Замужем за Лордом

Ольга Малышкина, 2020

Продолжение романтической истории любви, начавшейся в книге "Замуж за лорда". Новые испытания и преодоления себя. Может ли прошлое помешать будущему?.. Может ли любовь быть сильнее смерти?..

Глава 5

Лана узнала о несчастье с сестрой первая, хотя и не смогла объяснить Виктору, каким образом это происходит. Просто сначала резко заболело сердце, а потом голова, очень ломило затылок. И когда Виктор хотел позвать врача, грустно покачала головой, уколы и таблетки тут не помогут. Предчувствия, конечно, подтвердились. И теперь нужно было где-то черпать внутренние силы, чтобы делиться ими с Линой. Она вспоминала самые весёлые моменты жизни, когда-то их семья была большой и счастливой… Мысленно разговаривала с ней, раскрывая свои детские шалости над бесхитростной и доверчивой сестрёнкой. «Помнишь, как ты поймала большого жука-рогача и устроила ему уютный домик в спичечном коробке? Соорудила постельку из кусочка ткани, поставила на подоконник, чтобы он мог ночью смотреть на звёзды. Пока ты спала, я выпустила его на улицу, а тебе сказала, что он сам превратился в звезду и улетел на небо. И ты целый месяц искала его там, и просто глазами, и в папин бинокль, а в детском саду всех уверяла, что на небе есть звезда по имени Жук-Рогач… А помнишь, как ты мечтала сделать собственный кукольный театр? И я тебе сказала, что мама не рассердится, если ты вырежешь для своего театра картинки из книжек домашней библиотеки, потому что театр гораздо важнее. И ты целый день их вырезала и наклеивала на картонки, а вечером показала родителям спектакль. А когда они спросили, откуда такие красивые фигурки, ты показала целую стопку испорченных книжек. Но меня не выдала. Просто с глубокомысленным видом повторила, что театр важнее… А помнишь, как мы подбирали котят и щенков и ходили по дворам пристраивать их в добрые руки, потому что у мамы была аллергия и нам нельзя было оставить их у себя?.. А помнишь, как папа научил нас азбуке Морзе и мы перестукивались ночи напролёт по стойкам нашей двухъярусной кровати? А когда соседи стучали нам по батареям, мы в ответ стучали им азбукой… А помнишь, как мы отдыхали на море и тебя утащило волной? Ты не умела плавать и чуть не утонула. Вокруг было полно людей, но ты никого не позвала на помощь, выбралась сама, и потом тебя долго рвало солёной водой…»

Лина мужественно выдерживала визиты новых родственников, чувствуя себя виноватой, что доставила столько хлопот. Стеснялась того, что они узнали от врача о её больном сердце и рекомендациях не заводить детей, пока она его не вылечит. Они ведь ждали внуков… Переживала за Макса, за то, что, вместо того чтобы поддерживать его, заставила так о ней волноваться, боялась смотреть в зеркало: чтобы обработать и зашить рассечение, ей обрили голову. И теперь она была похожа на тифозную больную, раненную где-нибудь на фронтах войны, сходства добавляли синяки под глазами и синеватые губы — следствие сердечной недостаточности. Телефоном ей пользоваться не разрешали, сказали, что это лишние волнения, которые ей пока противопоказаны, поэтому она не услышала ни одного письма от Макса. И вообще уже очень давно не слышала его голоса. Только то, что передавали ей его родные или Сергей, который периодически забегал её проведать, а также рассказать, как чувствует себя Лана, про которую он узнавал у Виктора. Однажды её навестила бабушка Макса, Софья Андреевна, та самая, кому принадлежала брошка. Это оказалась высокая статная женщина, с аристократической осанкой. Лина поняла, что именно в неё пошли и сын, и внук. Ужасно обидно было представать перед её строгими глазами в таком виде, но изменить она ничего не могла, только дожидаться, когда посетительница насмотрится на неё и уйдёт, а потом лить тихие слёзы в подушку.

Софья Андреевна села на кончик стула с правой стороны кровати, взяла Линину ладошку, в данный момент совершенно невесомую, в свои ладони, неожиданно мягкие и тёплые, сказала грудным красивым голосом, которым бы стихи со сцены декламировать:

— Так вот какова избранница моего внука.

