Адвокат’essa, или Поиски Атлантиды

Ольга Зиновьевна Муравич, 2020

Роман ОЗМуравич «Адвокат’essa или Поиски Атлантиды» привлечет читателей своей необычностью. «Если вам хотя бы раз в жизни хотелось спрятаться, исчезнуть, раствориться в пространстве от переживаний… Если хотелось, чтобы вот так, вдруг: закрыл глаза, открыл – а ничего страшного и в помине нет. Наоборот, всё удачно складывается. И тебе – хорошо, радостно, чисто, честно и легко. С самой собой и с другими людьми…» Вам нужно ОБЯЗАТЕЛЬНО прочитать этот роман. Он – о нас, о вас, об авторе. Он – для всех нас. Рассчитан на широкий круг читателей.

Глава 5

«Снимите бриллианты!»

Две недели практики у Петрова подходили к концу. Мы приобрели какие-то навыки, получили представление о судебной деятельности и, возможно, даже оказались в чем-то полезными. Предстояло составить отчеты по итогам, получить от руководителя автограф и характеристику о нашей «распрекрасной» трудовой деятельности. А потом — поездка втроем на турбазу в изумительно красивом месте на берегу озера, остававшегося теплым круглый год. Путевки уже выделили в студенческом профкоме, надо было немножко доплатить за них и — отдых в раю обеспечен. Путевок было только две, но мы разделили дни пребывания на троих, и двухнедельные заслуженные каникулы маячили впереди. Я прикидывала, что завершу вязание розово-сиреневой кофточки к новому учебному году, и предвкушала радость от чтения новой книги из серии ЖЗЛ о философе Сен-Симоне, которую мама недавно достала для меня. Подруги уже давно привыкли к подобному чтению, знали, что меня это интересует, и любили при случае «козырнуть»: «А у нас Леля, знаете ли, в школе читала труды генетика Дубинина, физика Энрико Ферми, повествование о великом астрономе Кеплере, об американском президенте Франклине Делано Рузвельте, — произнося это имя так же, как называла его я, когда рассказывала подругам какие-то истории из жизни легендарного политика, четырежды избиравшегося на пост президента США. — Еще в школе она читала книги психолога Владимира Леви, в девятом классе — труды римского историка Тацита, жившего две тысячи лет назад. Там только сносок по полстраницы на каждом листе. После этого создала в школе исторический клуб «Прометей» и ее очень приглашали в университет на истфак два профессора, несколько раз побывавшие на заседании этого клуба».

После таких «воспеваний» у собеседника, если он это дослушивал, округлялись глаза, а у некоторых делались «квадратными». Чаще всего «театр» устраивался перед лицами мужского пола, приходившими в полное замешательство. После такого представления у них наверняка складывалось впечатление, что ни с какого боку ко мне не подъедешь. Хохоту было!.. Подходить ко мне многие не решались. Эту же информацию обо мне Агния изложила при первом же случае и Александру Борисовичу. Он внимательно посмотрел на меня и произнес с ударением на первом слове: «Папина дочка!» Папа был известным человеком в юридических кругах.

Но просто так выслушивать эти панегирики было неудобно, и я тут же добавляла: «А вот у Агнии значок «Турист СССР» за походы самой высокой сложности, занимается «Охотой на лис», велосипедным спортом, гимнастикой, и еще она чудесно рисует». В общем, петушка и кукух, то есть кукушка с петухом. А про Маришку мы при этом рассказывали, как она ловко мастерит из любых материалов поделки, украшения, и даже хотела поехать учиться в Институте прикладных искусств. Надо заметить, что никто ничего не привирал в своих рассказах. Все было чистой правдой.

