Дневник Аси Лазаревой. В поисках простой любви. Часть первая

Ольга Козырева, 2022

Если вам «немного за 30» и вы «разведенка» с ребенком, каковы шансы выйти замуж за «принца»? Или просто за хорошего человека и по любви? Ася Лазарева верила в успех, только бы найти не «бойца» и не подлеца… А если при этом заснуть юристом, а проснуться внезапно директором издательства? Интервью со звездами, новый опыт, новые друзья. Но… друзья ли? И как весь этот глянец вяжется с мрачным офисом у кладбища? Что таится за блеском-лоском и "успешным успехом"? И почему для некоторых простое женское желание создать счастливую семью оборачивается суровым духовным квестом, в котором к тому же надо обезвредить «родовые проклятья»?

Потому говорю вам: все, чего ни будете просить в молитве, верьте, что получите, — и будет вам.

Евангелие по Марку 11:24

Глава 1

Москва, 5 сентября 2008 года, осень

ОПЯТЬ мерзкая осень… Сижу на работе, хочу любви. Конечно, на работе я должна бы не только сидеть и хотеть любви, но еще и работать… Но неохота. Настроение лирично-романтичное. Так вот. Хочу любви. Любви нет.

Бывало и хуже: ни любви, ни работы. Но все равно обидно: все вроде бы при мне, а вот — никакой личной жизни. Когда я сбегала под покровом ночи от своего мужа с чемоданом и ребенком, то думала, что я все еще молода и прекрасна. Я все переиграю, я скоро встречу Любовь Всей Жизни, выйду замуж, у меня будет счастливая семья, я рожу еще одного ребенка, а может, и двоих. И что?

Прошло три года — и ничего… А между прочим, детородный возраст — он не вечный, «часики тикают». Меня зовут Ася Лазарева. Я среднестатистическая москвичка с очень заурядными желаниями. Мне не хочется полететь в космос, забабахать «офигенный проект», отрыть приют и вообще изменить мир. Я, правда, охотно шлю sms-переводы на благотворительность, но на этом полагаю свой вклад в улучшение жизни на Земле осуществленным. Если честно, мне даже не хочется сделать какую-то головокружительную карьеру. Вот насколько я банальная, заурядная личность. Я работаю, чтобы обеспечивать себя и сына. Все мои мечты — вокруг семьи, но только — счастливой.

Несчастливая у меня уже была. Настолько несчастливая, что иногда даже опасная. Любимая заповедь моего бывшего была: «Да убоится жена мужа своего». Дабы я лучше «убоялась», он не считал нужным сдерживать припадки ярости, которые периодически находили на него, и «самовыражался», как хотел. Поначалу я не понимала, что это припадки ярости, и мучительно искала способ «вести себя правильно», то есть так, чтобы он не злился. Я читала книжки, спрашивала советов у подруг. Пробовала по-разному: переводить все в шутку, отвечать спокойно, уходить от ссор. Ничего не помогало. Иногда по квартире летали кружки, телефоны, стулья и даже столы.

Самое смешное, что мне никто не верил. Даже мои подруги были уверены, чтобы при «таком красавчике муже» я просто обязана быть счастлива. Внешне мы выглядели красивой и абсолютно благополучной парой. Наши отношения «успешно» развивались шесть лет. Пару лет он грязно обзывался, потом толкался, потом догадался, что жену можно слегка и придушить, а вскоре покорил вершину своей супружеско-педагогической деятельности.

Свободная женщина и елка

Как-то раз мы обсуждали с ним рабочие дела. И на какую-то, на мой взгляд, довольно невинную фразу, брошенную в шутку (как в детском садике: «Сам дурак), я получила весомый Ответ. В законах цивилизованных стран это называется «домашнее насилие». Я и не знала, что потолок может поменяться местами со стенами с такой молниеносной скоростью. Упала я. Сверху на меня — наряженная елка. Живая, красивая, новогодняя. Я два вечера убила на ее «дизайн».

Дизайн разлетелся по комнате, а я лицом ощутила, что в общем-то елки не такие уж и колючие, если лежать со знанием дела: то бишь не разворачивать свой светлый лик навстречу иголкам, а немного схитрить. Грамотный лежатель под елкой располагается эдак повдоль, параллельно колючкам. На минуту мне даже стало смешно от того, что человеку в таком плачевном положении, вроде моего, могут лезть в голову настолько дурацкие мысли.

«Валить», — подумала я, отдыхая под елкой, но благоразумно промолчала, дабы не усугублять положение. Свое и елки. Хрустнув новогодним шариком под тапком, супруг вышел из комнаты, швырнув дверь об косяк с такой силой, чтобы я точно поняла, насколько серьезно я виновата перед ним, что довела его до такого. Он даже не поинтересовался, окончательно он меня угробил или еще не совсем (хотя мы с елкой, как упали, так и не шевелились). Под елкой жизнь казалась немного более безопасной, поэтому на всякий случай я полежала под ней еще немного.

Спустя два часа наша благополучная московская семья как ни в чем не бывало погрузилась в авто и поехала на Новый год за город к свекрови. Все происходящее супруг прокомментировал одной емкой фразой: «Да, я хорошо вложился» (видимо, заметил, что раньше жена не падала, как кегля). Не поехать я не могла, там был сын. Он был еще маленький и ждал маму.

Я помню, как ходила зареванная, густо замазанная тональным кремом по супермаркету (ну, не приезжать же к свекрови с пустыми руками). Мир рухнул, а «обед по расписанию». Праздник же, все веселятся, ура! И я, я тоже должна радоваться с улыбаться. Вот и хожу по супермаркету с фингалом, зато нарядная, в дорогущей шубе (полученной, кстати, за эпизод с удушением) и со ставшим сразу таким предупредительным супругом. Ну, прямо идиллия. Его всегда «отпускало» после подобных сцен, и он становился зайчиком, дарил подарки, лебезил. Иногда период «зайчиковости» мог длиться даже месяц.

Люди в магазине откровенно рассматривали нас. Мне казалось, что мой наливающийся синяк под глазом прямо-таки освещает весь магазин, затмевая новогоднюю иллюминацию, и все только на него и смотрят и исключительно из вежливости не показывают на меня пальцем: «Смотрите, какая дура, ее бьет муж, а она живет с ним и терпит».

Все эти годы поисков правил и рецептов жизни с такими людьми, потерянные годы. Блуждание в трех соснах, страх, слезы и поедание пуда соли в одиночку. Хорошо, что я свой уже съела и все это позади. Тогда, лежа под елкой, я наконец достигла понимания. Оно — Понимание с большой буквы П — снизошло на нас с елкой и категорично покачало головой, мол, нет. Приноровиться нельзя, и в следующий раз может случиться не синяк, а что похуже. Ну, мало ли: научится «вкладываться» совсем хорошо и просто проломит мне голову.

И ничего уже не будет хорошо, никакой счастливой семьи у меня нет, и с этим человеком не будет никогда. Не получилось. Как не получилось выносить и родить второго сына. Это отдельная боль. Но об этом позже. Хватит врать самой себе и сохранять то, чего нет. Как бы ни было страшно, пора на выход и снова начинать все сначала.

«Здравствуй, дорогой дневник»

В общем, задача «Счастливый брак» с треском провалена, но я не теряю надежды. Ращу своего сына, которого мне все-таки удалось родить, работаю юристом, слежу за внешностью, борюсь с морщинами и лишними килограммами, пытаюсь стать гармоничной личностью и ищу Его. Того, с кем получится: семья, второй ребенок, вот это все. Безумно хочется узнать, как это: любовь без катаклизмов и страданий. Она же бывает? Ужасно хочется почувствовать себя безопасно и надежно, любимой и счастливой. А не изучать возможности елок, столов и прочих предметов в качестве укрытия. Должен же быть и на моей улице праздник? Но пока я беспросветно одинока.

Может со мной что-то не так? Но что именно? Свет мой зеркальце, скажи? Может эта маленькая морщинка под глазом все портит? Нет, ну, можно придираться, конечно, но в принципе в зеркале все хорошо. Я высокая стройная неблондинка, с длинными ногами, длинными волосами, красивыми глазами и третьим размером. Что тогда не так? Веду себя «не так»? Думаю «не так»? Что вообще им надо, этим мужикам? Я решила начать вести дневник, вдруг мне это поможет найти ответы на эти вопросы. Недавно я читала, что дневник — это хороший способ отследить вредоносные паттерны. Наверняка, они есть, и это они во всем виноваты!

Старая работа

За окном извечный осенний мрак и хмарь, а маленькое уютное окошко в толстенной стене, куда я пялюсь уже больше получаса, заливает потоками воды. Это «старорежимное» окошко. И дом такой же — старорежимный. С кирпичными стенами в метр шириной, с подоконниками, на которые можно залезть с ногами, так, что еще и для чашки кофе место останется. Надо все-таки хоть раз убрать оттуда все папки и чахлый цветок и залезть, как мечтается, — с ногами и кофе. Начальник входит, а я вся такая в образе. Тургеневская девушка: сижу в обрамлении окна, томно глядя на улицу и почитывая договор. Повеселимся.

