Луч по имени Эй: постапокалипсис

Ольга Станиславовна Ганюшкина, 2023

Прошло десять лет после Большого ядерного противостояния. Выжженная дотла Земля мертва и больше непригодна для жизни. Незадолго до апокалипсиса люди открыли планету, похожую на Землю, и колонизировали её. На Земле оставшиеся в живых люди укрываются в хорошо оснащённых подземных городах-бункерах в ожидании спасательной экспедиции, снаряжённой людьми с колонизированной планеты. Но всё не так просто. В дело вмешиваются гомункулы. Это люди, выращенные искусственно. До апокалипсиса они считались биороботами. Полагая, что их спасать никто не будет, гомункулы решают захватить корабль спасателей. А в это время в подземной лаборатории гениального учёного рождается маленький мальчик-гомункул по имени Эй, от лица которого идет повествование. Он развернёт ход событий в непредсказуемую сторону.

Глава 1

Меня зовут Эй.

Выглядит, как дурацкая шутка, но полное имя звучит как Эй-как-тебя-там. Тому, кто дал мне его, по большому счёту не было дела до меня и моего имени, поэтому он взял первое, что взбрело в голову. Я родился на планете Земля через десять лет после Большого ядерного противостояния. Учитывая все те обстоятельства и общую тенденцию, мне было суждено тихо умереть, как всем, через пару часов после родов, или же в течение недели, как подопытной морской свинке, кем я и был по сути. Но я выжил.

Потому что гомункул. У меня нет тех, кого я мог бы считать своими родителями в строгом смысле этого слова, есть только доноры искусственно изменённого генетического материала. Как и все гомункулы, я очнулся от гиперсна в капсуле достаточно взрослым, чтобы существовать самостоятельно. Мне было тогда около 8 лет. Люди посчитали младенчество ненужной роскошью и пустой тратой времени и исключили его из жизни гомункулов.

Я помню, как впервые ощутил себя внутри своего тела, смонтированного в капсуле на катетерах и зондах. Кто-то склонился надо мной и стал безжалостно выдёргивать трубки, причиняя нестерпимую боль. Наконец сильные руки взяли меня под мышки, вытащили из капсулы и стали трясти, как куклу, пока я не раздышался и не начал кричать, как, впрочем, все новорожденные. После чего меня положили на высокий металлический стол на колёсиках, стоящий рядом. Капсула всё ещё пищала, и почему-то у меня от этого звука болели уши. Жёлтый свет сначала ослепил и заставил зажмурить глаза, но через несколько секунд я приоткрыл веки и начал наблюдать за происходящим.

Тем временем меня вытерли салфеткой, и моё тело сразу окутал холод. Потом стали мазать чем-то жгучим, окуная ватный тампон на зажиме в большую банку из тёмно-коричневого стекла. Меня бросило в жар и накрыло запахом, сбивающим с ног. Я чихнул, и мир, в который я попал, обрушился на меня со всеми своими картинками, звуками, запахами и пока непонятными ощущениями. Я не выдержал нагрузки и отключился.

Мне потребовалось некоторое время привыкнуть к тому, что все мои пять органов чувств работают на полную катушку, и научиться воспринимать окружающий мир, не теряя сознания. Установить такой контроль получилось быстро, но это оказалось не самым сложным.

Логические связки — вот что меня чуть не убило. Потому что, пока я спал в капсуле, мой создатель загрузил мою память. Во-первых, копией своей личности, вряд ли возможно придумать идею похуже. А во-вторых, огромным объёмом человеческих знаний в двести тысяч слов, хотя было бы достаточно и половины. Обычно гомункулам делали загрузку гораздо более скромного размера — словарный запас в тысячу слов и простейшие социальные и бытовые навыки.

Меня лихорадило до тех пор, пока все слова не соединились в семантическую структуру. Это продолжалось очень долго, я думаю, несколько дней или больше. Я помню, как это началось. Металл стола нагрелся от тепла моего тела и начал пахнуть кровью. «Металл — железо — кровь» — внезапно всплыло в моей памяти. И почти сразу же: «Металл — недра — ресурсы», «Металл — оружие — радиация», «Металл — броня — защита», и связки посыпались, как лавина. Как только я приходил в себя, сразу же хватал следующую связку, такую как «Стол — мебель — дом», «Стол — пища — кухня», затем были «Кухня — нож — пища», позже «Нож — оружие — металл», это о том, как они сливались воедино. Этот процесс не закончился и продолжается по сей день, но отошёл на задний план и перестал раздражать.

Постепенно я привык к тому, что мой мозг, получая информацию от органов чувств, делил её сначала на части, связывая каждую с отдельным словом, после чего с помощью логических связок собирал в единое целое знание об окружающем мире. Иногда полученная информация не совпадала с уже выстроенной картиной, и мне приходилось переделывать, но не только из-за необходимости исправлять ошибки в умозаключениях. Всё постоянно менялось, и я, и мир вокруг меня, и моё отношение к нему. Я тогда не знал, что буду делать так всю жизнь, и что это будет одно из главных условий здравости ума и рассудка, потому что со временем разница между внешним миром и внутренним, в лучшем случае, начнёт мешать общаться с другими людьми, а в худшем просто выбросит из социума.

