Сокол для Ягодки

Ольга Викторовна Дашкова, 2023

Заядлый холостяк Павел Соколов жил легко и пропадал на работе. Предпочитал свободные отношения – серьезным и модельных девушек – толстушкам.Но…все изменилось внезапно, после вишневой наливки, зеленых глаз рыжей Светочки и ее сладких губ.Павлик дал маху и как пацан скрылся в закат. Сбежал от своих эмоций и пышных форм девушки.Но судьба расставит все по своим местам, а Светочка не простит просто так. Так что впереди у Павлика жаркая весна, деревенские интриги, ревность, испанские страсти и борьба за любимую.

Глава 4

Май

Девушка стояла на коленях и внимательно рассматривала вымя козы. Наклонилась ниже, потрогала его пальцами, ощупала брюшную полость. Коза лениво жевала букет нарциссов и никак не реагировала на происходящее.

— Вы чем ее кормите?

— Так чем положено, как все, сеном, когда овощами. Розочка очень любит березовые веники.

— Кто?

— Розочка. Коза.

Калинкина посмотрела на старушку, больной и немощной она не казалась, а значит, Вера все преувеличивала, могли сама с Розочкой дойти до фермы. На улице вовсю палило солнце, а вот Парамонова была в меховой жилетке и войлочных ботинках. Розочка дожевала букет, проблеяла, как бы говоря о том, что аудиенция закончена, и ей пора пойти, найти и пожевать что еще.

— И часто она у вас так просто по двору гуляет?

— Так всегда, косточки размять скотинке надо.

— Косточки размять — это хорошо.

Калинкина встала, наклонилась, чтоб поднять сумку, Федор, все это время молчавший, вздохнул, почесал затылок, не отрывая голодного взгляда от пышного зада Светочки.

— Так что с ней? А то родимую три дня рвало, я уже испугалась, говорю деду, все, помрет скоро наша кормилица. А она и молочко, и творожок дает, и шерсть, ой, какие теплые носочки получаются для внуков.

— Не помрет.

Девушка прошлась по двору, кое-где в пропитанной влагой земле стояли лужи, и так было на каждом участке. А вот следы животного было видно хорошо. Когда Светлана завернула за сарай, чавкая по грязи, все последовали за ней, даже любопытная Розочка.

— Что это? — Света указала на порванный мешок с размытой надписью.

— Так это — удобрение. И как оно тут оказалось?

— Вы, Вера Никифоровна, следите за животным хорошо, чтоб если оно и ходит по двору, так не ело всякую дрянь. А то не будет у вас ни молочка, ни носочков тепленьких для внучат.

Все, преступление было раскрыто. Можно было закрывать дело и со спокойной душой, что с Розочкой все хорошо, ехать опять на работу. Странно, что скотина так легко отделалась, наверное, много не успела сожрать, лишь мешок бумажный.

— Все, мне пора, до свидания, Вера Никифоровна.

— До свидания, Светочка, ой, до чего вы красивая пара, налюбоваться не могу.

Света кашлянула, Федор заулыбался, выпячивая грудь колесом, вышагивая вперед и открывая девушке калитку.

Калинкина не стала комментировать, а вот когда полезла на трактор, Федор не упустил момента погладить ее по заду. А Света не удержалась и, делая вид, что у нее соскользнула нога, лягнула ухажера сапогом в грудь.

— Ой, Федя, извини, я нечаянно.

— Вот же… да ладно, ладно.

— Замазала? Извини!

Девушка села, вздохнула, хотелось побыть одной — без всех этих трактористов, коз и слепящего солнца. Она все еще думала о том, что сказала Варвара, о приезде Терехова и как последняя дура, надеялась на приезд совсем другого человека.

В том внедорожнике, что вывернул на дорогу, был не Павел, кто-то другой. Но сердце Светочки ухнуло и забилось часто-часто, а потом нахлынули воспоминания: их первый поцелуй, оргазм и секс.

— Свет! Так что?

— Что?

Оказывается, они уже едут, трактор пробирается по Косогоровской грязи, а Федор ее о чем-то спрашивает.

— Я говорю, давай погуляем сегодня вечером?

