Я красивее Лидки, да она и в подметки мне не годится, хитродырая татарка, избавиться от меня хочет, причем моими же руками. Но я выше этого, я возьму его чистотой и искренностью. Нет, я еду на дачу не для того, чтобы отомстить, не для того, чтобы бросить, а для того, чтобы он меня выбрал.

Отрезвев от долгого поцелуя, я вновь ощутила страх — как бы самой на удочку не попасться. Мы подошли к калитке, но ключей в сумочке не оказалось.

— Ну вот, тащились такую даль, а теперь обратно? — возмутился Евгений, словно я намеренно не взяла ключ.

— Главное, от домика есть ключ, давай перелезем через забор, — предложила я.

Женька перелез первым, затем поймав меня, нежно опустил на землю. Мы оказались друг против друга и встали глаза в глаза. Меня пронзило — наедине с любимым в темной ночи.

— И что теперь? — спросила я глазами.

Женька замешался и через минуту ответил глубоким взглядом: это неизбежно. Моя голова оказалась на его груди, и вдруг ударило — жизнь решается. В коленках задрожало, не готова я. Даже не знаю, что это такое, как это бывает? А может, именно так и бывает — неожиданно! Он тоже смущен и обескуражен, словно обоих накрыло воздушной волной, сошедшей откуда-то свыше. Это еще неведомо мне, но как будто уже понятно — это именно то самое, то сокровенное, что соединяет мужчину и женщину. Потрясенная новым чувством, я бессильно опустилась на скамью, и удивилась — как мы оказались здесь ночью? И что, сейчас все решится? Похоже, сердце останавливается…

— Что с тобой? — спросил Женька.

— Перезанималась, тошнит от сопромути, до сих пор не верится, что сдала. Давай подышим воздухом, очень свежо, сиренью пахнет…

Я глубоко дышала, медленно приходя в себя: выходит, сама попалась? Нет-нет, я еще ничего не решила, просто помутилось в голове, перенервничала, сейчас возьму себя в руки, но как я здесь оказалась, зачем? Кажется, хотела выяснить… но как начать тяжелый разговор, за что зацепиться?

— Давай перекусим, — нашлась я, — есть редиска, лук, салат и хлеб.

Он не ответил, но я сочла молчание знаком согласия и облегченно вздохнула: есть время обдумать. Я кинулась на грядку, и принялась яростно дергать лук вместе с комьями земли, в ушах барабанной дробью стучало: с чего начать? Нельзя опростоволоситься, но надо как-то действовать, надо тонко выяснить, какие виды на меня имеет. Ревность выдавать глупо, я ему не жена, он даже в любви не признавался, ничего не обещал, так что имеет право встречаться с кем угодно. Эта мысль сдерживала рвущееся возмущение.

Нож, нервно отбивал чечетку, кроша салат, с чего начать, чтобы не ударить в грязь лицом, не выдать боли? В голову панически лезли всякие фразы, но ни одна из них не подходила. Возбуждение нарастало, надо что-то решать, а повода нет, и вдруг осенило: может, сам повод даст? Наверняка чует неладное, надо момента дождаться.

— Лакина, не строй из себя хозяйку, — сказал он, доставая из портфеля бутылку и, повертев ее в руках, стыдливо добавил: — Шампанское не достал. — Я взглянула на вино, и сердце мое упало — вот она, моя цена, рубль двадцать.

Как легко все выяснилось и без мучительных вопросов. Я ему девственность, а он мне — бормотуху! Я его из армии ждала, а он меня за дешевку принимает! Догадывается, что я девственна, если сейчас такое позволяет, что можно ждать после этого? Лютика паршивого не подарил, а я любви какой-то жду…

Кровь бросилась в лицо: задумал напоить и обработать! Да он и на день рождения притащился с другом — ни подарка, ни открытки, ни поздравления, а весь коньяк вылакали. Он себя дарит! И за это я должна быть благодарна, всю жизнь буду ему должна. Бросать его и все, но только красиво. Все равно этой ночки он не простит, так уж лучше самой, не так обидно. Ну зачем я добиваюсь любви бабника, чтобы сломать жизнь?! Какая любовь с ним может быть?! Не было любви и это не любовь…

— Лидка привезла вино, у нас такого нет.

Я вздрогнула: вот так удача, сам начал и мудрить не пришлось. Лидка из кожи лезет, чтобы опутать, а может, он думает, что и я буду ему вино покупать за то, что он со мной спит?

— Раз сама Нахабина позаботилась о нас — наливай! — сказала я, нервно хохоча.

Я опрокинула полстакана вяжущего напитка, хмель ударил в голову, и напряжение спало. Невероятное ощущение свободы подхватило меня и понесло:

— Какая заботливая у меня соперница, за 100 километров вино тащила, я бы не стала. — Я плюхнулась на диван, наслаждаясь опьянением и свалившейся свободой, вдруг обрадовалась, наконец-то могу высказаться!

Он сидел за столом и молча пил вино из граненого стакана.

— Жень, и не стыдно с двумя встречаться? — осторожно поинтересовалась я. Мне казалось, что я поставила его в тупик, что он смутится, но он спокойно спросил:

— Почему с двумя?

Я опешила и сразу не поняла смысла ответа.

— Что ты хочешь этим сказать? — задыхаясь от страшной догадки, спросила я.

— Это ты решила, что с двумя, — пояснил он спокойно.

— А что, с тремя, или сколько нас у тебя?

Каков наглец, возмущалась я про себя, конечно, подозревала, но не думала, что до такой степени. Значит, он у меня единственный ненаглядный, а таких, как я, у него три, а может, четыре?

— Так ты бы нас перезнакомил, — превозмогая боль, предложила я.

— А зачем?

— Мы хотя бы определились, кто первая, кто последняя, в гареме каждая должна знать свое место. Я, например, второстепенной быть не желаю.

— А это твое дело, — отрезал он холодно.

