Трижды одинокий мужчина

Ольга Баскова, 2010

К изданию готовятся мемуары известного академика Хомутова. Главный редактор отправляет к нему лучшую журналистку Екатерину Зорину. Хомутов – пожилой, но весьма интересный мужчина – показывает Кате фотографии своих близких: лучшего друга, жены, аспирантов, единственной дочери. Все они ушли из жизни. Зориной такая закономерность кажется более чем странной. Ей удается встретиться со следователем, который сорок лет назад вел дело об исчезновении аспирантов. Как и журналистка, старый опер считает историю темной и абсолютно точно криминальной…

Глава 4

Федор Григорьевич Иваненко, когда-то старший следователь прокуратуры, безумно любил свою работу и прекрасно справлялся с ней. Старика отправили на заслуженный отдых, когда его глаза отказались видеть, а мозги — запоминать происходящее во всех деталях. Однако с прошлым он окончательно не порвал, постоянно принимая участие во всех праздниках и юбилеях и читая лекции курсантам Школы милиции. Разумеется, бывший следователь обрадовался Катиному звонку, как ребенок.

— Я с удовольствием поговорю с вами, милая барышня. Сможете подъехать ко мне на дачу? Нам никто не помешает.

Зорина дала согласие.

Разумеется, дача бывшего следователя была далеко не такой шикарной, как жилище академика Хомутова. Маленький участок, небольшой одноэтажный домик с разбитым чердачным окном навевали мысли о скудной пенсии.

— Ожидали увидеть нечто вроде фазенды? — словно прочитав ее мысли, усмехнулся вышедший навстречу старик в видавшей виды пыжиковой шапке-ушанке. — Извините. Каюсь: в свое время взяток не брал. Впрочем, мне хватает и этого. Когда в моей двухкомнатной хрущевке собирается гоп-компания из шести внуков, я порой не выдерживаю. Лучшего места, чтобы отсидется, по-моему, не найти. Как вы считаете?

Катя улыбнулась:

— Вы правы.

— То-то же, — Иваненко распахнул перед гостьей дверь. — Будьте как дома. Прошу без церемоний.

В маленькой гостиной, имевшей из мебели только диван и стол с несколькими стульями, оказалось неожиданно уютно. Федор Григорьевич сбросил куртку:

— Располагайтесь. Чаем напоить?

— Давайте.

Он вышел из комнаты, вернувшись через несколько минут с большой кружкой и блюдцем с вареньем:

— Из алычи. Попробуйте. Жена делает.

— Спасибо.

— Так с чем пожаловали?

Зорина отставила кружку:

— Я узнала, что вы вели дело по исчезновению аспирантов академика Хомутова.

Хозяин бросил на девушку взгляд из-под нависших бровей:

— Ну, вел. И что с этого? Насколько я помню, это дело давно минувших дней.

— Но, как видите, оно меня заинтересовало.

— Чем же? — удивился Иваненко. — Собираетесь писать в газету? Разве больше не о чем?

— Не совсем так.

Журналистка в двух словах объяснила, почему это привлекло ее внимание. Мужчина кивнул:

— Понятно. О чем же вам рассказать?

— Почему дело было закрыто? Что, действительно, ни одной зацепки?

— Ни одной, — развел руками собеседник. — Даже погодка подкачала. Представьте: ночью — сильный ливень, а под утро — снегопад и мороз. Ну, вы понимаете… Если что-то и было…

— Вы ничего не нашли.

— Ничего, — он виновато посмотрел на нее. — Это не давало мне покоя, и я не раз туда возвращался, искал спрятанные трупы. Мы с коллегами перерыли лесок вдоль и поперек. Безрезультатно.

— Значит, вы поддерживаете версию об ограблении на дороге…

Хозяин усмехнулся:

— Естественно. Это была наша единственная версия.

— То есть копать в других направлениях вы не пробовали?

Он поднял брови:

— Почему? Это также ничего не дало. Предположение, что эти ребята сбежали в неизвестном направлении, я отмел. Сумма, конечно, неплохая, но не более того.

— Подозреваемых не было вовсе?

— Такое, знаете, тоже случается.

Катя наклонилась к нему:

— И вам не показалось странным…

— Показалось, — перебил ее Федор Григорьевич. — В том-то и фокус. По этой дороге и тогда сновало много машин. Вывод напрашивался сам собой: если кто-то собирался провернуть ограбление, то выбрал для преступления неудачное место. Странно, что не нашлось свидетелей.

— Более чем, — подтвердила Катя.

— Разумеется, я проверил, — он отхлебнул чая. — Отыскал людей, ехавших по этой дороге приблизительно в интересующее нас время. Одни видели, как бежевая «Волга» направлялась к Залесску, другие — как она уже стояла на обочине. Непосредственных очевидцев разыскать не удалось. Поэтому я сосредоточился на вопросе: кому это выгодно. Признаюсь, и здесь ничего не добился.