Света внимательно посмотрела на парня, он улыбнулся, наверняка считая, что так он еще больше неотразим, чем когда его рот просто закрыт. И стало любопытно, куда это он позовет ее гулять?

Какие такие деревенские достопримечательности показывать, которых, во — первых, здесь практически не было, а во-вторых, даже если бы они и были, то добраться до них можно было бы только вплавь?

— Где будем гулять?

— Так на лодке покатаемся, у дядьки взял, он же в МЧС работает, они объезжают территории, что подтопило.

Это было бы даже романтично, если бы не одна деталь — Федор. Да и Света боялась, что если на лодке Федор вздумает распускать руки, то начнется потасовка, и судно может затонуть под тяжестью ситуации и веса Калинкиной.

— Нет.

— Так сразу и нет?

— Да.

— Да?

— Да — это значит нет.

— Нет? Как с вами, женщинами, трудно.

Федор загляделся на то, как при езде по ухабистой дороге скачут груди Светочки, он страсть как любил вот именно такие, чтоб упругие и большие. Но эта строптивая рыжая девица, сколько бы он не старался, так и не подпускает его к этому сокровищу. Трактор вильнул, чуть не задев чей-то забор, Света закричала, вцепившись в сумку.

— Федя! Ты совсем ненормальный? Ты на дорогу-то смотри иногда!

— Я смотрю.

— Я видела, куда ты смотришь, все, дальше я сама, здесь уже недалеко.

Света спрыгнула на землю, сразу в уже подсохшую на солнце и ставшую густой грязь, пошла в сторону фермы и ее владений.

— Свет! Свет, ну ты куда? Свет!

— На работу я, не отвлекай, а то животноводу пожалуюсь.

Ну его в пень, этого Федора, пусть Варвара сама с ним возится и ходит на свидание, катается на лодочке.

Больше всего сейчас хотелось в отпуск и на море, чтоб был песок, слушать шум прибоя и чаек, а не тарахтение трактора и мычание коров.

Отпуск Калинкина не брала уже два года, хотя он был ей положен, как всем. Но работа отвлекала от всех мыслей, а животные молчали, не делали больно и не предавали.

А ее предали, ой как сильно предали. Но во всем Света винила только себя. И это она не про тот случай в конце зимы. Не про секс с откровенным голубоглазым блондином после наливки и настойки.

Тут было совсем другое.

То, от чего она убежала и спряталась так далеко, зализывая, как ободранная кошка, свои раны, было слишком личным и очень болезненным.

Света запрещала себе вспоминать. Но каждый раз в моменты тоски образы прошлого всплывали, теребили едва успевшую затянуться рану, и от них нельзя было убежать.

А вот Павел, тот самый, которого она подпустила к себе, на то время, что они были вместе, не давал вспомнить о прошлом. Это было странно. Но еще после него осталась горькая обида с таким противным послевкусием, когда тебе в детстве давали микстуру, и ты морщилась, но пила и терпела.

Павел, как и тот, другой человек, не захотел быть с ней. Разве Света может его винить, что она пришлась не по вкусу? Или что он все, видимо, испробовал, и уже брать больше было нечего.

А самое обидное было то, что за нее и заступиться было некому. Света была одна, совсем одна, отец-алкаш не считается, может, его уже и в живых нет. С четырнадцати лет она была предоставлена самой себе, хорошо, что поступила в аграрный техникум, и сердобольная комендант дала ей место в общежитие.

Так что Калинкина умела постоять за себя физически, хотя особых посягательств было мало, если брать в расчет ее вес и объемы. Но вышло так, что Светочка влюбилась, и это стало ее роковой ошибкой.

Зашла на ферму, села на лавку, вытянула ноги, разглядывая свои желтые, испачканные грязью сапоги. Прикрыла глаза, чтоб не расплакаться, потому что вот совсем не время и не место было слезам.

Надо было вспомнить что-то хорошее, волшебное, прекрасное.

Но кроме секса с голубоглазым демоном-искусителем на ум ничего не приходило. А вот о нем стоило вообще не думать — много чести! Но как раз Калинкина в те дни теряла не только свой разум, но практически и честь, получая взамен то, чего не испытывала никогда.