Нет, он не просто наглец, а наглец циничный. И какой важный, прям султан, да он действительно снисходит до меня. А я еще хотела отдаться, да упаси Господь, хорошо вовремя выяснилось.

И этого наглеца я ждала три года, на любовь надеялась? А ведь он целовал меня до самозабвения, ласкал, шептал на ухо сладкие словечки, а сейчас будто нож в сердце вонзил, как больно видеть всю эту мерзость. А я наивная думала, что могу стать единственной и неповторимой, думала чистотой и верностью тронуть, отомстить хотела, да ему все равно, с кем целоваться, у него таких, как я, полно. Но как унизительно это слышать, зато больше никаких заблуждений, раз и навсегда избавлюсь от страданий. Надо смириться, вырвать его из груди, хорошо, что не отдалась. Пусть знает — у меня есть достоинство. А я наивная хотела распрощаться красиво, да это он меня бросает. Внутри от боли все рвется, но надо держать спину. Хотела правды, вот и давись этой правдой, такой правдой и отравиться можно.

Я сидела на диване, застывшая в своей боли, а он продолжал пить из граненого стакана.

— Налей-ка мне еще, а Лидке передай, вино плохое, в следующий раз пусть лучше везет.

Через несколько минут внутри обмякло, обида улеглась, и вдруг прояснилось: ничего страшного и не произошло, ведь была к этому готова, зря переживала. Если со стороны посмотреть, вышло очень забавно и даже весело.

Хотя можно взглянуть иначе: у него много девушек, значит, любимой нет. Так что не надо торопить события, это не конец, сердце подсказывает — он выберет меня. Только как себя повести — вот в чем вопрос. Видать, разобиделся, сидит, как хмырь, курит, а на меня ноль внимания. Конечно, можно признаться, что наговорила от отчаяния, что растерялась, что обиделась. А вдруг решит, что о меня можно ноги вытирать? Нет, так не пойдет, но надо как-то расшевелить, перейти на дружеский тон, а лучше на юмор.

— Жень, а почему ты такой угрюмый? Тебя столько девушек любят, а ты печальный? — Он не ответил.

— Лужина Надька замуж выходит в субботу, меня в свидетели позвала, — сообщила я.

— Вот и хорошо, шампанское попьем, если пригласишь. Все женятся, — сказал он, тяжело вздохнув, и добавил: — Первая любовь, как первый снег, ее втаптывают в грязь.

Это было сказано так резко, что в груди сжалось: выходит, и мне надо затоптать первую любовь, если его любовь затоптали. Он тоже страдает от безответной любви, может быть, больше, чем я, его предали, а меня даже не любили. Эта мысль погасила злобу, в один миг сердце прониклось состраданием, он разочарован и никого не любит. Нет, он не циник, не наглец, его ранила первая любовь, он до сих пор страдает, мы оба страдаем. Выходит, никто не виноват, печально, но есть надежда, что полюбит меня…

— У некоторых первая любовь сбывается, — робко произнесла я.

Он не ответил, вышел из-за стола и развалился на кровати.

Я обрадовалась: был бы наглым, завалился бы ко мне и начал домогаться, зря волнуюсь.

— Лена замуж вышла, — резко сказал Евгений.

Не может ее забыть, но разве можно его в этом винить? Красивая девочка Лена жила в соседнем доме. Помню, как он еще школьником ходил к ней. Поговаривали, что она издевалась над ним и однажды в доказательство любви заставила пройти по карнизу. Он мыл ей пол, ходил в магазин, представить не могу, что Женька на это способен, врали, наверное.

Сейчас ему тяжело так же, как мне, и он не знает, что делать. Все-таки на подлеца не похож, ну не может полюбить меня, выходит, не судьба. Однако совсем не обращает внимания, неужели я совершенно не интересна? Мы долго лежали молча. Я начала теряться в догадках: если бы он просто хотел соблазнить, то давно бы начал действовать. Значит, не хочет, а чего ждет? А вдруг ляжет ко мне, как себя вести, оттолкнуть? Если нагло и напористо — оттолкну, а если ласково и нежно? Не знаю… вот если бы признался, что хотя бы нравлюсь, не знаю, возможно, и поверила…

Интересная ситуация, кому расскажи — не поверят: мы наедине, а он даже не пытается обнять, выходит, не ветреный и вовсе не бабник. Уж лучше любимому отдаться, чем кому попало, другой, может, еще хуже будет, все они козлы, а Женька еще не самый последний. Был бы безответственный, о детях бы не заикался, а начал бы раздевать. А главное, я уже решила, что он будет первый, но тут эта Лидка вывернулась. Откуда только взялась эта Нахабина? А может, наплевать на нее и рискнуть? Но как наладить после всего высказанного, он даже не смотрит в мою сторону, самой раздеться, что ли?

А что он подумает: сперва допрос учинила, а потом предлагает себя, в гарем согласная. Вот чего дожидается, только не дождется. Так и будем всю ночь в молчанку играть? Видимо, сказать ему нечего. Не стоит голову ломать: не мой он суженый — вот и все. Хорошо бы заснуть, да только все во мне бурлит, не могу смириться с таким безразличием, обидно.

Вдруг Евгений порывисто встал и лег на диван, но поодаль от меня. Он лежал на спине и смотрел в потолок, а его мысли блуждали где-то в небесах. Я почувствовала себя еще более одинокой, чем когда мы лежали на разных постелях. В голове пронеслось: если скажет, что любит, поверю. Так хочется верить, что хотя бы капельку любит. Если солжет, приукрасит, все равно поверю. Но он не хочет лгать, не хочет использовать ситуацию, найду ли я еще такого честного парня? Значит, надо отдаться…

Вдруг он повернулся лицом ко мне, порывисто обнял, потом отстранился и, вновь приблизившись, заключил в свои большие ладони. Он держал меня в руках так осторожно и трогательно, словно боясь, что я внезапно рассыплюсь.

