Швец. Второй шанс для бандита

Олли Серж, 2022

Мой ребёнок, здесь, в интернате?! – Девочка сирота? – шокировано рассматриваю родимое пятнышко на пальчике девчушки. Один в один, как мое… Совпадение? Да быть этого не может! Кто? Какая посмела родить? – Нет, что вы, – вспыхнув, отвечает воспитательница. – У Машеньки есть мама. Просто много работает… – Я… я стишок забыла, – собирается зарыдать девчонка. – Ничего, не плачь… Отдаю ребёнку новогодний подарок и машинально треплю по светлым косичкам. Мама значит есть… Незаметным жестом подзываю помощника. – Выясни, кто ее мать!

Глава 8

Ожоги разной степени

Варя

Собрав в кучу свои растерзанные чувства, выхожу из примерочной. Покупки уже стоят упакованными в большие фирменные пакеты на стеклянном столике. Кажется, что их гораздо больше, чем должно быть, но мне все равно.

Швецов сидит рядом с Марьей на диване и слушает ее болтовню с, прямо таки, неподдельным интересом. Подойдя ближе, я улавливаю обрывок диалога.

— Мама любит гречку. Она говорит, что это очень вкусно, — вещает дочь.

— А ты, значит, гречку не любишь? — уточняет Швецов.

— Не-а, — мотает Маша головой. — Я люблю варёную колбасу и роллы.

— Роллы? — искренне удивляется он.

— Угу, — кивая, болтает она ногами.

— Ну хорошо, роллы так роллы, — пожимает плечами Швецов. — Сейчас дождёмся маму и пойдём ужинать.

— Скорей бы, — вздыхает дочь. — Животик урчит… Слышишь?

— Марья никогда не пробовала роллы, — подхожу я к ним ближе и забираю со стола пакеты. — Но она действительно не ужинала, и ей нельзя долго быть голодной.

— Почему нельзя? — хмурясь, оборачивается на меня Александр.

Марья притихает, понимая, что пришла ехидна-мать, и номер с роллами не удался. Кидаю на неё строгий взгляд.

— Потому что у нее периодически обостряется гастрит, — объясняю ему с тяжёлым вздохом.

— Гастрит в четыре года? — снова смотрит он на меня, как на вселенское зло.

— Ну ты же видел ее медицинскую карту, — не удерживаюсь я от едкости. — Что же не изучил?

— Варя, — предупреждающе рычит он. — Просто ответь.

— Ну давай как-то не при всех, — развожу я руками, как бы намекая, на продавца и пару других покупателей.

— Ладно, — склоняет голову на бок Александр и решительно встаёт. — Пошли? — подаёт Маше руку.

Дочь соскальзывает с дивана и юркой мышкой подбегает ко мне.

— Я с мамой, — виновато смотрит на меня.

Целую ее в макушку и глажу по растрепавшимся косичкам. Подлизаа.

— Совершенно необязательно идти в ресторан, — говорю Швецову. — Если у тебя дома есть молоко и овсянка этого вполне достаточно.

— Я уже пообещал, — рявкает он в ответ и решительно направляется к выходу из магазина.

За столом в ресторане я стараюсь вести себя уверенно и не впадать в состояние восторженной, бедной родственницы. Но цены меня повергают в острое ощущение собственной неполноценности. Нет, ну на это просто не возможно иначе реагировать, когда одно блюдо стоит столько, сколько мы с Марьей съедаем на двоих в неделю.

— Пасту, том-ям, устрицы? — предлагает мне Швецов. — Или все-таки борщ? — с усмешкой.

Да, действительно очень долгий период наших с ним отношений в ресторанах я заказывала борщ. Просто потому что меня пугали названия и неизвестные вкусовые качества, а цен в тех ресторанах не было вовсе.

— Да, — не ведусь я на провокацию, откладывая в сторону меню. — Марье борщ, а мне пасту. Спасибо большое.

Швецов делает заказ, удивляя меня тем что берет себе тоже самое, только добавляя тарелку мясной нарезки.

Марье приносят фирменный детский сундучок от ресторана с фломастерами, раскрасками и прочими играми.

— Ну, я тебя слушаю, — откидывается на спинку дивана Швецов.

— Что ты хочешь услышать? — я моментально ощетиниваюсь. Не могу это пока контролировать.

— Историю про гастрит, — напоминает он.

— А, тут все просто, — пожимаю плечами. — Я немного не доносила дочь, потому что ухаживала за мамой. В патологии новорожденных Марье занесли стафилококк. Чтобы вылечить, шарахнули антибиотиками, — горло перехватывает, потому что перед глазами встаёт убогое детское отделение с кювезами. Вот и все… — развожу руками. — Кормление не наладили, потому что в молоке тоже был стафилококк. Была куча смесей. Ей мелкой все не подходило аж месяцев до четырёх. Спасибо твоим деньгам, — усмехаюсь. — Кое-как до полутора лет протянули. Потом я ночным оператором в такси работала. Год назад тетка устроилась в интернат и предложила устроить Марью.

