Без пяти минут полдень

Ольга Васильевна Ярмакова, 2023

Полдень – самое время подкрепиться. Для кого-то – это поздний завтрак, ну а кому-то – ранний обед. Но в любом случае, каждый получит на десерт ту историю, которая не оставит равнодушным, будь то шёпот призрака в старом доме или озорная дама со старинного полотна. Коварная ли чародейка, а может, и сам дракон окажут милость и усладят финальное блюдо. Ведь десерт, он таков, пока не попробуешь, не поймёшь, особенно за пять минут до…

Зёрнышко кофе

Однажды, одним особенно солнечным утром сентября кухарка Зоя собралась приготовить по обыкновению кофе, что был неотъемлемой частью каждодневного завтрака в домике писателя Орентия. Зоя принялась крутить ручку кофемолки, смалывая пузатые зёрнышки до коричневого порошка, и тут одно неподатливое зерно, наскочив на жёрнов ручной мельницы, выскочило и, упав на пол, покатилось в самый дальний угол кухни.

— Ну что за напасть с утра, — вздохнула Зоя, остановив работу, и пошла искать упавшее кофейное зерно.

Надо сказать, что кофе в доме ценился весьма дорого, и каждое зёрнышко было на счету, а кухарка была бережливой девушкой. Но вот незадача, как ни вглядывалась Зоя в щели деревянных половиц, как ни шарила руками в углу, куда, ей показалось, укатилось непослушное зерно, найти ничего не удалось. Зёрнышко, как сквозь землю провалилось!

— Что ж, я и без него сварю хороший кофе, — фыркнула Зоя и, оставив тщетные попытки отыскать зерно, вернулась к кофемолке.

А тем временем за плинтусом того самого угла довольно попискивала мышь по имени Масс, это она, завидев у щели в стене подкатившееся зёрнышко, не раздумывая утащила его к себе в норку. Масс, вообще, была ещё той воришкой и несла за плинтус всё, что плохо лежало на кухне. Зачем ей нужно было это зерно? Для коллекции. Мышка души не чаяла в своей захламлённой норке. Чего там только не было: добрых три сотни пшеничных и фасолевых зёрен; ровно двадцать шесть горошин чёрного перца, которые Масс обожала нюхать перед сном; с десяток палочек-спагетти; полупустой коробок спичек и даже медный напёрсток, который Зоя искала месяц, чертыхаясь и охая.

Проказница-мышь закатила в норку зёрнышко, размышляя, куда бы его пристроить и вскоре уложила в кладовую. Да-да, даже у мышей есть кладовые.

По соседству с Масс проживал любопытный паучок Клай. Он был безобиден и по ночам выходил на кухню вместе с мышью. Пока Масс присматривала, чем бы обогатить свою коллекцию, Клай взбирался на стену и оплетал углы узорчатой паутиной. В душе паучок был романтиком, но Зоя не разделяла вдохновения паучка и каждое утро сметала веником его чудесную работу.

— Снова этот паук! — ворчала кухарка каждый раз, когда обнаруживала один из углов выбеленной кухни, увешанным воздушным кружевом. — Ну ничего, Старику Метёлкину всё ни по чём.

Стариком Метёлкиным Зоя звала большой добротный веник, которым подметался пол во всём доме Орентия.

Именно в это утро Клай решил заглянуть к подруге Масс и узнать, чем она в этот раз поживилась на кухне. Мышка с гордостью проводила соседа в кладовую и указала на кофейное зерно.

— Что это? — Паучок недоумённо потёр голову одной из восьми лапок.

— Не знаю, но ради него человек ползал на коленях и обтирал пол руками, — пропищала довольная Масс. — Ценная вещь!

— Она съедобна? — поинтересовался паучок.

— Пахнет вкусно, но есть я его не буду. Как-никак коллекция! — важно сказала мышь.

Паучок подумал, что зёрнышко очень похоже на него самого — спинка и брюшко такие же темные и гладкие, только лапок нет. И очень уж ему понравилось это зерно, попросил он Масс поменяться с ним.

— Что же ты дашь мне взамен на это зерно? — спросила мышка.

— У меня есть парочка сушёных сверчков, один чёрный камешек и ещё я могу соткать тебе паутину такой красоты, какой не видела кухня этого дома! — воодушевился Клай, его лапки обтирали брюшко.

— Зачем мне твои дохлые сверчки и камешек? Да и паутина мне ни к чему. Нет уж, это зерно останется здесь, — сказала Масс и закрыла дверку кладовой комнатки.

Расстроился Клай, вздохнул и ушёл в свою норку. Там он целый день думал о кофейном зёрнышке, так сильно напоминавшем ему сородича, и к вечеру паучок решился на кражу. Когда ночью Масс покинула норку, выскочив за плинтус с целью пополнения своей коллекции чем-нибудь новеньким, Клай тихонько пробрался в её норку и отворил кладовую. Впервые он отважился что-то стащить, и оттого ему было боязливо, а лапки так и тряслись, передавая дрожь круглому тельцу.

