Вода с сиропом стоит три копейки

Ольга Пустошинская, 2020

Раньше была и трава зеленее, и небо голубее, и мороженое вкуснее. А какая вода с сиропом из автомата по три копейки! Никакая пепси-кола не сравнится. Фантастическое возвращение в СССР для супругов Олега и Кати вначале становится необычным приключением, а потом – испытанием на прочность.Обложка сделана при помощи нейросети "Кандинский".

Глава 2

Ночью похолодало, запотели окна «форда», спрятанного в лесочке подальше от чужих глаз; капли воды стекали вниз, оставляя кривые дорожки. Катя и Владик спали на разложенных сиденьях, прижавшись друг к другу и укрывшись одним на двоих лёгким покрывалом из багажника. Катино лицо с плотно сомкнутыми веками было грустным, как у несправедливо наказанного ребёнка, губы сложились в скорбную складку, чуть подрагивали длинные ресницы. Ночью она тихо плакала, чтобы не разбудить Владика, а Олег шёпотом утешал, говорил ободряющие слова, в которые сам не верил.

Пусть спят… Он вышел из машины, распрямляя затёкшее тело, сделал несколько приседаний и махов руками, восстанавливая кровообращение, напился минеральной воды из бутылки, умылся, поливая себе на ладонь.

«Как же я сразу не догадался? Только всё испортил… Олух царя небесного», — поморщился Олег, вспоминая перепуганную мать и злое лицо отца. А кто бы на его месте догадался?

Подъехав к родительскому дому, он остановил автомобиль возле высоких деревянных ворот, сказал Кате, чтобы ждала в машине и вышел наружу. Взглянул на ручные часы, затем на чёрные окна, в которых не было видно даже слабого света: мать, конечно, уже легла. Делать было нечего, пришлось будить.

Олег протянул руку, пытаясь нащупать звонок… и вдруг лай, и вдруг радостное повизгивание. Раньше, чем Олег успел сообразить, что у матери давно нет никакой собаки, он узнал этот лай, как узнал бы из сотни или даже тысячи других. Это был голос Найды.

— Найда?

Он легко перемахнул невысокий забор палисадника и очутился во дворе. Крупная овчарка метнулась к Олегу, забегала кругами, молотя хвостом по ногам, подпрыгивала, облизывая ему лицо.

— Найдочка… не может быть! Я сплю, это всё мне снится…

Маленькой и неуклюжей принёс отец Найду от соседской ощенившейся суки тридцать пять лет назад. Вместе с Олежкой она росла и превратилась в красивую собаку с умными глазами на удивительно доброй морде. Она прожила долгую собачью жизнь и умерла, когда Олег вернулся из армии. И вот Найда здесь, живая и здоровая. Растворился в туманной дали взрослый дядька-программист с седеющими висками, а остался семилетний мальчишка со сбитыми коленками, худой и тонкий, как тростинка.

— Узнала, узнала… псина ты моя…

Вдруг вспыхнул свет — это зажглась над крыльцом лампочка, скрипнула дверь, и раздался сердитый мужской голос:

— Кто там?!

Олег почувствовал, как гулко забухало в груди сердце, а ладони стали влажными: на пороге возник покойный отец в синей майке и семейных трусах. То есть не покойный, а совершенно живой и молодой, не старше самого Олега. В ярком свете было хорошо видно его лицо, сердитое и тревожное.

— Папа?

— Коля, кто это? — показалась из-за его плеча испуганная молодая женщина с небрежно заплетёнными волосами, в которой Олег сразу же признал мать. И даже вспомнил красный в белый горошек халат, наброшенный поверх сорочки, был у неё такой когда-то…

— Нина, зайди в дом! Сам разберусь, — сказал отец и посмотрел на Олега: — Кто ты такой и что тебе здесь надо?

Слишком большим потрясением было увидеть живого отца. Олег перестал соображать здраво, жалко улыбнулся и пробормотал:

— Папа… это я, Олег.

— Слушай сюда, Олег… или как тебя там… Я сейчас зайду в дом за дробовиком, и тебе не поздоровиться, когда вернусь. Уходи по-хорошему, — сурово предупредил отец и, чуть помедлив, скрылся в дверном проёме.

Надо было уходить, он слов на ветер не бросал, его папка. Олег обнял Найду и поцеловал в мокрый нос.

— Я ещё приду, Найдочка.

Озарённый внезапной идеей, он вытащил из брючного кармана телефон, настроил камеру и сфотографировал собаку. И поспешил ретироваться, а то, чего доброго, получит от родного батьки заряд дроби в зад.

Катя топталась возле ворот, испуганно прислушиваясь к звукам за калиткой.

— Что случилось? Кто там был?

— Потом объясню, едем отсюда!

Олег оглянулся на дом и увидел то, на что сразу не обратил внимания: с фасада исчез голубой сайдинг, смонтированный несколько лет назад; стены были оштукатурены и побелены, на окнах — ставни. В темноте не было видно их цвета, да это и не требовалось. Олег прекрасно помнил, что они синие с белым узором.

