Не буди спящее дитя

Ольга Брюс

Несколько обличий примерила Катя после длительного пробуждения. Истинное лицо она обрела во время грозы, когда лежала на траве под проливным дождём, оглушённая ударом молнии, и выла нечеловеческим голосом.

Глава 4

Из кабинета младших классов доносились детский смех и кулачные бои, сопровождаемые одиночными воплями Феди и Гриши.

— Чичас все ноги переломаю! — размахивая кулаками, кричал мальчик Гриша, уронив одноклассника на скрипучий деревянный пол. — Ты у меня получишь!

Дети встали в круг, создав ринг для мальчишечьих боёв, и скандировали дерущимся.

— Давай! Давай!

— Справа! Слева!

— Бей! Ногой!

— Прекратить! — эхом раздалось в просторном помещении. — Быстро все по местам!

Ребятишки опомнились и разбежались по партам. Взгляд у учительницы был настолько суровым, что у девочки Иры заблестели глаза от испуга.

— Вы что устроили? — медленно закрывая за собой дверь, Светлана Игоревна нахмурила брови. — В школе? Как можно? Это вам не футбольное поле! Не состязания по троеборью! Это — ШКОЛА!

Подняла указательный палец вверх, чтобы придать особое значение учебному заведению.

— Кто разрешил устраивать балаган в отсутствии учителя? — окинула каждого строжайшим взором. — Звонок прозвенел, и вы обязаны сидеть тихо, как мыши! — говорила громко, чтобы оказать давление на детей. — Я же вчера объясняла правила поведения!

Медленно подходя к своему столу, женщина не прекращала наблюдать за каждым провинившимся. Встала у стола, положила ладонь на шершавую поверхность и выпрямилась.

— Кто зачинщик? — чуть опустила голову, чтобы смотреть на детей из-под очков. — Кто, я спрашиваю?

Дети сидели смирно, втянув головы в плечи и сложив руки перед собой, как полагается по уставу.

— Смелости не хватает признаться? — обошла стул, отодвинула назад и присела. — Никогда бы не подумала, что мне достанется класс с трусишками! Стыдно! Стыдно, товарищи ученики!

Открыла учительский журнал, чтобы пометить отсутствующих.

— Это я! — Гришка решил признаться. Слова учителя о трусости больно ударили по самолюбию.

— Что? — не поднимая головы, спросила женщина, что-то записывая в журнал.

— Это я устроил драчку.

Наконец, Светлана Игоревна «осчастливила» мальчика своим пристальным вниманием.

— Зачем? — подняв голову, поправила очки и сложила руки перед собой.

— Надо, — Грише стало неловко. Не хочется говорить правду, иначе друзья засмеют.

— Я жду внятного ответа, Григорий. Зачем ты ударил своего друга и одноклассника Фёдора Лукина?

— Заслужил, — буркнул ученик, уставившись на чёрные мысы своих потёртых ботинок, которые были велики почти на два размера.

— Мы ждём, — давление со стороны учительницы не прекращалось.

Гришка сопел и тяжело дышал, напрягая живот.

— Я не начну урок, пока ты не изложишь нам суть дела. Я хочу, чтобы все уяснили: драться — это показывать свою невоспитанность, глупость, неумение решать любой конфликт словами. Итак, Григорий, за что ты ударил Федю? Давай сейчас разрешим этот вопрос и не будем привлекать родителей. Так ты скажешь?

— Нет, — глаза Гриши наполнились слезами отчаяния. Не надо было признаваться. Теперь стой и терпи сверлящие взгляды друзей и грозный голос классного руководителя.

— В таком случае мне придётся пригласить твоих родителей на беседу, — развела руками Светлана и продолжила писать в журнале. — Печально, что ты не бережёшь нервы и здоровье своей мамы…

— Мамку не тронь! — у Гриши прорезался голос. Зловеще сказав фразу, он стукнул по столу и поднял глаза на учителя. — Не тронь, я сказал!