Всё это утомляло меня, лишало сил до полного истощения, погребая в гиперсон. Не очень приятное состояние. Это смерть, временная, с обратным билетом в жизнь. Меня будили, бесцеремонно вытаскивая катетеры и зонды, я кричал и снова терял сознание от избытка ощущений.

Однажды, придя в себя, я обнаружил, что лежу на высоком металлическом столе, одетый в тёплую мягкую одежду. Звуки и запахи больше не терзали мой мозг, я попытался открыть глаза и увидел только белый потолок, без логических связей и выводов. Я немного подождал, но нет, было тихо и безмятежно.

Тело ощущалось сильным и нуждалось в движении. Я попытался пошевелить руками и ногами — они повиновались! Я хотел сесть, но не знал, как это сделать, и если бы меня вовремя не подхватили, то свалился бы со стола. Я поднял голову и наконец увидел того, кто был там всё это время и теперь крепко держал меня за плечо.

Его выцветшие мутные глаза устало смотрели на меня из-под мохнатых бровей. Я увидел глубокие морщины на его длинном небритом лице, полосы грязи на худой шее, торчащей из воротника большого вязаного серого свитера, и седые свалявшиеся космы, собранные в неряшливый хвост под вязаную шапочку с блёстками. Он был таким худым, что дряблая кожа землистого цвета с тёмными пятнами свисала складками с костей. Тогда ему было около пятидесяти лет, но к тому времени возраст уже перестал что-либо значить.

Человек, задумавшись, сжимал моё плечо всё сильнее и сильнее, так что мне стало больно. Я поёжился, наконец он убрал руку — я сидел прямо, выпрямив спину и подняв голову. Он щёлкнул пальцами слева и справа от моей головы, поводил указательным пальцем перед моим носом, и сильно, но аккуратно, толкнул меня ладонью. К моему удивлению, я чуть не упал на спину, но мне удалось ухватиться рукой за край стола. Человек внимательно осмотрел меня, затем взял за плечи и, глядя прямо в глаза, спросил:

— Ты меня слышишь? Ты понимаешь, о чем я говорю? Ответь мне.

— Да, — ответил я хриплым голосом, закашлявшись.

— Наконец-то, — облегчённо выдохнул человек.

Затем он облепил меня датчиками и долго смотрел на индикаторы, попутно заполняя какие-то таблицы в толстой, почти всей исписанной, сильно истрёпанной тетради. Позже я спросил, почему он это сделал. Он наморщил лоб, уставился в потолок и начал думать над ответами видимо сразу на три вопроса — зачем он вообще записывал информацию, почему он кодировал её буквами и цифрами, и почему бумага была способом её хранения. Полученные ответы явно вызвали множество других вопросов, поэтому сразу возникла идея о ненужной трате энергии, и он остановился. «Отстань» — как потом выяснилось, это был унифицированный ответ на большинство моих вопросов.

Пока человек писал в тетради, я осмотрел своё тело. Голова, две руки, две ноги — человек. Слишком ровные конечности, слишком правильные черты лица — по этим и другим едва уловимым признакам быстро становилось ясно, что я гомункул. Многое из того, что я знал и чем владел, было невозможно для людей.

Сначала человек был мрачен и зол, но постепенно расчёты в толстой тетради привели его в прекрасное расположение духа, и он начал что-то напевать себе под нос.

— Выжил? А зря, — он посмотрел на меня и ухмыльнулся, — Ну-ка, скажи «декарбоксилаза», — и, наблюдая за моей реакцией, покатился со смеху. Мне тогда ещё стало понятно, что он редкий упырь.

Я сидел на столе, болтая ногами от скуки, когда позади меня раздался странный звук. Человек поднял голову, и я тоже оглянулся — за моей спиной висел огромный монитор, с которого на нас очень внимательно смотрел другой человек, совершенно непохожий на моего.

— Уважаемый доктор Мортиц, могу я тебя поздравить? — проскрипел человек из монитора, — Всё ли прошло хорошо?

— Представь себе, Тор, что получилось! — ответил тот и начал плести, что уровень моего интеллекта получился чрезвычайно высокий, что почти все современные человеческие знания загружены в мою память, теоретически я бессмертен, то есть могу погибнуть только не своей смертью, что обладаю безграничной памятью, сверхспособностью к обучению, телепатией и гипнозом. На самом деле он здорово преувеличивал, выдавая очень сильно желаемое за действительное, в то время я ничем таким не отличался. Он также сказал, что я больше человек, чем гомункул, и это очень важный научный результат, который даёт надежду на спасение.

Затем он скорчил рожу и одновременно подмигнул мне, как будто я был учёной собакой из цирка, и спросил, сколько будет дважды два. Я ответил: «Четыре». «А четвёрка в кубе?». «Шестьдесят четыре», — немедленно ответил я.

— Что ты здесь подсовываешь под видом супер гомункула? Говорящий калькулятор? — раздался из монитора резкий скрипучий голос.

— Тебя подрывает сейчас то, что я первый? Смирись уже со своим вечным вторым местом.

— Интересно, что заставляет тебя думать о себе как о первом. Я вижу обычного гомункула с весьма средними математическими способностями и ничего более из заявленного. Но нужно отдать ему должное — он единственный, кто выжил после всех твоих манипуляций с мозгом.

