Волшебная лавка Гаспара Ренуа. История, произошедшая в кондитерской

Анжелика Рэй

В кондитерской Гаспара Ренуа творятся странные вещи: многие посетители утверждают, что владелец заведения сотворил для них чудо. Муж одной из «потерпевших» просит местного журналиста провести расследование и докопаться до истины. Но у последнего лавка вызывает больше вопросов, чем ответов. Удастся ли местным жителям разгадать тайну необычного заведения или, может быть, сующие нос в мир чудес сами напрашиваются на неприятности?

© Анжелика Рэй, 2024

ISBN 978-5-0065-0714-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава 1. Лукас

19 марта, Антверпен

Вчера в редакцию позвонил человек и сообщил, что хочет поговорить с отделом журналистских расследований. Что именно он намеревается расследовать он не сказал. Не люблю такие запросы — на поверку 90% из них оказываются историями совершенно не интересными общественности.

«Бунтенфарб, поговорите с ним.» — сказал мне шеф. Он всегда называет меня по-фамилии, «Бунтенфарб». Его можно понять: моя фамилия и правда «говорящая»¹ и легко запоминается. Не то что имя — Стефан.

В отдел журналистских расследований в основном обращаются жертвы мошенничества или сталкинга. Бывают также потерпевшие от действий чиновников или какой-нибудь крупной компании, бороться с которой в одиночку человеку не под силу. Поэтому я за глаза называю таких людей «потерпевшими».

Этот потерпевший, Лукас Хаан, назначил мне встречу в каком-то невнятном заведении с американской кухней. Я погуглил сию ресторацию, «Счастливый бургер» (от «гамбургер», а не «горожанин», чтобы вы понимали), и слегка напрягся — единственным местом, где в ней можно сидеть, была высокая барная стойка, идущая вдоль панорамного окна. Окно выходило на узкую, слепую улочку, так что в этом случае «панорама» представляла собой заднюю стену аптеки и еще какого-то заведения. М-да, не лучшее место для доверительной беседы.

Субботний день выдался тёплым. С утра накрапывал мелкий весенний дождик, а к обеду умытые мостовые Антверпена осветило солнце. Я припарковал велосипед недалеко от входной двери и вошел внутрь. Оказалось, что в Счастливом бургере практически никого нет. Единственным посетителем был некий господин средних лет в свитере красно-кирпичного цвета. Он сидел у окна и как будто что-то высматривал на стене противоположного здания.

— Вы Лукас Хаан? — спросил я его.

— Угу. — он энергично закивал головой и повернулся ко мне на высокой барной табуретке.

— Стефан Бунтерфарб из В.А. — представился я, протягивая ему визитку.

Мой собеседник взял визитку и довольно-таки долго её рассматривал. Было такое ощущение, что такой формат знакомства ему не привычен.

— Спасибо, что согласились со мной встретиться. — проговорил он наконец, поднимая на меня выразительные карие глаза. — Что-нибудь закажете? — спросил он, указывая на меню.

— Пожалуй, что нет. — ответил я. — Я выпил кофе с утра, а обедать мне еще рановато. — По правде говоря, меня отнюдь не вдохновляла идея отведать американского гамбургера или чего-то в этом роде.

— А вот я — ранняя пташка. — сказал Лукас со смешком. — Самое время подкрепиться. Я ведь, знаете ли, работаю в порту. Я — моряк, хожу в рейсы на разных судах.

Он и вправду был похож на хрестоматийного моряка: загорелое лицо со слегка обветрившийся кожей, немного засаленные каштановые волосы и густая, коротко стриженная борода. Дополнял картину толстый, плетёный свитер, надетый поверх поджарого торса.

Тут Лукасу принесли его гамбургер, который он, видимо, заказал до моего прихода.

— Вы точно ничего не хотите? — спросил он, шурша бумажной оберткой. — Я угощаю! Всё-таки вытащил вас из дома в выходной день.

— Спасибо, но я пас.

— Вы, может быть, вегетарианец?

— Да нет.

— Просто здесь есть вегетарианские бургеры.

Я понял, что ему будет неловко есть одному и решил капитулировать.

— Ладно. Пожалуй возьму рыбные наггетсы. — Хотя на самом деле я собирался позже съесть где-нибудь пат-тай с креветками.

— Отлично. — обрадовался Лукас. — Маэль! — крикнул он кому-то за прилавком. — Одну порцию рыбных наггетсов, пожалуйста!