— Лакина, давай поженимся, — грянуло громом среди ясной ночи.

Все, что угодно ждала, только не этого! Своим ушам не верю — что это? От радости у меня отнялся язык — меня выбрал?! Предчувствие не обмануло! А что ответить, а вдруг на одну ночку предлагает пожениться? Шутит, а я на полном серьезе отвечу? А если серьезно предлагает, а я отвечу шуткой? Так что же ответить, чтобы не попасть впросак?

Конечно, я бы поверила, если бы все происходило не ночью на даче, если не знала бы о других девушках. Если отвечу «давай», то надо будет сейчас отдаться, иначе выкажу недоверие. А вдруг он решил отомстить, что на дачу затащила для разборки? Все это слишком неожиданно и непонятно. Я была в полной растерянности и дрожала от страха — обмана боюсь, не выдержу, если бросит, такой пошлости не переживу. Так что ответить? Вот если бы знать, что всерьез предлагает…

— А когда заявление подадим? — выпалила я, но, услышав собственный голос, ужаснулась и сконфузилась: ничего другого не нашла, как эту глупость сморозить, будто себя за штамп продаю.

— Подадим-подадим, Лакина, успеем, — усмехаясь, ответил он.

Высмеивает меня, задребезжали нервы, дурочка, сама все испортила, какой вопрос — такой и ответ. От обиды и слабости вдруг захотелось закричать: «Да плевать мне на этот штамп, не в нем дело, а в том, что не любишь! И никакой загс не поможет, в тебе не уверена, не могу решать жизнь!»

Но я промолчала, и охватило ощущение виновности: ведь я тоже обманула, устроила разборку, а обещала отдаться. А может, спросить: а ты любишь ли меня? А он ответит: нет. И как после этого можно говорить о женитьбе? Нет, он только соблазняет, но каким-то странным образом: не целует, не рассыпает комплименты. Похоже, серьезно хочет жениться, или все-таки играет? Если не решусь, точно бросит, а решусь — шанс все-таки есть. Какие красивые дети у нас могут родиться: мальчик и девочка. Чует сердце — не сможет оставить с дитем… и все-таки страшно. Слышу, как сердце бьется, тик-так, тик-так. И с каждой секундой я теряю его, уходит ночь и уносит мое времечко.

Но здесь и сейчас, на этой грязной постели я должна потерять невинность? Я представляла первую ночь с мужчиной как главный жизненный праздник и непременно с фатой и белым платьем. Но вместо свадебного букета и шампанского получаю стресс и кислую бормотуху. Неужели я не достойна белоснежного наряда и чистой постели? За то, что ждала, в трудные дни поддерживала письмами, даже на шампанское не разорился, а потом предложит по кустам и рыбалкам таскаться? А что будем делать зимой, прятаться от родителей?

Ночь на исходе, а я ничего и не решила. Мы пока рядом, но невидимая черта уже разделяет, с каждой минутой мы отдаляемся. Нет, я не хочу его терять, я не допущу этого — девственностью возьму: не сможет после этого бросить. Значит, надо сказать «давай поженимся» и раздеться, иначе потеряю, но меж нами пустота, но кому же еще отдаваться, если не ему? Многие девушки проходят через это, и я не исключение. Но я думала, что это будет возвышенно и необыкновенно, а тут как-то обыденно и запутанно. Ночь на исходе, тик-так, тик-так — стучит сердце. Но что же он? Спокоен и холоден. Я мучаюсь, извожусь, а ему все равно, лежит себе и думает, дам или нет. Удочку закинул и ждет, тонко действует, а потом заявит: сама захотела. Но на самом деле я этого не хочу, я решаю, уступить или нет. Как я могу хотеть того, чего еще не знаю?

Страх сковал члены, я не чувствую ни малейшей страсти, к тому же это и впрямь может оказаться ерундой, не хватало еще страдать из-за этой ерунды. Только доверься, как он станет веревки вить. Я не хочу жертвовать будущим ради его самолюбия, вообще не хочу жертвовать, хочу любить и быть любимой. Только будет ли у меня в жизни настоящая любовь, а Женьку могу потерять… Вот он еще рядом, близко, очень близко, и можно дотронуться до его щеки, носа, губ, а завтра может стать недосягаемым. В голове не помещается: сегодня можно, а завтра — нет. Где же та грань, перед которой еще можно, а за ней уже нельзя? Я держу судьбу в руках, еще держу, но она ускользает, меж пальчиков утекает.

Ну пусть не любит, но хоть бы сказал, что ему со мной хорошо, весело, интересно. Намекнул бы, что я нежная, чистая и настоящая, хоть чуточку душу отогрел бы, развеял сомнения. Так женится или уже нет, почему молчит? Выходит, самой начинать придется, все самой, а где же его мужское слово? Остается только безрассудство, но я не уверена, его ли я девушка? Зато он уверен в своей неотразимости, не находит нужным даже обольщать, ждет, когда сама разденусь. Только я себя предлагать не стану, не хочу зависеть, не хочу ждать и дрожать: придет — не придет, женится — не женится, и кто у него еще есть. Я человек, а не кукла! Это его вожделение разъедает, а не меня, так пусть предлагает по-человечески. Вот именно, если дорожит мной, а не дорожит — пусть другую дурочку ищет.

Как же безоглядно любила его, как неистово ждала, но за год все перевернулось. Даже не знаю, люблю ли его сейчас? Наверное, люблю, но как-то иначе, страх и недоверие перехлестывают. Да почему я должна напрягаться и окручивать? Я для него недостаточно красива, недостаточно стройна, недостаточно нежна, недостаточно умна и совершенна! И хоть в лепешку расшибись, ничего не изменится: он только позволяет себя любить, снисходит до меня. Не желает даже заглянуть в душу, я ему не интересна! Но ладно, душа вообще мало кого интересует, так его и красивые ноги не привлекают, и моя грудь его не волнует — ничего ему во мне не нравится! Тогда зачем предлагает жениться? Похоже, смеется, а я всерьез приняла, а он с головоломок начал. Надоело бояться, теряться в неуверенности, лучше покончить. Тик-так, тик-так, скоро светает, судьба решается: последний поцелуй.

