Сундук Мертвеца

Ольга Васильева-Сталаш

Сборник коротких историй с неожиданным сюжетом и финалом. С некоторыми элементами фантастического романтизма в форме готической литературы.

Дилижанс

А снег всё падал и сумерки сгущались.

Ч. Диккенс.

Эта история произошла со мной несколько лет назад, но я хорошо помню её до мельчайших подробностей. На Рождество мы с женой собрались в деревню к её родителям. Жена уехала раньше, а я немного задержался по делам в городе. Когда я сошёл с поезда на нужной мне станции, до Рождества оставалось несколько часов. Я понял, что придётся идти пешком.

Чтобы сократить путь, я решил пойти через лес по тропинке, как мне казалось в правильном направлении. Небо как то быстро стало темнеть, на землю опускалась ночь, со зловещей монотонностью начал падать снег. Сумерки сгущались, тропинка исчезла, я заблудился. Время от времени я останавливался и кричал, но мой крик оставался без ответа. На ум приходили рассказы о путниках, которые вот так шли и шли сквозь метель, пока вконец измученные не ложились и не умирали во сне. Меня охватило страшное чувство одиночества.

И в этот момент полного отчаяния я вдруг обнаружил под ногами дорогу. Я даже не обратил внимания на то, что она почти не занесена снегом. Я пошёл быстрее, и неважно было в сторону ли деревни или к станции. Неожиданно сзади возник свет, слабый, явно от какого — то транспорта, хотя звука мотора не было слышно. И наконец, меня стала обгонять повозка. Я так испугался, что меня не заметят и проедут мимо, что совершенно не удивился странному виду повозки. А между тем это был старинный дилижанс, запряжённый двумя лошадьми, с извозчиком на облучке.

Мой крик услышали и остановились. Не помня себя от счастья и решив, что это рождественский выезд какого — то богатенького фермера, я замёрзшими руками открыл дверку дилижанса и сел на единственно свободное место. Кроме меня было три пассажира. Я поздоровался — никто не ответил. Лица в темноте были не видны. Я решил из вежливости никого не тревожить. Но молчание стало угнетать. Было что то неестественное в неподвижных позах путников, в то время как сам я ёрзал от холода. И ещё мучил запах. Я попросил того, кто сидел у окна, приоткрыть створку. Он поднял голову, посмотрел на меня, но ничего не ответил. Хотя в углу, где он сидел, царила такая тьма, что я не мог разглядеть его лица, я видел, что глаза его обращены ко мне. Я обратился к другому, но с тем же результатом.

Тогда я потерял терпение и опустил окно сам, при этом в свете появившейся луны заметил, что стекло покрыто толстым слоем плесени, наросшей как бы за много лет. Всё в том же свете луны я разглядел плачевное состояние всего дилижанса. Кожаная обивка почти развалилась, деревянные части сгнили. Я обратился к третьему пассажиру, с которым ещё не пытался заговорить. Он медленно повернул голову и, не говоря ни слова, посмотрел мне в лицо. До конца жизни не забуду этого взгляда. Сердце моё застыло от страха. Глаза его пылали огненным неестественным светом. Лицо было синим, как у трупа. Бескровные губы обнажали оскаленные, словно в агонии зубы.

Теперь я отчётливо видел, что это были неживые люди. Бледный фосфоресцирующий трупный свет переливался на их отвратительных лицах, на их волосах и руках. С уст моих сорвался вопль ужаса, дикий, нечленораздельный крик о помощи и милосердии, когда я бросился к дверце, пытаясь открыть её. Вываливаясь из дилижанса и теряя сознание, я как в замедленном кино, увидел вставших на дыбы лошадей, сбитый парапет, чёрную пропасть внизу на повороте и ещё дорожный указатель, поднявший в предостережении палец.

Казалось, прошла вечность, прежде чем я пришёл в себя. Рядом сидела жена. Оказывается, меня подобрали под утро едва живого случайные люди недалеко от деревни. Конечно, никто не поверил моему рассказу, однако некоторые вспомнили историю, случившуюся в прошлом веке на старой дороге. Там на повороте был предупреждающий об опасности знак, несмотря на который, тёмной ночью в пропасть упал дилижанс с кучером и тремя пассажирами.

Жареный индюк.

«Жена, что у нас сегодня на ужин?»

Бруно Травен.

Каждый день дровосек Марио задавал этот вопрос, возвращаясь из леса со связкой хвороста за спиной. И каждый раз жена говорила: « Бобы, маисовые лепёшки и чай из лимонных листьев». Отец одиннадцати, вечно хнычущих от голода детей вот уже много лет слышал один и тот же ответ. А между тем вожделенной его мечтой был жареный индюк. Большой, ароматный, с хрустящей корочкой. Марио возносил молитву: « Благодарю тебя, господи» и садился за свою трапезу. Но едва проглотив несколько ложек, тут же чувствуя на себе одиннадцать пар глаз, оставлял бобы и брался за чай: « О, Боже, если бы всего лишь один единственный раз съесть целого жареного индюка».

Жена Марио не могла уже слушать эту молитву, и решила накопить денег на радость мужу. Три года она откладывала гроши и, наконец, выбрала на рынке самого большого и жирного индюка. Без ума от радости, уложив детей пораньше спать, она почти всю ночь провозилась с индюком. А рано утром, когда муж собрался выходить, она протянула ему старую корзину: «Отправляйся в самую глухую чащу, где тебе никто не сможет помешать, и целиком съешь его сам». Он взглянул на неё усталыми глазами и кивнул.