Между ними началась перепалка на тему последствий Большого ядерного противостояния, что единственным способом пополнения человеческого ресурса стало выращивание гомункулов, требовалось всего лишь решить задачу их очеловечивания. Путь через усиление интеллекта Тор сразу же посчитал тупиковым:

— Мы же с тобой ходили этой дорогой. Ничего не получилось, мой гомункул не стал человеком. Ты знаешь, о ком я говорю. Почему ты снова создал умного гомункула? Ещё тогда стало понятно, что дело не в интеллекте.

— А в чём же ещё, если не в интеллекте?! — Мортиц перешёл на крик, — Основной признак вида homo sapiens — наличие разума! Мне неудобно говорить тебе такие очевидные вещи, как будто ты третьеклассник какой.

— Ты так и не решил главную задачу, — продолжал Тор, повышая голос чтобы перекричать Мортица, — А именно, исключить женщин из процесса воспроизводства людей. Тебе нужно было создать человека, а ты снова вырастил гомункула, обычного гомункула, хотя, вероятно, очень умного. Ты был последней надеждой, ты же обещал…

Они ещё долго собачились, пока на фразе «Я прошу больше меня не беспокоить» Тор не покинул эфир. Мортиц по инерции продолжал бухтеть в пустой экран, но потом замолчал и долго сидел, опустив голову. Мне надоело торчать на столе, и я спрыгнул на пол. Мортиц поднял на меня глаза и сказал:

— Эй, как тебя там… да так и буду тебя звать, только короче — Эй. Меня будешь звать Док, но лучше не зови меня, — и ушёл в тёмный угол с диваном и тряпками. Вот так я получил своё дурацкое имя.

Процесс адаптации в новом мире занял немного времени — просто однажды я проснулся с ощущением, что я существовал здесь всегда. Комната, где я родился и долгое время жил, не покидая её, хранила миллионы запросов, к которым я ещё не знал ответов. Из-за обилия вещей и беспорядка она казалась меньше, чем была на самом деле. Вдоль стен тянулись шкафы и полки, заполненные коробками, папками, банками, пузырьками и бутылками. Через приоткрытую дверцу в шкафу был виден ужасный кавардак, некоторые ящики были выдвинуты и не задвинуты до конца. В центре стояли два внушительных стола с тумбами, заваленные всяким хламом. Это была научная лаборатория Дока.

Сначала мне было абсолютно нечего делать, поэтому я просто лазил по шкафам, ящикам и коробкам, что сильно взбесило Дока. Но он ничего не мог со мной поделать, я был непреодолимо очарован хаосом гения. Док недолго сердился, до тех пор, пока не обнаружил, что я запоминаю, где что находится, и теперь ему не надо часами искать нужную вещь.

Там было что-то абсолютно невозможное. Я знал названия и общее назначение, но совершенно не понимал, почему это было здесь. Однажды нашёл холщовую сумку, полную пачек банкнот. Я разложил их на столе и стал с интересом разглядывать рисунки и цифры на купюрах. Меня удивило, что в каждой пачке было по сотне одинаковых купюр, и спросил Дока, почему.

— А ты знаешь, что это такое?

— Да, это наличные деньги.

— Так в чем же вопрос?

— Зачем так много одинаковых купюр?

Док подошёл, взял пачку в руки, покрутил её и бросил обратно на стол.

— Денег много не бывает, особенно наличных, — сказал он с кривой ухмылкой.

— Не понимаю, объясни.

— Смотри, — Док взял несколько пачек, — на эти деньги можно купить эту комнату.

— Зачем?

— Чтобы жить там.

— Мы уже живём здесь. Зачем покупать?

Все диалоги о невозможном заканчивались одинаково — Док застывал с открытым ртом, а потом я бывал послан ко всем чертям, не получив ответа на свой вопрос. Я понял его реакцию — он не знал, что мне сказать, и это его очень злило, как мне показалось на первый взгляд. Позже, когда научился читать эмоции, понял, что за маской гнева скрывалось отчаяние. Всё просто — ответы на мои вопросы находились там же, где Док и другие люди искали сами и не находили.

Однажды Док ушёл из комнаты и долгое время отсутствовал. Вернулся, держа обеими руками большую пузатую бутыль, заткнутую пробкой, полную прозрачной жидкости. Это был совершенно новый предмет. Я всю голову сломал над вопросом, где он его взял. После этой странной истории в моем сердце было полно загадок и нетерпения. Я хотел разгадать тайну Дока, но все, что я мог сделать — это наблюдать за ним и чувствовать атмосферу загадочности, парящую в воздухе. Я знал, что за пределами комнаты есть целый мир, полный чудес и приключений. Док пугал меня постапокалиптическими картинами мира так сильно, как только мог, но это только подогрело мой интерес к нему. Я просился выпустить меня гулять или хотя бы взять меня с собой в свои походы, но Док тогда ответил:

— Не надо пугать людей, и без тебя страшно.

Дело в том, что я, конечно же, умел плакать, смеяться и совершать другие движения мышцами своего лица, но не знал, когда и какими мышцами двигать. Док пугался до икоты, видя корчи на моем лице, и называл меня страшной деревянной куклой. Ему даже приходила в голову идея убить меня. Я получился недоделанным, обычным гомункулом биороботом, без чувств и эмоций. Мой интеллект не сделал меня человеком. Я остался жив чисто случайно — Док просто забыл о своих намерениях.