Добротно строили в девятнадцатом веке. Века давно сменились, сформировались и пали пара-другая режимов, а дом стоит. Вечный, как и отсутствие любви в моей жизни. Мужчины, знакомства, тусовки, знакомства в интернете — результата нет. Никакой тебе романтики, одна сплошная работа.

Офис наш нынешний не ахти (хоть и сидим мы в переулочках Арбата, где все дома — вековые, как я люблю). Раньше работали в бизнес-центре на Чистых Прудах, так там внутри и снаружи сверкало стеклом и хромом так, что глаза слепило. А здесь внутри все простенько. Не сверкает. Но само место! За эти дворики можно многое простить. Даже мерзкий дождь в этом старинном окне обретает романтичный флер. Сколько людей за две сотни лет смотрели в это стекло на такой же дождь? Может быть, когда-то здесь была спальня юной барышни, тоже ожидающей любви. Наверное, она тоже вела дневник…

Это, кстати, отрадный факт, что сейчас можно ожидать любви, не будучи юной, и с ребенком на руках. И не просто ожидать, а еще и следить за вредоносными паттернами в своей голове. От этой обнадеживающей мысли даже хочется обнять… монитор. Я снова уставилась в окно.

Спасибо боссу за хороший выбор. Когда мы с Дусей выходим на обед, то практически сразу оказываемся на экскурсии: всюду история, всюду красота. Я люблю такую Москву. Но я ненавижу московскую погоду. Не верится, что всего лишь заканчивается сентябрь. Бесконечная московская зима началась, you are welcome! В этом городе нет времен года в количестве четырех штук. Есть только два: бесконечная мокрая зима и микролето. Если повезет, то оно продлится целых три месяца, если нет, то нисколько не продлится, так — жалкие несколько дней. Я родилась и выросла в Москве, я люблю ее всем сердцем, но мне здесь почти всегда холодно. Греют только люди. Мама, сын, подруги. Дуся, с которой можно в обед болтаться по арбатским дворикам и обсуждать ее ухажеров.

Новая работа

Если я соглашусь на новую работу, то смогу выходить на обед прямо на ж/д пути. Почувствуй себя Карениной. Или сразу на кладбище. Там оно тоже рядышком. Но все это без Дуси. Этот минус будет пострашнее поездов и могильных плит. Даже пострашнее легендарных московских пробок. В прошлый раз я ехала на машине до предполагаемого нового места работы целых три часа! Строят эстакаду, поэтому путь от Садового до трешки занимает два часа. Без разрытой эстакады было десять минут, сейчас — два часа. Объезда туда, куда мне надо, нет: там рядом железная дорога.

Вроде бы недалеко от центра, а по факту жопа мира. Извините. Неохота туда тащиться, но очень хочется денег, поэтому потащусь. Уже сегодня вечером. Опять. И если дождь будет продолжаться, то перспективы побега с одной работы на другую будут не только не радужные, а еще и очень мокрые.

Зато там, между кладбищем и железной дорогой, я смогу гордо именоваться «директором издательства». Это плюс. Буду искать любовь не юристом, а целым директором. Интересно, как у директоров с любовью? Попроще, чем у юристов? Главное, чтоб от этой новой работы и правда не захотелось примерять на себя образ Карениной и выходить под поезд. Пока, все, что связано с этой внезапно обрушившейся на меня перспективой стать директором издательства, выглядит странно и нелепо. Такое ощущение, что все не всерьез. Просто прикол какой-то. Вселенная потешается. Проснуться мешает только то, что каждый день происходит что-то, связанное с этой странной новой жизненной перспективой и сон все продолжается…

Предложения, от которых нельзя отказаться. Или можно?

Я уже сутки под впечатлением от этой новости. Вчера в это же время позвонила неизвестная перепуганная девушка и спрашивала, я ли Ася Лазарева. Тараторила, что документы на почте, что мне их надо распечатать и пойти заверить у нотариуса.

Я ничего не поняла: что за документы? Откуда в этой истории какие-то документы, если я их сама лично не писала, не читала и вообще ничего не знаю про них? Почему я должна нести их к нотариусу? Кроме меня некому сходить к нотариусу? Я думала, что я юрист, который сопровождает сделку купли/продажи журнала, а оказывается, я еще и курьер. Девушка дотараторила: оказывается, я же должна после всех манипуляций отвезти документы в налоговую. Клево, все-таки курьер. Что за бред?!

Ну, почему такие казусы случаются именно со мной? Потом я положила трубку, полезла в почту и сильно удивилась. Мне стало понятно, почему именно я должна ходить к нотариусу и ехать в налоговую. Я не курьер, я даже не юрист, как я думала, я — директор!

Неожиданно. Директор издательства. Сюрприииииз! Никто не в курсе, как это произошло? Я что-то пропустила? Проспала? Это прикол такой? Интересно, были ли в истории мировой экономики еще подобные случаи: когда человек стал директором чего-либо незаметно для себя самого? Ну, кроме случаев мошенничества.

Я еще могу понять, что можно забеременеть и не заметить. Но незаметно для себя превратиться в управляющего бизнесом?! (Если исключить случаи утраты паспорта, когда ты внезапно становишься бесстрашным предпринимателем и инвестором). Стать директором «внезапно»? Это как? О таких вещах спрашивают, не так ли? Делают предложение, хотя бы просто обсуждают… Ничего такого не было! Сегодня постараюсь с этим разобраться.

Дзынь. В почту упал долгожданный договор, вокруг которого мы танцуем ритуальные танцы не первый месяц. Это по моей первой (главной?) работе. Ну той, на которой я сейчас сижу. Не суть. Этот договор — наша сделка века. Мы продаем в лизинг самолеты. Мы мааааааленькие, а контрагенты огрооооомные, в контракте просто руки выкручивают. А надо как-то умудриться остаться при своих двоих. При обеих руках. Буду читать. «… именуемый в дальнейшем Лицензиар….»

А? Что? Кто спит? Я не сплю. Блин. Если честно, то сплю. Заснула на первом абзаце. Да, вечный московский холод — только один аспект девятимесячной зимы. Второй — это мрак, от которого все время хочется спать. От этой сонливости ничего не помогает: ни чай, ни кофе. Хотя, нет, вру, кое-что помогает. Вон Дуся бодро стрекочет по клавишам, не поднимая головы. Совсем не сонная. Маленький нюанс: это стрекотание вовсе не по работе. У нее завелся поклонник. Ничто так не бодрит трудящуюся женщину, как поклонник в мессенджере. Драйв. Скорость реакций и общий эмоциональный подъем хорошо сказывается на работе в целом. Нет, она не задвинула работу, просто сделает все попозже («подумает об этом завтра», как Скарлетт).

Дуся красавица, но она не верит в это. Но это у нас, похоже, «семейное». Я считаю красавицей ее (а себя лохушкой), а она — меня. Говорит, что с моей внешностью, она бы здесь не сидела. Я думаю, что она и со своей внешностью могла бы здесь не сидеть. Хотя, чем здесь плохо? Статная, с аппетитными изгибами, безумно женственная. А ее длинная толстая льняная коса? Когда Дуся укладываете ее узлом на затылке, — это просто чума. И зеленые, немного раскосые глаза под тонкими бровями. О-бал-деть! Но это я ее вижу такой. Она же видит себя «толстой». Чушь это, конечно. И поклонник в мессенджере, неизвестно откуда взявшийся, подтверждает, что я права. Дуся улыбается монитору и хихикает.

— И не стыдно тебе, — пытаюсь сделать обиженный вид (получается так себе, ведь я не обижаюсь), — у тебя муж, сын, а теперь вот еще и поклонник до кучи? У меня вот один Даня (это мой сын) и работа. Нет, теперь две работы и никаких мужиков. Тотальный простой в личной жизни, еще и ты со мной не разговариваешь. Кто там, такой интересный?

Дуся отлипает от экрана и серьезно смотрит на меня, она полна участия:

— Для меня загадка, почему у тебя нет мужика. Я б на тебе сама женилась.

— Спасибо, с этим подождем. Это Миша?

Дуся отрицательно вертит головой.

— Хорошие дела, два, значит, кавалера у нас, — констатирую я факт.

— Да это так — треп, — машет Дуся рукой в сторону монитора, — на фотку в инсте клюнул, сейчас я его разочарую.

— Пошлешь фото с мужем?

— Ага.

— Давай, не рушь мою веру в семейные ценности… Если у меня нет своих, буду охранять чужие.

Телефон тараканом пополз по столу — виброзвонок. До чего противный звук. Моя вторая работа напоминает о себе. Валя спрашивает, кого «взять на обложку».

Валя — главный редактор некоего журнала, которым я как бы должна руководить. Имена называет сплошь мне неизвестные, актеры какие-то. Я и известных-то знаю через одного. Слушаю и чувствую себя героиней в паршивой пьесе. До сих пор не верю, что эта Валя должна мне звонить и спрашивать про обложки! Я и Валю эту толком не знаю. И потом, где я — и где обложки журналов? Я уже молчу про «звезд». Это реально со мной происходит или это сон? Спрашиваю у Дуси, не знает ли она кого из «этих звезд». В ответ она делает мне круглые глаза, тоже никого не знает.