Зорина кивнула:

— Неужели не на кого было подумать?

Иваненко пожал плечами:

— Я прошерстил всех, что-либо знавших о премии. Во-первых, это солидные люди, которых в подобной роли невозможно представить. Во-вторых, все они имели алиби.

— А их родные и близкие?

— Тоже, — он развел руками. — Можете поверить: я проверял их семьи, как говорят, до десятого колена. Безрезультатно. Впрочем, кое-какие мысли у меня появились.

Журналистка отставила кружку:

— Расскажете?

— Разумеется, — он откинулся на спинку стула. — У одного коллеги Марины Викторовой и Кирилла Панина, доцента Сергеева, тяжело болела дочь. Девочка нуждалась в операции, стоившей больших денег. Несчастный отец приходил к директору института, просил помощи. Тот не только отказал, но и пригрозил увольнением в случае, если Сергеев будет искать заработки на стороне. Коллеги также ничем помочь не захотели. Вполне возможно, мужчина отчаялся и совершил преступление. Во всяком случае, деньги он нашел, и девочке сделали операцию. Правда, лучше от этого не стало: она все равно умерла. Врачи сказали: если бы чуть раньше…

— Он мог занять у друзей, — ответила Катя. — У близких, родственников…

— Конечно, — согласился бывший следователь. — Однако зачем, в таком случае, морочить мне мозги, утверждая, что все до копейки заработал сам?

— Вероятно, у него были причины, — протянула девушка. — Хотя я его и не знаю, но как-то маловероятно, что Сергеев, даже запланировав ограбление, убил бы ни в чем не повинных коллег. Вы же не сомневаетесь, что они мертвы?

Федор Григорьевич вздохнул:

— Уже нет. Да, его моральный облик тогда сослужил ему добрую службу. Теперь мне кажется: с ним можно было поработать еще.

— А другие мысли?

Иваненко посмотрел на собеседницу:

— У Марины Викторовой имелся ухажер Василий Костыря.

— И что вам показалось странным?

Мужчина наклонился к ней:

— Викторова была красивой статной женщиной лет под тридцать и к тому же умной. В институте никто не сомневался: после кандидатской последует докторская. Костыря — полная противоположность ей. Он даже десятилетку не окончил.

— Чем же он занимался?

— Работал шофером на автобазе, — пояснил Иваненко. — Маленький, невзрачный, незаметный. Ума не приложу, что их могло связывать. Впрочем, возможно, занимаясь наукой, девушка упустила время и теперь хватала то, что подворачивалось под руки.

Зорина подняла брови:

— При всем Василий мог быть просто порядочным, и она это ценила.

— Должно быть, — Федор Григорьевич сделал паузу. — Костыря жил с матерью, не имел собственной жилплощади. Вот почему молодые тянули со свадьбой. Жених собирал на кооператив.

— И насобирал?

Следователь усмехнулся:

— Его друзья утверждали: Василию это не под силу. Как только у парня заводились денежки, он бежал в пивную и начинал сорить ими, как сеятель. Вот почему мать Викторовой категорически возражала против такого брака, — он провел рукой по волосам. — После исчезновения Марины ее несостоявшийся муж все-таки сделал взнос за квартиру.

— Как это ему удалось?

— От отца достался старый «Запорожец», — продолжал Иваненко. — Костыря сказал, что по ночам подрабатывал извозом. Это утверждение, сами понимаете, мы не могли опровергнуть. Меня насторожило, что он довольно скоро женился, хотя на следствии разыгрывал безутешного влюбленного.

— Но ведь бывает и такое… — возразила журналистка.

— Бывает. Алиби, правда, у него на тот момент оказалось хиленькое. Василий ездил в Залесск в командировку, остановился у друга. Друг подтвердил сей факт, однако признался, что иногда ночевал у своей любовницы и, естественно, не мог ручаться за каждую минуту. От Приреченска до Залесска рукой подать.

Катя усмехнулась:

— Немного притянуто за уши.

— Вот поэтому я проверил и третью версию. Она довольно интересна, и я припас ее вам на закуску. С матерью Викторовой мне не сразу удалось поговорить. Когда она пришла в себя и мне разрешили допросить ее, я услышал: «Он все-таки исполнил свою угрозу и убил мою девочку».

— Кто? — не поняла Зорина.

— Я задал ей тот же вопрос, — усмехнулся Федор Григорьевич. — Вы не поверите, что я услышал. Женщина уверенно заявила: «Хомутов».

Катя почувствовала озноб:

— Хомутов? Но почему?

— Больше, к сожалению, я ничего не добился, — следователь вздохнул. — Мать окончательно потеряла рассудок. До конца своих дней несчастная просидела в психушке.

— Но академика вы тем не менее проверили?