Через некоторое время Док признал своё поражение, и они с Тором помирились. Док впал в депрессию, обозвав себя штамповочной машиной для некачественных товаров. Тор возражал, называя его гением человечества, хотя и не без ехидства. При том, что Док потерял интерес ко всему вообще и ко мне в частности, Тор вдруг понял, что я не просто кукла, но где-то даже человек.

— Не нужно было загружать в его мозг такое большое количество информации, — говорил Тор, — Новые знания там не родятся просто потому, что в них нет необходимости. Следовательно, твой гомункул по сути говорящий калькулятор, и не более того. Нам нужно научить его думать, и тогда будет толк.

— Что за чушь ты несёшь! — вскипая, как чайник, Док вытаскивал толстую, потрепанную тетрадь, исписанную от руки, и бросал её на стол, тыкая пальцами в таблицы и графики, — Он умнее нас с тобой в десять раз!

— Да он у тебя всезнайка, но ничегонепонимайка! Весь в тебя! — припечатывал Тор что-нибудь такое, доводя Дока до белого каления.

Такие драки в онлайне между ними происходили по нескольку раз в день, не только обо мне, но и на другие темы. Заканчивались они всегда одинаково — Тор выходил из эфира, а Док ещё долго ругался с пустым экраном. Я бы смеялся, если бы понимал.

Однажды я спросил Дока, что он имел в виду, когда говорил о моем предшественнике, потому что среди хлама в шкафу меня ждала странная находка. Огромный, мохнатый мотылёк «мёртвая голова» со сломанными крыльями, размером с мою ладонь, лежал в специальной коробке с прозрачной крышкой. Я открыл коробку и потрогал пальцем пушистое тельце. В месте прикосновения внезапно образовалась дырка. Мне тогда пришло в голову, что я был не первым, кто открыл эту коробку и ткнул пальцем в бабочку. Кто-то вроде меня уже забирался сюда и сломал ей крылья. Я спрашивал Дока, кто был здесь до меня. Мой вопрос неприятно удивил его, в ответ он буркнул что-то типа «Фил» и сразу ушёл куда-то. Я задал тот же вопрос Тору. Тот почесал свою лысую голову и сказал:

— Придёт время, и ты все ответы найдёшь сам.

— А что такое «Фил»?

Тор на минуту замер.

— Ты откуда знаешь про Фила?

— Док сказал.

Тор хмыкнул и вышел из эфира.

В конце концов, Тор убедил Дока позаботиться о моем воспитании, хотя его интерес ко мне как к научному проекту был полностью утрачен. Однако было одно обстоятельство, которое чуть не положило конец этой затее. Прояснилось всё очень быстро. Называлось оно «бухло» и регулярно использовалось Доком и Тором для снижения интеллекта до крайне низкого уровня, при котором homo больше не был sapiens, а превращался в животное, такое как крокодил.

Я не понимал, зачем они это делали, поэтому придумал свою собственную версию. Вот она. Человеческая психика — сложная штука с полным отсутствием логики. То, что вчера считалось «хорошим», завтра будет «плохим», и наоборот, потому что существует некоторый контекст, ирония и внешние обстоятельства, которые влияют на оценку. Законы логики были изобретены математиками в целом только для создания компьютеров, и больше ни для чего.

Я думаю, что такие люди, как Док и Тор, с сильным логическим мышлением, регулярно испытывали состояние полного непонимания других людей. А чтобы вернуться в общество, необходимо было снизить уровень интеллекта. Это самая логичная версия, так что вряд ли в ней есть что-то правильное, но другой я не придумал. Я рассказал им о своём умозаключении. Тор хохотал, дрыгая ногами, но не надо мной, а над Доком. Тот в раздражении бегал по лаборатории, как тигр в клетке, и задел руками банку тёмно-коричневого стекла. Та грохнулась об пол и разлетелась на мелкие осколки по всей комнате, а содержимое стало медленно растекаться по полу вонючей липкой лужей. Док энергично запинал стекла под шкафы и столы, а лужу вытер ногой, наступив на грязные тряпки, валявшиеся в углу. Потом он ещё долго ходил, прилипая к полу и ругаясь на чём свет стоит.

Обычно Док либо спал, либо пил бухло и ел корм из большого пакета. Когда что-то заканчивалось, он ходил в поход в супермаркет. Оба слова не имели смысловой нагрузки и остались из прошлой жизни. На самом деле Док бродил по складам бункерного города и всегда приносил одно и то же — пакет с кормом и коробку бутылок.

Однажды Док усадил меня к себе на колени, прихлёбывая бухло, и, помахивая пальцем у меня перед носом, пустился в длинное рассуждение о жизни, делая многозначительные паузы и употребляя в основном междометия. Звучало это примерно так: «Жизнь, она…эх-х…совсем маленький ты…ну-у…всё равно…как-бы…это…так сказать…во-от!». Если я был бы человек, то на уровне эмоций, возможно, что-то бы понял, хотя бы тему разговора, а это уже половина дела. Но в то время я всё ещё был эмоциональным дебилом. Док, увидев мои глаза-пуговицы, сердито сбросил меня со своих колен и угрюмо уставился в пол. Как будто там было написано, что делать дальше.

