Пламенный лёд. Книга вторая

Ольга Борискова, 2019

У известного фигуриста Макса Самойлова было все, чтобы стать олимпийским чемпионом: успешная карьера в парном катании, самая лучшая партнерша и статус первого номера сборной России. Все меняется, когда в его жизнь врывается девочка из прошлого. Елизавета Меркулова – сестра когда-то лучшего друга. Та, которую он обвинил во всех грехах, на которую направил всю свою ненависть, которую он хочет сломать и… которую желает стиснуть в объятиях, чтобы хоть на мгновение унять ноющую боль в сердце. Лиза Меркулова умеет прощать. Научится ли Макс? Или до последнего будет бороться с собственными демонами, пока однажды не поймет, что до пропасти остался всего один шаг?..

Все герои вымышлены.

Любое совпадение с реальными людьми случайно.

Глава 1

Москва, февраль 2016 года

Лиза лежала и смотрела на цветы, стоящие на прикроватной тумбочке. Сегодня это были розовые розы на длинных стеблях. Тяжелые головки с бархатными лепестками, плотные, в прожилках, листья… Она не смогла отказать себе в удовольствии вдохнуть нежный цветочный аромат. Прежде чем Макс поставил букет в вазу, несколько минут осторожно придерживала розы за стебли, тычась носом в бутоны.

За эту неделю он приходил уже несколько раз, и каждый раз приносил ей свежие цветы. Розы. Белые, розовые, желтые… Она не знала, зачем он приходит, а не ждать не могла. Среди ежедневной больничной скуки, разбавляемой терпеливо сносимыми процедурами, его визиты стали чем-то вроде глотков свежего воздуха. Не захлебнуться бы только…

У нее никогда не было столько времени на то, чтобы просто подумать. И, лежа в больничной постели, Лиза гоняла по кругу опостылевшие мысли. О родителях, о брате, о своей жизни. А потом все возвращалось к исходникам. Ничего нового так и не надумывалось, никакой переоценки ценностей не происходило. Врач спрашивал ее, чем она планирует заниматься потом, позже, после выписки. У Лизы же слово «потом» не вызывало никаких ассоциаций. Казалось, что она выйдет из больницы и… И ничего не произойдет. Вообще ничего. Впрочем, это «ничего» тоже было очень абстрактным.

Она пока слабо понимала, что чувствует. Скучает ли по льду? А будет ли скучать? Вся ее жизнь вертелась вокруг бесконечных тренировок, соревнований, падений, борьбы. Как жить иначе, Лиза не знала, и рядом не было того, кто смог бы ее научить. Она знала только одно — в Швейцарию она не вернется.

Лиза столько раз думала, что будет, если она бросит фигурное катание. Мечтала, что начнется другая, свободная жизнь, где она станет просто собой. Временами она чувствовала, что не выдерживает: родители давили, требовали от нее результатов, успехи брата ставились в пример, маячили, словно закатное солнце на горизонте. День за днем слушая о своей лени и никчемности, Лиза все равно шла на каток, где падала, поднималась, снова падала и опять заставляла себя вставать. А когда она побеждала, мать удовлетворенно кивала: хорошо, но… Но ты можешь лучше, ты должна стараться больше, ты должна трудиться упорнее. А потом стало совсем невыносимо. Ее тело менялось, менялась и она сама. Никто не заметил надлома, произошедшего в ней, пока она была в России, никто не заметил, каким болезненно-взрослым стал ее взгляд. И причина крылась далеко не в провальных выступлениях на этапах Гран-при и последующим за ними чемпионате России. Возможно, родители что-то видели, но списывали все на неудачи на льду, поговорить об этом с Лизой никто не пытался. Мать постоянно упрекала, не желая слушать ни оправданий, ни объяснений, постоянно следила за тем, что и сколько она ест. Методы отца были более жёсткими. Засыпая, она думала, что еще неделя, месяц, и станет лучше, легче, но легче не становилось. В какой-то момент она поняла, что больше не хочет и не может. Прогуляла тренировку, выпила два стакана какао, сидела на лавочке и смотрела за веселой группкой детворы. Дети смеялись, бегали друг за другом, визжали и, в отличие от нее, похоже, ни о чем не думали. Вернувшись домой, она застала мать в гостиной, та сидела и смотрела телевизор.

