Следуй за моим хвостом

Ольга Вешнева, 2023

Убийство… Предательство… Ловушки…Казалось, они оба очутились в водовороте ночного кошмара, но стоило вынырнуть из забытья, как все обратилось в быль. Теперь им предстоит найти путь к спасению или окончательно потонуть в бескрайней тьме холодного космоса. Ведь только мелькающий хвост может привести к настоящему преступнику. Поймай или умри – третьего тут не дано!

Глава 1. Галактический пленник

Мерайс Рейес Амас

— Заключенный номер три тысячи пятьсот восемь, вам предоставлен стандартный по времени допуск в помывочную кабину. Согласно пункту восемнадцать постановления начальника галактической тюрьмы о соблюдении узниками правил личной гигиены, вы обязаны проследовать в третий вспомогательный блок.

Механический голос прогремел на всю камеру, отдаваясь гулким эхом от стен. У меня в ушах зазвенело и невольно дрогнули их раздвоенные кончики, невидимые под сальной рыжей гривой.

— Поздравляю, дружище, — свесив щупальце с верхних нар, меня похлопал по плечу Гирзельд. — Наконец ты дождался своей очереди и сможешь принять душ. Не знаю, начало ли от тебя вонять, у меня почти не развиты обонятельные рецепторы, но выглядишь ты как бездомная шетельская гончая, — он таращил три голубых глаза на мою гриву. — И, поверь, это я еще сглаживаю выражения ввиду приличного воспитания.

Понятия не имел, как Гирзельда угораздило сюда попасть. Ни у кого из нас на лбу или каком другом месте не был написан состав преступления. А верить на слово, как и допытываться… Никто тут не занимался подобными глупостями, которые запросто могли стоить жизни.

Физически слабый и ничтожно маленький пучеглазый комок слизи с десятью липкими щупальцами в одиночку не продержался бы здесь и дня. Что уж там, его бы размазали в бездыханное желе в первые же усредненные сутки.

Тарондойскому зануде повезло с общей камерой, и болтливый умник быстренько нашел подходящего защитника. Прицепился ко мне, как паразит, в буквальном смысле сев на шею. Я стал для него собеседником, охранником и средством передвижения. Сам не знаю, зачем позволял ему ездить на моих плечах во время редких прогулок. Возможно, мне просто было лень соскребать его размазанные по полу останки и заниматься внеурочной трудовой деятельностью. На него бы точно кто-нибудь да наступил. Тот же громила, который в несколько раз выше и шире меня, сидевший рядом с нами в столовой и начисто отбивавший аппетит своей зловонной отрыжкой.

Да, галактическая тюрьма — местечко далеко не курортное. Впрочем, в начале года, когда я в нее загремел, было еще хуже. О столовой и речи не шло. Еду сбрасывали с дронов в огромное пустое помещение, куда запускали всех и сразу. За нее приходилось драться, и каждому еще несказанно везло, если удавалось отхватить съедобный для своей расы кусок, а не какую-то ядовитую дрянь.

После того, как здесь, не дождавшись суда, на котором его бы отмазали, склеил щупальца нерадивый сынок видного политического деятеля, в тюрьме навели хоть какой-то порядок. Запретили драться насмерть, организовали цивилизованную подачу еды, увеличили число помывочных дней в году. Но для Гирзельда было по-прежнему небезопасно гулять без моего верного плеча. Кто-то мог его из вредности придавить и сказать, что не заметил, нечаянно наступив. Да и вообще думал, что это синяя фруктовая кожура на полу валялась, а не ползло вполне себе разумное существо.

Я подошел к сканеру возле автоматической двери, наклонился, чтобы тот считал сигнал ошейника-контроллера. Сразу же за моей спиной опустился прозрачный силовой заслон, ограждая от сокамерников: Гирзельда и неповоротливого рептилоида Приома. Мне самому не верилось, как я сумел привыкнуть к храпу жирного ящера. Первые ночи, проведенные здесь, из-за него прошли практически без сна, а потом однажды, как выключенный компьютер, я отрубился наглухо под его заливистые трели, и с тех пор начал постепенно адаптироваться, пока вовсе не перестал обращать на них внимания.

Пришлось подождать, пока тройные двери откроются. Медленно, створка за створкой они распахнулись с надсадным скрипом. В коридоре меня встретили два высоченных боевых робота. Один из них надел мне на запястья тонкий фиксатор, а второй толкнул в спину тяжелым стальным кулаком. Я подвернул хвост, зацепившись им за левую ногу, чтобы не отдавили, и пошел вперед в направлении третьего вспомогательного отсека. К счастью, он был недалеко и на одном уровне с нашей камерой. Терпеть не мог поездки на старом лифте. В кабинке все скрежетало так, словно она вот-вот развалится на части и я улечу в бездонную пропасть шахты, без шансов на выживание.