Тем не менее, оттуда пришла внушительная идея, поддержавшая совсем слабый дух Дока, потому что вопросы сыпались из меня, как из дырявого мешка. Понизив свой интеллект бухлом, он повёл себя как обычный человек, у которого на руках неожиданно оказался гиперактивный восьмилетний ребёнок, каждую минуту задававший под сотню вопросов, на изрядную часть которых ответить было не так-то просто, а на остальные ответов вообще не было. Он создал для меня учётные записи в социальной сети и библиотеке, чтобы я слушал подкасты и обсуждения, а также смотрел видео и прямые трансляции. Ещё показал, как задавать вопросы операционному искусственному интеллекту и играть в игры.

Должен сказать, я был ошеломлён и надолго отстал от Дока, круглосуточно просматривая видео и фотографии и слушая аудио. Сначала игры захватили меня, но вскоре наскучили — слишком легко. И только в онлайн шахматы мы с Тором играли довольно долго.

Ленты социальной сети с фотографиями и видео были гораздо интереснее. Я ещё не покидал помещение, где родился, и больше никого лично не видел, кроме Дока. Даже с Тором мы общались только онлайн. Я не ожидал, что так много людей. Они были все разные и совершенно не похожи на Дока. Я даже подумал, что Док не человек. Мне пришлось сначала разобраться с вопросом, что такое время. Док объяснил мне, что между записями существует временная разница.

Самая странная штука в мире людей — это Время, безжалостный враг из будущего, бесконечность без привязки к конкретным местам и моментам. Люди — конечные, отрезки на прямой, так что им необходимо точно ориентироваться в каждом моменте, будь то секунда или год. Я другой — я луч. Мне было сложно понять, что такое время, пока я не сообразил, что это не просто измерение прошедшего или будущего, а то, что даёт энергию для постоянного изменения и обновления.

Вся человеческая цивилизация есть упорядочивание пространства и времени. На этом держалось в равновесии всё и вся, но этот момент никто не учёл. Никто. Все занимались строительством бункеров, вопросами выживания и восстановления, едой запаслись лет на сто. А накрыло бесконечностью и безвременьем. Будущего нет, прошлое уничтожено, настоящее невыносимо.

Просматривая все видео подряд и читая все записи без разбора, я потратил много времени и сил, принимая их за чистую монету. Как оказалось, большинство публикаций не содержали размышлений или реальных фактов. Регулярно публиковались посты, чтобы похвастаться, продать или начать стычки и шумиху. Профессиональные провокаторы процветали в сети, их публикации привлекали огромное количество комментариев и висели в топе в течение нескольких месяцев. Сначала я читал все топовые публикации и комментарии к ним, пока до меня не дошло, что у них на всех было не более десятка тем. Мне стало скучно, и я перестал их читать.

Долгое время я бесцельно блуждал по сети и в конце концов запутался, обнаружив, что большинство записей в ленте — это разрозненные фрагменты, из которых я мог бы составить лишь приблизительное представление о жизни людей. Хоть какие-то мысли и конкретные факты приходилось выискивать, перебирая кучи информационного мусора.

Во время одной из онлайн сессий вместо Тора на экране появился гомункул. Он был взрослый, с оптикой в глазах, с одним ухом, вместо второго было какое-то оборудование, на макушке — шаровая антенна, на плече — контрольная пластина.

— Кто ты такой? — спросил я, но он продолжал молча смотреть на меня. Сзади подошли ещё два взрослых гомункула, и все трое начали тихо разговаривать, нисколько не беспокоясь о том, что я всё слышу.

— Это он?

— Типа да.

— Он такой маленький.

— Да, материала было недостаточно.

— Он действительно умный, умнее тебя, Фил?

— Вряд ли.

Внезапно появился Тор с криком:

— Почему ты здесь сидишь? Убирайся!

Гомункул медленно встал, посмотрел сверху вниз на Тора, который едва доставал ему до плеча, и все трое степенно удалились.

Я спросил у Тора:

— Кто это?

— Это Фил и его окружение.

— Фил? Расскажи мне о нем.

— Да, вот что я тебе скажу, — неохотно начал Тор, — у Дока есть ты, а у меня есть Фил. Это всё.

Как-то раз я наткнулся на видео с Доком. Видимо, я смотрел его долго и несколько раз, потому что операционный искусственный интеллект спросил меня:

— Вам, кажется, понравилась информация о персоне доктор Абрахам Мортиц, хотели бы вы узнать о нем побольше?

Я ответил утвердительно, и всё, где так или иначе упоминался Док, попало мне в ленту. Как я раньше не догадался, теперь в ленте было то, что нужно. Первым делом посмотрел интервью с Доком перед Большим ядерным противостоянием, где он рассказывал о себе. Собеседники сидели возле горящего камина на фоне коллекции старинного холодного оружия, в антикварных и стилизованных под кожу креслах. В отличие от интервьюера, который сидел чинно, Док раскинул свои длинные руки и ноги во все стороны. Сразу было ясно, кто здесь главный.

Док рассказывал, что родился в семье богатых и очень уважаемых врачей, единственный поздний ребёнок. В юности вёл богемную жизнь. После скоропостижной и внезапной смерти обоих родителей пришлось встать у руля семейного бизнеса, лаборатории генной инженерии, которая занималась улучшением генома и прямым клонированием людей и животных. Пока руководил, заинтересовался наукой. Начал публиковаться и выступать на своём канале, читать авторские курсы в университетах.

— Вы можете хорошо зарабатывать на науке, — развивал мысль Док, излучая счастье широкой улыбкой и спокойствием.

Мне показалось, что он не просто врёт, а нарисовал маску во весь рост и прячется за ней.

