Ничья

Ольга Романовская, 2021

Если на улице появились носилки с женщиной в алых одеждах, беги! Не слушай музыку, не поддавайся очарованию праздника, не рассматривай украшения и не мечтай оказаться на месте той, которая расточает улыбки. Сборщица пришла за живой данью, и если ее перст укажет на тебя, будущее твое предопределено. Из храма наслаждений не возвращаются, покупатели на рынке наложниц думают только о своем удовольствии. Но если ты все же попалась на глаза сборщице, борись до конца и не закрывай сердца для любви.

Глава 3

Партию таки набрали, во всяком случае, об этом шептались девушки, которых втолкнули в фургон на следующий день после моего отбора. Сами они забираться не хотели, кусались, брыкались, но грубая солдатская сила победила. Свои своих. Может, те мужчины думали о собственных сестрах и дочерях, даже радовались, что забрали не их. Убеги кто-нибудь из нас, унизительный смотр продолжили бы.

Я оказалась права, фургонов было несколько. Увидела их в последней точке путешествия сборщицы — очередном небольшом городке. Там нас ненадолго выпустили размяться и нормально справить нужду. Прежде приходилось довольствоваться походными средствами. Отобранных девушек выгуляли на пустыре позади огородов, а после заперли в старом храме. Все девяносто душ. Девочки оказались разными: от практически детей, то переживавших последние годы молодости. Никто не плакал. Устроившись, кто на полу, кто на ступеньках хора, мы покорно ждали, пока приведут последних двоих. Особо любопытные отыскали лестницу и приставили ее к небольшому узкому оконцу. Одна девушка забралась наверх, другая страховала.

— Началось, началось! — горячечно сообщила та, что наверху, молоденькая жгучая брюнетка. Я бы дала ей лет шестнадцать, но мягкие черты порой вводят в заблуждение. — Их, как нас, выстроили.

— Много? — подала голос та, что снизу, тоже темненькая, но шатенка.

— Какая разница? — зло отозвалась со своего места обладательница внушительного бюста из моей партии. — Позлорадствовать хочешь?

— Вовсе нет! — обиделась девчонка и замолчала.

Я ей чуточку завидовала. Все окна в храме высоко, на галерее, даже с лестницей достанешь. Только одно на хорах, но его заняли девчонки. А так хотелось в последний раз взглянуть на нормальную жизнь! Впервые задумалась, какая участь меня ждала: рынок или храм? Один мужчина или множество каждый день? Достаточно ли я хороша? Да лучше бы родилась уродиной! Нестерпимо захотелось умереть, но молитвы не долетали до ушей небес. Может, потом? Умирают же от горя? Или удастся сбежать. О, если смогу, вырвусь на свободу, пусть сборщицу казнят! Непременно нужно сделать это после границы, чтобы проклятая женщина в алом не могла подыскать замену. Или?.. Уже осмысленно огляделась, выискивая лазейку. Когда речь шла о собственном спасении, не до блага других. Солдаты дежурили перед дверьми, вряд ли оцепили храм. Всеобщее внимание приковано к отбору, к рядам новых несчастных, между которыми расхаживает женщина в красном. У меня есть шанс… Хм, а вот и второе небольшое окошко. Оно притаилось за хоругвями, поэтому я его сразу не заметила. Окно выходило на небольшой сад, потому интереса для юных наблюдательниц не представляло. Тем лучше. Встала и поплелась вдоль стен. Вот так, пусть думают, будто в отчаянье не знаю, чем себя занять. Все ближе и ближе. Первая ступень, вторая… Никто не остановил, все заняты собственными переживаниями. Через пыльное окно виднелась свобода. Прижалась к нему лбом, делаю пару вздохов. Нужно найти шпингалет и исхитриться пролезть. Объективно оценила свои формы и в который раз порадовалась, что уродилась серединка на половинку. Девчонкам, шепотом комментировавшим происходящее за площади, конечно, легче, но тетя Нэт всегда говорила, что без труда даже удача не поможет.

Долго не решалась поднять крючок, все боялась: остановят. А когда палец уже нащупал заветную железку, судьба громко рассмеялась в лицо.

— Еда! — раздалось за спиной.

Побег пришлось отложить. Надеюсь, потом представиться случай.

В храм в сопровождении солдат вошли несколько женщин с мисками и кастрюлями с мясной похлебкой. Мы по очереди разобрали посуду, наполнили ее темной жидкостью и расселись на прежние места. Ели немногие, большинство в прострации сжимали миски. Я через силу запихивала в себя похлебку: чтобы сбежать, нужны силы. Только вот с каждой минутой мечта вновь очутиться дома казалась все более несбыточной. Фрегийцы словно читали наши мысли, предчувствовали каждый шаг.