Так вот, я раздумывала о приятных занятиях и о том, что можно прикупить себе на полученную премию. Мы с Агнией получили заслуженную «награду» перед самой практикой. История была довольно примечательная. С первого курса мы выпускали факультетскую стенгазету «Гуманитарий». (Сколько десятков их мы «создали» потом в жизни, и не сосчитать. Ко всем праздникам, по специальным поводам.) Нас отпускали с лекций, предоставляли отдельный кабинет, и мы неделю или больше творили. Воистину волшебные часы! За мной было содержание, но все темы обсуждались сообща. Агнешка — «живописала». Только появившиеся тогда акриловые краски, восхитительные рисунки, точные линии делали газету яркой, жизнерадостной. Мне доверяли фон. Гуашь чуть разводили водой, и я, обмакивая ватку в краску, воссоздавала то голубое небо, то алые знамена по контурам, которые были Агнией заранее нанесены. Она хвалила мое усердие и старательное «приобщение» к искусству художника-оформителя. Приближался великий праздник — 30-летие Победы. Впервые этот день был объявлен нерабочим, он стал красным днем календаря. Задача была — сделать что-то особенное. Месяц, не меньше, мы трудились — девять листов ватмана, склеенные вместе, составляли этот шедевр. На двух листах — памятник Матери-Родине на Мамаевом кургане, мемориалы Пискаревского кладбища в Ленинграде и Хатыни, мастерски изображенные Агнией. Вдоль всех листов шли георгиевские ленточки и другая символика военных лет. Тогда еще были живы преподаватели, ушедшие на фронт молодыми ребятами и хлебнувшие там сполна военной жизни. Я ходила к каждому из них, брала интервью и просила хотя бы одну фотографию военного времени. И люди откликались, несли хрупкие снимки, пожелтевшие и потрескавшиеся. Еще не было никаких копировальных аппаратов и в газете были подлинные образцы искусства военных фотографов. На ватманском листе делались угловые прорези, фото вставлялось в них, а с обратной стороны подклеивалось подобие конверта для закрепления и большей сохранности, так как эти драгоценные кадры надо было вернуть потом хозяевам. Все брали под личную ответственность! Часть интервью я писала от руки, часть печатала на машинке, как будто это фронтовые письма или заметки во фронтовой газете. Некоторые листки мы свернули фронтовыми треугольниками и приклеили к газете — их надо было развернуть, чтобы прочесть. Некоторые обуглили, специально опалив края бумаги над пламенем, и получилось настолько подлинно, что слезы выступали на глазах. Конечно, нашлось много места для фронтовых стихов. Поэзию мы обе любили, и я писала от руки или печатала известные и не очень — строки военной поры. Листок прикреплялся к ватману только верхней стороной и свободно висел, как в отрывном календаре. Был прикреплен открытый конверт с надписью «полевая почта», и каждый мог положить туда свое послание. Когда газету развесили вдоль стены коридора, на нашем этаже образовалось столпотворение. Люди постоянно подходили, читали. Кто-то вытирал слезы. Впечатление было потрясающие. Конечно, талантливая яркая живопись сделала свое дело. Ватман мы склеили по длинной стороне.

И в длину и в ширину — внушительное зрелище. Мы были счастливы. Руководство факультета хвалило нас. И тут объявили конкурс стенгазет ко Дню Победы среди всех ВУЗов края — их тогда было десять. Во Дворце Ленина, в громадном зале выставлены десятки работ. Большая комиссия долго все изучала и пришла к выводу, что первое место по праву принадлежит нашему «произведению»! Потрясающая и радостная весть! Нас пригласила к себе замдекана юрфака и сообщила, что мы награждаемся денежной премией за победу в краевом конкурсе. Сумма была огромная — 40 рублей на двоих. Месячная стипендия. Единственное, о чем она попросила, чтобы кто-то из нас написал «заявление на оказание материальной помощи». «Такая строка в бюджете есть, — сказала она, — а премиальные в нем не предусмотрены».

Агния написала заявление и отправилась в университетскую кассу получать деньги. И тут случилась еще одна забавная ситуация.

На восемнадцатилетие родители подарили Агнешке роскошные бриллиантовые серьги. Камни в них просто огромные — папа ее имел возможность «достать» такой дефицит и имел средства оплатить его. Агнешка очень любила эти украшения и по простоте душевной запросто носила их каждый день. И в то утро драгоценности были на ней. Я сказала:

— Дорогая Агния, я понимаю, что у тебя сейчас трудное финансовое положение, и ты идешь за материальной помощью, но, может быть, ты вынешь из ушек эти экспонаты Алмазного фонда, чтобы не смущать кассира, выдающего вспомоществование нуждающейся студентке?

Она расхохоталась, цацки сняла и, сделав «скромное» лицо, отправилась за премией, выдаваемой под псевдонимом «материальная помощь». Эта история тоже надолго осталась предметом шуток и подначек. А предмет из «алмазного фонда» она надевает только к вечерним туалетам два-три раза в год. И они все также вызывают у нас улыбки.