Вот он еще рядом, но в мыслях уже где-то далеко: похоже, уже простился, а я все бьюсь, все решаюсь. Неужели совсем безразлична? Хочу, чтобы воспылал страстью, значит, надо снять платье. Но как долго смогу удержать постелью — месяц, два или год? Я ответственна за будущих детей. А какие красивые дети могут у нас родиться: мальчик, похожий на него, и девочка, похожая на меня. Но не чувствую его мужское плечо, даже в себе не уверена, будто по тонкому льду иду. А внутренний голос говорит: не сможет бросить, но придется унижаться, бегать и слезки лить. А когда вдоволь наглумится, может, и женится из жалости или долга на пятом месяце беременности. А потом попрекать станет — охомутала. Женитьба их пугает: свободу мы у них отнимаем. Конечно, его можно понять, женитьба — шаг серьезный, но поймет ли он меня? Я как подвешенная, ни на что не могу решиться, а решать что-то надо.

А как должно быть восхитительно в настоящей любви, когда все просто и естественно, и все понятно без слов. Хотя бы раз в жизни испытать подлинное чувство, представить страшно, какое это необыкновенное счастье. А вдруг встречу такую любовь, так зачем мне сейчас вымучивать поддельную?

Лишь бы не сожалеть потом. Один неверный шаг — и жизнь испорчена: девственность надо использовать наверняка. Первый еще какую-то ответственность будет чувствовать, а второй скажет: всем даешь и уже ничего не докажешь. Доказать что ты чиста, можно только однажды. Я хочу быть настоящей невестой, а не фальшивой. И не хочу ничего доказывать: хочу любить и быть любимой. При этой мысли меня охватило ощущение свободы: любовь должна быть как полет. Не буду идти на поводу, не буду исполнять его прихоти. Да, мне больно, обидно и горько, но я выбираю независимость! Скоро светает, тик-так, тик-так — стучит сердце, судьба вершится, а что он, что же? Лицо холодное, непроницаемое. Я мучаюсь, извожусь, а он лежит себе спокойно, делает вид, будто спит.

Комнату прорезал солнечный луч и высветил: ничего решать не надо. Женька встал и вышел, сердце сдавило мутное предчувствие: этого он не простит, но на дне сознания еще дергалась надежда. Женька вернулся, и на его раздраженном лице было ясно написано: все кончено.

Только не надо сожалеть, сама решала, успокаивала я себя, ну и чего добилась, кого теперь ждать? Никого я лучше не найду, а найду — все опять упрется в постель. Если разобраться, Женька вовсе не плохой. Глупая, такого парня опутывать надо, в сети завлекать и любой ценой удерживать. Я попыталась заговорить, но он холодно обрубил: «Дай поспать». Интонация голоса была — отстань, ты уже сделала все, что могла.

Какая же я дурочка, побежало по нервам сожаление, надо было хотя бы признаться, как неистово ждала его писем, как влюбилась еще в девятом классе, как переживала и расстроилась, узнав о сопернице. Может быть, моя искренность тронула его? Все гордость моя, да кому она нужна, эта гордость, что ей докажешь? Перед глазами встал вчерашний Женька: вот он подходит ко мне в голубой рубашке, пленительно улыбается, вот кто-то восклицает, какая красивая пара, потом перелезаем через забор, глядим друг другу в глаза, но все это уже в прошлом, и ничего подобного не будет никогда. Дура, ну какая же дура, сама все испортила, все потеряла за одну ночь, подарила жениха сопернице. Охватило неистовое желание прокрутить вечер обратно и все переиначить. А когда я увидела его бледное отчужденное лицо, почувствовала себя почему-то виноватой, и захотелось оправдаться.

— Женя, ты обиделся? Пойми, мне трудно реши…

— Мне надо домой! — холодно перебил.

Мне стало стыдно за то, что я пыталась оправдаться, за то, что почувствовала себя виноватой. В автобусе мы сели рядом, но Женька демонстративно давал понять, что я чужая. Я пыталась заговорить, однако он оборвал:

— Оставь меня в покое, спать хочу.

Внутри запричитала обида, и захотелось заголосить: неужели ты не понимаешь, как мне трудно решиться! Я не вижу твоей любви, твоей ответственности! И я тебе не жена и не должна ложиться! Женька дремал, и его лицо выражало полную отрешенность, и меня вновь охватила досада, обманула мужика, вот он и отвернулся. Ведь знала, не любят они отказа, не прощают. Я все испортила, захотела выяснить, как он любит, хотя догадывалась, что никак, но зачем-то потащила на дачу. Ждать надо было, терпеть, грызло сожаление, а голос разума перебивал: не надо сожалеть, а вдруг бы залетела? Сейчас он думает: ну не дала, и черт с ней — другая даст, какая же это любовь?

Жгучие обида и отчаяние сменялись страхами и ревностью, заглушались чувством достоинства и голосом девичьей чести. Вдруг внутри что-то щелкнуло и надломилось: устала бороться с собой, с ним и за него, устала бояться, хочу спать. Видно, не судьба и надо смириться и успокоиться. Не было никакой любви, была игра, кто кого обведет, но ведь любовь — не футбол. Навалилась усталость, ночные картины развеялись, сознание протрезвело: нет любви и все бесполезно! И не придет он на свадьбу, обиделся, и нечего его звать, только лишний раз унижаться.

Однако когда я выходила, зачем-то ляпнула:

— На Надькину свадьбу-то придешь?

— Позвони, — отозвался он с вялым безразличием.