Паучок вытолкал кофейное зерно из кладовой мыши и вкатил в свою норку. Но поразмыслив хорошенько, Клай понял, что Масс догадается о краже и в первую очередь станет искать пропажу в его доме. Ссор с соседкой паучку не хотелось, ему и так было стыдно за свой поступок, но зерно было таким красивым, оно заворожило его. Клай вздохнув, покатил зёрнышко дальше из норы по длинному извилистому земляному ходу, через который он и другие обитатели, что жили за плинтусом, пробирались в Тихий Лес.

— Уж там-то я найду, где тебя спрятать, — размышлял Клай. — Ты не должно лежать у мыши в темной душной кладовой. Я для тебя сплету тёплую и мягкую шаль из паутины.

Ночь подходила к концу, когда паучок выкатил из-под земли кофейное зерно. Позади домик Орентия утопал в багрово-жёлтой листве опавшей с высоченных клёнов; из трубы тоненькой струйкой тянулся сизый дымок — Зоя приступала к своим обязанностям. Вот она удивится, когда не обнаружит паутины!

Клай пыхтел и выбился из сил, но упрямство впервые в жизни так сильно овладело им, он не собирался бросать начатое на полпути. В глубине Тихого Леса была одна небольшая полянка, на которой рос старый коренастый дуб-отец, лесные жители поговаривали, что именно он был родоначальником всех деревьев, с него начался Тихий Лес.

В корнях дуба-отца имелась запасная норка Клайя, там он хранил особо важные вещи, в том числе сверчков, гладкий камушек и длинную золотистую нить, оброненную кем-то из людей. Об этой нити Клай не говорил никому, даже Масс. Ни за какие сокровища мира он не обменял бы её, почитая самым прекрасным и изящным, что есть в лесу, даже лучшим, чем его собственная полупрозрачная нить.

Когда солнце поднялось над верхушками деревьев, паучок наконец-то добрался со своим новым сокровищем к дубу-отцу. На поляне царило оживление: птицы порхали над травами, в которых открывались после ночного сна шляпки цветов. Несмотря на осеннюю погоду, в лесу было еще полно лета, которое обещало припоздниться и подольше не впускать осень в Тихий Лес.

Лесные пчёлы дружно гудели, облетая цветы и собирая нектар с пыльцой, крупные шмели-увальни не отставали от них, грузно наваливаясь на хрупкие цветочные шапочки. Мошкара роями вилась в тени деревьев, громко обсуждая планы на день.

Клай окончательно устал, когда подкатил зёрнышко к вздыбленным корням дуба-отца. Под одним из этих корней, пробившихся из-под земли сотню лет назад, пряталась заветная норка паучка. Оставалось только закатить, да уложить кофейное зерно в особый уголок, запеленав в толстенный слой пушистой паутины.

— Что это ты там катишь, паук? — Раздалось сверху.

Клай испугано сжался и зыркнул вверх, к нему из гущи кроны дуба-отца по стволу продвигалась проворная белка Мира. Беличий народ очень докучливый и ужас, какой любопытный. Стоит белке чем-то заинтересоваться, и она не отстанет, пока всё не выведает. А уж Кара была самой любопытной белкой в Тихом Лесу.

Нерасторопный Клай только охнуть успел, как Мира ловко выхватила из его тонких лапок зёрнышко.

— Отдай! Верни его мне! Оно моё! Моё! — протестовал внизу возмущенный Клай, но белка уже взбиралась наверх по веткам, озорно хихикая.

— Прости, дружище, но я должна попробовать это зерно, а ты найди себе другое!

Паучьи возгласы стихли, когда густая жёсткая листва дуба отрезала нижний мир леса, загасив все звуки у земли. Белка довольная своей проделкой уселась на любимую ветку, здесь она каждый день любовалась срединным миром леса, общаясь с сородичами и лакомясь вкусными желудями.

— Итак, что же ты такое? — Мира тщательно обнюхала коричневый кругляш в лапках. — Нет, ты не просто зерно. Из-за простого зёрнышка паук не стал бы тащиться так далеко.

Белка уже вплотную поднесла зёрнышко лапками к своей пушистой мордочке, чтобы раскусить таинственный предмет, как вдруг за её спиной послушался еле уловимый шелест. Мира недоуменно повернулась в сторону шума, позади неё на ветку уселась сова, ростом не больше самой белки.