С чего все началось…

Я налила себе чая, посмотрела на капли дождя стекающие по стеклу, на улице пешеходы смешно перепрыгивали лужи. Как быстро иногда случаются перемены, правда, почему-то не те, о которых ты мечтаешь. Я стала вспоминать, с чего все начиналось. Месяц назад одна моя знакомая танцевала восточные танцы на эзотерическом камерном концерте. Я пошла и, естественно, осмотрелась на предмет наличия достойных кандидатов. Как обычно, с кандидатами было туго. Под конец все действо переросло в подобие эзотерической дискотеки, и там вдруг нарисовался мужчина, которого вполне можно было назвать «достойным кандидатом».

Эзотерические мероприятия тем хороши, что там вполне можно блаженно по-дурацки улыбаться и говорить, что угодно кому угодно. Поэтому мы, несколько человек, танцевавших рядом, быстро наулыбались друг другу и даже начали разговаривать. Мужчина, перекрикивая музыку, возмущался тем, что к нему в офис пришел ОМОН, но они счастливо успели что-то там важное вынести. Он рассказывал так, что всем вокруг стало ясно: это его бизнес — и бизнес процветающий. «То, что надо», — наивно обрадовалась я. На прощание «приличный мужчина» всучил мне визитку и взял мою.

Позвонил на следующий день, уже плюс. Многие московские мужчины визитки просят, но не звонят. Коллекционируют, наверное. Или, может, оклеивают ими туалет… Этот позвонил, и позвал гулять. На прогулке я на всякий случай решила уточнить, не женат ли он, и он скромно и мило ответил, что, мол, да, ну, что такого. Жена живет в Италии, а у него здесь бизнес.

«Честно», — подумала я и сказала, что романа не будет, мне религия не позволяет. Хорошо, что он мне не очень понравился, не пришлось сильно расстраиваться.

Как ни странно, энергичный женатый ухажер не исчез при этом с горизонта. Мы теперь как бы «друзья». Моего нового друга зовут Эдуард.

Не так давно Эдуард позвонил и спросил, не хочу ли я выпускать журнал на тему психологии. Рассказал, что давно мечтал издавать периодику на эту тематику, была даже попытка, но неудачная. А тут все так славно складывается: и журнал один очень приличный продается, и юрист ему нужен, чтобы сопровождать сделку, а я — вот она, и не хочу ли я? «Конечно, хочу, — подумала я, — почему бы не подзаработать?». Мы, одинокие матери с детьми, не отказываемся от возможностей заработать никогда, а у меня вот еще ремонт не кончился. Мы с сыном заселились к маме, и я пытаюсь сделать там красоту. Деньги очень пригодятся.

Мне показалось немного странным, что юридическая помощь предполагает не просто составление договора и проверку документов. На меня почему-то посыпались резюме главных редакторов, неглавных редакторов, ответственных секретарей (что это вообще за должность? остальные секретари не ответственные, что ли?) и прочее, и прочее. Неужели человек создал бизнес и при этом остался в неведении относительно того, чем обычно занимаются юристы. Но у нас на работе был небольшой простой, и я позвонила по телефону в одном из резюме. Просто по приколу. «Интересно, как выглядят главные редакторы?», — подумала я. До этого мне все больше приходилось сталкиваться с экономистами и бухгалтерами…

«Все живое»

На следующий день в соседнее кафе буквально ворвалась женщина с охапкой журналов и пламенным воодушевлением во взоре. Она была страшно обрадована моим звонком и спешила посвятить меня во все тонкости издательского дела сразу. Это и была Валя. «Это же, как ребенок», — объясняла Валя, проникновенно смотрела в глаза и прижимала к сердцу подшивку. Я отодвинулась подальше, чтобы не заразиться этой странной болезнью «журнал, как ребенок», и на меня посыпались тонны информации.

Через час я уже была «почтиспециалистом» в области бумажной периодики. А еще Валя знала тот журнал, который мы собрались покупать, и сказала, что его покупать не надо, а надо покупать другой. Тот, в котором она работала главредом — и который тоже закрылся. Но в отличие от того, который мы хотели покупать, ее журнал закрылся совсем недавно. «Все еще живое», — с таинственным придыханием прошептала она. В смысле?! Можно подумать, мы тут про сокрытие трупов разговариваем!

Встреча оказалась очень полезной. Вале удалось ответить на главный мучивший меня вопрос: за что тут платить деньги? (Он же — вопрос о том, что такое «все живое»). Журнал может зарегистрировать, кто угодно. Не велика сложность. Набрать штат, печатать. Но за что тут платить? А ведь мужичок-продавец первого журнала хотел ни много, ни мало пятьдесят тысяч евро. «Живые сети» — вот что, оказывается, стоит денег. Сети — это те места, где люди покупают журнальчики: супермаркеты, киоски. Туда надо «заходить», а это дорого. Даже вход в маленькую сеть из нескольких киосков стоит денег, а ценник за супермаркеты состоит из семизначных цифр. Предмет торга стал понятен, и вскоре в очередную кафешку пришла хозяйка Валиного журнала, блондинка неопределенного возраста. По ней было видно, что она долго, упорно и не из Москвы шла к тому, что имела, и не уступит ни пяди. И точно: блондинка сказала, что ей не хватает на BMW двадцать пять тысяч долларов, поэтому на меньшее она не согласна. Это и была цена вопроса.

Я сказала Эдуарду, что действительно брать надо Валин журнал, это недорого, мы получаем семь рабочих сетей, вход в каждую из которых стоит не меньше десятки, и он согласился. А я подумала, что я молодец, сэкономила человеку двадцать пять тысяч долларов, причем он купит лучший продукт, чем собирался.

Что за бизнес эти журналы? И зачем ему уперлось что-то издавать, да еще непременно на психологическую тематику? Ведь он зарабатывает свои богатства, торгуя аксессуарами и женской одеждой. Никакой психологии и рядом не стояло. Но чужая душа — потемки. Поэтому мы взяли — и уже почти купили Валин журнал вместе с Валей. Теперь Валя, осчастливленная возможностью делать любимое дело, бомбардирует меня именами неизвестных мне актеров. Вот столько всего произошло за этот месяц!

И поэтому сейчас мне пора удирать со спокойной и понятной первой работы на странную вторую — обсуждать там договор, документы и почему-то обложку. Почему я должна обсуждать обложку? Я не понимаю. Все происходит как-то слишком быстро, но я надеюсь, в итоге это будет хотя бы оплачено. И лучше поехать сейчас, чем убить на это выходной. С этой светлой мыслью я докрасила губы, кинула косметичку в сумочку, нашла ключи от машины и посмотрела в окно. Дождь не утих, значит, на метро не получится, пока дойду — промокну, хорошо, хоть машину недалеко поставила, у красных лакированных туфелек есть шанс выжить.

— Фекла, пока, — попрощалась я с Дусей. Она вынырнула из монитора, серьезно на меня посмотрела и сказала:

— Ну, правда, я не знаю, почему у тебя нет мужика. Для меня это загадка.

— Для меня тоже, но я помню, в случае чего, ты на мне женишься, — и, помахав рукой, я вышла из кабинета.

— Даже не сомневайся, — донеслось вслед.

Пробки как Tinder

Включаем музыку, печку и едем! До Садового кольца я доехала быстро, что странно, ибо дождь. Перед Садовым встали. Стою уже полчаса, стояние достигло уже той стадии, когда люди начинают заглядывать в окошки близстоящих машин и разглядывать соседей по пробке. Рядом со мной — новейший, огромный, наглухо затонированный «мерс». Интересно, кто внутри?

Но размышления мои прервала Валя: звенит из трубки тревожным вопросом, когда я доеду. А я не знаю, «когда я», похоже, к ночи. Потом позвонила давешняя испуганная девушка, настойчиво пытавшаяся отправить меня к нотатриусу. Тоже спросила, когда я приеду. Потом еще какая-то девушка по поручению Эдуарда. Еще ничего нет, а уже столько звонков. Ура! Мы проехали метр! Позвонила мама, она тоже хотела узнать, когда я приеду, и сообщила, что она только что пришла с работы, а Даня играет и не слушается. Сыну восемь. Не слушаться в этом возрасте — это нормально. Но это я так считаю. Мама считает, что дети должны быть послушными — и точка.

— Поговори с ним, — сказала мама и сунула трубку Дане.

— Когда приедешь? — строго спросил сын.

— Не знаю, сынок, ты пятый, кто задает мне этот вопрос за последние десять минут.

— А кто первые четверо?

— Валя, две неизвестные девушки и твоя бабушка.

— Кто такая Валя?

Выслушал ответ и сказал, чтоб приезжала скорее.

— Постараюсь, но ты не жди меня, ложись спать, слушайся бабушку, не заставляй ее нервничать.