Если бы не тёплые ладони, ласково обнимающие её руку, Лина бы подумала, что она выразила недовольство и разочарование, теперь же терялась в догадках. Чтобы не молчать, произнесла:

— Мне бы хотелось вернуть вам брошку. Семейная реликвия должна храниться в семье. Я благодарна Максу за то, что он для меня устроил поиски клада, но приключение закончилось…

Софья Андреевна загадочно улыбнулась.

— Поверьте мне, голубушка, я вижу, что вы достойны того, чтобы владеть этой брошью.

— Да? — Лина так изумилась, что на её бледных щеках выступил едва заметный румянец. — Как это можно сейчас по мне увидеть?

— Вы даже не представляете, каким мужеством и благородным терпением исполнено ваше лицо. Готова поспорить, что вы давно не смотрелись в зеркало.

— Давно, и не хочу, — тихо подтвердила Лина.

— Тогда и возражать вы не можете, — мудро заключила Софья Андреевна.

Обе они помолчали.

— Вы не знаете, есть ли в том подразделении, где работает Макс, женские должности? — вдруг спросила Лина. Вопрос мучил её достаточно давно, но не у кого было уточнить.

— Неожиданный поворот темы, — Софья Андреевна склонила голову набок в размышлении. — Честно говоря, я никогда не спрашивала у него об этом. Вы ведь библиотекарь?

— Да, но я могла бы выучиться другой специальности…

— Голубушка, единственное, что я знаю наверняка, что там строгий медицинский отбор. Даже Максим постоянно из-за него нервничает. А вы совсем не производите впечатление человека, который и при хорошем-то самочувствии мог бы пройти комиссию.

Лина закрыла глаза, из-под её длинных ресниц медленно поползли слезинки. Софья Андреевна достала из сумочки белоснежный носовой платочек с кружевной оборкой и ласково их промокнула.

— Иногда мужчине гораздо важнее знать, что его дома ждут. Кстати, это редкое умение — ждать так, чтобы это доставляло радость ждущему и являлось опорой для того, кого нет рядом. Максим, видимо, разглядел в вас это умение, а потому и ухватился обеими руками, даже женился, на что, признаться, я уж и не рассчитывала.

— Значит, он ошибся, — опять собралась заплакать Лина. — Я совсем не могу радоваться тому, что его нет рядом.

— Вы немного исказили смысл моих слов, но это нестрашно, постепенно вы проникнетесь этой мудростью.

Когда Софья Андреевна ушла, Лина поймала себя на мысли, что жалеет об её уходе, стала воспроизводить в памяти их разговор. «Ждать, чтобы это доставляло радость ждущему…» От этой фразы немножко веяло мазохизмом.

Она пока не могла вставать с постели, чтобы добираться хотя бы до туалета. Сразу начиналось сильное головокружение. Однако просить судно было выше её сил. Этот момент в пребывании в больнице был самым мучительным. В итоге она старалась как можно меньше пить и как можно меньше есть, что совсем не способствовало выздоровлению. Два раза в день приходили санитарки, делали всё необходимое, не обращая внимания на её стеснение, громко удивлялись малому количеству того, что собиралось в судно, ругали её за отсутствие аппетита, забирали скапливающиеся в тумбочке пакеты с соком и тарелки фруктов… Лине казалось, что время остановилось, что она никогда больше не увидит Макса. Пыталась черпать мужество в примере сестры, ведь той было неизмеримо тяжелее, особенно в ту пору, когда не было надежды… В очередной обход врач снова назначил ей капельницы с физраствором, какие ей ставили, когда она была без сознания.

— Вы решили уморить себя голодом? — спросил он, внимательно вглядываясь в её заострившиеся скулы и уже не синие, а почти чёрные тени под глазами.

Она не ответила. Чувствовала, что её затягивает в себя безразличие, если Макс не вернётся завтра, она умрёт. Сознание уплывало в беззаботное детство, из которого ей навстречу летел голос сестры: «А ты помнишь, как в первом классе мне надоело чертить палочки в прописях и я стала вместо них рисовать человечков? Учительница влепила мне единицу в дневник, а, как только она отошла, ты подрисовала единице вторую палочку и соединила их, получился зонтик. Мы засмеялись, учительница вернулась к нашей парте и тебе тоже влепила единицу… А ты помнишь, как в тебя был влюблён мальчик, а ты стеснялась того, что он повсюду за тобой ходит? Однажды он принёс тебе огромный букет жёлтых кувшинок, но ты так смутилась, что отказалась его принять, и он рассыпал цветы по всей дорожке, по которой нам нужно было возвращаться домой…»

Конец ознакомительного фрагмента.