Светлану передёрнуло от детского возгласа. Уронив очки на стол, женщина покраснела и полезла в карман за носовым платком.

— Ты шо-о? — протянул рядом сидевший Виталя. — Она ж на тебя нажалуется, и батька тебя в живых не оставит.

— Ну и пусть! Пусть жалуется, коли жить надоело! — схватив портфель, висящий на крючке парты, Гришка бросился бежать.

У Светланы перехватило дыхание от поведения мальчика. Вконец растерявшись от последних слов Гриши, она поднялась со стула, приблизилась к окну и приложила ладонь ко рту. По лицу стало ясно — сейчас начнёт рыдать.

— Не слухайте Вы его! — Виталя вскочил с места. — Это он за батькой повторяет! А так наш Гришка хороший! Он и мухи не обидит! Вон, даже за придурошную заступился! — показал рукой на Катю.

— А почему? — зашушукались дети, любопытствуя, причём здесь Катя и почему Гришка за неё начал драку.

— Брешешь! — не выдержал побитый Федька. — Ты всё брешешь! Брехун несчастный!

Также подхватил портфель и побежал прочь.

— Да что же это происходит? — сквозь слёзы проговорила Светлана Игоревна, проводив взглядом мальчишек. — Да когда же это кончится? — всхлипнула, вспомнив прошлое.

Ребята переглянулись, не понимая, почему Гриша бросил учительнице такие страшные слова и выбежал из класса и почему Светлана Игоревна так расстроилась? И что должно кончиться? Здесь кроется какая-то тайна.

Да, тайна. Из прошлого, которое до сих пор не даёт спокойно жить классному руководителю, ни в чём не повинному перед семьёй Гриши.

В конце девятнадцатого века, когда Светлане было чуть больше тридцати, молодой и энергичный Степан обратил внимание на приезжую чернобровую учительницу. Она порядком отличалась от местных простушек своей грациозностью, прямой осанкой, лебединой шеей, манерой говорить, выбирать для беседы замысловатые фразы и держать мужчин на расстоянии. С первых минут знакомства, приезжая из окрестностей Екатеринодара, заставила сердце молодого конюха замереть от невообразимой привлекательности и услаждающего слух трепетного голоса.

Света приехала преподавать индивидуальные уроки немецкого языка одному мальчику из зажиточной семьи. Воспитанная бабушкой и дедушкой в русских традициях девочка имела тягу к языкам и естественным наукам. Её интересовала природа и всё, что с ней связано. Строгая бабуля отдала ребёнка в женский пансионат, чтобы в будущем Света могла удачно выйти замуж и ни в чём не нуждаться. А после девочку перевели в гимназию по настоянию директора, так как она выделялась среди учениц аналитическим складом ума и непреодолимым желанием познавать мир во всех его проявлениях. Затем, окончив гимназию, осталась в ней преподавать. Спустя несколько лет гимназию закрыли, и, по совету коллеги, Светлана покинула родные места и отправилась передавать знания хуторским ребятишкам. Переехав в хутор, молодая женщина поселилась в небольшой мазанке и узнала, что её пригласили обучать не детей, а одного мальчика.

С первого дня конюх Степан стал вести себя рядом с очаровательной Светланой как заворожённый. Он терял голову при виде чарующей грации, нежных, тонких ручек, стройной обольстительной фигуры и огромных, бездонных глаз. Через месяц прилипчивых и навязчивых знаков внимания Света сдалась. Влюбилась, как простодушная девица, потеряв здравый ум и самообладание. Она ещё не знала, что её любимый Стёпушка связан по рукам и ногам семейными узами и пятью детишками, которые проживали вместе с матерью в тридцати километрах от хутора. Дома Степан появлялся раз в месяц, чтобы справиться о судьбе покорной Агафьи и разновозрастных сыновей. Приезжал на один день, привозил подарки и отдыхал от трудной работы и тяжёлой доли.