Наггетсы мне принесли очень быстро, так что мы принялись за еду, считай, одновременно. Мне не терпелось приступить к делу. Закинув в рот очередной рыбный кусочек, я принялся раскладывать на стойке свои вещи: диктофон, часы, ручку и блокнот для записей.

— Не обращайте внимания, — пробормотал я. — Я пока что всё подготовлю.

Когда с гамбургером было покончено, Лукас принялся за свой рассказ.

— Наверное стоит рассказать обо всём по-порядку… — начал он издалека. — У меня есть жена, Агата. Хотя мы всю совместную жизнь прожили в Антверпене, она родом из Прованса. Её родители до сих пор живут на ферме неподалеку от Марселя.

— Француженка? — спросил я.

— Да. — кивнул Лукас. — Когда Агата только приехала в Бельгию, она здесь никого не знала. Она окончила университет в Брюсселе, а потом переехала в Антверпен и устроилась на работу в одну из местных школ. Она — учительница, преподаёт естественные науки. В первые годы её работы здесь мы и познакомились.

— Как долго вы уже вместе? — спросил я. «Видимо эта жена играет важную роль в этом деле, — подумал я про себя, — раз он так подробно о ней рассказывает.»

— Чуть больше двадцати лет.

— У вас есть дети?

— Нет. Не сложилось… — Лукас окинул меня взглядом, в котором читалось сожаление. — Так вот. Поначалу жене здесь было одиноко. По правде говоря, она не шибко общительный человек. Сейчас про таких модно говорить «интроверт». Я не знаю, что это означает, но Агате всегда было тяжело с кем-либо подружиться. Но тут однажды у них на работе появилась новая учительница. Знаете, эдакая массовица-затейница…. Веселая хохотушка. Но это не важно, — Лукас махнул рукой, — а вот важно то, что эта хохотушка организовала у них на работе что-то вроде группы подружек из тамошних сотрудниц. Они стали часто встречаться за пределами школы, устраивать посиделки. И тут моя Агата прямо расцвела. Придет, бывало, с этих посиделок в хорошем настроении и давай мне пересказывать, о чем они там говорили. Я, конечно, был рад, что у неё появился свой круг общения. Она стала реже пилить меня по мелочам. М-м-м, так вот… — он сделал паузу словно ныряльщик, набирающий побольше воздуха перед погружением на глубину. — И вдруг однажды она приходит домой и рассказывает следующее… Мол, одна из этих учительниц посетила какую-то там обалденную кондитерскую и была под сильным впечатлением. А мне что? Я и сладкое-то не очень люблю, так что я забыл об этой истории в тот же день. Но тут Агата на следующий раз мне опять рассказывает об этой кондитерской. Уже вторая их подруга туда сходила и, якобы, после этого с ней произошло что-то необычное.

— «Произошло что-то необычное»? — переспросил я. Журналистский рефлекс заставил меня уточнить нечетко сформулированную информацию. — Что вы имеете в виду?

— В том-то и дело, что я о той учительнице подробностей не помню. Поначалу я не обращал внимания на рассказы жены об этой кондитерской. Но после третьего или четвертого раза меня это стало напрягать. Я сказал Агате, что пусть не надеется — я с ней туда не пойду. Сказал, что если хочет, то пусть сходит туда сама. Если ей так интересно… — Лукас замолчал и потупил взгляд.

— И что же ваша жена, пошла туда?

— Вот тут и начинается самое важное. — проговорил он с толикой драматизма и подался чуть ближе к микрофону, который лежал между нами, словно желая убедится, что эта часть рассказа будет записана. — Агата сходила туда всего один раз. И после этого её как подменили — она стала другим человеком.

Я нахмурился. Формулировка была до тошноты субъективной и расплывчатой.

— Погодите, г-н Хаан. — сказал я. — Когда вы говорите, что вашу жену «как подменили», что вы имеете в виду? По каким именно признакам вы это поняли?

— Ну, такое ощущение, что её восприятие нашего города, меня, всей нашей жизни перевернулось вверх дном — только из-за одного посещения этой кондитерской! У неё в голове поселилась навязчивая идея вернуться к родителям в Прованс. Она только об этом и говорит, что, мол, в Антверпене темно и мрачно, а в Марселе было так хорошо и солнечно… «Агата, — говорю ей. — Все эти годы тебе здесь нравилось. Тебя всё устраивало. Что же теперь изменилось?» «Всё изменилось!» — говорит она мне. Она и вправду стала совсем другой. Раньше у неё никогда не было амбиций… желания что-либо сделать или куда-нибудь уехать. Я сейчас совершенно не узнаю свою жену. Словно ей промыли мозги или что-то в этом роде.