Отчасти мои подозрения подтвердились, потому что я нашёл интересный видеоролик. Это была запись эфира Дока с Тором. Судя по красным лицам и заплетающимся языкам, они уже здорово набрались. Док нёс что-то о евгенике и экспериментах над людьми, что за этим сейчас никто не следит, и можно делать всё, что хочешь. Это была единственная мысль в бессвязном потоке слов, и он пережёвывал её около часа. Периодически он начинал рыдать и оглушительно сморкаться в скомканный носовой платок. По Тору было видно, что такое зрелище он наблюдает не в первый раз, и что он просто ждёт, пока Дока отпустит. В общем, непонятно, почему сохранилась запись и для кого она предназначалась. Я позвал Дока и попросил объяснить. Тот, посмотрев ролик, сказал:

— Это Фил записал, не знаю, зачем.

В ленте Дока было много видеороликов, где он разговаривал с другими людьми, сидя за круглым столом. На самых старых записях Док хорошо сложен, высокий, сильный, быстрый, с прямой спиной и густыми чёрными волосами. В более поздних видеороликах все меньше и меньше людей, и они выглядят все хуже и хуже, а разговоры становятся все более злыми и отчаянными. В одном из старых роликов Док сидел за большим круглым столом с людьми в военной форме, а какой-то растрёпанный человек кричал с трибуны, размахивая руками:

— Наша цивилизация идёт ко дну… Вы знаете, что Библиотека Конгресса в огне, и мы не можем его потушить? Вы понимаете, что происходит? Кто рассказал вам о ядерной весне? Да, она наступит. Когда всё перестанет взрываться и выгорать. Всё взорвётся и сгорит, и тогда перестанет взрываться и выгорать. Ключевое слово здесь — "всё". Понимаете?

Человека затем выводили под руки, он сопротивлялся и плакал:

— Неужели всё пошло не по плану? Или конец нашей цивилизации и был план? Поймите, здесь больше ничего не будет, никогда! Земля, как пригодная для жизни планета, исчезла!

Затем вышел высокий мужчина в военной форме и сказал:

— Профессор Терский слегка преувеличивает последствия Большого ядерного противостояния. Я заверяю всех, что ресурсов для выживания людей в бункерах достаточно. Согласно данным наземной разведки, серьёзных повреждений поверхности нет. Через два-три года уровень радиации снизится, и можно будет вернуться к прежней жизни.

На другой записи, сделанной вскоре после ядерного противостояния, Док разговаривал с неонатологами и специалистами по репродукции. Обсуждался вопрос естественного воспроизводства людей. Неонатологи говорили о стопроцентной смертности от синдрома внезапной детской смерти среди детей в возрасте до одного года. Учёные репродуктологи утверждали, что из ста беременностей только две имеют шанс закончиться родами. Причина происходящего не установлена. Неонатологи и репродуктологи, глядя в пол пустыми, испуганными глазами, обращались к уважаемому доктору Абрахаму Мортицу с просьбой обратить внимание на эту проблему и найти нестандартное решение. Док вставал в красивую позу, делал театральные жесты руками худощавого аристократа, и заверял всех присутствующих в том, что генная инженерия скоро решит все человеческие проблемы. Док говорил неправду, все это видели, но всё равно верили изо всех сил. Как в Бога, безоговорочно, без доказательств и без основания.

Была ещё одна запись из того же времени. Док сидел в компании других людей, улыбающийся, в приподнятом настроении, с лицом победителя. Он говорил:

— Женщина теперь не может гарантировать выживание человечества из-за потери функции деторождения. Превосходство женщин в вопросе воспроизводства людей закончилось. Теперь мужчины могут заводить детей без участия женщин. Да здравствует свобода для всех!

Последние слова Дока потонули в аплодисментах и одобрительных возгласах.

Док подождал, пока все успокоятся, и продолжил:

— Я ещё не добился стопроцентного результата, но уверяю вас, что я очень близок к финалу. Нам нужно набраться терпения и немного подождать.

Потом я долго думал о том, что этому красавцу Абрахаму Мортицу пришлось пройти, чтобы стать Доком. Я поставил две фотографии рядом. На первой, он красив, силён и храбр. На второй, через десять лет — сутулый, ужасно худой, грязный и смертельно уставший. Смотрел и не видел сходства, как будто это были два разных человека.

Док может и был маниакально-депрессивным социопатом, но отнюдь не слюнтяем, которого легко и просто выбить из седла. Он отлично знал себе цену, поэтому всегда находилось много людей, желающих сбить с него корону веслом. Тор был лучшим в этом непростом деле, так что они были неразлучны. Их отношения нельзя было назвать дружбой, сотрудничеством, враждебностью, соперничеством. Они были двумя половинками одного целого, хотя и совершенно не были похожи друг на друга.

Тор был невысокий, очень коренастый, с большой круглой проплешиной и густой рыжей бородой. На фоне похожего на гнома Тора, Док выглядел как сказочный эльф: белая кожа, тонкие изящные руки, аристократический профиль, длинные густые чёрные волосы. Тор немного изменился снаружи после Большого ядерного противостояния, время пощадило его. С Доком же время не церемонилось, превратив его в облезлое чучело.

В отличии от Дока, бывшего медийной личностью, Тор был просто блогером, редко появлявшимся в видеороликах. Мне нравилось читать его публикации, они содержали мысли и идеи. Он не позировал и не кривлялся, стараясь понравиться публике. Его тексты были логичны, просты и изящны. Я прочёл его топовый автобиографический блог «Наука как социальный лифт».