Нашлись-таки добродетели, донесшие до Агафьи весть о непристойном поведении её благоверного. Не смогла любящая женщина смириться с второстепенной участью. Накинула верёвку на балку в сарае и оставила детей сиротствовать. После этого случая конюха выпроводили восвояси, а учительница переехала в хутор Сиротский, подальше от позора. Но и там местные жители прознали о её беспутной репутации. Поначалу за спиной шушукались, а со временем разговоры замолкли, так как в хутор нагрянул Степан с сыновьями. Быстро разогнал бабье любопытство, женившись на молодой красавице, так как Света дала ему отказ. С тех пор немало воды утекло, дети выросли, Степан похоронил вторую жену, а молва людская поутихла. Но старший сын не смог смириться с кончиной матери, обвиняя во всех грехах Светлану Игоревну. Как выпьет, так мать вспоминает и сыплет проклятиями на уже постаревшую учительницу. Вот отсюда-то Гришка и прознал о судьбе бабушки, которую он никогда не видел.

Простояв у окна минут десять, Светлана села за стол и продолжила заполнять журнал. Глаза на мокром месте, но надо держаться. Непозволительно показывать свою слабость перед детьми.

— А тётка Ваша злая была? — тишину нарушил неожиданной вопрос Кати.

— Моя? — Светлана подняла голову. — Почему ты так решила?

— А Вы на неё ни чуть не похожи, — смущённая улыбка девочки ввела в ступор Свету. — У ей брови, як ниточки, а у Вас не такие. А пошто она лицо мукой мазала? Енто шо, красиво разве? Бледная, як мертвец.

Ученики уставились на странную одноклассницу и замерли. Мурашки побежали по спине Светланы от слов Кати. Приподнявшись, спустила очки на кончик носа и пристально посмотрела ей в глаза.

— Ты видела фотокарточки моей тётушки? — спросила вполголоса, пытаясь вспомнить, где она могла оставить фото родственницы, чтобы кто-то мог их увидеть.

— Нет, хи-хи, — с усмешкой ответила ученица.

— Тогда откуда ты всё это знаешь? — выдавив из себя, педагог плюхнулась на стул. Она ещё не успела отойти от беседы с Ларисой, а Катя снова и снова продолжает удивлять чудными высказываниями.

Подперев подбородок маленьким кулаком, Катя часто-часто захлопала ресницами, не сводя глаз с удивлённой учительницы.

— Як же ж? Вы уже старенькая — значится, Ваша тётка уже помёрла. Так?

Светлана не знала, что ответить. Её лицо не выдало эмоций. Глядя на ребёнка, краем глаза заметила, как дети застыли на местах и ждут дальнейшего развития событий.

— А в газетках тёти такие красивые, намазанные, в шляпках. А мой батька сказал, шо и раньше женщины из городских были такими. Щипали волосы на бровях, носили шляпки. Вот я и покумекала маленько, шо тётя Ваша была вот такой красивой. Тогда почему Вы не такая? Брови у Вас — як помело, а лицо немазаное. Вы же учителка, да? А в городах они другие.

Фух, отлегло. Светлана Игоревна раскраснелась на глазах. Кровь моментально ударила в лицо, когда она поняла — Катя видела картинки и сравнила чёрно-белое изображение со старшим поколением.

— Для меня неприемлемо носить шляпки и краситься, — хотелось побыстрее закончить этот пустой разговор. — Итак, дети, сегодня мы с Вами начнём новый урок…

— А гербарий?

— Что? А, гербарий… — совсем забыла о заданной домашней работе. — Да. Покажите, пожалуйста, какие листья вы подготовили для дальнейшей работы.

Дети повскакивали с мест, и в воздух поднялись шуршание, скрипы, шептание и детская неосторожная торопливость.

— Вот, — Катя привстала и подала учителю газетный лист, сложенный пополам.

— Хорошо. — приняв готовую работу, женщина положила её на край стола.

Как только перед учителем выросла стопка из листков бумаги, она пообещала каждому поставить в журнал «отлично».