Швейцария, 2013 год

— Мне нужно с тобой поговорить. — С этими словами Лиза прошла в комнату. По телевизору шел какой-то незнакомый ей фильм, судя по широченным улыбкам героев — американский. Лиза мазнула взглядом по экрану и повернулась к матери.

— Я тебя слушаю. — Света нехотя отвлеклась и даже убавила громкость.

— Мам… я больше не буду заниматься фигурным катанием, — решительно заявила Лиза.

Она была готова к тому, что мать начнет кричать, обвинять ее в слабохарактерности, тыкать носом в то, сколько они с отцом вложили сил и средств для того, чтобы она каталась. Но Света молчала. Выражение ее лица как будто не изменилось. Вернув громкость на прежний уровень, она снова обратила все внимание на экранное действо.

— Мам, я серьезно. Я устала.

— Я даже слушать тебя не хочу, — ледяным тоном проговорила женщина.

— А когда ты хотела меня слушать?! — воскликнула Лиза. — Да и не надо, не слушай. Но на лед я больше не выйду, всё.

— Только попробуй. — Светлана все еще не повышала тона, но выражение лица изменилось. Взгляд стал жестким, черты лица приобрели резкость, отчего Света сразу стала казаться на несколько лет старше. — Если пропустишь хоть одну тренировку, я лично скажу отцу, чтобы он с тебя шкуру спустил. Учти, — она встала напротив дочери, — начнешь дурака валять, мало тебе не покажется.

— Я не хочу кататься! — Голубые глаза сверкнули упрямым блеском. — Мне уже семнадцать! Я имею право сама решать, что мне нужно, а что нет!

— Решать будешь тогда, когда мы с отцом позволим, — отрезала Света. На шум из кухни пришел глава семейства. Остановившись на пороге, он с вопросом посмотрел на жену. — Эта бестолочь заявила, что хочет бросить фигурное катание, — ответила на немой вопрос Меркулова-старшая. — Вместо того чтобы работать, как брат, она решила все бросить! Нашла легкий способ!

— Я работаю! — Лиза чувствовала, как душу затапливает обида и отчаянье. Она проигрывала, и проигрывала по всем фронтам, поддержки ждать было неоткуда. Ей не позволят сделать так, как она хочет, не позволят уйти из спорта, не позволят вдохнуть свободу. Она все еще пыталась бороться за свое право распоряжаться собственной жизнью, но борьба уже превратилась в агонию. — А если я такая бездарная и ленивая, то что вы от меня хотите?! У вас есть ваш любимый Сережа, вот и восхищайтесь им! А я тупая и неблагодарная, да! И стержня у меня нет, вы же сами так говорите!

— А ну иди сюда! — Отец ухватил ее за руку и как следует тряхнул. Следом отвесил тяжелую затрещину и тряхнул снова, еще сильнее. — Ты у меня поговоришь! — гаркнул он, сжимая ее руку так, что Лиза застонала сквозь стиснутые зубы.

На ресницах блестели слезы. Уловив движение отца, она зажмурилась, ожидая еще одного удара. Пытаясь защититься, прикрылась свободной рукой. Из груди против воли вырвался всхлип и, когда отец ослабил хватку, она выдернула руку. Волком, сквозь боль, страх и обиду посмотрела на родителей и рванула к двери. Останавливать ее никто не стал, даже окрика в спину не последовало.

В тот день она пошла к Стефану. Потому что больше идти было не к кому, и потому что ему она доверяла. В поисках поддержки и тепла долго прижималась к нему, рассказывала о том, как устала и как хочет все бросить. А Стефан поглаживал ее по спине и перебирал ее волосы, потом отпаивал травяным чаем. Когда Лиза пришла в себя, он взял ее безвольные ладошки в свои и сказал, что она не должна опускать руки и сдаваться. Что, бросив все сейчас, она пожалеет об этом. Что просто так не становятся чемпионами мира. Меркулова только покачала головой и спрятала руки под стол. Она не верила в то, что у нее еще может что-то получиться, что все это не напрасно. Она любила лед, любила чувство эйфории, которое дарили победы, вкладывала душу в каждый прокат, но два последних года оказались слишком тяжелыми. Она перестала справляться и, что самое важное, она перестала верить в себя.