Я положила трубку и почувствовала себя мерзко. Ребенок скучает, а я куда-то «спешу» в глухой пробке, на ночь глядя. Когда я выходила замуж за его отца, я думала, что все будет по-другому. К этому моменту, по моему плану, у меня должно было быть уже двое детишек — и я должна была бы ими заниматься лично. Все пошло наперекосяк. Не двое. И не занимаюсь. Прусь куда-то, сын на маме. Да, я никогда не мечтала о карьере, я всегда хотела семью и детей, хотя бы двоих. Я обожаю домашние хлопоты, вкусно готовить, наводить уют и красоту. А мне же уже немного за тридцать… А дождь кончился… Я никогда не угадываю, что будет происходить с погодой, а жаль. Час бы точно сэкономила на метро…

Окно соседнего «мерса» приоткрылось, мужчина лет… не знаю даже. Пятьдесят? Или больше? Явно хочет что-то сказать. Да! Иногда люди знакомятся в пробках. На моей практике это второй случай. Первый раз был года три назад, я была еще замужем и, как порядочная женщина, немедленно отвергла кавалера, сообщив ему этот факт. Он ехал за мной пару кварталов и кричал на всю улицу, что даст мне больше, чем муж. Я тогда совсем была дикая, испугалась. Говорю же, что я лохушка. Знала уже на тот момент, что буду разводиться, могла бы хоть в кафе сходить. Чего испугалась? Решено: я буду повнимательнее рассматривать все варианты, предлагаемые судьбой. Под лежачий камень…

Я приоткрыла окошко и придала лицу как можно более приветливое выражение. Что-то вроде: «Да, да, что вы хотели? Ах, вы не помните, как проехать к Красной площади? Конечно, я подскажу».

— У вас очень красивое лицо, с вас хочется писать картину, жаль, я не умею.

Блин, приятно. Ну, естественно, я ему дала телефон, а вдруг это любовь не с первого взгляда? С пятого, например? Ну и что, что сильно старше, мне тоже не шашнадцать, поди. Ура, я подъезжаю, всего каких-то два часа!

Кроличья нора

Вечер бесконечного дня

Офис у Эдуарда в жутком месте, что есть — то есть. Вроде бы я только что пересекла Третье кольцо, а Москва в этом месте внезапно кончилась — превратилась в глушь. Съехал с эстакады — и оказываешься на темной ухабистой дороге (да-да, не на улице, на дороге). С одной стороны — кладбище, с другой — пролесок, скрывающий железную дорогу. Даже тротуара нет. Интересно, как люди попадают в офис, если у них нет машин? Еще интереснее, как они выбираются отсюда, если вдруг задержались на работе. Уже темно, вокруг ни души, стая бездомных собак облаяла машину. Настоящий треш. Голая парковка в промзоне. Всего пара машин у какого-то серого двухэтажного зданьица. Да, это и есть их офис. Наш офис. Теперь уже. Когда я искала этот адрес в первый раз, то пять раз проехала мимо. Мне просто в голову не приходило, что здесь может быть чей-то офис. Что вообще это здание может восприниматься как потенциальное помещение для офиса. Я все-таки не понимаю, зачем я тут? Ах, да, деньги.

Меня встретила Валя. Случилась невиданная радость: Эдуард выделил редакции комнату. Так и сказала: «Редакции». Смешно. Какая редакция? Они сговорились? У Эдуарда издательство, в котором я якобы директор, у Вали редакция. У меня ощущение, что я в квесте, и они все меня разыгрывают. Мне надо решить: верю, не верю. И от этого решения зависит ВСЁ. Если я не угадаю, то я… Что я? Останусь здесь навеки — и меня больше никто не найдет? За окном полный мрак, где-то вдалеке одинокий фонарь. Через дорогу кладбище. А вдруг они меня тут сожрут?! Я присмотрелась к Вале. Тень отбрасывает, рогов и клыков нет. Она тараторила с такой скоростью, что слова пулями пролетали мимо ушей. Бррр. Бред в голову лезет. Я сфокусировалась на том, что Валя говорит: рассказывает, что уже заказала статьи. Какие статьи? Зачем мне ее статьи? И она уже провела собеседование с менеджером по рекламе, нужно, чтоб я одобрила. Собеседование? Здесь бывают собеседования? Я? Одобрила? Почему я? Зачем мне это? Точно: квест же, непонятно только, в какой момент он начался и что на кону.

Я зашла в большую пустую комнату. Много голых столов, за одним спиной ко мне неподвижно сидит девушка. Даже так? Муляжом обзавелись? И тут она повернулась! Я чуть не вздрогнула. Блин! Живой человек! Как все реалистично. И вот ее я, значит, должна «одобрить». Почему я? Я еще сама ни на что не соглашалась, мне самой еще ничего не предложили! Я себя еще не одобрила!

Девушка начала рассказывать про свой опыт в продажах. Я смотрю на Валю. Серьезно кивает. Какой опыт? Какие продажи? При чем здесь я? Что вообще она должна продавать? Журналы? Кажется, что-то другое. Девушка закончила и смотрит, ждет вопросов. Я что-то должна сказать? Что-то спросить? Это не квест. Я вспомнила дорогу, как Москва превратилась в Немоскву практически за пару минут. Точно! Это московское Зазеркалье, и я тут Алиса. Я посмотрела на резюме, невесть как оказавшееся у меня в руках. Ее зовут Варвара. Кажется, она не в курсе, что мы в Зазеркалье. Смотрит. Глаза зеленые-зеленые, как у меня. В глазах напряженное ожидание. Она всамделишная и нервничает, бедняжка. Искать работу — это так тяжело. Терпеть, как тебя оценивают. Ждать ответа. Какая-нибудь овца будет изображать любезность, а в это время рассматривать тебя, как микроба в микроскоп. Конечно, я ее одобрю, что мне, жалко, что ли? Пусть продает, что хочет.

Валя уже тащит меня куда-то. Идем к Эдуарду. Смена декораций, Алиса глубже провалилась в кроличью нору. Следующий уровень. Мы в Эдуардовом кабинете. Он заждался. Кстати, не мешало бы ему уже мне заплатить. Как бы на это намекнуть? Я не мастер в таких делах. Защищать чужие интересы — это, пожалуйста, а свои — фиг. Я буду что-то мямлить, намекать. Валя что-то бодро тараторит, сыпет вопросами. Я молчу и смотрю в окно. Темнота. Интересно, Эдуард гулял по этому кладбищу? Судя по местоположению и заброшенному виду, оно очень старое. Десять вечера, между прочим. Интересно, маме удалось загнать Даню спать?

— Ну, это пусть Лазарева решает, — эта фраза вывела меня из задумчивости, — она ведь директор.

— Кто директор? — опомнилась я.

— Ты директор. Издательства. Тебе ведь выслали документы? — утвердительно спросил Эдуард, вальяжно покачиваясь в кресле.

Хорошее у него кресло, все такое ортопедическое. Где надо — сеточка, где надо — подушечка. И качается, если хочешь. Но даже кресло не смогло меня сбить с верного пути. Разве в вопросе директорства главное, выслали ли мне документы? Мне кажется, мы перепрыгнули пару ходов? В конце концов, у меня есть хорошая работа, и я в любой момент могу послать Эдуарда с его издательством. Эта мысль вернула мне способность соображать. Я даже вспомнила, что еще можно продавать в журнале, кроме журнала. Рекламные площади!

— Выслали, но мне казалось, что такие предложения делают иначе. Обычно людям не документы высылают, а предлагают что-то. Я не слышала предложения. И вообще неплохо было бы за уже проделанную работу заплатить.

«Уф, — подумала я про себя, — я сделала это, сказала!»

— Хорошо, хорошо, — засуетился Эдуард, — вышли мне на почту, сколько часов ты потратила, расчет, все это, и сколько ты хочешь. Идите там обсудите по обложке, по статьям.

Он встал и пошел натягивать плащ, из чего мы заключили, что аудиенция окончена. Ну что ж, значит документы, в которых я директор, — это всерьез. Можно их и почитать. А Валя зря копила свои вопросы, ни на один она не получила ответа и требовательно уставилась на меня в недоумении. Маленькая, юркая, с быстрыми движениями всегда готовой к подвигу девочки-пионерки-активистки, Валя желала издать журнал прямо немедленно, где-то там уже скопились резюме дизайнеров и редакторов.

— Не спеши, — охладила я ее пыл, — у нас еще ООО не зарегистрировано, мы только договор согласовали с прежними хозяевами.

Октябрь, 2008. Лягушка из «мерса»

Чем пробка не место для ведения дневника? Отличное место! Правда, реально вести дневник получается лишь с большими перерывами. Почти месяц… Уже и забыла, зачем я его завела, этот дневник? Вспомнила! Из-за них, из-за мужиков. У меня с ними явно что-то не то. У меня их нет! Ну, точнее не «их», а «его», мне же один нужен, я не жадная. Я почитала литературу, литература мне указала, что причина, скорее всего, во мне. Я так и знала! Что-то я с ними не то делаю, не тех выбираю, не так себя веду, не туда смотрю, не то говорю? Записываю, чтобы потом прочитать, осознать, поймать за хвост вредоносные паттерны, и тогда…

Ходила с мужчиной из «мерса» в ресторан. Что тут сказать… Когда он открыл дверку в моем авто и помог мне выйти, то я, конечно, вышла. Отчего не выйти навстречу своему счастью? Предполагаемому… Вышла, встала на тротуар, выпрямилась и поняла, что мужчина остался далеко внизу, он заканчивался где-то под моим плечом. «Зря, — подумала я, — зря надела шпильки».