Заканчиваю рассказ и чувствую, как внутри дрожит каждый орган. Мне хочется вцепиться Саше в лицо за все то, что мне пришлось пережить. Ещё больше, за то, что пришлось все снова вспомнить. Господи, ну зачем он появился? Почему не раньше, когда мне нужна была поддержка, почему именно сейчас, когда я более-менее научилась жить?

— Понятно, — хмуро кивает Швецов.

— Мам, красиво? — демонстрирует мне дочь рисунок в лучших традициях Пикассо.

— Да, Машунь, очень, — киваю ей. — Ещё кого-нибудь нарисуй. Давай, вот, солнышко желтым…

Подаю ей фломастер. Беру из держателя салфетки и встаю из-за стола.

— Ты куда? — в панике дочь мгновенно теряет интерес к игрушкам. — Я с тобой… — вцепляется мне в рукав.

— Я сейчас вернусь, — говорю тихо и целую в макушку. Мягко снова подвигаю в Марье раскраску, понимая, что сейчас сорвусь и зарыдаю. Нужно срочно где-нибудь спрятаться и там перепсиховать.

— Ты куда собралась? — ловит меня за запястье Швецов.

— В туалет, — огрызаюсь, выдергивая руку.

Зайдя в кабинку, обнаруживаю на телефоне десять пропущенных вызовов от тётки и перезваниваю. Пару минут слушаю от неё совершенно неуместные напутствия о том, как себя вести с «уважаемым человеком» и борюсь с острым желанием бросить трубку.

— Ладно, я все поняла, — теть Ир, — перебиваю ее. Мне пора.

— Варя, ты меня слушай, — не сдаётся она. — Я давно живу. Будь с мужиком ласкова, не огрызайся…

— Может, мне с ним ещё в постель лечь? — не сдерживаюсь я.

— А с тебя убудет? Он не алкоголик, не бомж, при деньгах. Вам что? Лишение они? — гнёт свою философию тетка.

— Все! До свидания! — рявкаю и сбрасываю вызов.

«Не алкоголик, не бомж, при деньгах» — передразниваю ее у себя в голове.

Действительно, подумаешь, сидел человек за убийство. Ну пустяки же! Такое, ведь на каждом шагу!

Кстати, очень интересно… если Швецова пустили в перевыборную, это значит, что уголовной судимости у него нет. Но это совершенно не значит, что он никого не убивал! Мне кажется, что мог…

Когда мы встречались, я думала, что Александр просто удачливый бизнесмен. Он часто говорил по телефону о стоимости акций каких-то компаний, улетал в командировки, у него был красивый кабинет, где я любила готовиться к экзаменам, и имелся достояно большой штат подчиненных.

Когда я спрашивала его о семье, он преимущественно говорил о бабушке. Об отце — вскользь. О матери — никогда…

Ручка на двери дергается несколько раз, деликатно оповещая меня о том, что пора выходить. Да, Марья уже, наверное, волнуется.

Выхожу из кабинки под красноречиво-осуждающим взглядом дамы преклонных лет. Мою руки и машинально бросаю взгляд в зеркало.

Из него на меня смотрит растрёпанная, немного опухшая после бессонной ночи, серая девушка в чёрном свитере.

Ну оно и к лучшему. Будет меньше шансов снова понравиться Швецову.

Я специально даже не поправляю волосы. Только стираю салфеткой потекшую тушь.

«Боже, о чем ты вообще думаешь, Варя?!» — оживает голос в моей голове. — «Швецов, как мужчина, больше не должен для тебя существовать! Даже если останется единственным на этой планете! Ты должна построить с ним диалог ради дочери. Все!»

Возвращаюсь в зал и на мгновение столбенею, видя, как Марья, обняв свои игрушки, рыдает во весь голос.

Долетаю до дочери за секунды и буквально выдергиваю из-за стола, подхватывая на руки.

— Мама… — обнимает она меня, всхлипывая.

— Тихо, тихо, — шепчу ей в ушко и целую. — Ну моя маленькая, мышонок, ну ты чего?

Разворачиваюсь к Щвецову лицом и вкладываю в свой взгляд максимум расчленяющей ненависти.

Он встречает его спокойно.

— Марья обожгла язык, — пожимает плечами. — Я говорил дождаться маму. Она не послушала.

Мне хочется ответить, ему что-нибудь резкое о том, что она ещё ребёнок и не умеет оценивать потенциальную опасность, но к столику подходит официант, и мне приходится временно замолчать.

— Ваша вода, — ставит парень на стол стакан и виновато смотрит на Александра. — Я прошу прощения за случившееся от лица ресторана. И в качестве компенсации предлагаю выбрать десерты за счёт заведения.

— Свободен, — кивает ему Швецов.

Я спускаю Марью на диван и подаю воду.

— Давай поедим, — пресекая дальнейшие разборки, строго предлагает Александр. — Я на одном кофе и канапе с двенадцати дня живу. А потом продолжим наше приятное общение.

Мой желудок, почувствовав запах еды, успевает ответить урчанием, быстрее, чем я открываю рот.

— Вижу, ты согласна, — хмыкает Швецов.

Чувствуя, как щеки начинают гореть, киваю и беру вилку.