В тот вечер они разговаривали очень долго. Стефан отвел Лизу к себе в комнату и там, усадив на кровать, снова взял за руки. Все ее «не получится» разбивались о его непоколебимую уверенность в ней. Она вздыхала, бросала недоверчивые взгляды, отводила глаза и мотала головой, а он все держал ее за руки.

Домой Лиза вернулась поздно и сразу же ушла в свою комнату. Легла на кровать и невольно вспомнила слова Стефана, которые он проговорил перед тем, как она вышла из его машины: «Подумай, Лиза. Помни, что все, что ты делаешь, ты делаешь для себя. И… что бы ты ни решила, ты всегда можешь на меня рассчитывать».

На следующий день она пошла на тренировку. И вроде бы в ней ничего не изменилось, но… Столкнувшись на кухне с матерью, хотелось демонстративно бросить коньки ей под ноги, хотелось посмотреть в глаза отцу. Хотелось стоять на своем до последнего, хотелось, чтобы они, в конце концов, смирились. Но она только отвернулась и, не говоря ни слова, вышла в коридор. Коньки были заботливо уложены в чехол, спортивный костюм покоился на дне сумки. Она шла на тренировку не из-за родителей, она сделала свой выбор.

Москва, февраль 2016 года

Вздохнув, Лиза опять посмотрела на цветы. Они напоминали ей о Максе. И, как она ни старалась, она не могла не ждать его. С ней, наверное, что-то не так, раз после всего она не может просто-напросто выставить его за дверь. Невесело усмехнувшись, Меркулова поудобнее устроилась в постели. А дальше что будет? Дальше — неизвестность. По сути, ей нужно выстраивать свою жизнь заново. Фигурное катание являлось для нее некой константой, стержнем, каркасом, на который неизменно наматывались все остальные составляющие. Стремления, желания, интересы… и люди. Максимилиан Самойлов тоже появился в ее жизни благодаря фигурному катанию. А если в ее жизни не станет льда…

Лиза уткнулась носом в ладошку и закрыла глаза. Из ее груди вырвался тяжелый выдох, начала болеть голова. Зачем она думает об этом? Сама себе придумывает что-то. Не было его никогда в ее жизни, к чему все эти мысли? Не было… А в груди все равно саднило, и слезы жгли уголки глаз.

Она подтянула коленки к груди и уперлась в них лбом. По привычке хотелось заправить прядь волос за ухо. Пальцы скользнули по виску. На кого она похожа… Лучше бы он не приходил, лучше бы он не видел ее такой.

***

— Сколько это будет продолжаться?! — процедила Алиса, стоило только Максу выкатиться на лед. — Самойлов! Я тебя спрашиваю! — Ее цепкие пальчики впились в рукав его толстовки. — Мать твою, Макс!

— Прекрати истерить, — огрызнулся он. Алиса фыркнула и отпустила его руку.

— Я еще даже не начинала, — прошипела она и, резко развернувшись, в пару подсечек оказалась на другом конце катка.

Макс вздохнул. Он опять опоздал на вечернюю тренировку. Вчера он тоже опоздал, равно как и три дня назад. Алиса рвала и метала. Он понимал, что у нее есть на это право, только переживания за Лизу все равно беспокоили его больше, чем взвинченная партнерша. Алиса не скрывала, что в данный момент ее заботит только приближающийся чемпионат мира, и до Лизы ей в сущности дела нет. Другого, в принципе, ожидать от нее не стоило. Да Макс и не знал, как бы он сам вел себя, если бы не имел прямого отношения к тому, что Лиза получила тяжелейшую травму. Вполне возможно, что точно так же. Хотя нет, раз-другой Лизу он бы однозначно навестил. С учетом всего произошедшего между ними ранее, вряд ли бы она была рада видеть его, но он бы все равно постарался хоть как-то ее поддержать и приободрить.

Немного размявшись и несколько раз проехав вдоль бортика, он остановился возле Алисы. Та искоса взглянула на него и проговорила ледяным тоном:

— Я не собираюсь из-за твоих выходок сливать чемпионат.

— Ты вообще ни о чем, кроме этого чемпионата, не думаешь?

