Бабкины сказки

Ольга Ефимовна Потаповцева

Когда-то давным-давно, когда мы были маленькими, а мир бесконечным, наши бабушки рассказывали нам сказки. Про Лешего и Бабу-Ягу, про Домового и Кикимору. Конечно, каждый скажет – «Бабкины сказки»… А что, если я вам расскажу несколько мистических, иногда жутких и необъяснимых историй, которые произошли в реальности с абсолютно разными взрослыми людьми?

Таня, мне с тобой холодно (вторая история)

— Ба, расскажи что-нибудь? — попросила внучка, залезая на табурет у стола, поджав под себя одну ногу. Баба Галя катала тесто на пельмени. Их заготавливали раньше впрок. Штук по сто лепили, кто и по двести, а потом уж порциями морозили.

— Ты уж взрослая, а все байки бабкины слушаешь, — засмеялась бабушка.

— Ну, расскажиииии, — шутливо заныла Маша.

Бабушкины рассказы она любила и в детстве, да и сейчас ей было интересно. Про старые времена, про суеверия всякие, про традиции. Девчонки уже на танцы ходят, а она в четырнадцать лет сказки слушает. Узнают-засмеют, ну и пусть.

Когда она была маленькая, всегда спрашивала: «Ба, а ты видела динозавров? Ну, или хотя бы Ленина, про которого в школе рассказывают, что он вождь?»

— Конечно, а как же. Идем мы как-то с Владимиром Ильичем в магазин за хлебом, а по небу птеродактиль летит, — отвечала баба Галя и начинала хохотать. Сейчас Маша и сама бы хохотала, а тогда ее огорчало, что ее старая (как ей казалось) бабушка ничего значимого не видала. Грош цена такой старости, если Ленина не видела — вот как мозги-то промывали в советских школах.

— Ну, раз так, слушай! Когда я поступила в педучилище, мне как иногородней полагалось общежитие. Общежитие — это конечно громко сказано, но выбора не было особо, либо к бабульке какой на квартиру, либо общага. Это сейчас все условия — тут живи, там учись, здесь тебе и душ, и туалет, и машинка стиральная. У нас же тогда в распоряжении были деревянные двухэтажные бараки, которые строились пленными немцами и отапливались дровами. А мыться и стираться мы ходили в студенческую баню, по определенным дням. Одна группа в понедельник — утром мальчики, вечером девочки, другая группа во вторник.

В самой бане было разделение на помывочную и прачечную. Еще надо было воды с колодца натаскать, для себя. Обычно два-три ведра холодной воды и еще одно ведро на нагрев, но греть больше одного ведра не давали. Иначе растопленной печи на всех не хватит.

Вот так и жили. Бараки наши — общежития находились на улице с романтичным таким названием «Алмазная». Только алмазами там и не пахло. Чтобы добраться до училища в чистом виде надевали резиновые сапоги, чем выше — тем лучше. А у учебного здания уже переодевались в туфельки. На улицах лежали дощечки, которые слабо спасали от жижи. Идешь так поутру на учебу, а под ногами хлюпает. Остановишься и слышишь, как кто-то хлюпает навстречу тебе. Только зимой было хорошо, все покрывалось снегом, а из печных труб шел дым, как на картинке.

В общем, жили мы дружно, несмотря на то, что условия были спартанские. Внутри барак был чистенький, мы по очереди прибирались в нашем маленьком подъезде, дежурили, полы мыли. На первом этаже у входа перед лестницей было небольшое помещение — там обувь оставляли уличную. И не боялся никто, что украдут — вот какие были времена, правда пару раз я уходила в своем и чужом сапоге, потому что лампочка постоянно перегорала, а в темноте-то на ошшупь и не поймешь. Ну, это ничего все просто решалось. Как-то Любка забегает на лекцию, мол, Галя, без меня не уходи, сапог мне твой мал, меняться будем. Ой, смеялись, конечно.

Так вот, общежитие у нас было наподобие коммунальных квартир: на первом этаже две — в обе стороны, и на втором. По три комнаты с общей кухней. На первом этаже одна комната была для воспитателей оставлена. Нам хоть и по 16—17 лет, а без родителей догляд нужен, да и мало ли что. Вот они там по очереди жили-ночевали.

Мы дружили все, нас в комнате было трое, плюс еще в двух соседних комнатах по трое. Питались в столовой, а в кухне по вечерам собирались чаи гонять. Сами не готовили, потому что газа не было, плитки запрещены были — нельзя, весь дом деревянный. Вот тот, кто раньше с учебы приходит, ставит чайник на печь. Много ли девчонкам надо, стол поставили, кто чем богат, то и достали. Кто сухофрукты, кто конфеты, кто мед.

Другой раз соберемся выкройки обсуждать, купить-то особо не купишь одежду, городишко маленький, да и в дефиците все. А вот с тканью-то полегче было. Нам стипендию небольшую давали, вот купишь ткани и с девчонками кроишь. Были у нас там старшекурсницы, всегда посоветуют как лучше, помогут.

Как-то год, сдали мы зимнюю сессию, кому далеко, те оставались на весь учебный год. Вот набралось нас со всего общежития, человек восемь, ну и решили мы, раз Рождество прошло, то можно и погадать до Крещения.

Любка где-то вычитала, что можно вызвать духа. Надо на бумаге начертить круг, да по нему буквы написать с цифрами. Мы-то все по старинке заборы обнимали, да валенки кидали. А еще мужиков на улице ловили и спрашивали — как первого встречного зовут, так и мужа будут звать. А тут что-то такое новомодное, в общем, решили попробовать.