Оттуда я узнал, что они с Доком когда-то вместе учились в университете, потом их пути сильно разошлись, но они никогда не теряли друг друга из виду. Социальное неравенство — это серьёзная вещь на уровне инстинкта и привычки. Док родом из богатой семьи, Тор вырос в трущобах, часто голодал, и какое-то время его домом была коробка из-под бытовой техники.

Обучение в университете за Тора оплачивал благотворительный фонд. После окончания учёбы вдруг сложилась очень неприятная ситуация. Тор на самом деле не читал контракт с фондом, торопился и подписал, не глядя, боялся, что передумают. А получилось так, что контракт между Тором и благотворительным фондом — это кредит, и сумма, подлежащая возврату, более чем ужасная. Узнав подробности истории, Док нанял для Тора адвоката, который отлично отбился в суде, и заработал деньги на моральном ущербе. Док всегда был с деньгами на «ты». В общем, без этой истории у Дока не было бы такого сильного научного оппонента, как Тор.

Постепенно у меня накапливались вопросы, ответы на которые я искал довольно долго, но не нашёл, или не получил от Дока или Тора. Самый главный вопрос был обо мне — откуда я взялся и почему я здесь.

На первую часть вопроса был ответ — Док сделал меня «в пробирке» и вырастил в капсуле. На вторую часть вопроса, как выяснилось со слов Дока, ответов было несколько. Он начал бубнить что-то о смысле жизни, запутался, разозлился и отправил меня искать ответы на свои глупые вопросы самостоятельно. Позже он мне сказал, что иногда ответы на наши вопросы прячутся внутри нас.

Другой вопрос — почему я родился восьмилетним — остался без ответа. Обычно гомункулы выращивались как взрослые особи, я первый ребёнок гомункул. Думаю, это просто так получилось, случайно. Как однажды сказал Док, если ты последний родившийся на Земле, тебе можно любые странности. Это просто личный способ сделать мир другим и особенным.

Были и другие вопросы, например, откуда взялся Док? Тот слепил какую-то ерунду про аистов и капусту. Я сразу понял, что он вообще не хотел, чтобы я знал, и это было очень странно. Он же сам грузил мою память человеческими знаниями, в том числе о способе размножения. Но это была теория, а мне хотелось конкретики. Оказалось, что тема о появлении людей считалась какой-то суперсекретной, и ни единого логического объяснения этому факту нет.

Я тогда долго думал, почему в людях вообще нет логики, поэтому совершенно непонятен самый важный вопрос размножения. У людей так много несовершенств и изъянов, но все они живут с этим. Есть люди, которые не полагаются на природные данные. У кого-то нет ни внешней красоты, ни здоровья, а человек успешен, счастлив и доволен жизнью. И наоборот, красив и здоров, вешается от тоски и страданий в юном возрасте. В людях есть что-то вроде второго дна, и для этого нет единого слова. Душа, аура, вселенский разум, тонкий мир — слов много, но они все вокруг да около. Эта загадка кажется неразрешимой, потому что нет необходимости в её окончательном решении. Без неё люди потеряют свою привлекательность. Это то, что можно назвать внутренним способом понимания. Люди понимают, что существует более глубокий уровень бытия, но о нём нельзя заговорить на языке, чтобы выразить и объяснить, только переходить от слов к действиям.

У меня нет тайны, я другой, но чем больше я узнавал про людей, тем сильнее мне хотелось стать человеком.

Вот ещё пример нелогичности людей. Собака заявляется как друг человека. Нелогичность уже с момента знакомства — человек покупает её щенком. То есть люди покупают себе друга. Значение слова «друг» не содержит исключений, то есть оно одинаковое и в отношении людей, и в отношении собак. Почему тогда купить себе друга человека нельзя или осуждаемо в обществе, а купить друга собаку — в порядке вещей, двойной стандарт получается. Вторая нелогичность — собака не может распоряжаться своим потомством. Человек в такой ситуации ведёт себя совсем не как друг, а как хозяин. Щенки либо распродаются, либо раздаются в хорошие руки, либо умертвляются, а собака, родившая их, никакого участия в распределении собственных щенков не принимает. И третья — кто кого выгуливает на прогулке? Я посмотрел миллион роликов, как гуляют с собаками. Она ходит где хочет, а человек ходит за собакой, привязанный к ней поводком, и собирает за ней экскременты. О какой дружбе идёт речь? Я не увидел никаких признаков дружбы ни в отношении человека к собаке, ни в поведении собаки с человеком.

Ситуация с деньгами ещё более нелогична. Однажды, копаясь в вещах Дока, я нашёл жемчужные бусины в красивой резной деревянной шкатулке, обитой изнутри чёрным бархатом. Большие, слегка неровные, розовые и белые, они сияли будто из другого измерения, притягивая взгляд. Я знал, что такое жемчужины и откуда они берутся, но не понимал, для чего они нужны, хотя мне очень нравилось смотреть на них и держать в руках. Док тогда заметил, что он выиграл их на торгах, и они стоили целое состояние.

Я сразу же спросил Дока, что значит «выиграть на торгах» и «целое состояние». Он был очень удивлён моим вопросом.

— Ты не знаешь, что такое «целое состояние»?