— По твоей милости мы не взяли золото на Европе, — проигнорировав его вопрос, продолжила Алиса. На Макса она не смотрела, изучала взглядом трибуны, потом уставилась в сторону отрабатывающих новый хват в поддержке Антона и Полины. — Мир через полтора месяца. Через месяц мы должны лететь в Бостон на акклиматизационный сбор. Думаю, мне не стоит тебе говорить, какая там будет конкуренция? Это не только твой любимый Меркулов, Макс. Это еще американцы, канадцы, китайцы… — После паузы в несколько секунд она вперилась взглядом в его лицо. Стальная решимость в карих глазах не оставляла сомнений в ее желании быть первой. — Я еду в Бостон за победой. И сейчас меня волнует только это.

В предельной ясности ее слов имелся только один существенный пробел — чувство вины, скребущее душу Макса не хуже десятка настырных кошек. Как быть с этим, Алиса почему-то не уточнила. Впрочем, если рассуждать логически, то это относилось лишь к его проблемам. Алиса же имела право на всё то, что говорила. Он и не помнил, когда она в последний раз пропускала тренировку… Работа для нее всегда была на первом месте. До изнеможения, до фанатизма. Откуда в ней только столько сил? Он же… Стоило Максу вспомнить Лизкины грустные глаза, все шло наперекосяк. И не вспоминать, не думать он не мог. Жалеть Лизу было слишком… неправильно: Самойлов четко осознавал, что она достойна куда большего, чем жалость. Бледность, темные круги под глазами, обритая голова… Тяжело было видеть ее такой. Тяжело было понимать, что все это из-за него.

Тренировка прошла скомкано. Что-то получалось, что-то нет, в атмосфере царило напряжение, разговаривали мало и только по делу. Постоянно вылезали какие-то шероховатости, зачастую там, где прежде проблем не было и в помине. Алиса поджимала губы, бросала на Макса укоряющие взгляды, но молчала. И снова заходила на элемент, повторяла связки, оттачивала каждый шаг. А Макс смотрел на нее и осознавал, что выкладывается он, в лучшем случае, наполовину. Просто не может сосредоточиться на том, что делает. В конце трехчасовой тренировки откатали короткую программу. Косякнули в поддержке, смазали выброс, в довершении всего Макс не устоял на выезде с параллельного флипа. Говоря откровенно, прокат получился совсем не чемпионским. После этого Миронов отправил их домой, как он выразился, «приводить мозги в порядок».

— Макс, задержись на минуту. — Женя нагнал его, когда он уже шел к раздевалке. Когда Макс остановился, он спросил, серьезно глядя на него: — Ты у Лизы был, правильно я понимаю?

— Правильно, — нехотя ответил Макс и закинул на плечо олимпийку, которую держал в руках.

— Послушай… — слегка мотнув головой, Женя несколько секунд молчал, собираясь с мыслями, потом опять посмотрел на спортсмена, еще более серьезно, чем прежде. — Буду с тобой откровенным. Любой человек должен нести ответственность за свои поступки. Я тебя знаю уже больше десяти лет, Максимилиан. У меня на глазах ты из мальчишки в мужика превратился. Задача тренера ведь не только в том, чтобы сделать из своих учеников достойных спортсменов. Есть спорт, да, жёсткая, тяжелая работа, упорство. Но нельзя забывать о том, что ты, прежде всего, человек, который отвечает за то, что делает. Мне хочется верить, что я сумел вложить в тебя что-то не только как в фигуриста, но и как в личность, как в человека.

— Я готов нести ответственность, Жень, — глядя в конец коридора, ответил Макс. — И если ты о Лизе…

— О Лизе, — Миронов согласно кивнул. — Но не забывай, что у тебя есть обязательства и перед партнершей. Она не виновата в случившемся.

— Да понимаю я. — Самойлов устало потер лоб рукой. — Для Алиски сейчас только чемпионат и существует.

— Я рад, что ты поступаешь так, как поступаешь. Куда хуже бы было, если бы ты делал вид, что ничего не случилось. Но приходя на каток, всё остальное ты должен оставлять за его пределами. И ты это сам знаешь не хуже меня.

— Знаю, — отозвался Макс. Взгляд его был серьезным и немного усталым, но в глазах читалась решимость. — Я постараюсь собраться.

— Постарайся. — Миронов хлопнул его по плечу. — За тебя это никто сделать не сможет.