Я потер подбородок.

— А почему вы так уверены, что перемена в вашей жене связана с посещением кондитерской? — спросил я.

— А-а-а, я же упустил один важный момент! — воскликнул Лукас. — Хозяин этой кондитерской — француз. И оказалось, что он не просто француз, но еще и земляк моей жены. Она отправилась в эту кондитерскую, поговорила с владельцем о Марселе. Так потом его мне нахваливала… Ну то есть хозяина, — едко сказал Лукас. — И после этого всё изменилось.

Я невольно вздохнул. История, а вернее интрига, ради которой он меня позвал, выглядела просто «пшиком». Какой-то тип из кондитерской подкинул жене одного моряка идею вернуться во Францию. Что тут было расследовать.

— Так в чем именно вы обвиняете хозяина этого заведения? — спросил я. Я решил дать Лукасу последний шанс «продать» мне свою историю.

— Это не так-то просто выразить, г-н Бунтенфарб. — сказал он. — Скажу вам так: после этой перемены в Агате я решил побольше узнать об этом типе. Сперва попытался припомнить всё, что она мне о нем рассказывала. Он — француз, сам держит эту кондитерскую, и сам в ней работает. Якобы, с рассказов Агаты, все кто к ним когда-либо приходил, потом отмечал резкие перемены в жизни. Как-будто потом с человеком происходило что-то невероятное и чуть ли не мистическое.

— Не могли бы вы привести пример?

— М-м-м, сейчас. Но я не смог вспомнить детали тех предыдущих историй. Тогда я сделал вот что — я нашел в записной книжке Агаты телефон её коллеги, которая им впервые рассказала об этой кондитерской. Я позвонил ей тайком от жены и притворился, что меня тоже заинтересовало это место. Эта коллега также оказалась одержимой этим Ренуа, или как его там, — ну то есть хозяином заведения. Она сказала мне, что у него есть «необычная способность менять жизни людей». Так и выразилась. Я, конечно, ей не поверил, но решил разузнать как можно больше, чтобы понять, что же произошло с Агатой. Возможно жене захотелось чуда в жизни и она надумала, что должна изменить свою жизнь после похода в кондитерскую. Кто знает? — Лукас пожал плечами.

«Кондитер-гипнотизёр внушает доверчивым посетителям, что те должны оставить свою прежнюю жизнь» — промелькнул в моей голове нелепый заголовок.

— Так вы в итоге поняли что произошло с вашей женой? — спросил я.

— В итоге я только больше запутался. От той учительницы я узнал имена некоторых других людей, чью жизнь якобы изменил Гаспар Ренуа — да, вот его полное имя! Я поговорил с двумя из них, и это меня совершенно сбило с толку! Теперь я даже не удивляюсь, что Агата стала «ку-ку» после похода к нему. Да, знаю, вы ждете от меня конкретики, — сказал он, кивая мне головой. — Но я не смогу пересказать вам все эти истории. Думаю, вам лучше услышать их все самому. Честное слово, этот тип, Ренуа, какой-то странный. Всё это слишком странно, чтобы быть правдой. Либо они все массово врут. Либо я сошел с ума и уже ничего не понимаю. Либо… я даже не знаю.

Я облизал губы. Есть у меня такая дурацкая привычка — облизывать губы от раздражительности. С одной стороны, Лукас производил впечатление здравомыслящего человека. С другой стороны, его рассказ был очень неконкретен. Что мне было с этим всем делать?

— А чего вы ожидаете от меня? — спросил я вслух.

— Послушайте, г-н Бунтенфарб, — с чувством сказал Лукас. — У меня есть контакты этих людей. Ну то есть тех, с кем якобы что-то произошло. Не могли бы вы поговорить с ними? В рамках журналистского расследования.

— А что там за истории? Они чем-то похожи на то, что произошло с вашей женой? Если так, то это вряд ли тянет на сенсацию. — возможно, я был слишком прямолинеен, но мне хотелось всё прояснить, прежде чем назначать еще одну бессмысленную встречу.

— Нет-нет, это не так. — Лукас замахал руками. — Услышав эти истории, я по-другому взглянул на то, что произошло с Агатой. Они не такие банальные, как её внезапно возникшее желание переехать в Прованс. Поверьте мне. Вам лучше всё услышать самому!

Примечания

1

Buntenfarb в переводе с немецкого означает что-то вроде «яркие краски» или «пестрые цвета».