Когда я была маленькая, то жутко стеснялась того, что я такая длинная. Сколько бы отец ни призывал меня гордиться (примерно всем: своими предками, ростом, прочей статью), нести себя высоко и вскидывать голову вверх, я сутулилась и завидовала девочкам среднего роста. И все же мне запомнилась одна мамина история. Была у них на работе Ленка. Ленка была очень красивая и высокая. Несмотря на это, она ходила только на шпильках. А когда ей указывали на то, что бОльшая часть мужчин в их Управлении получается ниже ее ростом, она пренебрежительно замечала, что это их проблемы. До таких высот внутренней свободы я доросла только к тридцати, и то, видимо, не до конца. Иначе бы меня, наверное, не смутил тот факт, что кавалер из «мерса»… коротковат.

Короче, сидеть в ресторане оказалось комфортнее, чем идти пятьдесят метров до него. Начал с комплиментов: у вас, мол, не только лицо, у вас и фигура, вы просто законченная красавица, зеленые глаза, рыжие волосы, у вас, наверное, отбоя от поклонников нет. Я тяжко вздохнула, не жаловаться же ему, что все наоборот. Руки в наколках, но речь идеальная. Видать, из бандитов, но с интеллигентными корнями. Что ж, так бывает с мужчинами из «мерсов».

Я заказала кофе и салат. И до половины салата в попытке оживить беседу честно рассказывала о себе. А потом подумала, что негоже все выбалтывать. Пусть о себе расскажет. Очевидный плюс свидания с тем, кто не особо нравится. Можешь сохранять трезвость рассудка и следить за балансом «я рассказала — ты расскажи». Рассказал. Хорошие дела, он женат! Еще один. Господи, за что мне это?! Детей нет. Жена в Америке. Хорош брак: она за океаном, а он тут знакомится на светофорах. Просто блеск. И вот еще нюансик… Он мне не нравится. Совсем. Я начинаю собираться, так как не знаю, о чем еще тут говорить, и не понимаю, зачем мне это. Говорю, что меня ждет ребенок, мне пора. На прощание снова ручку подал, а она ледяная и влажная. Как лягушка. Бррр.

Я села в машину в смешанных чувствах. Каждый раз ты надеешься, ну, если не на Принца, то хотя бы не на лягушку же! На что-то мало-мальски приличное. Тут все было так многообещающе: машина дорогая, позвонил сразу. И вот: женатый, неприятный мужик, из «бывших» и с лягушиными руками. Это издевательство!

Деньги — весомый довод

Я, как и большинство разведенных женщин в РФ, не могу рассчитывать на алименты. Мой бывший муж занимает приличную должность в госкорпорации, но у него свои взгляды на содержание ребенка. Он полагает, что мне нельзя давать деньги, так как я их потрачу на себя. Я то считаю, что Семейный кодекс здраво решает этот вопрос: купила ли маманя машину, сделала ли ремонт, — это все на пользу ребенку. На машине мы в школу ездим, на ней же привозятся продукты. А в красивой отремонтированной квартире ребенку жить всяко лучше, чем в убитой. Но мой бывший супруг ненавидит меня и моих родственников. Просто для примера: когда он мне отдал машину, то запретил возить на ней мою маму. Соответственно, и алиментов мы не видим. Вдруг я откушу от колбасы, купленной для ребенка?

Я, конечно, все взыскала и даже получила исполнительный лист. #Яжюрист. Подала документ на исполнение. Бывший супруг стал угрожать. И не чем-нибудь, а убиВством! Но я ооочень сильно хотела сделать ремонт. Мы с сыном жили у мамы, и наша старенькая квартира требовала вложений. Я подала лист в Службу судебных приставов и заявление в полицию. Угрожать он перестал, но нерадивый судебный пристав, будь он неладен, взял да и послал лист ему на дом. Вместо того чтобы послать его на работу. Бывший муж мой возликовал, лист порвал в клочья — и теперь ничего нам не должен.

Получить новый исполнительный лист оказалось очень сложно. Надо доказать, что приставы не туда его отправили и что документ уничтожен. Судебные приставы, что-то мямлили и не хотели давать никаких справок о том, как они облажались. Весь этот процесс требовал столько времени на присутствие во всех этих организациях, и именно в рабочее время, что я плюнула и сама заработала на ремонт. Точнее, в долг взяла. Сначала, как и сейчас, работала на двух работах. А потом нынешний арбатский начальник взял меня на полную ставку. Целый год я жила счастливо и спокойно. И вот опять. Вторая работа. Надо решать, идти мне туда директором или нет. Теперь я просыпаюсь и засыпаю с этой мыслью.

Часто бывает, что мы засиживаемся с журналом допоздна. И когда я вывожу из «кладбищенского офиса» Валю, Варвару и девочку дизайнера в одиннадцать вечера, то чувствую себя благородным Лыцалем. А моя старенькая Toyota превращается в верного коня. И мы спасаем заблудших путников (они же Прекрасные дамы, они же несчастные мои сотрудники), которых иначе сожрут стаи бродячих собак. Я сейчас серьезно, кстати, про собак. Они бегут за машиной с громким лаем, а мы удираем.

Все — как фильме ужасов. Вокруг ни души, дорога петляет, тьма тьмущая, а ближайший фонарь на заправке за поворотом. Если бы не мой верный конь, то ноги б моей здесь не было. А Валина и Варварина была бы. Это знаете, чем объясняется? Они тоже тянут детей. Одна полностью одна, другая с невнятным мужем. Они бы и без меня ходили вдвоем с кладбища, то есть из офиса, и отбивались бы, чем попало, от своры собак. Таким образом, мы, одинокие женщины с детьми, самые мотивированные сотрудники на свете.

Ноябрь 2008. Свершилось…

Я бы, наверное, еще думала и тянула с этим директорством, но все как-то сложилось само собой. Сделка была готова, не хватало только юридического лица, на которое оформлять журнал. И в котором я как раз должна была стать директором. Новый номер журнала был собран, можно было отдавать в печать. Сети были рады нас взять «обратно» и тоже ждали юрлицо. Лицо это могло бы издавать, могло бы распространять, могло бы стать пристанищем страждущих, в конце концов. Вся редакция в нетерпении ожидала, когда уже можно будет хоть куда-нибудь в полном составе и с воодушевлением трудоустроиться. Получалось забавно: я над всем этим славно потрудилась, а теперь всех задерживаю. Почему-то мне немного страшновато. А вдруг я не справлюсь?

Все-таки директор издательства — это серьезно. Надо же вывести все это хозяйство на самоокупаемость. Эдуард на сделке заявил, что на прибыль он не рассчитывает, но хотелось бы, конечно, чтобы журнал самоокупался. А я даже и не знаю, возможно ли это в нашем случае. И знания мои о предмете стремятся к емкому понятию «почти ничего». А с другой стороны — это же так интересно… Возможно, мне больше никогда и не выпадет шанс взяться за такое дело. К тому же Эдуард мне заплатил! Причем столько, сколько я ему насчитала по той схеме, что он хотел. Поделила свою ЗэПэ на количество рабочих часов в месяце, получилась стоимость часа моего доблестного труда. Прикинула, сколько часов я потратила на Эдуарда с его журналом, и умножила это на получившуюся в первом действии сумму. И вуаля! Я смогла заработать что-то сверх зарплаты, как и планировала, это круто! Даже не что-то. В этом месяце я заработала две зарплаты. Эдуард не подвел, все-таки он душка.

В это время на моей основной работе было жарко. Мы все лепили эту сделку века с лизингом самолетов, а я там отличилась! В хорошем смысле, не так, как с поисками нового мужа. Я переправила их неудобный договор так тонко, что они захотели его обсудить. Их какой-то Большой Начальник и директор юридического департамента нанесли нам визит, расселись в переговорке, и туда явилась я. Вся такая в образе: стремительная, деловая, в рыжих кудрях, красных ногтях, на каблуках и в узкой красной юбке. Ну, вы поняли. Мужчины в самом расцвете сил охнули, похлопали ресницами и… Короче, согласовали они все наши правки! И мы все подписали! Иногда полезно быть красивой. Теперь наша компания обеспечена на двадцать лет вперед.

Этот факт придал мне уверенности — и я взяла, да и отправила Эдуарду сакральную цифру. Ту, которая устроила бы меня в качестве зарплаты за мои труды. Конечно, больше, чем имела бы в виду в любой другой ситуации, но… Эдуард написал «ОК» — и все завертелось. Я пошла подписывать всю эту дребедень на ООО и директорство к нотариусу. Выходила я от нотариуса со странным чувством, что я почти «женилась» на журнале (тут смайл с обезьянкой с закрытыми глазами). Мама дорогая, но я же выпутаюсь, «если что», да? Я же не совсем тупая, контракт на лизинг я сама готовила и согласовывала все-таки… Надо еще в налоговую эти документы отвезти, кстати.