Роботы шли за мной почти вплотную, шаркая по гладкому полу широкими прорезиненными ступнями. Ошейник-контроллер не сильно, но ощутимо давил на шею, напоминая, что шаг влево или вправо, одно резкое движение — и я распрощаюсь с собственной головой. Хотя еще был вариант удушения, на выбор оператора контролирующих устройств.

Сопроводив меня к помывочным кабинкам и впихнув в конец небольшой очереди, роботы удалились. Я отрешенно смотрел на разграничительные силовые полоски, которые не позволяли заключенным сбиваться в кучу. Старался не обращать внимания на жаждущих теплого или холодного душа коллег по несчастью, ибо дело это бесполезное и неблагодарное. Дышал через раз от жуткой вони и радовался тому, что мне реально повезло, в моей шевелюре хотя бы не начали прыгать зеленые кордские блохи, как у некоторых лохмачей, с головы до ног покрытых густой, нечесаной шерстью.

Я хотел бы остаться незамеченным, точно не имел намерений стать причиной для конфликта. Любой простейший спор в прежние времена мог закончиться массовым кровопролитием, но теперь за нами следили намного строже и жизнь любителей потасовок стала в разы скучнее.

— Эй, красавчик! В волосах не запутайся! — крикнула мне молодая лимерийка с пушистым рыжим хвостом и мохнатыми ушками.

В галактической тюрьме мужчины и женщины содержались в разных камерах, но могли пересекаться на общей территории. Всем узникам давали блокаторы влечения, но над моей фантазией эти препараты были не особо властны. Пышнохвостая красотка с аппетитными формами выглядела очень соблазнительно. И я точно знал, чем бы ответил на ее дерзость, если бы между нами не мерцали разделительные лучи, способные до костей прорезать плоть при контакте с ними.

— Надеюсь, у твоих механических кусков достаточно надежная влагоизоляция, — раздалось брезгливое ворчание.

Краем искусственного глаза, поле зрения которого было шире, чем у естественного, я заметил, как к моему уху, точнее к разделительному лучу, склонился долговязый морщинистый тип с кривой длинной шеей, некогда переломанной в трех местах.

— Да, будь осторожнее, жестянка, — прохрипел, стуча длинными бивнями, лысый толстяк. — Вдруг от воды чего закоротит? Ну там, глаз выпадет или хвост отвалится. А то и весь с громким треском рассыплешься на куски. Только искры во все стороны полетят.

Я зарычал, стиснув челюсти, и посмотрел на них из-под растрепанной челки таким взглядом, что сразу вокруг воцарилась тишина. Задиры струхнули. Подумали, что мне ничего не стоит разрушить силовые барьеры, просто сбить их правой кибернетической рукой и замкнуть до полной отключки. Представили, что с ними станет, вернее, что от них останется, если я дам волю той дикой неукротимой ярости, отблески которой они увидели в моих глазах.

На крайней слева кабинке зажегся мой идентификационный номер. Я подошел к ней, приложил закрепленный на запястье фиксатор к специальной выемке, и руки вновь почувствовали свободу. Я вошел в открывшуюся кабинку, и когда за мной захлопнулась дверца, отделяя от неприветливой толпы, в который раз почувствовал себя как на родном корабле. Том самом, наверное, последним в моей жизни, который мне подарил отец. Для него самого он точно стал последним, и потому я продолжал винить себя за то, что согласился на предложенную папаней авантюру. Все могло сложиться иначе, пойти по другому сценарию, если бы не моя неуемная страсть к полетам, которую не смог подавить и оставить в воспоминаниях.

Настроил автоматическую мойку на прохладный и медленный режим. Не любил горячую воду и быстрое погружение с головой в пропитанную мыльным раствором вихрящуюся пучину. Приводить себя в порядок начал с волос. Не ожидал настолько быстрого и буйного роста шевелюры. Меньше чем за год самые длинные пряди опустились ниже лопаток, а неровная челка закрывала половину лица. Я убирал ее за уши, но она с будто запрограммированной регулярностью вылезала оттуда и падала на глаза. На затылке сбивались колтуны, и на сухие волосы их было нелегко распутывать.

Мой скользкий друг Гирзельд оказался прав. Я стал похож на брошенную лохматую гончую, да и порой чувствовал себя примерно так же, как несчастная, преданная хозяевами псина.

Изгнанник из кеоманского клана не может стричься до тех пор, пока не заслужит всеобщее прощение и не будет принят обратно. Я понимал, что никогда не смогу вернуться и заново получить благословение старейшины. Оно мне было дано сразу после рождения и отозвано решающим словом главы Клана Стратокрылов на церемонии отречения.