— Разумеется, — ответил собеседник. — Я набрался наглости. Приехал к нему в кабинет и выпалил в лицо то, что сообщила Викторова.

— А он?

— Повел себя очень деликатно, — пояснил хозяин. — Сделал сочувственную мину, сказав: мол, бедная женщина давно является постоянным клиентом психбольницы. Естественно, по работе они с Мариной встречались, иногда он бывал и у нее дома. Несмотря на то что девушка собиралась замуж за Костырю, Елизавета Тихоновна (так звали маму), узнав о Хомутове все (ну, вдовец, без пяти минут доктор наук), положила на него глаз и стала усиленно сватать. Однажды Игнату Вадимовичу пришлось в деликатной форме умерить ее пыл. Она ему этого не простила.

— Викторова действительно давно страдала психическими заболеваниями? — спросила Катя.

— Да. В больнице это подтвердили, показав ее медкарту.

Девушка махнула рукой:

— Тогда это многое объясняет.

— Кроме одного, — он пристально посмотрел на нее. — После разговора с Хомутовым мне позвонили из министерства.

Журналистка подняла брови:

— Из вашего?

— Именно. Сказали, что я донимаю нелепыми вопросами уважаемого человека, стоящего на пороге небывалых открытий. Короче, попросили его больше не беспокоить. Его я больше не беспокоил, — он сделал ударение на слове «его».

— Но расследование не прекратили, — поняла Катя.

— Да. Впрочем, оно ничего не дало. Я отыскал свидетелей. Соседка Игната Вадимовича видела, как часов в девять вечера к нему подъехала бежевая «Волга», из которой вышли женщина в красном пальто, в платке на голове, и мужчина в дубленке. Эта же соседка, выходившая в одиннадцать к куме, заявила: именно в это время упомянутая пара села в машину и поехала по направлению к Объездной. Будущий академик оказался вне подозрений.

— Звонок в министерство при желании тоже можно объяснить, — заметила девушка. — Ученому нужна предельная концентрация. Милиция мешает это сделать.

Иваненко пожал плечами:

— Возможно. Однако я беседовал с ним не более трех раз.

— Этого оказалось достаточно.

— Повторяю: возможно, — внезапно вскочив со стула, мужчина подбежал к окну и резким движением отдернул занавеску. — С того момента меня не покидает ощущение, что за мной следят. Я почти уверен в этом.

— Из-за того дела?

Бывший следователь рассмеялся:

— У меня на счету масса дел. Сразу не угадаешь.

— Потом вам приходилось встречаться с академиком?

— Представьте, да, — мужчина придвинул к ней блюдце с вареньем. — После того, как убили его дочь. Вы знаете об этом?

— К сожалению.

— Я не вел дело, — он добавил себе кипятку. — Но Игнат Вадимович отыскал меня и стал просить помощи. Дескать, я, как его старый знакомый, должен приложить все усилия, чтобы сын его коллеги, профессора Видова, не ушел от возмездия, прибегнув к связям папаши, и получил на полную катушку. Я ответил уклончиво, желая поскорее от него отделаться. Короче, помогать ему я не собирался.

Катя отхлебнула из чашки:

— А потом?

— Он приходил не раз, — пояснил Иваненко. — Казалось, больше всего его беспокоила мысль о том, что он, врач с такими регалиями, проморгал психически ненормального.

— Кого? — не поняла девушка.

— Мальчишка не получил на полную катушку по одной причине, — бросил бывший следователь. — Его признали невменяемым. Это был шок даже для родителей, делавших все, чтобы доказать его невиновность. Через два года убийца повесился в психиатрической больнице.

— Я об этом не знала. То есть знала, но не все.

— Да, академик не был с вами предельно откровенным. Зато я вам рассказал все.

— Спасибо, — Зорина поднялась со стула. — Извините, что отняла у вас так много времени.

Федор Григорьевич взял ее за руку:

— Это вам спасибо. Думаете, мне весело сидеть здесь одному? Я безумно радуюсь хорошим людям, иногда заходящим на огонек. Если что… Вы знаете, как меня найти.

Выйдя из калитки, Катя остановилась как вкопанная. На белом снегу, рядом со следами ее сапожек, четко отпечатались следы мужских ботинок. Старик оказался прав: кто-то действительно подходил к дому, топтался на месте, похоже, что довольно долго, потому что успел выкурить две сигареты, и отправился восвояси. Интересно, что и кому здесь было нужно? Девушка сделала вид, что случайно уронила сумку, присела на корточки и ловким движением вытащила из нее маленький целлофановый пакетик — такие она всегда носила с собой. Потом незаметным движением бросила туда оба окурка.

— При случае покажу Михалычу.

Вскочив, журналистка направилась к «Жигулям». Ее не покидало ощущение, что кто-то пристально наблюдает за каждым ее движением.