— Я не знаю, что это означает по отношению к жемчугу, объясни мне.

Док задумчиво посмотрел на меня.

— Когда говорят «целое состояние», речь идёт о деньгах.

— Я не вижу логической связи.

— А ты построй её, и всё. Хотя, — Док сделал паузу, уставившись на стену, — Не нужно строить. В этом нет никакого смысла.

— Почему?

— Потому что денег больше нет.

— Как нет, а то, что было в сумке?

— Это не деньги, это нарезанная бумага.

— Ты же сам говорил, что это наличные деньги. Объясни, я не понимаю.

Вместо ответа Док разозлился и стал орать, что я тупой, как бревно, всё знаю, но думать не хочу, и надоел со своими вопросами хуже горькой редьки. Мне ничего не оставалось делать, как положить тему «деньги» рядом с темой «размножение» на полку «непонятные человеческие вещи».

Тема с эмоциями была ещё интереснее. Я быстро сообразил, что эмоции связаны с мимикой, с одной стороны, и с ситуацией, с другой стороны. Просматривая видеоролики, я запоминал ситуацию и копировал мимику, пока без внутреннего переживания. Довольно быстро у меня стали получаться радость и смех, удивление, недовольство, страх, гнев и любопытство. Но я понимал, что дело не в привязанности к моим мышцам — дело в привязанности к внутренним переживаниям, а их у меня не было. Это то, что делало людей людьми и должно было сделать человеком меня.

Но были эмоции, совершенно для меня непостижимые. Например, любовь. Я не разгадал эту тайну. «Все, что тебе нужно, это любовь» — что имелось в виду? Я понимаю радость и раздражение, гнев и любопытство, но все они проявляются как реакции на внешние события. А любовь как чувство — это вообще не реакция, она то вдруг появляется из ниоткуда, то исчезает бесследно. Вот и получается, что половина жизни уходит на любовные отношения, выяснение вопросов, которые абсолютно ничего не значат и не приводят ни к каким решениям. Я пришёл в полное замешательство, когда узнал, что любовь напрямую связана с размножением. Попытался спросить у Дока, но он не захотел говорить, сказав только, что любовь — это зло, форма безумия, и всё. Через некоторое время он спросил меня, зачем мне нужно знать о любви. Я ответил, что не понимаю, как это — любить, а главное почему. Док рассмеялся и пробормотал себе под нос: «Ты прав, умник». Тему «любовь» я положил на отдельную полку с названием «требует срочной разгадки».

Самым сложным было научиться понимать контекст, иронию и юмор, а также подстраивать смысл сказанного под мимику и интонации. Для этого мне пришлось посмотреть несколько сезонов сериала «Кротовая нора». Там два астрофизика, изучающих Вселенную, провалились в кротовую нору, построенную инопланетянами. Те не захотели сразу вступать в контакт с людьми и решили сначала понаблюдать и послушать, о чем они говорят, у них были роботы переводчики с любого языка. В течение нескольких сезонов инопланетяне честно пытались понять хоть что-то о людях из их диалога. Док и Тор смеялись так, что попадали со своих стульев, а мне были близки проблемы инопланетян и совершенно непонятны разговоры людей. Тор, каким-то образом заметив непонимание на моем лице, остановил серию.

— Что-то непонятно, не так ли?

— Да…

— Когда они говорят о «ржавых тазах на микрочипах», они имеют в виду свои космические корабли.

— Почему? — опешил я.

— Ржавый означает железный, а «на микрочипах» означает напичканный электроникой. Корабль тоже железный и «умный». Корабль приравнивается к тазу по двум очевидным качествам. Получается глупость, и это смешно.

— Зачем выдумывать и говорить глупости? Я не понимаю…

— Выразить своё возмущение техническим состоянием кораблей в трёх словах. В противном случае ему пришлось бы говорить часами.

Тор велел мне попрактиковаться и придумать сравнения для одного, двух, трёх качеств, как можно более глупые. Я сразу же придумал «Док худой, как капкан», и пока Тор хохотал, Док ужасно разозлился. Так завершилось моё обучение юмору и сатире, но суть я уловил.

Однажды я наткнулся на очень красивые фотографии, но не человека, а места. Я рассматривал их долгое время, и мне захотелось там жить. Я спросил у Дока:

— Что это за место и где оно находится?

Док посмотрел фотографии, закрыл лицо руками, долго молчал и сказал:

— Нет никакого Парижа, и забудь об этом, его никогда не было.

Когда он говорил это, я вдруг почувствовал, что ему невыносимо больно, и спросил почему. А Док вдруг закричал как сумасшедший:

— Что ты лезешь со своим дурацким вопросом, убирайся и не подходи ко мне!

И не разговаривал со мной три дня.

Тогда я осознал, что вся работа, проделанная мною для построения логических связей, была лишь верхушкой айсберга. Мне нужно было ещё научиться составлять ассоциативные связки, такие как «нож — тупой» и «человек — тупой», считывать иронию по интонации и менять значение сказанного на диаметрально противоположное, использовать другие значения произносимых слов, исходя из контекста всей речи, и навешивать на слова новые значения, основываясь на похожем звучании.

Я обратил внимание, что люди могут общаться с помощью эмоций, междометий, мимики и жестов, и в то же время полностью понимать друг друга, потому что у них обычно был общий контекст.

Конец ознакомительного фрагмента.