— Подписала? — грустно спросила Дуся, не отводя взгляда от монитора.

— Подписала, — ответила я.

— И че? — спросила Дуся. — Пойдешь туда? Бросишь меня тут одну?

— Не знаю, стремно там, я как-то до сих пор не верю, что это всерьез и надолго.

Может, ну его в пень?

В телефоне задыхалась Валя. Всегда радостная, тут она была в таком замешательстве, что только с пятой попытки смогла рассказать, в чем дело.

— Там у них кошмар, он орал на курьера так, что стекла дрожали. Они там чуть не описались от страха.

В ходе разговора про кошмар выяснилось, что штатному курьеру фирмы Эдуарда почему-то нельзя ездить по поручениям от журнала. Его же Эдуардового журнала. Дрожащим голосом Валя то ли требовала, то ли просила, чтобы я приехала и разобралась. #Яждиректор. Глупость какая. Что директор может сделать с собственником? Ничего. Попала я. Может, выкинуть подписанные у нотариуса документы в окно, пока не поздно? В налоговую-то не ходила еще.

Плохо, когда не на кого опереться, на кого-то мудрого и знающего. Хочется хоть немного поопираться на мужчину, который защитит, обогреет, пожалеет и скажет, как быть. Я с тоской смотрела в окно, а ручонки сами потянулись к телефону. И я позвонила мужику из «мерседеса». Я подумала, что с ним можно посоветоваться. Он обрадовался. Снова ресторан. В этот раз я подготовилась — никаких каблуков. И славно, ведь кавалер внезапно захотел показать мне квартиру в переулочках Тверской. То есть реально квартиру, а не то, что вы подумали. Его водитель взял ключи в бардачке, провел нас сквозь замки и домофоны. Мы ходили из комнаты в комнату, переминались с ноги на ногу и обсуждали интерьер. Ну, то есть как интерьер. Квартира была добротная, двухкомнатная, с высокими потолками. Хорошая мебель, гостиная и спальня. С дорогим, но на редкость унылым ремонтом: все такое бежевенькое, типа классика и на любой вкус. Терпеть не могу такое. Безликое.

Зачем он мне это показал? Ох уж мне эти странные мужчины, которые многозначительно делают и ничего не объясняют. Видимо, предполагалось, что при определенном ходе событий я могу тут жить. Интересно, где будет тогда жить мой сын? Видимо, его стоит оставить маме, пусть себе там тусуются? Ребенок — это хлопотно: школа, простуды, уроки, кормить, одевать, будить по утрам (это, кстати, у нас очень громко бывает). А тут — будуарная жизнь. Короче, я не проявила энтузиазма. Ну, не умею я так. Даже советов никаких про работу просить не стала. «Красивая девушка с малым количеством проблем», — с сожалением заметил мужчина и уехал на своем сверкающем «мерсе». А я осталась в своей пятнадцатилетней машинке вместе со своим «малым количеством проблем». Ну да, не на улице живу, слава Богу. Надо пока тащить обе работы, подумала я, и газанула.

Он! Но не тот «он»,

про которого вы подумали

Дневник веду почти регулярно, но экземпляр из шестисотого «мерседеса» никак не приблизил меня к поимке вредоносного паттерна. Ни одного. Возможно, ловля паттернов не такое уж легкое дело.

Последние дни ноября… Ноябрь — это месяц, когда шансов на «бабье лето» и теплые деньки совсем нет. Это месяц мужества и стойкости: впереди полгода зимы. Ноябрь, декабрь, январь, февраль, март, да и апрель туда же. Пора удирать с работы на вторую работу.

Надо сказать, что делать это все труднее. Мой начальник, кажется, смекнул, что я халтурю, но оказался настолько деликатным и интеллигентным человеком, что просто ждет, когда это кончится. Бровь поднимает, если видит, как я несусь по коридору без чего-то шесть. От его терпения и хорошего отношения мне становится еще более стыдно. Надо определяться и переставать морочить хорошему человеку голову.

Моя вторая работа, как спрут, запустила щупальца в мою жизнь. Мне теперь беспрестанно кто-то звонит и огорошивает странными вопросами. «Союзпечать» не хочет нас брать без доплат, слишком длинный был перерыв. Но зато ИП «Чипотарев» согласился и даже заказал больше. «Союзпечать», «Чипотарев» какой-то. Одно надо зарегистрировать тут, другое там. Доменные имена, свидетельства, товарные знаки, типографии. Караул!!

Я прихожу на работу вовремя даже с учетом пробок. Можно сказать, первая, иногда и открываю офис. Это не потому, что я такая пунктуальная, просто я хожу в школу. То есть вожу в школу Даню. А у Дуси сын в садике, она его может и к десяти привести. Сегодня я пришла на работу не одна, я пришла с Ним. И немедля шмякнула Его на Дусильдин стол.

— Что это? — скептически поджала губы Дуся, обнаружив на своем столе инопланетное тело.

— Это Он, — многозначительно сообщила я.

— Да ладно?

— Точно!

Вчера Валя с восторгом и придыханием совала мне под нос тощий журнальчик и всенепременно настаивала на обнюхивании его. Дурманящий запах типографской краски, кажется, на нее влияет сомнительным образом. Я бы грешила на психотропные вещества, если бы точно не знала, что барышня ни-ни. И все же факт оставался фактом: Валя прыгала по редакции нон-стоп полчаса и блаженно улыбалась.

— Я серьезно, — сказала я Дусе, — вот так. А она старше меня лет на десять. И прыгает…

Я показала, как скакала Валя. Не знала, что в сорок лет мы, тетеньки, все еще так прыгучи. Это обнадеживает.

— Понятно, — уверенно сказала Дуся, — значит, там все чокнутые.

— Типа того.

Журнал лежит на столе передо мной. Поверх договоров и кучи юридических документов. Он так сильно отличается от всех моих документов. Он живой. Да, Он страшненький, колхозный. Но он журнал. Настоящий! Его можно читать! И сделала его я! Ну, не только я, но все же.

Может, это шанс? Шанс заняться таким интересным делом, о котором я даже не мечтала? Ну, то есть на «оставить след в вечности» я не рассчитываю, но сделать что-то стоящее, помогающее людям? Это же уже круто! Решено. Я туда пойду. И потом, Эдуард хорошо платит, ведет себя адекватно. Ну, один раз на курьера наорал. С кем не бывает, иногда люди орут, но он платит… Я еще раз полистала журнал. Наткнулась на какую-то статью и… зачиталась. Это журнал, это же целый новый мир! Хочу. Пойду. Буду.

1 декабря 2008 года

Первый рабочий день

Возможно, я дура. Возможно, я испорчу свою почти блистательную юридическую карьеру этим странным зигзагом, но я сделала это. Переминаясь с ноги на ногу и виновато опустив глаза, я рассказала своему боссу о перспективах освоить издательский рынок. Попыталась убедить его, что дело это опасное, вдруг мне надо будет экстренно бежать, мол, подождите меня, мой дорогой, предобрейший босс. Я буду делать все то же самое оттуда, сидеть просто буду там. Ну, а вдруг это мой шанс, на что-то великое? Пока не знаю, на что именно, но вдруг это все-таки шанс? Невероятно, но он согласился. Дал мне три месяца с сохранением всей моей ЗэПэ. Это не человек — это Человечище, мой кумир среди боссов.

Тащась по пробкам на работу в свой первый день, я пыталась оправдать свое безрассудство еще и тем, что меня всегда тянуло в мир изданий. В юности, читая женский популярный журнал, я восхищалась умными и талантливыми людьми, создающими такую интересную, полезную и красивую штуку. Хорошее чтение — это же почти как машина времени. В том смысле, что с интересным журналом часовая поездка на метро становилась практически пятиминутной. Но потом, как это часто бывает, я «выросла» из женского глянца, а нового, не менее классного, журнала так и не нашла.

Я откровенно злилась, покупая гламурное издание, в котором можно читать от силы одну статью. Да и к ней нужно буквально продираться через дебри сумок, помад, туфлей, модных трусов и прочего барахла. Ну, красиво, да. И я люблю туфли и сумки. Но зачем делать весь журнал из них? А есть что-нибудь почитать-то? Это же журнал, а не каталог? Теперь-то я знаю, зачем столько шмоток и прочих излишеств, Валя объяснила. Это деньги. Деньги, которые изданиям платят рекламодатели, торгующие всем этим добром. Теперь я должна как-то их добывать. Причем добывать, находясь в плохо совместимых с комфортом условиях.

