Кондитерская Лавка

Ольга Грин, 2022

Где-то в параллельной вселенной ты, который не ты, грустно попивает чай с бубликами и мечтает о твоей жизни. И вдруг…вы встретились. Добро пожаловать в "Кондитерскую Лавку", место, которое способно организовать самые замысловатые чаепития.

Глава 3

Человек в неоновых ботинках.

В окно бил яркий солнечный свет. Я выглянула наружу: никакого огромного тополя у стены моего дома не было, улица поблескивала от утреннего инея, кутающиеся в пуховики прохожие ясно давали понять, что до теплого мая, как до Пекина на скейте, а моя комната сияла абсолютной нормальностью. Как же я по ней соскучилась!

Я схватила телефон и открыла список контактов. Все на месте: мама, Витя и куча фамилий, помещенных мною сюда по долгу службы. Добро пожаловать в реальную жизнь!

— Алло, мам! Привет! Как дела? — затарахтела я в трубку, едва заслышав мамино ленивое «привет».

— Пока не родила… а, нет, родила. Вот же растяжки. И пузо обвисшее. И мне не двадцать, — изрекла мама и зевнула.

— Я так рада тебя слышать! — из моей глотки вырвался, возможно, излишний восторг.

— Алис, сегодня, конечно, выходной, но к завтраку принято готовить кофе, а не мартини, — философским тоном заметила мама, и, судя по довольному причмокиванию, сама пригубила оный.

— А ты сама-то прям кофе пьешь?

— Маме все можно. Мама выжила в 90-е.

Мамина любимая фраза.

— Так что не учи мать завтракать, — доброжелательно продолжила она и набулькала себе еще зелья.

Моя мама знает толк во времяпрепровождении. Окончательно развязал ей руки выход на пенсию. Под папиным спонсорством она кутила по полной.

Подъем у нее планировался в 10. Завтрак до 11. Потом фитнес под старые видеозаписи аэробики. Ииииии… время шальной императрицы до встречи папы с работы с видом благочестивой супруги. Актерским талантом боженька матушку наделил щедро, вероятно, даже кого-нибудь ради этого обделив. Возможно, конкретно Кристен Стюарт.

Ей-богу, я не знаю откуда в матушке столько энергии. Видимо, остался запас с неотгуленной и заполненной детьми молодости. Ну, а что? Наши матери ухитрились выжить в лихие 90-е и пережить нулевые, вырастив нас и не умерев от голода. Так что сегодня им по праву можно все и даже бить людей. Я никак не могу взять в толк, каким образом после всего этого у них сохранился такого размера оптимизм. Если судить по моей матери, она его не только сохранила, но преумножила, напичкала стероидами, надула до размеров тираннозавра и научила танцевать джигу.

— Мне приснился такой непонятный сон, как будто я играю в рок-группе, у меня есть черный кот и жертвенник.

Мама хихикнула:

— Позвони своей племяннику, он как раз сейчас этим промышляет. Всем подросткам кажется, что они капец какие уникальные, а на деле — каждый их поступок описан в любой книжке по психологии пубертатного периода.

Мама встревает по психологии. С чувством, с толком и наслаждением, так же, как пьет сейчас свой утренний допинг.

— А если тебе снится сон, в котором тебе снится сон, и ты понимаешь, что все это — сон во сне?

— У осознанных сновидений есть две трактовки. Первая: твой мозг слишком крут, чтобы принимать сновидения за правду. Вторая: ты попала в параллельные измерения.

— Это как?

— А фиг знает. Найди эзотерика. Я всего лишь цитирую гугл, — мама хлебнула и сочно зачавкала, — всё, я ем.

Гугл, мать его… Ведь все было настолько реальным! И что тогда из того дня было реальностью? Ходили ли мы с Витей на романтическое свидание? И связано ли его нетипичное поведение с тем, что это был всего лишь сон?

Я набрала номер Вити.

— Котеночек, привет! — радостно замурлыкал он.

— Привет… эээ… зайчик. Слушай. Вчерашний вечер был такой классный! А ты как думаешь?

Я решила не использовать факты, чтобы не спровоцировать вызов санитаров.

— О! Вечер был изумительный! Мне так жаль, что пришлось тебя оставить возле Лавки! Но я обещаю, что больше не брошу тебя! Буду настаивать на своем.

«…на своем удобрении, наваленном от страха перед материнским гневом», — злорадно подумала я.

Так, стоп!

— Лавка?! «Кондитерская Лавка»?!

— Ну да…

Но я уже положила трубку.