Недостающих двух девочек привели скоро. Я полагала, мы промаемся в неведении до вечера, но сборщица управилась быстро. Она выбрала двух юных шатенок. Ничего особенного, но женщина хотела скорее покончить с отбором. Видимо, уже нашла тех, кто обеспечит ей счастливую старость.

— Ну вот, — сборщица обвела нас пристальным взглядом и широко улыбнулась, — теперь вас ждет путешествие во Фрегию. Не надо плакать, лучше думайте о том, что вы избранные. Вас научат тому, чего никогда не узнают ваши сестры, вы будете служить могущественной богине, ублажать лучших мужчин империи. Не стану скрывать, придется тяжело, но, если вы постараетесь, возможно многое. А теперь несколько правил.

Алая ткань заструилась по воздуху, зачаровывая, приковывая взгляд. Поневоле забываешь, кто перед тобой, любуешься прошедшей неведомую школу женщиной.

— Некоторые пробовали убивать сборщиц. Подобные мысли сейчас тоже наверняка посещают ваши головы. Так вот, моя жизнь ничего не стоит, зато моя смерть изменит ваши кардинально. Они закончатся здесь и сейчас, а в Рьяне проведут новый отбор, заберут вдвое больше девушек и выборочно казнят десяток мужчин. Решайте сами, стоит ли рисковать.

Она прохаживалась между девушками без охраны, прекрасно сознавая: никто не осмелится поднять на нее руку.

— Вы заранее хороните себя, — продолжала сборщица; каблуки звонко стучали под сводами храма. — Но у каждой есть шанс. За него надо бороться, девушки, будущее определено только у тех, кто останется в храме. Постарайтесь понравиться жрецу, улыбайтесь, соблазняйте и не сопротивляйтесь.

Последний глагол вызывал опасения. Разве выбранных для рынка тоже насиловали, или женщина имела в виду что-то другое? Наверное, иначе какой смысл нас продавать?

— Сейчас вас осмотрит врач. Если кто-то окажется бракованной, ее заменят.

— Мы не вещи, чтобы так о нас говорить! — подала голос все та же брюнетка со вздорным характером.

Мысленно я была с ней солидарна. Все происходящее напоминало дурной сон, потому что не могло происходить в действительности. Нужно только ущипнуть себя, и морок развеется. Увы, никуда не девался, на коже оставались лишь синяки.

— Вещи, — припечатала сборщица. — Отныне у вас нет ни имен, ни фамилий. Я дам каждой кличку, которую вы будете носить до конца дней. Если повезет, жрец или хозяин сменят ее, а нет, навсегда останетесь Лютиком или Ягодкой.

— Хватит это терпеть!

В храме назревал бунт. А я-то решила, слова сборщицы убедили всех сидеть тихо. Вслед за брюнеткой встала другая девушка, потом еще и еще. Готовые растерзать, они заключили в кольцо женщину в алом, требовали немедленно отпустить их. Я предпочитала не вмешиваться, заняла выжидательную позицию. Как показали дальнейшие события, абсолютно верно. Сборщица не стала вести переговоров, а зычно кликнула стражу. Она быстро скрутила бунтовщиц, одарила ножными и ручными браслетами. Остальные девушки, сгрудившись в уголке, молчаливо наблюдали за происходящим. Выводы из преподанного урока мы сделали.

— Радуйтесь, что я не решаю вашу судьбу, — процедила сборщица и поправила порванную в нескольких местах ткань. — Иначе половину сразу отправила бы в храм на низшую ступень. Но у вас еще есть шанс одуматься. За второе такое выступление прикажу наказать плетьми. Сами понимаете, любой дефект лишает шанса стать наложницей. И если вы по дурости своей полагаете, будто это постыдно, заверяю, храм в сто раз хуже. Или надеетесь обольстить молоденьких служителей? Напрасно! К жрецу вам тоже не пробиться, девушки крепко держатся за место. А если вдруг он из интереса или со скуки прижмет вас пару раз, так и не вспомнит через пять минут.

Высказавшись, женщина уселась на складной стул и велела расстелить простыню на галерее. Вскоре появился врач. Старичок даже не взглянул на нас, что-то бормоча себе под нос, быстро поднялся по ступеням.

— Ну, теперь по одной наверх, — скомандовала сборщица.

Спасибо, хоть осмотр непубличный, но раздвигать ноги перед мужчиной… Хотя все равно придется, Джанет, привыкай.