Когда Макс подошел к машине, Алиса уже стояла возле дверцы, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу и пряча нос в вороте куртки. Он немного удивился, но ничего не сказал, открыл дверь и тут же включил печку.

— Где ты так долго ходил? — Алиса застегнула ремень безопасности и усилила поток теплого воздуха.

— Я же не знал, что ты меня ждешь, — проговорил Макс, заводя двигатель. Она промолчала, и Макс спросил: — Тебя домой?

— Давай к тебе, — будничным тоном сказала Алиса и откинулась на спинку сиденья. Устроившись, опустила собачку молнии. — Надеюсь, у тебя есть еда?

— Найдем что-нибудь.

Макс вырулил с парковки. Перспектива провести вечер с Алисой выглядела не такой уж и плохой. По крайней мере, качественный секс еще никому не вредил.

Дома Алиса сразу же взяла инициативу в свои руки. Обшарила холодильник и, обнаружив в морозилке несколько упаковок овощных смесей, занялась ужином. На удивление Макса, ни упреков в его адрес, ни каких-либо недовольств сегодняшней тренировкой от нее не последовало. Алиса молчала и с упрямством, достойным олимпийского золота, делала вид, будто все в полном порядке. Решив принять это как аванс на ближайшее будущее, он ушел в комнату. В другое время прелюдия, возможно, завязалась бы уже в тот момент, когда Алиса, откинув назад кольца темно-каштановых волос, сосредоточенно помешивала лопаткой томящиеся на огне овощи, но сегодня никакого настроя на игривый лад не было. Да что там, настроя не было в принципе. И Алиса, юркой птичкой снующая по его кухне, не вызывала у Макса никаких желаний.

Ужин прошел под аккомпанемент стучащих о посуду столовых приборов и вялый разговор ни о чем. Когда тарелки опустели, Алиса бросила на Макса многозначительный взгляд. Он почувствовал, как ее ступня касается его лодыжки. Усмехнулся. Алиса облизнула губы и обольстительно улыбнулась. Соскочила со стула, вмиг скинула грязную посуду в раковину и хищной кошкой приблизилась к нему. Он встал. По сравнению с его метр восемьдесят девять ее сто пятьдесят восемь сантиметров выглядели малоубедительно, тем не менее, Алису это не смущало. Разница в росте никогда не вызывала у них дискомфорта ни на льду, ни, тем более, в постели. Она лукаво улыбнулась и царапнула ноготками по груди Макса.

— Теперь десерт?

К чувственному блеску глаз прибавились откровенные нотки голоса. Красивая женщина должна знать себе цену и уметь пользоваться своими сильными сторонами. Алиса, без всяких сомнений, развила в себе это умение до потрясающих высот. Только Макс все равно смотрел на нее и понимал, что он ошибся — этот вечер ему стоило провести в одиночестве. Так было правильнее, честнее и по отношению к себе, и по отношению к Алиске, которая сейчас ждала от него куда больше, чем предложения выпить кофе. Когда на его грудь поверх рубашки опустились теплые ладони, он сдался. Губы прижались к губам, сплелись языки. Рука Алисы скользнула ниже и легла на ширинку его брюк.

— Алис… — Макс перехватил ее руку и отстранился.

— Что? — Она изогнула бровку, глядя на него с ожиданием и легким недоумением.

— Ничего. — Выпустил ее руку и мотнул головой. — Давай не сегодня.

Недоумения в ее взгляде стало больше, но оно быстро сменилось всполохами злости. Алиса поджала губы и гневно сузила глаза.

— Значит, теперь так? — вкрадчиво произнесла она.

— Прости, Алис.

Поразительно, но она была красивой даже когда злилась. По-своему красивой. Карие глаза приобретали особенно насыщенный оттенок, губы дерзко кривились, волосы колыхались в такт резким движениям. Порой это Макса заводило, укротить стерву, что может быть интересней? А Алиса была стервой. Он бы мог повалить ее на стол, стянуть с нее штаны и… но не хотелось. И почему-то это даже не казалось странным.

— Это из-за нее? — цедя слова, поинтересовалась Алиса. Недобро ухмыльнулась.

— Лиза тут ни при чем.

— Ты идиот, Самойлов! — Выплюнула она и вышла из кухни.

На предложение отвезти домой, ответила, что вызовет такси. Оделась и, оглушив Макса хлопком двери, покинула квартиру.