Если я и вправду туда заходила, то почему не помню, как я добралась домой? Я имею в виду, в реальности. Я заснула там и далее видела только сон. Я же, черт побери, должна была как-то телепортироваться на свою подушку, на которой проснулась сейчас. Этот вопрос затмил все остальные, которые тут же принялись наваливаться на меня, подобно чокнутым регбистам. Не может же человек уснуть, успеть насладиться наиреальнейшим сном и чудесным образом оказаться в другом месте. Что-то неладное добавляют в местные булочки… Но я сомневаюсь, что девушка, работающая в Лавке, пусть и достаточно странная барышня, устоит перед соблазном покрутить пальцем у виска, когда я затяну байку об альтернативной мне.

Я посмотрела на себя в зеркало, боясь увидеть готическое нечто в козлячьей футболке. Ан нет. Вот моя блузка, вот моя приличная стрижка — вся полноценная я на месте. Это радует. Не радует только легкая степень амнезии.

Мне не хотелось ни есть, ни пить — на кухню я заглянула лишь для того, чтобы убедиться в ее солнечности и отсутствии пучков сушеной зелени. Я дома. Все хорошо.

«Никто не сходит с ума быстрее, чем абсолютно нормальный человек», — гласила мудрость, написанная мудрецом на стене подъезда. Так. Этой надписи здесь раньше не было, — подозрительно сощурилась я, поправляя воротник на своем любимом бежевом пальто.

Успокаивает то, что для создания вот таких искажений реальности достаточно заиметь несмываемый маркер и потерять совесть. А соседей с отсутствием совести у меня хоть отбавляй. По крайней мере, если судить по регулярному вою пылесоса часиков этак в полседьмого утра или полвторого ночи этажом выше. А уж когда с потусторонним хохотом по моему потолку проносится стадо неспящих в полночь маленьких человеков, у меня возникает неудержимое желание снять квартиру прямо над ними и заселить ее подкованными першеронами. Или ёжиками в стальных сандалиях.

Путешествие до кондитерской было до такой степени скучным на фоне всех этих галлюциногенных вкусняшек, что я даже не хочу тратить ни время, ни буквы на его описание. Да, по дороге мы с таксистом увидели экскаватор, врезавшийся в выпавший на дорогу из мусоровоза мусорный бак. Бабулю, избивающую клюкой фонарный столб. Девочку, выгуливающую на поводке мангуста, и даже небольшую стаю ворон, клюющих поставленное кем-то на обочине соломенное чучело в черном цилиндре.

Но я, равнодушно проводив происходящее взглядом, продолжила мечтать о том, чтобы поскорее добраться до Лавки, обнаружить ее (что очень важно!), зайти внутрь и получить ответы на мои вопросы. Ну, или хотя бы выведать рецепт чая, от которого напрочь отбивает память, и который дарует такую впечатляющую гамму эмоций, что в пору бронировать коечку в отделении для шизанутиков.

Вот она, родимая. Стоит, ждет меня. Потертая вывеска покачивается от легкого ветра. А неподалеку проходит какой-то маленький митинг.

Состоящая из десяти-пятнадцати душ кучка людей заключила в кольцо нечто, невидимое моему взгляду. Их спины были напряженно статичными, словно обсуждаемая ими тема касалась как минимум ракетной установки, активированной в сарае дяди Пети с соседней улицы.

В это время, минуя толпу, в «Кондитерскую Лавку» зашел молодой человек. Шел он быстро, едва ли не спотыкаясь в попытках совладать с излишне интенсивным темпом перемещения своих стоп. Стоп, сияющих ярко-желто-зеленым неоновым цветом. Что это: ботинки, обмотанные светодиодной лентой, или кроссовки, попавшие в чан с ядерными отходами, — насыщенность этого цвета была столь суровой, что глаза заслезились.

По-моему, я где-то видела этого парня и, скорее всего в другой обуви, ибо эту я бы запомнила раз и навсегда. В принципе, ввиду своей профессии, я уже успела по два раза перевидеть каждую блоху в этом городе, так что не удивительно, что я, даже под страхом четвертования, не смогла бы вспомнить, при каких обстоятельствах встречала этого человека.

Мы подъехали к пункту назначения, и я вылетела из такси, желая поскорее вонзить свое тело в Лавку вслед за парнем. Но почувствовала, как чья-то рука схватила меня за локоть.

— Девушка! Вы спешите в это заведение?! Неужели вы тоже пали жертвой черных сил, которые там обитают?!

— ААААААА!

Я заорала на взъерошенную женщину, которая, согнувшись, смотрела в мое лицо снизу в верх, наклонив голову на бок и горячо дыша мне в нос. И это было очень странно, потому как ростом она была примерно с меня, а то и выше. Это ж надо так изогнуться и извернуться!

Женщина, все также сгорбившись, упорно тянула меня в сторону напряженной кучки. А я, разрываемая страхом и любопытством, сопротивлялась, но не сильно. В итоге, она привела меня к людям, которые, открыв рты, слушали яростное выступление еще одной взъерошенной тетки, окружив ее узким кольцом.