Сычик по имени Филипп был самой необычной совой в Тихом Лесу. Эта маленькая сова могла легко уместиться на ладони взрослого человека. То ли от того, что Филипп был настолько мал, то ли потому что он издавал забавные звуки, когда разговаривал, в лесу его все звали Фип-Фип. Обитал сычик в дупле старого, но ещё крепкого ясеня, росшего на окраине леса недалеко от домика Орентия.

Как и Мира, Фип-Фип не был обделён любопытством. Но в отличие от белки не проказничал, считая шкодливость ниже своего достоинства. Всё-таки совы весьма важные особы. А Филипп был о себе высокого мнения, которое размерами превышало его собственный росток.

— Что это ты там в лапках держишь, Мира, фип,фип? — круглые жёлто-зелёные глаза сычика сузились, с подозрительностью всматриваясь в белку.

— Ничего особенного, Фип-Фип, — невозмутимо фыркнула Мира. — А ты чего ещё не спишь? Ночь давно закончилась. Все твои сородичи давно дрыхнут в дуплах. А ты что? Как всегда выпендриваешься!

— Ничего подобного, Мира, — ответил сычик, продолжая сверлить её своими большими глазками. — Ночью я поздно проснулся, поэтому поздно и спать лягу. Всё просто, фип, фип.

— Сова проспала! Вот это да! — захихикала белка. Мира была самой весёлой белкой в Тихом Лесу, поэтому её задорный смех можно было уловить где угодно в дневную пору.

— Ничего смешного не вижу, фип,фип, — заметил Филипп, глаза сузились до щёлок. — Даже у сов бывают временные трудности. Я, между прочим, в курсе, что и белки порой страдают расстройствами. Не могут смеяться по нескольку дней.

— Да ладно тебе, Фип-Фип, — Мира перешла в заливистый потрескивающий смех. — Со мной такого не случалось ещё.

— Никогда не поздно произойти подобному, — раздражённо сказал сычик, его возмущало поведение нахальной белки, но воспитание не позволяло повысить голос и отругать Миру.

— Ты серьёзно? — удивилась Мира, её смех тут же стих. — Ты мне желаешь потерять мой смех?

— Тебе это пошло бы только на пользу, фип, — Филипп поднял голову вверх, так он демонстрировал своё крайнее возмущение.

— Вот уж не думала, что ты такой, Фип-Фип! — проверещала белка.

— Это какой же?

— Эгоистичный ты! Вот какой! — сказала Мира и показала язык.

— Что?! — Глаза сычика тут же округлились. — Это я-то эгоистичный?! Это я-то, фип?

— Ну не я же, — Кара повернулась спиной к сове. — И вообще, Фип-Фип, тебе пора спать, как и положено всем совам. Лети в своё дупло.

— Вот как?!

Такая сильная обида вспыхнула внутри Филиппа. Его постоянно дразнили и задевали большие совы, а звери в лесу и вовсе не воспринимали всерьёз из-за малого роста. Мира не была исключением. Сычик заметил тот круглый коричневый предмет, который белка собиралась употребить в пищу. План мести возник тут же.

Филипп сорвался с ветки и, сделав небольшой круг, спикировал, сильно ударив белку в спину лапками. Толчка этого Кара не ожидала и выронила кофейное зёрнышко, успев ухватиться за ветку, чтобы не полететь кубарем на землю.

— Ты что творишь, ненормальный?! — только и успела крикнуть разгневанная белка, а сычик, изловчившись, поймал лапками зерно и полетел восвояси, довольно ухнув.

Филипп устремил полёт к любимому ясеню-светлолисту, где на высоте совиного полёта в толстом древесном теле таилось от лесного мира маленькое, но уютное дупло. Сычик обитал в его недрах уже пятую осень и гордился своим жилищем.

Ясень-светлолист был высоким деревом, но в размерах всё же уступал дубу-отцу, да и считался его младшим братом. Дерево стояло на самой границы Тихого Леса, словно страж, охранявший покой лесного царства. Прямо перед ясенем в группке молодых выпендрёжников-клёнов примостился домик, в котором и проживал писатель Орентий.

В дупле было тихо и тепло, пол жилища утопал в мягкой перине из совиных перьев, нанесённых за лето листочков с ясеня и травинок, высохших до бесцветной желтизны, а также нескольких веточек, которыми Фип-Фип тщательно прикрывал выход из дома, чтобы к нему ненароком не пожаловали незваные гости, когда он спал днём. Ведь сон для любой совы важен, он помогает восстановить силы, растраченные за ночь бодрствования.

Плюхнувшись с порожка в мягкую подстилку, сычик растянулся, расслабив крылышки, и уже хотел было заснуть, но тут вспомнил, что в лапках у него зажат некий предмет, обронённый белкой, которую он толкнул в раздражении. Теперь этот поступок казался Филиппу резким и непростительным, всё-таки совой он был вежливой и воспитанной. На следующее утро сычик решил извиниться перед Мирой.