Девушки не спешили выполнять указания, пришлось сборщице вмешаться. Первыми она направила наверх бунтовщиц. Их цепи громко грохотали при каждом движении, каждая ступенька давалась с трудом. Осмотр длился от силы пару минут, но возвращались девушки пунцовыми от стыда и категорически отказывались рассказывать, что с ними делали.

Я очутилась примерно в середине списка. Когда палец сборщицы ткнул в грудь, вздрогнула и с надеждой огляделась: вдруг ошиблась? Но никто не спешил вставать, наоборот, все сочувственно уставились на меня. Прежде я взлетела бы на галерею за считанные мгновения, а теперь волочила ноги. Впереди ждали стыд и позор. Меня превратили в вещь. И почему? Только потому, что императору понадобился новый клочок земли, а продавшаяся завоевателям женщина в алом указала на меня. Есть ли у нее дети? Глупый вопрос, Джанет. Такие детей не рожают и замуж не выходят.

Храмом давно не пользовались, и он пришел в запустение. Из него вытащили мебель, даже сняли хоругви. Такое не происходит просто так, что-то случилось. Даже если бы построили новый храм, в старом бы остались служительницы. Божий дом не бывает пуст. Да и город явно не из богатых, откуда взяться деньгам на новый храм? Пусть из фургона толком ничего не разглядишь, я не заметила дворцов, брусчатка тоже только на главной площади. Выходит, храм осквернили. Уж не фрегийцы ли? Воображение мгновенно нарисовало страшную картину: с треском ломаются двери, внутрь врываются обезумевшие чужаки, ловят тщетно надеющихся на поддержку небес служительниц. Место для единения с богом превращается в оргию. Ведь не просто так нас, приговоренных удовлетворять чувственные прихоти фрегийцев, держали здесь. Может, сборщица надеялась, что мы надышимся воздухом безудержного разврата.

— Я здесь.

Вздрогнула и повернула голову. Возле расстеленной на полу простыни стоял врач. Он не торопил, просто смотрел, даже мысленно жалел.

— Тяжело, верно?

Кивнула и провела рукой по каменной кладке. Холодная.

— Когда-нибудь это закончится, — продолжил врач и вымыл руки в глиняной плошке. — Все когда-нибудь кончается.

— Вы давно?..

Закончить вопроса не сумела, но врач и так понял.

— Дважды. Сборщицы заканчивают выбор девушек в разных городах, пекутся о своей безопасности. Подходи, не бойся. Я стар и девичьими прелестями не интересуюсь.

— Вам… вам за это платят?

Я не видела иной причины участвовать в унизительном мероприятии.

— Нет, конечно, — покачал головой врач, — если не считать платой жизнь. Я слышал, — понизил голос он, — девушки роптали, пробовали устроить бунт. Не завидую судьбе зачинщиц!

— Каждую из нас ждет такая же.

Шаг, еще шаг. Я все ближе к бледному пятну на полу. И вот совсем рядом. В растерянности посмотрела на врача. Он велел лечь на спину и задрать подол:

— Ты уже взрослая, сама догадаешься, что дальше.

Простыня не могла спасти от холода пола, но даже по сравнению с ними пальцы врача казались ледяными. Плотно сжав губы, терпела. Боли не было, приятного тоже. Щеки стремительно розовели, бедра инстинктивно сжимались, но я понимала, врач должен закончить осмотр. Наконец он выпрямился и разрешил встать.

— Даже не знаю, поздравить тебя или пожалеть. Зови следующую.

Не оборачиваясь, словно раненая, заковыляла к лестнице. С одной, стороны, все, с другой… Подумаю об этом завтра.

Когда последняя девушка вернулась с хоров, туда направилась сборщица. Не так, как мы — быстро, уверенно. Они с врачом о чем-то поговорили и вместе спустились в зал.

— Бракованных нет, — закрыв за мужчиной дверь, громко объявила сборщица. — Переночуете здесь, а завтра отправимся в путь.

Ночь не принесла долгожданного облегчения. Ворочаясь на циновке, не могла отделать от назойливых мыслей, воспоминаний. Судя по вздохам и тихим всхлипам, не меня одну мучила бессонница. Новый день встретила с облегчением. Он сулил хотя бы какие-то перемены. И они действительно произошли.

После завтрака к нам снова зашла сборщица и заявила, что перед отправкой во Фрегию даст нам новые имена. Она гордо расхаживала в сопровождении мужчин в незнакомой темно-зеленой форме с черными нашивками. Фрегийцы. Оливковая кожа, густые темные волосы, острые подбородки. Мы, рьянцы, совсем другие. Со смесью страха и любопытства наблюдала за новыми конвоирами, гадая, солдаты они или офицеры. Меня смущали нашивки. Такие полагались командирам, но почему-то сделаны не серебряной нитью. Жаль, рядом нет тети Нэт, она бы рассказала. Я никогда фрегийцев не видела: после установления своих порядков они удалились в гарнизоны.