Первое, о чем я подумала, — вот, к чему приводит нежелание носить шапку в холод. Второе родилось после того, как я услышала фрагмент речи оратора, — я нервно хихикнула.

–… гнусные булки! Эти запахи пленяют своей скверной! Девчонка торгует грешными мыслями! Что она нам показывает? То, чему быть не суждено! И ради чего! Развращает наши души, чтобы мы потом горели! Соблазняет! Мы сами не ведаем, что продаем наши души нечистому!..

«Ну, финиш», — вздохнула я.

— Вот ты, дитя! — вдруг резко ткнула в меня пальцем женщина.

— АААА, — одернулась я от неожиданности и попятилась, уткнувшись в чье-то тело, помешавшее мне слинять.

— За твою душу ведется борьба! Расскажи нам свою историю!

Глядя на ее трясущийся палец, я, спустя пару секунд, поняла, что тарахчу негромкое:

— I am Alice, I was born…

Причем с максимально варварским акцентом, с которым обычно поют вокалисты невысокосортных кавер-групп, перепевающие каких-нибудь Бон Джови или Кранберриз и совершенно не представляющие, что, помимо абсолютного копирования чужого музыкального произведения, неплохо было бы копировать и произношение иностранных слов.

— Видите! — торжествующе возопила тетка и толпа дружно ахнула, — ее лишили рассудка, ею уже овладели темные силы!..

На самом деле никакие темные силы мной не овладевали. Это моя обычная реакция на любые внезапности, сопровождаемые массовым вниманием к моей скромной персоне. Проще говоря, я не люблю публичные выступления, и, принуждаемая к ним кем-то, от волнения начинаю лопотать глупости, от чего моя нелюбовь становится еще больше и искренней.

Но фанатиков было уже не остановить. Они достали бутылочки с прозрачной жидкостью и начали плескать ею в меня.

Я поспешила выпрыгнуть из бешеной орущей толпы и, обернувшись, поняла, что народ устремился за мной. И это было уже не так забавно, как внезапно нашедшее на меня желание загавкать на людей. Благо, неподалеку зазвучала сирена полицейской машины — митинг явно был несанкционированным. И, на мой взгляд, совершенно ненормальным даже в условиях весеннего обострения.

У фанатиков хватило мозгов разбежаться по дворам, ведь души грешных любителей сдобы из-за стен колонии спасать нелегко. На всякий случай я тоже поспешила скрыться — бравые служители закона вряд ли намерены верить честному слову барышни, резво уносящей ноги от толпы сектантов и полицейской машины. Скорее всего мне пришлось бы отдуваться за всех, кто профессионально слился с толпой, а я не затем стремилась вернуться назад в реальность, чтобы взять на себя ответственность за чей-то идиотизм.

Скрыться я решила в месте, куда и стремилась, но, едва коснувшись ручки двери, была вынуждена отскочить в сторону.

Тот самый парень в неоновых ботинках, как ошпаренный выскочил из заведения под звон колокольчиков, и, окинув меня ошалелым взглядом, исчез за углом дома под громкое мяуканье, доносящееся из глубины двора. Я вспомнила этого парня. Мы встретились при тех же обстоятельствах на этом же самом месте. Именно он, понурый, выходил из Лавки в тот вечер, когда я впервые сюда зашла. Надо же, какие перемены: горящий взгляд, взъерошенные волосы, розовые щеки — словно он не сидел в Лавке, а как минимум делал в ней ремонт.

Я взглянула вглубь двора, заросшего плотной стеной сухой травы, поднимающейся в человеческий рост. Естественно, в этой поросли я не увидела источник пронзительного мяуканья, но, совершенно не относясь к касте зооактивистов, я не сильно-то и стремилась помочь всем нуждающимся и мохнатым. Решив, что не стоит и начинать, я, выдохнув, зашла в Лавку.

Знакомый полумрак и знакомый мелодичный колокольчик, который оповестил хозяев о моем визите. Странная атмосфера, учитывая, что на улице — день, а в Лавке — полутьма. Здесь были два небольших и тонких источника света — окна, украшенные портьерами шоколадного оттенка. За ними явно вечерело. Но я предпочла объяснить это тонированными стеклами, и даже думать не хотела о чем-то мистическом. Хватит с меня.

Я открыла дверь и выглянула на улицу. День. Прохлада весеннего утра. Да. Это явно тонированные стекла.

И повернулась. Она стояла прямо передо мной.

— Добро пожаловать в «Кондитерскую Лавку», — мило улыбнулась девушка, сверкнув янтарными глазами и глядя прямо в мои.

В глаза бросился бейджик, приколотый к ее блузке.

«Анна. Администратор, кондитер, маг», — прочитала я витиеватые буквы.