Но пузатое зёрнышко заинтриговало его, и он решил ещё чуток повременить со сном. Фип-Фип принюхался к зерну, его глазки закрылись, а дырочки носа расширились. Запах был необычный, с горчинкой и дымком, который сова улавливала каждое утро от дома в клёнах.

— Что это? — задумался сычик, почёсывая коготками голову и ероша пёрышки на ней. — Вкусно ли это? Наверное, вкусно, раз Мира собиралась полакомиться им.

Тюкнув несколько раз клювиком по зёрнышку, Филипп решился угоститься незнакомым ему лакомством. В том, что это нечто вкусное, он не сомневался, достаточно было видеть, как старательно белка прятала ото всех этот коричневый кругляш, уже готовясь вонзить в него свои острые зубки.

Несколько точных ударов кончиком клюва и зёрнышко раскололось на пять неравных частей. Фип-Фип скушал их все, тщательно продавив меж створок клювика и проглотив. Вкусовые ощущения были не менее странными — твёрдое и хрусткое зерно горчило вначале, но после наступало приятное послевкусие с кислинкой.

— Теперь спать! — произнёс довольный сычик, тщательно зарываясь в разношёрстную подстилку.

Наконец, устроившись удобнее, Филипп сомкнул глазки и приготовился уснуть. Но не тут-то было. Сон не шёл к нему, как плотнее не смыкал глаза сычик. Бедняга ворочался, зевал, но уснуть не мог. А ведь ему необходимо было выспаться перед ночным бдением.

— Нет, я так больше не могу! Фип, фип, — простонал сычик. — Что же делать? Как мне уснуть?

Филипп решил отвлечься и подумать о чём-нибудь хорошем, что могло его плавно увести мир снов. Он вспомнил прошлую ночь, спящие деревья, легкие струи ветра, ласково трепавшие совиные крылья в полёте. Он вспомнил бескрайность тёмного и чистого неба, облепленного мерцающими блёстками. Эти огоньки отчего-то напоминали сычику совиные глаза, также таинственно сверкавшие, когда лунный свет отражался в них. А какой воздух ночью! Не чета дневному. День собирает по лесу солнечное тепло, крики зверей и птиц, да цветочный аромат. Ночью же настолько тихо, что когда летишь над деревьями, слышишь радостный стук сердца в груди и каждый взмах крыльев слаще песен соловья. А ночная прохлада выдворяет все посторонние запахи, кроме твоего собственного. И цветы не вмешиваются — они давно спят, закрыв до утра свои радужные шапочки. И это ли не благодать?

Сычик заурчал от сладостного предвкушения скорой ночи, но сон всё ж не подступал к его усталым глазкам.

— Да что ж такое! — расстроено фыркнул Филипп. — С этим надо что-то сделать.

Он решил, что за прошедшую ночь не так уж сильно утомился и поэтому не может уснуть. Ведь сон любит уставших. Поэтому сычик посчитал верным выбраться из дупла и полетать немного в пределах ясеня-светлолиста.

Расправив крылышки, Фип-Фип взвился высоко над родным деревом и сделал плавный первый круг вокруг древесной кроны. Когда сычик пошёл на второй заход, то заметил на земле движение. У сов острое зрение и они способны заметить мелкую зверюшку с приличной высоты. А у Филиппа глазки видели очень хорошо. Он различил в примятой траве мышь, не торопливо бежавшую от ясеня в сторону домика. В Фип-Фипе проснулся охотник, и он не раздумывая спикировал вниз.

Масс только что выбралась из-под корней старого ясеня и неспешно направлялась обратно в свой домик-норку. Она только что поругалась с соседом-пауком. Подумать только, чтобы скромный Клай посмел забраться втихаря в её кладовую и стащить коричневое зёрнышко! Сосед называется! Масс не собиралась ему спускать этот проступок, Клай получил своё, чуть не лишившись пары ножек.

В этот самый момент её чуткий слух уловил слабый шелест над головой, мышь еле успела увернуться от острых коготков выставленных вперед совиных лапок. Из-за мыслей о пауке Масс беспечно забыла об опасностях, которые подстерегают на каждом шагу. Но чтобы сова нападала днём!

Мышка побежала наутёк, сычик не отставал, предприняв ещё пару попыток сцапать заманчивую добычу. Но Масс теперь была наготове и ловко уворачивалась от каждого резкого выпада со стороны совы.

Вскоре показался вход в заветную норку, и мышь на ходу нырнула в тёмную ямку сбоку от кирпичной стены дома. Филипп чуть не врезался в стену, так высока была его скорость. Разгорячённый погоней, он подлетел к лазу, где скрылся мышиный хвостик и попытался протиснуть туда свой клюв, но было поздно, добыча скрылась.

Конец ознакомительного фрагмента.