— Почему — едем? Где Нина Петровна? Она тебя не пустила? — удивилась Катя, но тем не менее послушно села в машину.

— Сейчас я всё выясню, — пробормотал Олег, включив зажигание, — сейчас…

Он погнал машину в центр тихого ночного города, с редкими проезжающими мимо жигулёнками и «москвичами», с магазинами без пышных названий, без сияющих огнями реклам, с разбегающимися трамвайными рельсами, которые окончательно демонтируют в две тысячи первом году, как «небезопасные для эксплуатации состояния инфраструктуры».

— Что происходит? Почему здесь всё так странно? — шёпотом, боясь разбудить спящего сына, спросила Катя.

— Сейчас… погоди.

Киоски и магазины были закрыты, улицы — пусты и безлюдны, если не считать неспешно прогуливающихся трёх парней, внимательно поглядывающих по сторонам. Олег заметил их, притормозил и вышел из машины.

— Молодые люди, подождите!

Те сразу остановились, переглянулись и приблизились, подозрительно глядя на поблёскивающий в фонарном свете «форд». На рукавах рубашек темнели повязки с надписью: «Дружинник».

— Здравствуйте. Мы не местные, из… из Польши приехали. — Скажите, сколько сейчас времени?

Один из парней понимающе улыбнулся, поднёс руку близко к лицу и сказал:

— Час тридцать.

— А число?

— Уже шестнадцатое.

Олег нащупал пачку «Винстона», вытряхнул сигареты и, приняв вид богатого простака, щедро предложил:

— Курите? Угощайтесь!

Один отказался, двое других осторожно вытянули по одной.

— Так вы из Польши? — спросил некурящий паренёк, рассматривая мокасины Олега и голубые джинсы, перевёл взгляд на майку с головой медведя в шапке-ушанке.

— Да… — улыбнулся во весь рот Олег. — Ми только что приехать, — добавил он с акцентом, коверкая слова. Назвался груздем, как говорится…

— А-а-а… вы в Москву на Олимпиаду едете, наверно? — озарилось догадкой лицо паренька.

На Олимпиаду!

— Да, в Москву, — вымученно улыбнулся Олег.

— А я сразу понял, что вы не отсюда, машина у вас заграничная, красивая… Вот, держите на память. Сувенир. — Дружинник вынул из кармана рубашки чуть помятую открытку с олимпийским мишкой с букетом тюльпанов в лапах.

— Олег, о чём он говорил? — жалобно спросила Катя. — Какая Олимпиада? Та, что будет в Сочи?

— Мы попали в июль восьмидесятого года… тысяча девятьсот восьмидесятого. СССР готовится к летней Олимпиаде.

— Что? Это шутка?

— Это правда. Я видел в доме своего молодого отца и мать. И там же, убеждён в этом, спал я сам, в той маленькой комнате, где жил Владик. Вот такие пироги, Катюха…

***

До утра решили не светить в городе нездешней машиной, не привлекать ненужного внимания милиции. Заехали в ближайший лесочек и устроились на ночлег в «форде», разложив сиденья. Катя и Владик спали, а Олег почти не сомкнул глаз, только на какую-то минутку задремал.

«Может, мне это приснилось?» — подумал он, поморщился и потёр лоб. Снимок Найды в смартфоне ясно говорил, что это не сон и не галлюцинация, значит, и остальное тоже реально. Обидно, что батя принял Олега за воришку, теперь никак нельзя попадаться ему на глаза. Правда, есть ещё крохотная надежда, что в темноте он не рассмотрел Олега как следует.

Все эти годы он сильно тосковал по отцу, временами не веря, что его больше нет; часто думал, как бы поступил и что сказал бы отец, что одобрил бы, а чего — нет. Как хотелось снова обнять его, поговорить… Показать внука Владьку, которого он никогда не видел: умер от рака лёгких ещё до его рождения.

Шесть утра. Оживлённо щебетали, свистели и щёлкали птицы, перепархивая с ветки на ветку, радуясь, должно быть, солнцу и новому погожему дню. Мокасины Олега стали влажными от росы, майка за ночь измялась. Он потрогал подбородок — колючий. Эх, побриться бы и помыться, да негде. Вот попали так попали: ни документов, ни денег. Сначала они съедят яблоки с помидорами, потом соленье и варенье из банок, а потом хоть с протянутой рукой ходи по городскому парку, как Киса Воробьянинов: «Месье, жё не манж па сис жур». Хотя… Ну конечно, как же он мог забыть!

Олег почти бегом вернулся к машине. Вот они, альбомы с золотыми гербами, засунутые впопыхах между кресел. Монеты пусть себе лежат дальше, а вот купюры очень даже пригодятся! Он вытащил из кармашков все подходящие по годам банкноты, пересчитал. Шесть сотенных, семь пятидесятирублёвых бумажек, две десятки, пятирублёвка, потёртая трёшница и рубль. Итого — девятьсот семьдесят девять рублей, почти тысяча. Олег закинул руки за голову и тихо рассмеялся. Вот так нежданно-негаданно пригодятся опальные деньги.