У учителки — контролерши попросили бумагу, а она: «Вам на что?» Пришлось и ей рассказать, а она — «я с вами хочу». Ну, а что, она тогда и не намного нас старше была. Понятен ее интерес, чем одной с книжкой куковать, лучше с нами. Да и опять же, надо было свечи зажечь, а тут контроль нужен на всякий случай.

В общем, помогла она нам с бумагой, от каких-то чертежей осталось. Сначала большой круг нарисовали, по нему буквы распределили, в середине поменьше — под блюдечко, а на блюдце стрелку сделали помадой.

Уж и не помню почему, но надо было в двенадцать ночи начинать. Собрались, свечи зажгли, свет везде выключили. Хором стали слова говорить специальные: «Дух приди, дух приди, дух приди». Все в круге положили на перевернутое блюдце мизинцы.

Главное условие, мизинцы не убирать, пока гостя не проводим. Проводы потустороннего гостя были обязательны, иначе он тут останется. Гадали в нашей комнате, а таких сожителей нам не надо.

В самом начале Любка нам все-все правила рассказала, чтобы не дай бог кто не нарушил по незнанию — руки с блюдца не убирать, что бы не случилось, из круга не вставать, не смеяться.

Ну, значит, сели мы, глаза закрыли, шепчем сидим — духа зовем. Сначала вроде смешно как-то было, потому что никто к нам не шел. Блюдце стояло не шелохнувшись.

Полчаса посидели, подождали. Потом Люба говорит:

— Может кого-то конкретного надо звать?

Тут споры поднялись, с кем бы нам хотелось побеседовать: можно из родственников позвать, своих умерших. Так вроде остальным не интересно будет, потому что все мы не знакомы с родней друг друга. Все с разных деревень и городов. Решили, что надо кого-то известного всем. Остановились на Гоголе. Он и к мистике поближе был, чего только «Вечера на хуторе близ Диканьки» стоят. Ну и заново значит, начали:

— Дух Гоголя, приди! Дух Гоголя приди!

Блюдце дернулось. Все напряглись. Каждый про себя подумал, что кто-то специально шевелит его, чтобы напугать остальных.

— Дух ты здесь, — трясущимся от страха голоском спросила Любка.

К нашему всеобщему удивлению блюдце стало медленно скользить по бумаге, а мы, следуя за стрелкой, читали буквы:

— Д-а.

— Здравствуй Николай Васильевич, — с сарказмом сказала Тоня.

— З-д-о-р-о-в-ь-я-ж-и-в-ы-м-ж-е-л-а-ю-т.

Все напряглись, и только сейчас начало до нас доходить, что это не шутка. Мы изначально не верили в успех всего этого мероприятия, все кто был в комнате, родились уже в стране советов. Верили только в партию… Какие духи.

И вот сидела я тогда и думала над абсурдностью ситуации: восемь относительно взрослых девок плюс учительница Нина Сергеевна (тоже только после института), в то время как наши товарищи строят «светлое будущее» мы сидим и гадаем. Это хорошо, что среди нас идейных не было тогда, а то бы посадили за какие-нибудь «антисоветские настроения».

— Николай Васильевич, а почему вы второй том «Душ» сожгли? — вступила в разговор Нина Сергеевна. Она, как истинный литератор хотела раскрытия тайны.

— Я-Н-Е-Ж-Е-Г — ответил дух с помощью блюдца.

— Ну как же, нам рассказывают, что Гоголь сжег рукопись второго тома… — растерялась учительница.

— Я-Н-Е-Г-О-Г-О-Л-Ь — вывело блюдце.

Мы, конечно, были в шоке. Столько вопросов заранее придумывали, а сейчас из головы все повылетело, мы звали конкретного человека, а пришел кто-то другой. Всем стало не по себе, повисло молчание.

— А кто ты? — спросила Любка. Она боевая девка, из сибирской деревни, ее так просто не испугаешь.

Про Любку отдельная история, у нее было тогда две младших сестры и брат. Мать померла, рожая последнего братика, когда девчонке было семь лет. И с этого времени перешли на нее все домашние обязанности. Отец в лесу пропитание добывал, работал в лесхозе, а Любка готовила, стирала, убирала, за малышами следила, печь топила, за скотом ухаживала. Была у них коровенка, ее тоже накормить, подоить. Чуть повзрослев, добавилось к ее обязанностям еще колка дров и ношение воды с колодца — не всякий мужик с такой работой справится, не то, что девчонка малолетняя. Ну что ж делать они всей семьей выживали как могли.

Отец очень жалел Любку, жалел потому, что она мать видела и помнила, в отличие от остальных деток. И самому ему тяжело было, но детей не бросил, в интернат не сдал (хотя предлагали). Летом из леса старался ягодок принести, зверя бил на мясо, рыбу ловил. Когда себе лишку было — Любка по соседям носила, продавала. Ее сиротку тетки жалели, кто пряником угостит, кто одежду какую подарит, а как-то раз бусики красные дали впридачу к деньгам. Она про них часто вспоминала — рассказывала.

А Любка — чистая душа, все домой несет, чтобы с сестренками и братишкой поделится, если что вкусненькое дали. Отец деньги откладывал, чтобы ее учиться отправить и на житье-бытье в чужом городе дать.

Конец ознакомительного фрагмента.