— Доброе утро! Я тут…

— Вы, наверное, пришли забрать пакет, что забыли вчера, — мягко вставила реплику Анна, воспользовавшись паузой в моем предложении.

— Э, не совсем так… — я снова не закончила фразу, потому что перечитала бейджик Анны и поняла, что с него исчезло слово «маг». «Анна. Администратор, кондитер, владелец». Я потрясла головой, пытаясь проморгаться.

— Думаю, вам не помешал бы витаминный облепиховый чай, — предложила Анна, жестом приглашая меня сесть за столик, — за счет заведения.

Я решила присесть во многом за тем, чтобы сформулировать членораздельные вопросы, и выбрала тот же самый столик, за которым сидела в прошлый раз. На картине, висящей на стене напротив, больше не было ни девушки с гитарой, так похожей на меня, ни блондинки с ребенком. Теперь на ней изображен хмурый парень — тот самый любитель неоновой обуви. Я рассмотрела его лицо: точеные черты, яркие небесно-голубого цвета глаза, светлые волосы и кустистые брови, недовольно сдвинутые к переносице. Не мужчина, а мечта валькирии.

Анна принесла дивно пахнущий облепиховый чай невероятно быстро и, улыбаясь, поставила прозрачный чайник на мой столик.

— Послушайте, — затарахтела я, — я совсем не помню, как вчера добралась домой. Совсем память отбило.

— О, вы так быстро выскочили, что даже не успели попрощаться.

— Выскочила?

— Да. Но сначала уснули. Атмосфера здесь располагает к особенным сновидениям.

— Подождите… Но был май… Тепло… И моя одежда… Что вы добавляете в чай?! — меня вдруг осенило.

Анна хитро сощурилась.

— Всего лишь щепотку ваших желаний.

— Эта «щепотка» хоть легальна?

Девушка усмехнулась и протянула мне бумажный пакет.

— Я продаю самые обычные сладости и самый обычный чай. Но, по странному стечению обстоятельств, люди всегда видят в них что-то большее.

Я открыла пакет, и меня окутал невероятный аромат коричных булочек.

— Вы как будто что-то скрываете…

Анна села на стул напротив, загадочно наклонилась ко мне и тихо произнесла:

— Ну только если рецепт яблочного штруделя для девушки, замученной обыденностью.

— Откуда вы…

— У вас в глазах тоска, ее вой за милю слышно, — Анна встала, — наслаждайтесь чаем.

Я даже рот открыть не успела, а она уже, взмахнув клетчатой юбкой, исчезала в двери кухни, что-то напевая себе под нос. Удивительно юркая особа.

Вот теперь докажи, что я не утконос. Когда человек делает вид, что ничего не произошло, и он «ничего такого не говорил», это обескураживает. Ведь никто не вел протокол беседы, и никто не записывал ее на диктофон, чтобы при необходимости предъявить доказательства. А, учитывая происходящие вокруг меня странности, я вообще не имею право отвечать за то, что увидела или услышала. Возьмем хотя бы надпись на бейджике Анны. Маг. И вдруг, не маг. А всего лишь владелец, администратор….

Ну, раз предложено… Я отхлебнула чаю. Божественно! Горячо. Сладко и одновременно кисло. Как я люблю.

Я в который раз взглянула на картину-оборотня. Странно. Парень вроде такой серьезный, а обувь выбирает с закрытыми глазами. Мужчины с такими лицами и таким взглядом обычно раскладывают на столах зубочистки одна к одной, работают в скучных фирмах по производству скучных вещей, типа зубочисток, и бреются каждое утро, с целеустремленностью маньяков истребляя каждую ускользнувшую от лезвия щетинку пинцетом, приподнимая ее зубочисткой. И уж конечно, носят классическую черную, до блеска начищенную обувь, в которой можно узреть отражение блестящих перспектив. Но никак не ярко-желто-зеленое слепящее нечто, способное сыграть роль психотропного оружия.

Но со времени моего последнего изучения, картина претерпела некоторые изменения. И снова я не смогу доказать: вина ли это моей невнимательности или странного чая, который я, уже наученная опытом, все равно продолжаю пить, даже в этот самый момент выработки этих самых мыслей.

За спиной у хмурого парня возникла лохматая девушка в длинном сером бесформенном платье. И судя по ее гневному лицу и широко раскрытому рту, она явно что-то орала. Но не ему, а куда-то перед ним. Словно бы… мне. В руке вопящей находилась раскрытая книга, а в позе — желание как минимум сжигать ведьм или свергать власть Романовых.

От созерцания нового художественного сюжета меня отвлек нарастающий гомон за окнами. Что там опять творится? Любопытство выдернуло меня из-за стола и швырнуло в сторону тонкого высокого оконца.