В этом офисе все еще более странно, чем мне показалось сначала. Он напоминает мне самостоятельно изобретенный велосипед. Он вроде бы и едет, но настолько несуразный, что и велосипед в нем можно признать только с третьего взгляда. Казалось бы, все ок. Здесь даже есть кофемашина! Значимость этого незаурядного факта подчеркивается листиком, озаглавленным словом: «Запрещено!». Далее следует список того, что именно запрещено. Список запретов усиливается списком «казней египетских» для нарушителей. По прочтении этого «уложения» желание пить кофе из этой кофемашины у меня исчезло напрочь. Странно, почему ее не обнесли колючей проволокой и не пустили ток? В общем, первое, что я усвоила в новом офисе: от кофемашины лучше держаться подальше. Поэтому притащила свой молотый кофе, завариваю кипятком в чашке, наслаждаюсь.

Лестницу тоже обвешали бумажками формата А4 с кокетливыми завитушками, совсем не сочетающимися с гневно-запрещающим содержанием текста: «… плевать, курить, говорить, сорить. Запрещается, не разрешается, строго воспрещено… Штраф, штраф, штраф…».

Каждому входящему с первых шагов в голову закрадывается мысль: этот офис — прибежище плюющих, харкающих, курящих, невоспитанных, неблагодарных и болтливых дебилов, которых чудом пустили здесь поработать. Дальше входящий задумывается, что собрать в одном месте такое количество недоумков можно только в определенных медицинских учреждениях, но там им обычно не платят зарплату. А здесь должны платить. Чувствуется некое противоречие.

Но это все цветочки. Я даже не буду возмущаться туалетом (единственным!) с обвалившейся плиткой (в общем и целом, существенно хуже вокзальных). Главное же в любом офисе — это люди. А народ тут, увы, тоже странный. Не улыбаются, в глаза не смотрят, по коридорам передвигаются перебежками, в контакт стараются не вступать. От вопросов вздрагивают, от ответов уходят. Обстановочка та еще.

Первый мой настоящий рабочий день в этом месте начался своеобразно. «Вот», — нехотя плюхнул на стол передо мной ноутбук какой-то мужчина. Ни «здрасьть», ни «меня зовут Леша» (или еще как-нибудь). Из путаной речи безымянного ворчуна я поняла, что быть обладателем ноутбука в этой компании — великая привилегия: неизвестно какому сброду, то есть персоналу, их не выдают, но вот мне, Лазаревой, хотя я-то как раз точно «неизвестно кто», пришлось выдать. «Сам» распорядился. Поэтому, уж так и быть, вот он — ноутбук, но вы, ты, как вас там, хотя не важно, имейте в виду, что самый распространенный метод поломки ноутбука — это закрыть его, предварительно положив на клавиатуру ручку и смачно прихлопнув сверху крышкой. Мужчина, так ни разу и не взглянув на меня во время монолога, многозначительно помолчал и продолжил:

— Вы за него материально ответственны, — безымянный сунул мне бумажку для подписи, — если что, будете платить.

— Класс, — сказала я унылому мужику.

Кажется, тут мне не удастся почувствовать себя генеральным директором в полной мере. Прекрасно, значит у гордыни, поражающей сердца руководителей и являющейся смертным грехом, нет шансов. Смирение. Смирение, ну, и одна небольшая шалость.

— Представляете, я пару раз видела ноутбуки. И даже пользовалась ими. Вы не поверите, но на моем предыдущем месте работы у меня тоже был лэптоп! И за несколько лет работы мне ни разу не пришло в голову закрыть его с ручкой внутри.

Ворчун удостоил меня взглядом, почесался и быстро ускакал. Хорошие новости: у нас есть комната, Валя все это дело по-прежнему называет редакцией, но теперь, глядя на стопочки отпечатанного номера, я понимаю, что это слово не шутка. В комнате есть столы и стулья, компьютеры, Валя, Варвара и еще две девочки, которых Валя взяла сама, потому что она же главный редактор. Пока я соображала, что вообще я тут должна делать, ко мне подлетела неизвестная девица с бумажками. В бумажках я ничего крамольного не нашла и подписала, и еще через три дня мне принесли электронный пропуск. Правда, для того чтобы пропуска выдали всем остальным, мне пришлось побегать еще неделю. Ну, ничего, зато я познакомилась с новыми людьми.

10 декабря 2008 года

Стадо топ-менеджеров

Привет, дневник. Чтобы как-то переваривать эту сногсшибательную новую жизнь, я все пробки трачу на психотерапию с подружками. У меня их, кстати, три: Дуся, Ника и Орлова. С Дусей работали, с Никой учились, потом одновременно развелись и доблестно пытались снова устроить личную жизнь, пока на мою голову не свалился Эдуард с журналом. С Орловой у нас дружили бывшие мужья. Мужей больше нет, а мы все еще дружим. Только что обсуждала с Дусей, что в том, что Эдуард величает часть людей в компании «топ-менеджерами», и в том, как они реально себя ведут, мне видится что-то несовместимое. Объяснить, что именно, я почему-то не могу. Но попытаюсь…

Недавно я в первый раз увидела всех «топ-менеджеров» разом — и невольно подумала: стадо. Была суббота, но Эдуард все равно согнал всех на тренинг, который вел какой-то козлобородый мужик по «учению» некоего Авессалома Народного. В свой выходной «топ-менеджеры» притащились на работу послушать всякую ересь про смешивание эгрегоров и архетипов прямо в подсознании. Я в первый раз увидела сразу двадцать взрослых, прилично одетых людей с таким затравленным и беспомощным выражением лица. Они мне напомнили нечто среднее между наказанными несчастными сиротами и отарой овец в загоне. Нет, даже у овец куда более удовлетворенный жизнью вид.

Это было совсем не то, что я понимаю под словом «топ-менеджер». Они боялись. Они натурально замерли от страха и уныло делали вид, что вовсе и не трясутся. Такое чувство, что здесь все не по-настоящему, и они только изображают из себя «топов», не веря в то, что они реально ими являются. Мне было бы смешно за ними наблюдать, если бы не одно маленькое обстоятельство — я тоже была там. Правда, Самая Главная (после Эдуарда, разумеется) женщина заметила, что я какая-то не такая: «Ты другая, Лазарева». Этим я сильно утешилась, типа, да, я-то не такая, я смелая, независимая и «не позволю!». Что не позволю, я пока не знаю, но по-моему, тут явно стоит что-то не позволить.

Кто тут главный после главного

Я осваиваюсь. Зинаида Борисовна и Нина Семеновна — это как бы второе и третье лица в компании.

Я так поняла, что они подруги, даже с работы они всегда ездят на машине Нины Семеновны. Зинаида Борисовна тут очень важная персона. Нет, не так: Самая Важная после Эдуарда. Но чем именно она занимается, я пока не разобралась, типа всем. Нина Семеновна (а для многих — просто Ниночка) хотя бы понятно, что делает: закупки, ассортимент, зарплаты «топам». Неприветливый предрекатель поломки ноутбуков ручками — муж Нины Семеновны и как бы четвертое лицо в компании, занимается технической стороной примерно всего.

Зинаида Борисовна с Ниной Семеновной удивили меня ничуть не меньше, чем весь странный офис. Вид этих двух дам никак не стыкуется с окружением. Они обе как будто не отсюда. То, как они одеты, укладка, маникюр, макияж, — все идеально и дорого. Редкая женщина может щеголять таким блестящим видом всего и сразу: обычно не хватает либо времени, либо денег, либо сил. У подавляющего большинства российских женщин не хватает всего перечисленного вместе. Мы с девочками из редакции молча относим себя к подавляющему большинству российских женщин. Выглядим мы тоже неплохо, но буковки на нашей одежке не те, да и вид несколько более замотанный. Меня всегда тянет потянуть посмотреться в зеркало в их кабинете, дабы удостовериться в том, что я не выгляжу, как полная лохушка.

У Зины Борисовны волосок к волоску на голове, волосок к волоску в бровях. Если я проторчу у зеркала два часа, то у меня и в этом случае ничего подобного не получится. Многослойный make up! Видно, что Зина Борисовна все наносит по правилам, как учат в модных журналах: основа, тон, румяна и далее по списку. Это вам не мой макияж на светофоре в зеркале заднего вида. В общем, эти две дамы в нашем понуром офисе — как яркие экваториальные птицы в гетто. Странно и то, что в своих «лабутенах», «прадах» и «гуччах» два самых влиятельных лица в компании сидят так же, как и все остальные: лицом к стене. С той только разницей, что на их стене висит здоровенный телек, на котором, как у охранников, транслируется все, что происходит в коридорах и кабинетах. На мой взгляд, этот телек их как-то унижает, как будто надсмотрщицы за рабами в версии 2.0 (все-таки двадцать первый век на дворе).

Муж Нины Семеновны при пристальном рассмотрении тоже оказался приодет вполне брендировано. Эта пара — обладательница двух лапочек дочек. Муж Зинаиды Борисовны обитает за пределами компании на каких-то приличных высотах, а дочка у нее не лапочка, а полная красавица. Короче, вот как надо жить, во всем преуспели дамы, но офис все-таки странный. Ощущение кроличьей норы не покидает.