— А почему не чичас? — придвинув стул, Катюша трепетала от ожидания, что её работу похвалят при всех.

— Очень много времени мы потеряли, дискутируя не по теме урока, Катенька. Нам нужно наверстать упущенное, — Светлана встала у доски и взяла кусок мела. — С сегодняшнего дня мы начнём…

— Нечестно! — с недовольством вспылила Катя, подпрыгнув на стуле. — Я вчера такого натрепыхалась, а Вы…

— И что такое серьёзное могло с тобой произойти? — нахмурившись, учительница опустила руки вдоль тела и приготовилась слушать.

— Я видала… видала… — язык не поворачивался рассказать о тётке, которая выглядела так, что девочка до сих пор не может забыть её «лицо».

— Аха-хах-ха! — один из мальчишек вспомнил рассказ Федьки. — Ой, я чичас помру!

Закатываясь от смеха, мальчик закидывал голову назад и хватался за край парты. Взглянув на хохочущего соседа, Ваня не смог сдержаться. Его охрипший гогот подхватил третий мальчик, сидевший позади, потом ещё один из соседнего ряда. И вот в кабинете стоит оглушающий слух хохот, перемешавшийся с рычаньем, всхлипываниями и чьим-то тоненьким писком.

— Класс! — гаркнула Света на смеющихся и выпрямилась, заводя плечи назад. — Тишина!

Опустив голову, Катюша собралась рыдать. Всё ясно, этот неприятный случай в парке одноклассники нескоро забудут. Если вообще забудут. Девочка скуксилась, сжав зубы и сунув ладони под мышки. Учительнице пришлось два раза повторить детям, чтобы они замолчали. Вдоволь нахохотавшись, мальчишки и девчонки устроились поудобнее и приготовились усваивать урок. Отвернувшись, Светлана Игоревна начала говорить громко и отчётливо, водя мелом по шершавой доске. Дети кивнули и приготовились выводить палочки и крючочки чёрным карандашом. Катя не шевелилась, продолжая дуться на одноклассников.

— Понятно, как нужно начинать? Сни-изу вве-ерх, сни-изу вве-ерх, — растягивала буквы женщина, плавно вырисовывая хвостик крючка на ровной линейке.

Написав несколько примеров, педагог положила мел на деревянный выступ, стряхнула пальцы от белого налёта и повернулась.

— Катя, а ты почему не пишешь? — заметила смирно сидящую девочку. — Надо работать.

Девчонка не ответила и не пошевелилась. Её взор был устремлён на край стола, а губы были втянуты.

— Катюш, принимайся за работу. Скоро урок закончится, — женщина забеспокоилась. Подошла к своему стулу и положила пальцы на тонкую спинку. — Ты меня слышишь? Катенька, бери карандаш…

— Сама бери, — отрезала девочка и наклонила голову ещё ниже.

Приставила пятку правой ноги к ножке стула и начала отстукивать твёрдой подошвой.

— Катя, прекрати, ты мешаешь остальным, — голос учителя стал твёрже.

Но девочка не воспринимала её слова. Подёргивая ногой, стучала по устойчивой палке и сильнее стискивала зубы.

— Катя! Ты мешаешь остальным! — тон повышался соразмерно с каждым новым ударом о деревянную жертву. — Ученица Катя Гунько, встань! — приказным басом произнесла Светлана и двинулась к ребёнку. — Прекрати сейчас же!

Женщина наклонилась и положила руку на приподнятое плечо девочки.

— Катя! Я кому сказала! — дёрнув ребёнка, Светлана начала злиться.

Неожиданно Катя подскочила и, схватив учителя за руку, прижалась лицом к её ладони.

— А-а-а! — в потолок ударился панический вопль.

Катя разжала челюсти и подхватила портфель.

— Сама работай! — крикнула, убегая из класса.

Женщина опустила глаза на руку. Рядом с большим пальцем на мягком месте появились четыре впадины, из которых сочилась алая кровь.