— Симпатичные девушки, — внезапно подал голос один из чужаков и остановился против меня. — Чья она?

Сердце пропустило удар и упало в желудок. Убеждала себя, что сборщица не отдаст, что до Храма наслаждений мы должны добраться в целости и сохранности, и дрожала. Вдруг я признана негодной для рынка, вдруг меня определили в низшие и сразу отдадут фрегийцу? Он смотрел пристально, с масленой улыбкой раздевал взглядом — отвратительное ощущение! Чтобы хоть как-то отгородиться от него, отвернулась, прижала колени к груди.

— Ничья, — флегматично отозвалась сборщица. — Отныне у нее нет ни матери, ни отца, но и владельцем пока она не обзавелась.

— Так отдай ее мне.

Вот оно! Мужчина дернулся, будто прямо сейчас собирался забрать добычу, но ладонь женщины в алом удержала его на месте.

— Повторяю, она ничья, — чуть повысила голос сборщица. — Займись делом, а не пускай слюни. Девочка наверняка попадет на торги, у тебя денег не хватит выкупить. А узнаю, что испортил товар, отрежу ненужное. Я в своем праве, ты закон помнишь.

— Помню, — раздосадовано пробормотал фрегиец и неохотно отступил.

Я мысленно выдохнула и порадовалась неведомому закону. Однако мужчину надлежало опасаться. Он наверняка затаил злобу, выместит ее на мне, а не на сборщице.

— Вот и имя тебе найдено. Эй, — женщина в алом щелкнула пальцами возле моего лица, — слышишь?

Вынырнув из безрадостных дум, подняла голову и вопросительно уставилась на нее. Сборщица широко улыбалась, хотя глаза ее оставались холоднее льда. Покушавшийся на меня мужчина отошел в тень, рядом стоял другой, столь же безучастный, как и женщина, которую он охранял.

— Я сказала, что имя тебе найдено, — Ничья.

— Ничья…

Несколько раз повторила слово, которое не походило даже не прозвище. Разве можно дать такое человеку? Подумала и осеклась. Ты не человек, Джанет, ты именно Ничья.

— Одной меньше, — с облегчением пробормотала сборщица и посетовала: — Сколько мороки с вами! Сначала выбери, потом довези, теперь еще имена. Всякий раз мучаюсь.

То есть она не в первый раз? Но тетя Нэт говорила… Усмехнулась собственной наивности. Тетя Нэт всегда казалась мне авторитетом, этаким патриархом, но что она знает о Фрегии? Не откровенничала же с ней сборщица, когда забраковала на единственном отборе, в котором участвовала тетушка? Из империи никто не возвращался, мы довольствовались слухами. Выходит, люди врали, никакая сборщица не жертва, спасающая свою жизнь, а обычная торговка. Некогда она служила в храме, не на низшей должности, разумеется, заручилась определенным доверием и теперь подвязалась за деньги поставлять девушек. Остальное… Сказка.

— Ладно, продолжим. — Сборщица отошла от меня и направилась к миниатюрной зеленоглазке. — С тобой все просто: Куколка. Рядом сидит Колючка. Ты, так и быть, Фиалка.

Женщина в алом по очереди указывала пальцем на притихших девочек и давала им имена. Чаще они отражали характер, иногда цвет волос, например, Черненькая, временами и вовсе бывали обидными: Попка, Ножны. Последнее особенно рассмешило фрегийцев. Они весело переглядывались и свистели. Получившая сомнительное имя девушка покраснела. Выходит, прозвище неприличное. Досталось оно одной из тех, кто пытался поднять руку на сборщицу. Девушка, которую сборщица лично привела в фургон, стала Подарком.

— Ну вот, — раздав новые прозвища, удовлетворенно кивнула женщина, — теперь с прошлым покончено. Услышу старые имена, накажу. А чтобы не забыли, кто есть кто, вам выдадут таблички. Терять их строго запрещается, даже якобы случайно.

Отлично придумано: теперь не удастся избежать ответственности за любой проступок. Тех же брюнеток много, а так взглянет солдат и доложит кличку. Мерзкие они, как у собак. Покосилась на фрегийцев и задумалась, обрадовались бы они, получив такие имена. Ишь, стоят довольные, посматривают свысока. Ничего, придет день, и Рьян встанет с колен.