Я вышла из автобуса и обрушилась на себя, ну зачем унижаюсь, зачем цепляюсь за него, он морду воротит, а я цепляюсь? Люсю осуждала, что пресмыкалась, теперь сама уподобляюсь ей. Я поступила правильно: хочу сохранить себя, свою чистоту для настоящего чувства, для настоящего мужчины. А если у Женьки намерения серьезные, он оценит мою ответственность. Вот и проверю, как он хочет жениться! А не хочет, пусть катится к Лидке и ей нервы мотает, еще неизвестно, кому повезло. Однако на дне сознания скрежетала досада: все-таки оплошала. Опустошение, усталость и недосып повалили меня на диван с примирением, пусть катится. К вечеру я поднялась с тяжелой головой, болезненно смутно ворошилось сознание, что случилось что-то ужасное и непоправимое. Жаль не столько его, сколько крушения мечты, веры и надежды. А главное, если все будут бросать из-за этого, как же найти мужа? Но неужели ничего уже не исправить? Не надо отчаиваться, у меня есть шанс — в субботу свадьба подруги: все может измениться. Только не надо раскисать, а заняться собой и сразить его блестящим видом. Я зацепилась за эту мысль, однако сердце упорно шептало: уже не поправить.

Свадебная церемония была в самом разгаре, и я нервно гадала, придет или нет. Судя по недовольному голосу, вряд ли, но в один момент вдруг почувствовала, он здесь, и, обернувшись, увидела за спиной Женьку, и ударила радость — пришел! Женька обворожительно улыбнулся и шепнул на ухо:

— Свидетельница красивее невесты. Лакина, а когда мы с тобой поженимся?

Я обомлела: вот как обернулось! Несколько слов — и все вокруг светится, искрится и поет. Значит, не шутит, значит, вправду решил! И очень скоро я буду стоять здесь в белоснежном платье, а он высокий и обаятельный рядом! Он будет принадлежать мне и только мне, без всяких сомнений и соперниц! А гости будут восхищаться: «Какая красивая пара!» Невозможно поверить, это похоже на сказку. А может, он смеется, за ночку отыгрывается, и колыхнулась тревога — не будет фаты и белого платья?

— Лакина, ты сегодня просто очаровательна, — произнес он, обворожительно улыбаясь. — Так когда поженимся?

В голове замелькали беспокойные мысли — не обольщайся, он играет, как кошка с мышкой, наслаждается, как я заглатываю лживые восхищения и таю от счастья. Однако он впервые отпустил мне комплимент, что же ответить на эту загадку?

— Я рада, что ты наконец-то заметил мое очарование. Жень, я хоть сейчас готова, сбегай за паспортом, две свадьбы разом сыграем, и тратиться не надо! А на сэкономленные деньги поедем в свадебное путешествие.

Он промолчал. Но когда мы вышли из загса, Женька отвернулся и зашагал в другую сторону.

— Жень, ты куда? — закричала невеста. — Поехали с нами.

Он состроил кислую рожу и отмахнулся. Горькое разочарование разлилось во мне до кончиков ногтей: все кончено! Если бы хоть немного любил и серьезно предлагал, то поехал бы со мной. К Лидке намылился или к другой, которая даст, ну и катись, я себя предлагать не стану.

На шумной деревенской свадьбе мое одиночество обострилось: Женьки нет, и уже никогда не будет. Гости веселились, а мое сердце сжимала тяжелая грусть, в шутку предлагал жениться. Кавалеров на свадьбе для меня не нашлось, да я и не хотела никого видеть рядом с собой. Поздно вечером, когда гости стали расходиться, оказалось, что все машины уехали в город. Подруга предложила переночевать у них на сеновале. Я устала от разгульного пьянства, очень хотелось домой, но пришлось остаться. Пахло свежим сеном, деревянным домом, деревенский воздух пьянил свежестью. Я начала засыпать, как вдруг явился свидетель и заявил, что ему негде спать.

— Что, во всей деревне для тебя места не нашлось? — возмутилась я.

— Тебя опасно оставлять здесь одну, в округе полно пьяных мужиков.

— Только не вздумай ко мне приставать! — сказала я непреклонным голосом и огорченно подумала: вряд ли удастся заснуть, когда чужой мужик рядом. К тому же, похоже, он лживый и подлый. Я напряглась в ожидании выпада. Ждать пришлось недолго, он нагло подвалил ко мне под бок.

— Ты что, не слышал? И даже не надейся, я девочка! — запротестовала я.

— А разве я тебе не понравился?

— У меня парень есть, мы собираемся пожениться!

— Так я тебе и поверил, у тебя жених, а ты еще девочка?! — пошло захохотал он.

— А что — так не бывает разве?

— В детсаду бывает. — И он навалился на грудь и больно впился в губы.

— Скотина! Я закричу!

— А здесь никто не услышит.

— В суд подам за изнасилование! Отпусти, скотина, отец измолотит тебя так, что до суда не доживешь!

— Не буду насиловать, не беспокойся! — отступился свидетель и удалился.

Меня трясло от страха, потери сил и возмущения, вот сволочь, какое у него право на меня! Не думала, что так бывает! А если бы я была женщина, то что, обязана ложиться под каждого мужика, которому захотелось?! Что, должна удовлетворять всех желающих?! Мерзкая тварь, на что он рассчитывает? За кого он меня принимает, но даже шлюх нельзя насиловать.

Пронзило острая обида: если бы Женька был рядом, этого бы не случилось. А как чудно было бы, если бы он оказался рядом: разрешилось бы недоразумение, нам надо просто поговорить начистоту. Прошло немного времени, и свидетель предстал передо мной совершенно голый. Ну и скотина, подумала я, что он хочет добиться? Впечатление на меня произвести? Одетый был куда лучше, а тут скелет ходячий с торчащей палкой. Однако какие большие у них эти члены? И эта жуть должна войти в меня? Даже смотреть страшно. Наверное, решил покорить меня своим х..м? Может, рассчитывает, впечатление произвести, ну и дурак! Да меня тошнит от него! Я поняла, что начнется вторая атака, и спрыгнула с матраса, пригрозила сбежать.