Добравшись до леса, Марио нашёл укромное местечко и собрался, наконец — то, осуществить свою мечту. Он разложил перед собой банановые листья и крепко левой рукой взялся за грудку индюка, а правую решительно занёс, чтобы оторвать жирную ножку. И тут вдруг заметил как раз перед собою пару ног.

Поднял глаза и увидел лицо. Лицо это было почти лишено плоти, кости рук и ног обтянуты кожей. Глаза на лице казались чёрными дырами, зияющими в черепе. « Я очень голоден кум, не отдашь ли ты мне часть своего обеда?» Бедный дровосек испустил вопль отчаяния и беспомощно заломил руки. «Ну ладно, — сказал он, наконец голосом, дрожащим от печали, — где уж смертному тягаться с судьбой. Никогда мне не заполучить целого индюка, садись кум. Половина — твоя. Ешь на здоровье». Гость сел и сделал такое движение челюстями, что Марио стало не по себе. Но он добросовестно разделил индюка пополам и взялся за свою долю.

Славный это был пир. Костлявому жареный индюк явно пришёлся по вкусу, и он щедро расточал похвалы женщине, так аппетитно приготовившей птицу. При этом он всё время поглядывал на песочные часы, которые поставил рядом с собой в начале трапезы. Насытившись, он проскрипел: « Почему ты не отказал мне, ты ведь меня узнал?»

— Ну что ж, признаюсь. По чести сказать, когда я тебя вот так перед собой увидел, мне стало ясно, что у меня вряд ли осталось достаточно времени, чтобы полакомиться хотя бы ножкой, не говоря уже о целом индюке. И подумал, пока он свою половину ест, и я буду есть. С удивлением гость уставился на Марио своими бездонными глазницами, потом разразился искренним хохотом. «Давненько я не встречал человека, который бы оказался таким находчивым в свой последний час». Он встал со своего места и попрощался.

— Ещё раз, кум благодарю тебя за половину индюка, которую ты так великодушно мне отдал. На целую сотню лет тягостной работы восстановились мои иссякнувшие силы. Теперь твоя жизнь будет счастливой.

Жена Марио очень встревожилась: её муж вечером не возвратился домой. Наутро она собрала всех жителей деревни, чтобы найти его. Долго, долго искали они и наконец, нашли его в такой глухомани, куда доныне никто и не отваживался проникать. Марио сидел на земле, удобно прислонившись к дереву. Он был мёртв. Блаженная улыбка застыла на его лице. Перед ним были расстелены банановые листья, послужившие скатертью, а на них лежали тщательно обглоданные косточки жареного индюка. Горячие слёзы полились из печальных глаз жены.

Женщина в чёрном. (Записки книгочея)

«Кладбище — не лучшее место для прогулок».

Карл Якоби.

Как — то вечером я почувствовал непреодолимое желание прогуляться. Долго шёл по улице, в конце которой стоял большой старинный дом. Я видел его не раз, но никогда не заходил. Дом был обнесён красивой решёткой, вся территория за которой представляла собой заросший сад. Совершенно очевидно было, что в доме давно никто не жил. Ворота оказались незапертыми, створки скрипнули и пропустили меня вперёд.

Я медленно двинулся по густой траве и прежде, чем подойти к дому, оказался неожиданно у старого домашнего кладбища. Мне показалось, что как только я вступил сюда, все звуки города внезапно исчезли и растворились, оставив лишь пустоту и тишину. В лунном свете хорошо были видны полуразрушенные статуи, надгробия. Я увидел обветшавший фонтан и около него лавочку. Я присел на краешек и стал смотреть на тёмные окна особняка, позабыв о времени.

Неожиданно я уловил лёгкий запах. Это был приторный аромат гелиотропа. Сладкий аромат тропического цветка заполнил пространство. Оглянувшись по сторонам, я увидел женщину, сидящую на каменной скамейке недалеко от фонтана. Я совершенно уверен, что ещё минуту назад её здесь не было. Незнакомка была в чёрном платье, лицо её скрывала чёрная вуаль. У ног её сидел огромный чёрный пёс.

— Извините, Вы, видимо хозяйка, но ворота были открыты. Я сейчас же уйду.

— Не уходите, — попросила она. — Я так одинока и целую вечность ни с кем не разговаривала.

Проходили часы, а мы сидели и разговаривали. Она не снимала вуали, а я не осмеливался попросить её об этом. И странное беспокойство понемногу стало овладевать мною. Женщина была прекрасной собеседницей, но в то же время в ней было что-то такое, что заставляло меня чувствовать себя не в своей тарелке. Уже перед рассветом мне пришла мысль сфотографировать незнакомку. Я встал со скамейки и щёлкнул фотоаппаратом. Всё, что случилось дальше, было полной неожиданностью. Женщина вскочила на ноги.

— Идиот, — грубо закричала она, — что Вы наделали.

Даже сквозь вуаль я видел, как гневно засверкали её глаза, сжигая меня лютой ненавистью. В мгновение ока незнакомка исчезла, словно растворилась в воздухе. На фото, которое я пытался разглядеть дома, я видел сад, фонтан, надгробия. Женщины на фото не было. Не было там и её страшной огромной собаки.