27 декабря 2008 года

УПС, или Моя первая зарплата

Прояснились особенности в поведении «топ-менеджеров» в этом месте. Они тут все в ловушке, и я поняла, в какой именно, после первой зарплаты. Да, тут высокие зарплаты, но ты попробуй ее получить. Оказалось, что это каждый раз квест. Пришел волшебный день «получки» и я отправилась к боссам за вожделенными купюрами. Когда я получила то, что получила, то, мягко говоря, была в шоке. Это не имело ничего общего с цифрой, о которой я договаривалась с Эдуардом.

— Минуточку, — озадачилась я, — а что это за деньги? Мы не договаривались о «таких» деньгах. Если это «такие» деньги, то извините. Меня еще ждут в офисе на Арбате, и я, пожалуй, пойду.

Зина Борисовна подняла брови, Ниночка всполошилась. Началось разбирательство, пересылки писем с ОК’ами от Эдуарда, разъяснения, как тут все устроено, и прочее, и прочее. Мне открылся новый, сказочный, невообразимый мир Трудового права за личным авторством Эдуарда. Здесь бесполезно быть юристом, это иной мир, в котором словом «договор» обозначается вовсе не договор, а «договором» может оказаться огрызок бумажки без единой подписи и какого-либо заголовка. При этом юридически верно составленный документ может ничего не значить, а писулька на салфетке может значить «все». Причем это «все» в нем тоже НЕ прописано!

В общем, оказалось, что мне надо отработать двести часов, и они уже посчитали часы присутствия в офисе по данным электронного пропуска, вычли везде час на обед, все поездки (а это еще надо доказать, что они были по делам!). И все дни, когда у меня еще не было пропуска, тоже вычли. С учетом этих двухсот часов и особой манеры их подсчета я получалась совсем не дорогим сотрудником, на Арбате я стоила гораздо дороже.

Правда, к моему изумлению, мой юридический опыт (вопросы о том, не сталкивались ли они еще с некоторыми госорганами по трудовым спорам, рассказы о том, как я получала зарплату в других местах) и решительная угроза немедленного отбытия на Арбат произвели почти волшебный эффект. Зина Борисовна посмотрела на меня очень внимательно и предложила самой себе дописать все недостающие часы. Через десять минут мне выдали все, что я и ожидала. А потом предложили кофе.

Пока я сидела и пила кофе, то поняла, что остальные «как бы топы» квест под названием «Зарплата» проходят не так легко, как я. Кажется, я начинаю понимать, почему выслушивание шизофренических тренингов по субботам не вызывает у них отторжения: во-первых часы, во-вторых… тоже, наверное, часы.

Пожалуй, здесь все-таки есть один «не как бы топ», и это она — Зина Борисовна. Ниночка, столкнувшись с моим возмущением, в основном удивленно хлопала ресницами и говорила: «Что делать, Зин?». Ну вот, пожалуйста, могут же некоторые женщины и замуж нормально выйти, и карьеру сделать. Даже здесь, прямо в кроличьей норе. Я восхищаюсь и вижу, что мне есть, куда расти.

Хозяйство

Вообще же журнал — это целое Хозяйство. Редакция, бумага, новая бумага, сети, типографии, договоры, сайт, новый сайт, управленческий учет, статьи, новые статьи… Не все получается: подлый издательский процесс никак не желает подчиняться графику, и просто невозможно поймать тот миг, когда все отпущенное на работу над номером время исчезает бесследно и бесповоротно. Раз за разом вся редакция с удивлением обнаруживает, что все нужно было уже «вчера», и это «вчера» кончилось два дня назад.

Выходные исчезли из расписания. Без конца что-то «слетает». Заказанные тексты оказываются не заказанными. Авторов не посещает вдохновение. Редакционный «портфель» пустует. Валя говорит, что виноват выпускающий редактор. Выпускающий редактор сетует на отсутствие системы учета задач. Реклама не приходит. У дизайнеров нет нужных программ, а цветопередача их мониторов просто ужасна. Бухгалтерию, у которой они раньше стояли, такой расклад устраивал, а дизайнеры журнала почему-то ропщут, вызывая ненависть айтишников, которым на все это «баловство» жалко денег босса.

Я отвечаю за все это хозяйство. И именно я должна «выходить в мир», то есть обращаться к «властям» торговой компании, составляющей основной бизнес Эдуарда, и попрошайничать. Лестью, лаской и иногда шантажом добывать все необходимое.

Сотрудники торговой компании смотрят на странных людей из редакции с недоверием и легким презрением. Они ждут, когда очередная блажь покинет босса — и он нас разгонит. Босс не разгоняет. И мы вынуждены сосуществовать. В результате «редакционные люди», не по-офисному одетые и в целом инородные в этом месте, с опаской посещают места общего пользования и стараются лишний раз не высовываться из своей комнатушки, в которую утрамбованы все разом. А персонал торговой компании делает вид, что вовсе не шушукается о журнале у нас за спинами.

Я стараюсь не очень часто обращаться к Зине, хотя когда я забегаю утром поздороваться, она всегда улыбчиво говорит: «Заходи», «Обращайся» и «Посиди с нами». Я, конечно, не отказываюсь. Сидим, болтаем, знакомимся. Приятно, что здесь такие прекрасные женщины, что мы понравились друг другу и что есть, куда стукнуться за помощью в случае чего. Но все-таки журнал — это моя работа, поэтому я максимально стараюсь выгребать сама. Ну, по крайней мере, со сдачей номера в срок я должна как-то справиться, это точно в моих силах. Все остальное потом. И любовь тоже потом, даже удобно, что ее нет.

Стас Михайлов

как путеводная звезда разведенок

Сегодня я забежала утром к Зинаиде Борисовне поздороваться и застала там новых для себя людей.

Я еще не со всеми тут обзнакомилась (ну, мне некогда, у меня журнал, решительно не влезающий в сроки). В кабинете было весело, Зина мне кивнула и певуче заизумлялась:

— С ума сойти, вы видели, сколько стоит билет на концерт Стаса Михайлова? Ну, я не понимаааю, как этот Стас Михайлов собирает стадиоооны, ну, кто на него хооодит? Это же разведенки с детьми!

— С детьми? — хихикнул один из мужчин.

— Ну, без детей, не придирааайся, не важно. Просто разведенки. Представляете, они там рыдают у него на концееертах. Я вообще не понимаааю, как это можно выносить? Нормальные люди это просто не могут слушать.

«Разведенка». Меня прямо обожгло это слово.

Я разведенка? Нет, я, конечно, знала, что я в разводе, но что такие, как я, называются «разведенки», не осознавала. В моем кругу таких слов никто не произносит. Видимо, поэтому я наивно полагала себя свободной женщиной, выполнившей социально одобряемую «программу минимум»: замуж сходила, ребенка родила. Дальше могу хотеть снова замуж, а могу и не хотеть, дело мое. Я считала, что это просто анкетные данные, все в курсе: и Эдуард, и Зинаида Борисовна. Оказалось, это значит,

что я «разведенка».

Блин, ну, нет! Так нечестно! Что же выходит: лучше жить с мужем, приобретая навыки ящерицы, быстро залезающей под диван, когда у того испортится настроение? Раньше, мне было ясно, что так жить нельзя, но я не знала, что меня будут назвать таким позорным словом, как «разведенка». Как будто кухонной тряпкой по лицу. Насколько непоколебимо должна быть уверена женщина в своем браке, чтобы называть других женщин таким словом? В этом мире разве можно быть в чем-то настолько уверенным? Ты не знаешь, не упадет ли тебе кирпич на голову и не разольет ли Аннушка масло… А тут брак! Другой человек рядом живет свою жизнь! Хорошо, конечно, что на свете бывают такие благополучные умные женщины, которые так правильно умеют выбирать мужей, что им не приходится потом сомневаться. Жаль, что я не такая…

— Тебе какую конфетку, Лазарева, фисташка или ваниль? — спросила меня Зина Борисовна.

Я вынырнула из своих мыслей и захотела страстно засвидетельствовать, что я никогда, никогда в жизни не была на концерте Стаса Михайлова, возможно, это приблизит меня к сообществу «нормальных» людей. Вместо этого я положила в рот конфетку, которую совершенно не хотела.

Первый вредоносный паттерн ускользает из-под носа

Боже мой, мне срочно нужно замуж, иначе я никогда не смогу считаться «нормальным» человеком.

Я и не предполагала, что статус «разведенок» так низок в нашей стране, а в этом месте он, видимо, стремится к плинтусу. А я совсем не занимаюсь этим вопросом. Я забила на это, потому что у меня же куча более важных дел. Может, я больше и не хочу замуж? Раз забила…

Стоп. Это что — он? Вредоносный паттерн? Оказывается,

я больше не хочу замуж. Вот это да…

Но я хочу! Я знаю, что я хочу любовь, семью, еще детей. Я хочу, но… у меня же куча дел.

Бумс! На этом неразрешимом противоречии паттерн выскользнул у меня из рук, как ящерица, оставив мне только свой скользкий хвост.

Зато благодаря Зине я теперь знаю, что хуже просто «разведенки» может быть только «разведенка», сходившая на концерт Стаса Михайлова. Это знание поможет мне не упасть еще ниже, для этого можно просто не ходить на его концерт. Это просто, с этим

я точно справлюсь.