Уже не вечер — ночь. Горит фонарь на стене Лавки. И факелы в руках митингующей толпы, в которой я рассмотрела несколько знакомых лиц. Это что еще за доморощенное линчевание? Кому-то не дают уснуть лавры испанской инквизиции?

— Анна! — заорала я, но мне никто не ответил.

А тем временем вперед из толпы вышли худая взъерошенная женщина — явно та, что изображена на картине. И парень в неоновых ботинках. Они закричали какие-то нечленораздельные слова, возводя руки к небесам, и окончательно меня перепугали.

— Ээй! Тут гости незванные! И явно нежеланные! — ответом на мои более мотивирующие выкрики по-прежнему была тишина.

Я бросилась искать хозяйку заведения, от души надеясь, что она, обнаружив злых крестьян, не умчалась в закат раньше меня, тарахтя что-то о своей горькой предпринимательской доле.

На полке бара сидел огромный пушистый белый кот, которого раньше или здесь не было, или на которого я попросту (трудно представить) не обратила внимания, и не спускал с меня глаз.

— Где она?! — рявкнула я ему. Но он, как это и положено коту, не ответил. Только недовольно моргнул два раза. Как бы говоря: «Мне пофиг на твои проблемы, жалкое создание».

Так. Я пока тут одна. Подмоги в лице хозяйки и какого-никакого гипотетического персонала из кухни пока не предвидится. Что ж делать? Вооружиться скалкой?

Я с ужасом глядела на входную дверь, которая вот-вот должна распахнуться настежь или вовсе слететь с петель под напором расцивилизовавшейся толпы, явно жаждущей предавать что ни попадя огню и анафеме.

Ключ! В скважине под узорчатой дверной ручкой торчал здоровенный вычурный ключ! И — уже снова стоя у стойки бара, — я осознала, что только что, секунду назад, ноги сами понесли меня к двери и руки провернули в скважине это увесистое латунное нечто, издавшее сочный звук закрывшегося замка.

Заперто, булочки кончились! Никогда приходите, пожалуйста!

Крики снаружи усилились. Но мне совсем не хотелось вслушиваться в их суть, меня и так уже основательно трясло от страха и накатившей паники. Продрифтовав за барную стойку, я метнулась на кухню и, распахнув дверь, застала кухонную утварь в присущем ей неодушевленном виде и поразительное отсутствие поваров. Но вопросами задаваться было некогда, тем более, что я явственно почувствовала запах гари. Я промчалась по кухне в поисках подсобных помещений, где могли бы находиться заинтересованные в развитии событий сотрудники, и, не найдя таковых, снова вылетела в зал.

Который начал заполнять дым.

Мельком взглянув в окно, я увидела ликующую толпу, радостно подбрасывающую факелы к стенам Лавки и сполохи разгорающегося пламени.

Ощущая себя подкопчёной ведьмой на костре, я рванула назад. Надо давать дёру. Служебный вход, тайный черный лаз? Вряд ли. Но на кухне я видела окна. Обычные, без изысков и тонированых обманок, но зато с форточками и фрамугами.

Так что, спешно натянув свое бежевое пальто, я устремилась в сторону кухни, попутно и впервые в жизни сыграв в благородство: подхватив с полки на руки пушистого и самого тяжелого кота в мире. Он и не думал спасать свою жизнь, сидя бело-ватным комком, подобно флегматичному чучелу. Видимо, очень любит местный успокаивающий чаек. Дрожащей от адреналина рукой я повернула ручку окна на кухне, распахнула его и, держа второй на плече совершенно индифферентно настроенного кота, спрыгнула на сочную свежую траву, усыпанную цветущими одуванчиками.

Снова поздняя весна. Наступающие сумерки. Тепло.

Да что за бешеная смена сезонно-временных глюков здесь происходит???

Я помчалась прочь. «Прочь» здесь означало здоровенную дыру в полусгнившем заборе, усердно проломанную деградирующим населением, усиливающим свою могучесть напитками бесстрашия.

Кот в моих руках своим спокойствием мог бы выбесить Будду. Он ни разу не сделал попытки шевельнуться, воткнуть в меня когти или хотя бы высказать гневное «мрр-мяу». Зверь практически был перекинут через мое плечо, и висел на нем подобно сползшему растолстевшему шарфу-боа. Задние лапы и аномально пушистый хвост покорно болтались в воздухе, а я придерживала монстра за спину, чтобы он с меня не брякнулся.

Из сумрачной глубины захламленного двора, где я оказалась, донеслось тонкое жалобное мяуканье. Еще один желающий быть спасенным? «Ну уж нет, — подумала я, — ты, братец, на улице, и можешь самостоятельно сделать ноги. Да тебя вообще могут не заметить».