— Четыре часа утра, куда побежишь?

— На лавку возле дома! Уйди, меня тошнит! — Внутри поднялось мутное омерзение, хотелось его извергнуть из себя, убраться, скрыться куда-нибудь.

— Дура, бабы за мной бегают! Знаешь, какое удовольствие получишь?

— Вали к своим бабам!

Свидетель удалился. Но через час он опять завалился ко мне уже одетый и больно впился губами в шею. Я закричала: «Убирайся, сволочь! Ты делаешь мне больно!» Я вырвалась и, выбежав, устроилась на скамье. И тут меня осенило: а Женька даже пальцем меня не тронул, хотя у него на это было куда больше прав, он благородный. Этот наглец даже поухаживать на свадьбе не удосужился, а сразу давай валить, маньяк какой-то! Острое сожаление перехватило горло, надо было настоять, чтобы Женька поехал. Немного подремав, я встала совершенно измученная и разбитая. Выйдя во двор, заметила, что гости, едва продрав с похмелья глаза, насмешливо глазеют на меня. Подошла какая-то девушка и шепнула: «У тебя на шее засосы!»

Кровь бросилась в лицо, эта мразь отомстила за отказ! Да еще и смеются надо мной, я и виновна оказалась!

Надя, увидев меня, пошловато заиграла глазками, уж не влюбилась ли?

— Твой свидетель всю ночь меня осаждал, едва отбилась, — грубо отрезала я.

— И что, не понравился? — спросила она, играя скабрезной улыбочкой.

Меня передернуло: сама с мужиками валяется давно, так думает, что и я? Ей моя чистота глазки колит, поэтому хочет грязью вымазать! Так, может, это она шепнула свидетелю, чтобы подвалил? Ольга предупреждала: с ней опасно дружить — она парней отбивает.

— Зря отказалась, он не женат! — сказала Надя насмешливо.

— Чего ты ухмыляешься? Я в шоке, а тебе смешно?! Да в своем ли ты уме? С какой стати я должна ложиться под чужого мужика? Он не интересует меня ни в каком виде, — закричала я, — и прекрати смеяться, ты же знаешь, что у меня Женька! Я вообще девочка!

— А что же ты девочка до сих пор? — сказала она насмешливо. — И где твой Женька?

Я смотрела на Надьку какими-то новыми глазами, передо мной открылась ее вся пошлая сущность: зачем она пригласила меня в свидетели? Гости перепились, как свиньи, голосят непристойные частушки, дерутся, а я должна взирать на это безобразие и делать вид, что мне весело, когда свидетель жениха выставил меня на посмешище? Мне плохо, а она смеется, какая же она подруга после этого?

— А может, заявление в милицию подать за попытку изнасилования? — Надя смотрела на меня обескураженно, не понимая, отчего я переменила тон. — Или тебя моя девственность раздражает? Не переживай, старой девой не останусь! Счастливо догулять!

— Но ты моя главная подружка, и как же ты уедешь?

— Я не могу здесь оставаться, я чувствую себя плохо. Принеси какой-нибудь платок или кофточку прикрыться.

Сев в автобус, я разревелась: какая-то скотина вываляла меня в грязи, так что все тело вспухло и зудит. Похотливая гадина лапала меня, потому что я одна, а Женька меня на произвол судьбы оставил, ни капельки не любит. А был бы рядом, этого бы не случилось. Я приехала домой и сразу залезла в ванную. Я терла кожу, пытаясь смыть налипшую грязь. Потом сделала компресс из бодяги и заснула.

Вечером пришла мама и спросила:

— В последнее время ты исхудала, под глазами круги и пропадаешь где-то, что с тобой?

— Женька замуж предложил.

— Да? — радостно переспросила мама. — И что ты ответила?

— Пока ничего, слишком неожиданно, думаю…

— Бабник твой Женька и выпить любитель, какой из него муж?!

— Многие гуляют, а женятся и остепеняются, — вставила я осторожно.

— Горбатого могила исправит. Рано тебе замуж, институт кончи, хотя бы до пятого курса дотяни, а то и декрет, и диплом, успеешь еще нахлебаться этого счастья!

— Я ждала его и все-таки люблю, — осторожно напомнила я.

— Дочка, пойми, всю жизнь мотаться будет, а ты на руках с дитем будешь реветь. Сама еще ребенок, при мамочке живешь. Что ты про замужество-то знаешь? Думаешь, только спать с мужем-то? Продукты таскать, жрать варить, рубашки стирать и наглаживать! А бессонные ночи с ребеночком? Да ты зачухаешься, а он мужик видный, на таких бабы сами вешаются!

— Ну что ты меня все пугаешь, что, мне замуж не выходить?

— Выходить, но только не сейчас, может, еще другой найдется, не такой оболтус.

— Мам, он учится и работает. Мне двадцать лет, самый возраст для замужества, вот и Надя вышла, а Ольга с парнем давно живет.

— Дело твое, но я тебя предупреждаю, чтоб локти потом не кусала. А по мне хоть завтра выходи! Тебя жалко, хотя пословица: баба кается, а девка собирается. Только до свадьбы не смей, или хотя бы заявление подадите, тогда. Не знаешь еще мужчин, своего добьется и бросит! Что тогда — аборт?

Через несколько дней на автобусной остановке я увидела Женьку с Лидой. Он заискивающе смотрел ей в глазки, виляя хвостом, как кабель, почуявший сучку. Лидка, задрав голову, бросала на него кокетливые взгляды, раскрывая ярко накрашенный ротик. Мы встретились глазами, и торжествующая улыбка заиграла на ее лице: он мой. Я стушевалась и растерялась: выходит, сама отдала. Женька опустил глаза: дескать, извини, но сама от меня отказалась — не дала.