Так вот, с мыслями о предстоящей поездке на отдых и приятных покупках, с радостью от того, что практика закончилась и целый месяц можно гулять, шла я вечерком в гости к свежеиспеченной жене Катюшке. Молодой муж ее уехал в командировку, и она позвала меня на чаек. Все домашние дела были сделаны, ужин для родителей приготовлен, и я — с чистой совестью — отправилась к ней. Светлая мини-юбка в клетку, сшитая мамой, и белая кофточка-«лапша» отлично сидели на мне, волосы я вымыла и расчесала на пробор, и они доходили почти до талии. А талия в то время была такая, что можно было обхватить двумя мужскими ладонями (что потом с успехом и проделывал мой будущий муж). Загорелая, веселая и радостная от предвкушения встречи с подругой и рассказов о первых неделях семейной жизни, шла я, постукивая каблучками, по направлению к ее дому. Шла и тихонько напевала — благо, улица была пустынна, рабочий день закончился — «песни у людей разные, а моя одна на века…». Солнце уже скрылось за сопкой, но сторона улицы, по которой шла, хорошо освещалась. Солнечные зайчики разбегались от металлических пряжек на моих новеньких босоножках, и, довольная этой картиной, почти уткнулась лбом в грудь какого-то человека. Опешив, я растерянно подняла глаза, одновременно сказав: «Извините!» — и увидела, что этот человек — Александр Борисович. И что он стоит на улице у раскрытой двери здания суда, находящегося рядом с домом, где жила моя подруга. Дорога к суду поднималась круто в горку, и я, увлеченная «зайчиками» и собственными отражениями в окнах, не заметила, как на самом подъеме передо мной возникло живое «препятствие».

— Ой, здравствуйте, Александр Борисович! — Я смутилась от собственной неловкости.

— Привет, красавица! Комсомолка, студентка, отличница! Как дела? Ты куда это так спешишь, что не видишь никого вокруг? Уж не на свидание ли?

— Нет, не на свидание, я в гости к подруге иду, она замуж недавно вышла, я у нее на свадьбе была свидетельницей.

— Это хорошее дело, — произнес А. Б., и непонятно было, к чему относится его оценка. Тут я обратила внимание, что А. Б. — впервые за две недели нашего знакомства — был в белой рубашке с короткими рукавами, без галстука и двумя расстегнутыми пуговицами ворота. Это было очень непривычно, как будто он снял с себя какие-то доспехи и стал обыкновенным мужчиной. Я даже уловила приятный и очень модный тогда аромат мужского одеколона «Командор». Такой же был у папы и очень нравился мне.

— А я закончил слушать все дела, вышел на солнышко подышать свежим воздухом и вижу, как моя практикантка шагает по улице, улыбается своему отражению в окнах, поглядывает иногда себе под ноги, а ветер развевает волосы, и солнце в них играет. Ты же всегда на практику приходила то с косой, то с хвостиком, и я не знал, какую красоту ты прятала.

— Да нет, ничего и не прятала, — смутилась я.

— Не прятала, не прятала, — отчего-то весело сказал А. Б. и добавил: — Заходи, чаем угощу!

«Как в"Мухе-цокотухе", — подумала я. — "Приходите, тараканы, я вас чаем угощу"».

— Спасибо, я лучше пойду. А то меня подруга ждет.

Тут резкий порыв ветра взметнул мои локоны так, что они коснулись лица Петрова.

— Прямо вихрь какой-то, — опять засмеялся он.

— Извините. — Я собрала волосы и начала заплетать косу. Довольно быстро справившись с этим занятием, перекинула, как обычно, косу на грудь и собралась идти.

— Ты вот что, — остановил меня А. Б. — Ты же мне еще отчет свой по практике не принесла на подпись.

— Я его скоро доделаю, совсем немного осталось.

— Слушай, — о чем-то подумав, произнес он, — ты же на пишущей машинке умеешь печатать?

— Я печатала немного в милиции на практике, и дома есть пишущая машинка — мама папе иногда печатает его статьи научные — ну и я чуть-чуть могу.

— Можешь мне помочь?

— Я не знаю, а чем?

— Да вот мне тоже до конца месяца надо научному руководителю статью для журнала отдать, а я все никак не соберусь ее перепечатать. Работы очень много, ну ты сама видела, руки до статьи не доходят. Может быть, поможешь напечатать?

— А вы что — диссертацию пишете? — поинтересовалась я. Это было мне знакомо, так как папа занимался наукой, и я еще со школы помогала ему вычитывать статьи и диссертационные материалы.

— Да вот пытаюсь… правда, с таким графиком работы не очень-то попишешь. Сможешь завтра подойти к концу дня?

— Наверное, смогу, я вечером все равно гуляю, а на турбазу мы с девчонками только через десять дней едем. А машинка какая у вас?

— Электрическая, хорошая. Подходи часиков в шесть, я как раз буду все дела в порядок приводить, да пару решений написать надо еще. Покажу тебе материалы, ты же мой почерк разбираешь?

— Разбираю, за две недели более-менее привыкла.

— Ну, вот и отлично, значит, до завтра?! — Он улыбнулся и добавил: — Аккуратнее шагай, впереди себя посматривай.

— Хорошо, буду посматривать. До свидания.

— Я жду тебя завтра к концу дня.