Я выпорхнула со двора в дыру забора и остановилась, чтобы отдышаться, а заодно и поглядеть на степень разгорающегося безобразия. Я могла бы предположить, что фанатично преданные своим идеалам странно одетые люди до добра не доведут, но то, что именно меня и именно сегодня — не могла даже и представить.

Из окон «Кондитерской Лавки» вовсю валил дым. Ликующая толпа не спешила расходиться, сквозь дыру в заборе я видела освещенные огнем довольные лица, одно из которых вдруг уставилось на меня.

— Она убегает! — завопило лицо.

Завопила и я, резво взяв с места прочь и в карьер. Судя по звукам, за мной ринулась вся неистовая человеческая масса, размахивающая палками и, думаю, еще граблями и вилами. Если бы мне довелось лицезреть эту картину со стороны, я, наверное, сходила бы под себя от смеха. Посудите сами: странно одетые люди во главе с хмурым парнем в кожаной куртке и сияющих в отблесках пламени ультрамодных ботинках с факелами и, возможно, граблями и вилами, с улюлюканьем несутся за орущей девушкой с белой кошкой в руках по ночному городу, будем откровенны, твердого 20-го века — это не столько странно, сколько дико смешно.

А еще, наверное, захватывающе. Глядишь так и думаешь: крутое кино снимают, должно быть!

Я вовсю улепетывала. «Кондитерская Лавка» вовсю горела. По закону экшн-кинематографа я должна была бежать, бежать, потом споткнуться, упасть, выронить свою тяжкую живую ношу, выбежать на открытую площадку, где меня невозможно потерять, потом снова бежать, бежать, спотыкаться и падать. Но я, немного оторвавшись от кино-традиции и коллектива, нырнула в темную подмышку первой подвернувшейся подворотни и сильно затаилась.

Толпа, как ей и положено, с гомоном, топотом и сполохами факелов пробежала мимо.

И тут кот в моих руках сочно зевнул и с чавком закрыл пасть. Словно давал понять, что пронесло, опасность миновала, можно расслабиться вконец.

Я решила пересидеть минут десять, чтобы не наткнуться на отдельные поисковые бригады крестоносцев. Как знать, что на уме у этих пироманов в период особо мощного подтекания чердака? Да и разве фанатики бегают за людьми ради того, чтобы просто пощекотать? Было бы забавно, если бы, догнав меня, они спросили: «извините, не подскажете ли вы, в какой стороне Пруссия, а то мы малость заплутали».

За неимением альтернативного занятия, я принялась поглаживать кота.

Если это реальность, то какая-то она опять странная. Не беру в расчет свои визуальные глюки, в конце концов, каждому может привидеться слово «маг» на бейджике у непонятной администраторши. Я почти в этом уверена.

Разве в нашем городе может произойти нечто подобное, да еще такого масштаба? Чтоб буйствовала разъяренная толпа непонятных сектантов, происходило грандиозное сожжение заведения общепита, спасался молодой особой кот-пофигист, реализовывалась попытка реконструировать салемский движ?

И вообще последний пожар здесь состоялся в 1988 году, когда на концерте в местной филармонии какому-то умнику пришло в голову зажечь самую настоящую свечу во время лиричной песни и чихнуть. Сгорели четверть зала, парик на билетерше и брови у учительницы физики, свято верящей в то, что ежедневное умывание коньяком продлит ее молодость. Это событие до сих пор обрастает слухами, став своего рода городской легендой. Мол, Агузарова привлекла внимание рептилоидов из космоса, и они пальнули по ней лазером.

Может, я до сих пор сплю?

Кот не шевелился. Был ли он в шоке, в прострации или поймал дзен, но такого спокойного животного я в жизни не встречала.

— Ты хоть живой? — прошептала я, потеребив его шерсть.

Кот аккуратно сжал переднюю лапку и кольнул когтями мое плечо, как бы сигнализируя «все норм, не ёрзай». Но я и не ёрзала. Я осторожно вгляделась в темноту улицы, высунув нос из своего укрытия. И моя голова, чьи мысли изрядно подкосили эти скачки через сны-реальности, начала понемногу соображать.

Сейчас неподалеку вовсю полыхает здание, но нет никакого запаха дыма, ни звука сирен от автомобилей спецслужб. И сейчас ночь, черт побери, а не день!

Похоже, я все это время просто сплю в Лавке у Анны. Мне приснился дурацкий сон, в котором я проснулась и подумала, что это сон, а потом проснулась снова во сне, а на самом деле продолжаю сидеть в этой идиотской Лавке у «не мага» Анны и спать!

А этот самый парень, стоящий во главе своего инквизиторского воинства, как раз выходил из Лавки в тот самый вечер, когда я в нее вошла. Мой мозг запомнил его образ, трансформировал, извратил, сел сверху на это месиво и поелозил. Все логично. И значит, я все еще сплю.