Видать, давно с ней спит, сказала я себе, пытаясь заглушить досаду, так еще и меня хотел охмурить. Смотреть противно: оба пошлые и подлые. И тут меня перевернуло, растерянность внезапно сменилась злостью, я усмехнулась прямо в Лидкино лицо: поехала бросаться в любовную постель! Но обожгла жгучая ревность, Лидку обнимает, а я одна-одинешенька осталась. Я смотрела на них со всем презрением, на которое только была способна. Женька уловил значение моего послания и смутился, но Лидка продолжала победоносно улыбаться. Не могу смотреть на подлое лицемерие! Душило возмущение, но особенно мысль, что уже ничего не изменить. Я заскочила в троллейбус: ревность, обида и отчаяние, смешиваясь с солеными каплями, застилали глаза. Не стоит он моих слез, забыть его, ошиблась, надо начать новую жизнь. Не столько самого жаль, сколько обидно за свое унижение, ничего, пусть теперь Лидке мозги крутит. Нельзя на них обижаться: оба малодушные, но я выше интриг и лжи. Умом понимаю, но как примириться с подлостью? Как возвыситься, чтобы не трогало лицемерие и предательство? А ведь целовал, обнимал, а теперь делает вид, будто ничего не было. Не любит меня… но не любит и ее! Все ее преимущество только в доступности! Она завлекает, опутывает, борется и за ценой не постоит, только неизвестно, кому больше повезло. А вот захочу и вырву его из Лидкиных лап, у меня больше прав на него! Вот возьму и позвоню, еще посмотрим, с кем он останется!

Господи, какие мысли лезут в голову, стыд-то какой, да еще унижаться? Не хватало только себя предлагать. Не нужна ему моя чистота: ему надо просто бабу, все равно какую. Но узнала об этом только сейчас. Умом понимаю, что лгун и бабник, что не стоит моих слез, а только сердце скребет обида.

В сущности, он только затянувшаяся первая любовь, и уже пора повзрослеть и понять: другая любовь будет, другая судьба. Мама права, ничего хорошего с ним быть не может. Но не могу я принять этого, вот сейчас все выскажу ей, только бы дома была! И я с порога закричала:

— Мам, ты дома?

— Дома, дома, да что случилось, что орешь?

— Радуйся — твое желание исполнилось! — сообщила я со злорадным смехом.

— Какое еще желание?!

— С Женькой покончено!

— Да что стряслось, что кричишь, как перепуганная?

— Одна осталась, так что больше можешь не опасаться: замуж не выйду! — истерично закричала я.

— Ты что, плакала, что ли?

— От радости за тебя ревела!

— Еще не хватало плакать из-за этого бабника: радоваться надо!

— Чему же мне радоваться — что одна осталась?! Вот Лидкина мать не давала таких советов, и вот посмотришь, они так и женят его!

— Я сказала правильно, не твоим носом его женить!

— Так что, я, выходит, хуже Лидки? Да она по сравнению со мной просто дурнушка! А вот дала и он с ней остался! А ты учила — ни в коем случае!

— Может, ты и красивее, но ворона! А Лидка — на колу дыру вертит! Она сможет его окрутить, а ты не сумеешь, только нервы измотаешь — и все, поняла?

— Ее-то мать научила, а ты меня чему учила? Если он твоя судьба, то никуда не денется! А вот и делся!

— Как я могу тебя научить, когда сама не умею?

— Тогда не попрекай вороной, я вообще окручивать не хочу!

— Твоего Женьку только окручивать, по-другому не выйдет, так что не реви, раз не хочешь опутывать.

Я разразилась рыданиями, не любит меня, и хоть расшибись. Но я хочу, чтобы меня любили. Проплакавшись, я успокоилась и поняла, что нервы измотаны, а любви во мне будто и не осталось. А я хочу, чтобы меня любили. Мама будто прочла мои мысли и спокойно произнесла:

— Пойми, девочка, когда мужик изменяет да издевается, любовь пропадает. А уж когда до белого каления доведет, как твой папаша, так отвратит, что убила бы — вот какая ненависть возгорается.

— Мама, и что, они всегда издеваются?

— Нет, не всегда, встречаются и хорошие, но редко. А потом еще так бывает, найдется мужик хороший, и ты ему нравишься, и деловой, и денежный, а не лежит к нему душа — хоть режь.

— Раньше думала, достаточно встретиться, посмотреть друг другу в глаза — и все станет ясно, вот она любовь! Но чем дольше живу, чем больше встречаюсь, тем больше запутываюсь. Я уже не понимаю, что происходит. Вчера в глаза смотрел с любовью, а сегодня — плюет. Раньше я не верила, что такое со мной может быть…

— Это еще цветочки, ягодки впереди, — произнесла мама горестно.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Бабой станешь, тогда поймешь, какие еще сложности встречаются. Бывает, понравится человек, и ты ему понравишься, а в постели — никак.

— Как это — никак?

— Нет удовлетворения.

— А почему?

— Разные причины бывают, и от размеров тоже зависит, и потом импотенты бывают, которые совсем не могут.

— Как это не могут?

— Ну не работает у них, больные или порченые.

— Так как же определить, если до свадьбы нельзя, а потом выяснится, что импотент. Как же заранее-то узнать?

— По внешности можно определить, по длине пальцев, по носу. Если пальцы длинные — то и член большой, а если маленькие — крохотный. Но бывают такие большие, такие, что больно женщине.

— Мало того, что трудно любовь встретить, так еще и размеры должны подойти, — ужаснулась я, — как же замуж-то выходить? Мама, у меня совсем голова кругом идет, как жить-то, когда одни проблемы?

— Ничего, все как-то устраиваются, выходят и живут.

— Ну как же выйти, если до свадьбы нельзя, а после свадьбы выяснится, что импотент?

— Когда решите пожениться, подадите заявление, то можно попробовать.