Стоя под освежающе холодными струями воды, я вспоминал последний свой вечер на родной планете Кеоман. Темно-лиловое небо, усеянное белыми крупинками звезд. Узкий желтый краешек одного из трех спутников планеты. Взлетная полоса, будто прорезающая серебристый луг и уходящая за горизонт.

Сын старейшины, нацепивший на себя поверх летного комбинезона обрядовую набедренную повязку, сплетенную из тонкого серого тростника, схватил меня за волосы и выволок на середину посадочной площадки. Почти пустой, если не считать пары небольших кораблей галактического патруля. Старейшина уговорил прибывших за мной патрульных разрешить провести церемонию изгнания. Инопланетные гости с любопытством наблюдали за необычным для них обрядом. Они еще в момент задержания надели на меня ошейник-контроллер и фиксаторы, после чего публично зачитали обвинение с переводом на наш язык.

У меня не было шанса сбежать, живым бы мне точно не дали уйти. Свои хотели прикончить на месте, не доверив казнь чужакам. Но поскольку я обвинялся в убийстве разумного существа инопланетной расы, то должен был предстать перед общегалактическим судом. Местные законы надо мной больше не имели власти.

Меня поставили на колени, раздели до нижних коротких штанов. Заставили склонить голову перед старейшиной и облили ледяной водой из ритуального деревянного ведра. А потом взрослые и дети нашего клана по очереди подходили, чтобы в знак презрения повернуться ко мне задом и хлестнуть с размаху по моей спине хвостом. Да, это больно. Хвосты у нас мягкие и пушистые только на самом кончике, где кисточка. Вся их остальная часть жесткая и упругая, не хуже тростникового хлыста оставляет глубокие раны.

Отец все это видел. Его любящее родительское сердце не вынесло такого позора для единственного наследника. Рейес Элирос Амас скончался еще до того, как меня запихнули в клетку на борту патрульного корабля. Я не видел его в тот трагический момент. Мне не позволяли повернуть голову, следили за тем, чтобы я смотрел не дальше своих коленей. Только слышал его последний: тяжелый и натужный вздох, а потом негромкий шлепок на мягкий ковер серебристой луговой травы.

Наверное, если бы моя мать не погибла несколькими годами раньше в сражении с шимарадами, и она бы могла упасть рядом с отцом и больше никогда не подняться на ноги.

Для кеоманского воина нет ничего постыднее, чем изгнание из родного клана. В одно мгновение я стал чужим для своего мира. Больше для меня в нем не было места. Для сородичей я умер. Даже хуже… Павших героев почитают и многие годы спустя после их смерти. А обо мне всем полагалось забыть. Старейшина в прощальной речи отверг сам факт моего рождения под небом великого Кеомана.

Хуже всего, что контроллер меня лишил дара речи. Не будь на мне ошейника, который сдавливал горло при попытке произнести хоть слово или сформировать телепатический сигнал для передачи соплеменникам, я бы орал во всю глотку о невиновности. Но получилось, что даже перед отцом я не смог оправдаться. Мой несчастный родитель отошел к духам предков с мыслями о том, что его сын стал убийцей мирного инопланетянина и закончит свои дни в галактической тюрьме.

А ведь до ареста я и не знал о существовании во вселенной Вермиллиана Данкорда. Ни имени такого не слышал, ни хотя бы одним из разных по структуре глаз не видел этого алверийского старика, пока его портретом в траурной рамке меня не ткнул в нос старший офицер патрульной команды. Думал, он мне сломает носовой хрящ, впечатав туда ударопрочный коммуникатор, с экрана которого улыбался глава межпланетной корпорации. О ней я тоже не знал, и название “Данкорд” мне ровным счетом ничего не говорило. Я не владел алверийским языком, мои лингвистические познания ограничивались родным кеоманским и общегалактическим.

В тот момент мне казалось, что произошла дурацкая ошибка и еще не все потеряно. Я надеялся, стражи порядка во всем разберутся и поймут, что я невиновен. Позже стало ясно — это не глупое недоразумение, я стал жертвой хитроумной и до мелочей продуманной подставы. Не нужно мне было соглашаться на предложение отца и летать на Дашиойн. Все в галактике знают, что так называемая торговая планета — самая настоящая помойка, заселенная отбросами вселенной. Но я пошел на риск ради любви…

Тогда, стоя на коленях посреди посадочной площадки, окруженной залитым желтоватым светом лугом, и теперь, выпрямившись в полный рост под льющимися с потолка прохладными струями воды, я снова и снова прогонял в памяти самые яркие эпизоды своей не очень долгой жизни. Начиная с раннего детства, когда я любил бегать босиком по серебристой траве, гоняясь за шустрыми шестикрылыми стрекозами, маневренными, как истребители нового поколения.