— Ну привет!

Кто-то резко плюхнулся рядом. У меня не то, чтобы застыла кровь в жилах, ее эритроциты дружно взвизгнули, замерли и упали в обморок.

Я заметила ярко-желто-зеленое свечение в темноте.

— Уф, еле сбежал от этих клоунов, — тот самый парень в неоновой обуви дружелюбно толкнул плечом мое плечо, — подумать только: «Сжечь ведьму!». Такое только в кино посмотреть можно. А ты испугалась, да? Ну прости. В этой игре я решил плюнуть на все условности и мораль.

— Игре? — я прижала к себе кота сильнее, словно он мог бы каким-то образом меня защитить. Кот икнул.

— Аааа, до тебя еще не дошло! — хохотнул мой собеседник, — добро пожаловать в этот дурдом! Здесь довольно паршиво, но ты втянешься. Впереди тебя ждет много приколов, — приглушил голос любитель ядовитых лаптей, думая, что добавляет монологу зловещей загадочности, — а в конце ты очнешься в окружении санитаров с иголкой в заднице.

— Ничего не поняла, вы о чем?? — я с трудом сдержалась, чтобы не пнуть его в коленку.

— Я сжигаю эту лавчонку уже в седьмой раз. И каждый раз, когда я сюда прихожу снова, она снова на месте. Сечешь? Мы в круге. А для тебя он, видимо, вообще первый?

— Первый круг? Ты вообще кто?

— Ну вот, мы дошли до сути, — усмехнулся парень, — Миша, очень приятно познакомиться!

— Алиса.

–… в стране шизы, — добавил Миша и довольно заржал, — рассказывай. Мы тут все равно надолго. А завтра неизвестно в каком стоге сена я проснусь. Да и ты тоже. Или ты еще не просыпалась в гнезде аиста с одуванчиками в ушах?

— Эээ…что за? — меня возмутил подобный вариант утреннего пробуждения.

— Так у тебя все самое интересное впереди! — излишне радостно возвестил Миша и хлопнул по моему плечу.

Я бы пнула его, но, несмотря на его явную раздражающую чокнутость, я не испытывала к нему неприязнь той концентрации, которая позволила бы мне не испытывать потом чувства вины.

— Давай по порядку. Ничего не могу понять! — я взглянула на него со всей строгостью, которую позволяли мой теперешний вид и местонахождение.

— Итак. Все это — ненастоящее. Иллюзия, морок, до жути реалистичный сон, наваждение, мощные глюки от наркоманского прихода — называй, как хочешь. Но — ненастоящее. Хотя огнем тут можно обжечься, вкусный чай в Лавке — с удовольствием выпить, а вот этого мехового тормоза, — Миша ткнул пальцем в спасенное мной белое недоразумение, по-прежнему находящееся в прострации, — с кайфом наглаживать по пузу, если очень хочется.

Я здесь по местным меркам уже около месяца. Каждый день новый прикол, новая жизнь, новые люди. И все крутится вокруг этой долбанной Лавки. Когда наступит день, когда ночь — непонятно. И как выбраться из этих кругов — тоже непонятно. Я пытался выпытать у Нее, ловить Ее, орать на Нее, сжигать Ее кабак дотла, ломать стены, — все без толку. Закрыл глаза, открыл — и новая реальность, реальная до жути. И только я в ней всегда — ничего не понимающий дебил. Я был клоуном в цирке, сантехником (ты даже представить себе не можешь, что можно вытащить из слива в ванне. Брр.), промышленным альпинистом — я тогда проснулся в новом круге, когда падал с местной девятиэтажки. Вот сегодня я — сектант и, судя по всему, еврей и девственник. По поводу первого уверен, в связи с анатомическим фактом, а про второй мне сообщил мой указатель: он сработал на голозадую старушку, приносящую мадагаскарского таракана в жертву какому-то непонятному богу.

— Фу.

— Вот и я так сказал, а она избила меня посохом, — Миша потер шею.

— И что теперь делать? — внутри меня все упало.

— Я предлагаю танцевать в сомбреро. Держи маракасы.

Миша действительно достал из-за пазухи два маракаса и протянул их мне.

— Сомбреро я видел недавно в магазине «Полная шляпа». Планирую его ограбить в следующем круге. Ты со мной?

— Нннеет, спасибо.

— Ну как хочешь, — Миша сел по-турецки, в очередной раз сверкнув своими незабываемыми башмаками, с энтузиазмом, но тихонько затряс инструментами, затянув что-то вроде «дееееспааазито», и закрыл глаза от удовольствия.

Я же почувствовала, как моя измотанная кукуха, под прикрытием моей же стремительно съезжающей крыши навостряет лыжи куда-то в район Занзибара.