— Мам, да они замуж не предлагают, а в постель тянут, и Василий, и Женька из-за этого бросили. Зачем им добиваться и тратить время на меня, если доступных баб полно?

— Не знаю, — протянула мама растерянно, — в наше время такого не было, нам замуж предлагали, мы девочками выходили.

Сдав сессию, я заболела ангиной. Лежать с температурой было особенно досадно: на улице светило солнышко и цвели пионы. Ангина сменилась приступом меланхолии, мне двадцать лет, самый расцвет, и только бы радоваться жизни, но что-то надломилось внутри. Не знаю, как вести себя с мужчинами. Я хочу чего-то невозможного: пора спуститься на землю, не стоит всерьез рассчитывать на любовь. Но все вокруг только о ней и твердят?! Любовь, любовь — а где она в действительности? Покажите мне ее в жизни? Еще и не видела любви, а на сердце уже вторая зарубка. Видимо, любовь — непозволительная роскошь, и я хочу слишком много. Сама виновата, не стоит грезить любовью, не стоит серьезно относиться к половым отношениям. Все просто делают это, а не драматизируют, это только физиология, вот и Люся говорит, ерунда какая-то, так стоит ли из-за этой ерунды голову ломать? А Надька вообще смеется над моей невинностью. Хватит летать в облаках, надоели шарады и недомолвки! Хочу хотя бы раз пережить искреннее чувство, хотя бы один глоток любви — но настоящей! Вот встречу хорошего парня и отдамся, может, так быстрее найду свою судьбу? Не хочу зависеть от их прихотей, хочу быть свободной — любовь должна быть свободной. Есть выход — надо обрести свободу.

Неожиданно воспалился коренной зуб, и дантист его удалил. Я была очень расстроена из-за потери зуба, перенесенной болезни, прощания с первой любовью.

Я вошла в кабинет клиники, Лазарь Сергеевич окинул меня строгим взглядом без малейшего намека на интимность. Передернуло сомнение — он играет со мной, сколько раз я уже обманывалась в ожиданиях, и все никак не привыкну. Но неужели и врач может делать игривые авансы ради развлечения, наслаждаясь тем, как жертва заглатывает наживку? Видимо, это удовлетворяет мужское самолюбие. При этом в процессе лживой игры он требует от пациенток откровения? Ладно, пусть вылечит, такая любовь мне не нужна. Но я тебя выведу на чистую воду.

— Это было ваше первое сильное сексуально-эмоциональное переживание?

— Да. Но в памяти запечатлелся один яркий эпизод из детства. Мне было лет 12—13, мы гостили в деревне и пили чай из самовара на веранде, как вдруг из леса пришел сын маминой подруги, парень лет 18—19. Стройный, высокий блондин с веселыми глазами, он светился обаянием. На нем была шляпа с загнутыми полями, как у ковбоя, всем своим обликом он смахивал на героя из известного американского фильма. Я потеряла дар речи: он поразил воображение. Я смотрела на него во все глаза, хотя было стыдно разглядывать. «Это мой сын Володя, окончил первый курс университета, приехал на каникулы», — сказала хозяйка. Моя мама заметила: «Красивый». А я подумала — необыкновенный.

«Какая милая девочка, как тебя зовут?» — ласково спросил Володя, разглядывая меня. Я чувствовала, как заливаюсь краской, и пролепетала свое имя. «Танечка, а это тебе», — сказал он, преподнося букетик земляники и очаровательно улыбаясь. Какой великолепный, какой обворожительный — отозвалось в груди. Я понравилась ему, но маленькая, как жаль, что совсем еще девочка. Мне казалось, что за букетиком земляники непременно должно последовать еще что-то, однако Володя упорхнул так же внезапно, как и появился. Хозяйка шепнула маме: «Девушка у него есть, на внешность так себе, не пара она ему». Я почувствовала ревность к неизвестной девушке и подумала, что буду красивее, а когда вырасту, он непременно меня полюбит. Несколько недель меня не отпускало впечатление необычного знакомства и ощущения чуда. Очень хотелось увидеть Володю, но он не появился. Каким-то необъяснимым чувством я поняла, что во мне проснулась женщина. Это новое чувство очень удивило и обворожило меня.

— Вы долго переживали крах первой любви?

— Недели две. Мама, видя мои страдания, отправила меня на Рижское взморье. Мне очень хотелось забыть непутевого Женьку, и я надеялась познакомиться с другим.

— Какие болезни вас беспокоили в последнее время?

— Была простуда с осложнением на бронхи, шейный хондроз.

— А что вас волнует?

— Обман, отчего люди все время обманывают друг друга, особенно мужчины? — спросила я, глядя на него в упор, напоминая об обещанном свидании.

— Я помню о приглашении, но сегодня меня вызвали на ночное дежурство в реанимацию, заболел один доктор. В следующий раз я провожу вас. Но поверьте моей врачебной практике, женщины обманывают больше.

— Возможно, но мы слабее, нам требуется больше приспосабливаться, чтобы выжить.

— Выпейте горошины и позвоните мне через неделю, обязательно позвоните.

Разочарованная, я вышла из кабинета, выходит, будто я навязываюсь, но ведь это он обещал встречу, и ведь это у него горели глаза, я только отвечала. Я была озабочена здоровьем, а он обещал любовь, я поверила и опять обманулась. Выходит, просто лгал, как обыкновенный мальчишка.

Нет, я не должна думать плохо, он лечит людей, делает благородное дело. Только непонятно, отчего со мной ведет себя неблагородно? Конечно, не должна была напоминать, но он сам должен был сообщить о дежурстве. Больно разочаровываться в таком серьезном человеке, ладно, поверю ему, но это будет в последний раз. Только не надо обольщаться, надо помнить слова Жанета. Но если он и впредь будет голову морочить, я выведу его на чистую воду!

Смотрите также

а б в г д е ё ж з и й к л м н о п р с т у ф х ц ч ш щ э ю я