— Знаешь, Анна мне сказала, что что-то добавляет в чай. Типа «щепотку наших желаний», — вдруг вспомнила я, — может, все из-за этого? Глюки, круги эти, вымороченные приключения…

— Она с тобой разговаривала? — прервал драм-партию Миша и, похоже, немного обиделся.

— Не так уж много и, в основном, загадками. Может мы что-то загадали, когда пришли к ней? Вот о чем ты думал?

— О том, что если современным девушкам вскрыть череп, вытащить оттуда мозг и положить вместо него свиную рульку, то ничего не изменится, — выпалил он.

— Н-да…

В моей голове все смешалось: люди, кони, утки… Когда логика упирается в необъяснимое, и с толку сбивает именно то, что к этому необъяснимому упорно ведет логика, даже не знаешь, что и думать. Так что к лешему все эти «все необъяснимое имеет логическое объяснение». Вот я. Вот мой город, но в то же время и не мой город. Как минимум без той унылой атмосферы, которую я наблюдаю все свои двадцать восемь годиков.

Теперь здесь — круговорот невероятных событий. Кажется, поверни голову, и увидишь, как за углом, звучно порыкивая, Чубакка доедает ногу коровы.

Едва слышный шорох и слабое сияние откуда-то сверху внезапно привлекают мое внимание. Я поднимаю голову вверх, в темное небо. Летящая по небу звезда вдруг ярко вспыхивает и устремляется вниз, оставляя за собой длинный дымный хвост. Сияние усиливается, а шорох перерастает в отдаленный угрожающий гул.

— Это что? Метеорит?! — воскликнула я.

— Что, опять? О как. В повторы я еще не попадал, — флегматично вздохнул Миша, отложив свои погремушки и встал с земли, — пойдем-ка поскорее отсюда, он по любому бахнется где-то неподалеку, и тогда станет кисло. Умереть мы не умрем, но пару часов будем слушать только шум в ушах и закидываться таблетками от головной боли.

Он ухватил меня за руку и потащил прочь из закоулка.

— Такое уже было, да? — осведомилась я.

— Ага, — отозвался Миша, — я тогда сдуру прямо к этому огоньку пошел, как муха на фекалию, и попал под ударную волну. Ох, и ушатало же меня тогда… До сих пор одно ухо иногда закладывает.

— Тогда давай втопим что ли, — предложила я и, придерживая сроднившегося со мной кота, перешла на легкий бег.

Мы пробежали пару кварталов по улицам города. Вечернего, обычно полупустого города. И внезапно улицезрели пробку такой грандиозности, что в ней стоял даже танк.

Начиналась она с перекрестка, где передним колесом в канализационном люке застряла всамделишная карета, а впряженная в нее брыкающаяся четверка лошадей активно усугубляла ситуацию. Вместо того, чтобы помочь, люди, все как один, сидели в своих машинах и, матерясь, давили на клаксоны. Ну да, это определенно поможет бьющимся в истерике животным и кучеру, который, силясь, старался вытащить колесо из западни, и которого в то самое мгновение, как мы обратили внимание на эту ситуацию, вырубил копытом один из скакунов.

— Аай! — до сего времени сидевший мирно на моих руках кот резко дернулся, поцарапал мне запястье, сверзился на тротуар и, словно призрак, исчез во тьме, метнувшись в сторону почившей в пламени «Кондитерской Лавки».

Тут я услышала мощный «бум!». Обернулась и утонула в ярком белом свете.

*************************************************

— Мама, тавай! Тавай икать!

«Какой же это все-таки пронзительный и невыносимый звук…», — первое, о чем подумала я, не желая открывать глаза. Но обладатель этого звука принялся дергать меня за нос и шлепать по лицу. Ребенок. Определенно ребенок.

«Тавай икать». Я открыла глаза и вперилась в раскрасневшуюся крохотную мордаху, улыбающуюся мне, как носферату, — у маленького человека не хватало большинства зубов, а вот резцы были на месте, и, почему-то сужались книзу и торчали в разные стороны.

— Ну, класс, — отметила я и на всякий случай перекрестилась.

А где это я, собственно?

Уютная спаленка. Светлый интерьер, легкие шторы, большая кровать. Всюду пастельные тона, словно здесь готовились снимать рекламу йогурта. Роль иммунитета досталась бы вот этой милой розовой плюшевой многоножке, а злую бактерию бы сыграл сей странный ребенок, в эту самую минуту с энтузиазмом отгрызающий своими немногочисленными зубами одну из ее ног.

Если подумать, неплохой круг. Пока что. Что дальше?

А дальше в спальню вошел… Миша.

— Доброе утро, дорогая! Ты родила нам чудесного лепрекона, не пора ли делать нового? — возвестил он, хохотнул и прыгнул ко мне в постель.

Конец ознакомительного фрагмента.