Его игрушка

Оливия Лейк, 2021

Мы с сестрой не виделись двадцать лет. Мы абсолютно разные, но похожи, как две капли воды. Чтобы спасти отца я соглашаюсь на предложение занять ее место на полгода. Тогда я еще не знала, что стану добычей опасного хищника. Он хочет стать моим хозяином и господином. А я не хочу терять себя. Мне нужно бежать от него, но я не могу. Полгода я буду принадлежать ему. Его жена. Его игрушка. Содержит нецензурную брань.

Глава 1

Софи

Жарко. Я встала из-за стола и подошла к окну, распахивая его настежь. Странно, в новостях не предупреждали об аномальной жаре. В Санта-Кларе в начале мая двадцать восемь градусов — нонсенс! Нужно будет на следующем педсовете поднять вопрос о сплит-системах в классы, ну или хотя бы о подвесных вентиляторах. Я на мгновение представила лицо нашего директора и прыснула в кулак. У школы нет финансирования! Бюджет давно распланирован! И вообще, в нашем городе климат умеренный! Да-да, это все преподаватели слышали не раз. И неважно, что в школе дышать нечем, а в мире вообще глобальное потепление!

— Келли, детка, попробуй желтым.

Я неспешно прошлась вдоль мольбертов, поглядывая, что там мои маленькие художники нарисовали. Да, натюрморт у нас сегодня несъедобный. В качестве образца — корзина с тропическими фруктами: синяя папайя — это нечто!

— Ребята, заканчиваем, — объявила я. Звонок через три минуты — пусть руки вымоют под моим контролем, чтобы родители не возмущались пятнами краски на одежде. В восемь лет ребенок должен знать, что вытирать руки о школьную форму не следует, но я ведь учитель, и должна проследить.

Выпроводив последнего ученика, я распахнула дверь — пусть сквозняк погуляет — и принялась изучать рисунки.

— Здесь можно немного подправить, — я взяла пастель и затемнила основание холста, где должна падать тень от корзины. Какая красота! Все-таки детки у меня талантливые.

Подошла к окну. Пейзаж был тривиальный: уроки закончились, и дети спешили домой. Кто-то шел пешком, за кем-то заезжали родители. Мне тоже пора собираться. Сегодня уйду пораньше: папа после операции тяжело отходит — уход ему нужен, а по-хорошему — сиделка. Только ей платить надо, а у нас гора счетов, и все неоплаченные. Остаюсь только я: и за медсестру, и за добытчика.

Я уже хотела закрыть окно и уйти, когда заметила роскошный черный линкольн. К нам такие обычно не заезжают. Интересно, за кем из учеников приехали? Водитель спешно выбежал и открыл пассажирскую дверь: оттуда выпорхнула молодая женщина в темных очках и широкополой шляпе. Бежевое платье-футляр хорошо подчеркивало фигуру и оттеняло золотистую кожу. Я нервно отдернула светлую блузку, заправленную в джинсы. Не всем же в нарядах от кутюр ходить. У меня зато вон, собака есть! У этой женщины наверняка нет, а если есть, то максимум собачка, которая в клатч поместиться может.

— Ох, злая ты, Софи, — вслух поругала себя. Не завидуй! Зависть страшный грех — так еще бабушка говорила.

Рисунки учеников высохли, и я заботливо собрала их в папку, предварительно подписав. Завтра вставлю их в красивую рамку и будет подарок для родителей. Не зря же их дети живопись факультативом посещают.

— Мисс Хантер, — постучали коротко в дверь. Я обернулась. Секретарь нашего директора. Денег на нужды школы нет, а на личного помощника есть. — Директор Хокли хочет с вами поговорить.

Я удивилась. Мою подработку в «Санта-Клара Хай Скул» мы вроде бы вчера обсудили. Что еще случилось?

Дверь в кабинет была приоткрыта, поэтому я спокойно шагнула внутрь, сразу заметив шляпу, лежавшую на столе. Неужели та женщина из линкольна по мою душу?

— Софи, ну что же вы молчали о своей сестре! — радостно подскочил директор. Я же, наоборот, впала в оцепенение. Что?! О чем он?! Тут девушка поднялась и грациозно повернулась. Успокоительного мне, срочно. В двадцать пять у меня начались галлюцинации с раздвоением личности.

— Здравствуй, Софи, — она протянула ко мне руки, желая обняться, но мое тело одеревенело. Так себе получились объятия.

По тем немногочисленным снимкам, которые остались у папы, я знала, что у меня была сестра. Мама тоже была, но о ней я предпочитала не вспоминать. Она бросила отца, когда мне было пять лет. Мать родилась в Нью-Йорке, в богатой семье. Они с папой учились вместе: любовь, страсть, рай в шалаше. Двое детей одним махом: Дэйдра была старшей и родилась сильной и здоровой девочкой. Я появилась через пятнадцать минут и оказалась чахлой и болезненной. Когда нам исполнилось по пять, мама поняла, что жить с простым инженером не для нее. Она вернулась в отчий дом, забрав с собой красивую старшую дочь. Меня оставила с отцом. Нас обоих — нищих неудачников — просили их не беспокоить. Папа пытался добиться права на свидания с дочерью, не хотел, чтобы мы с Дэйдрой потеряли друг друга, но тщетно. Мы им были не нужны. Про нас забыли. Что же произошло за эти двадцать лет?

— Миссис Сторн предложила нам профинансировать проект нового футбольного поля, — тараторил директор, словно боялся упустить удачу, держась за слово, как за хвост золотой рыбки.

Какое финансирование? Ничего не понимаю: я тут причем?! Видимо, мое недоумение слишком ярко отразилось на лице, что Дэйдра многозначительно сжала мою руку — я сразу поняла, что говорить со мной она хочет приватно, но зачем тогда в школу явилась?

— Конечно, я помогу вашей школе. Мы все успеем оформить. Я планирую задержаться в вашем городке. А вы, мистер Хокли, надеюсь, войдете в положение и предоставите Софи отпуск на полгода.

— Что? — шокировано переспросила я. — Я не понимаю…

— Я объясню, — она повернулась и в зеленых глазах была мольба. Ладно, послушаю, что она скажет.

— Конечно, мы все уладим, — согласился директор. Да, когда на горизонте маячат тысячи долларов, ценность любого сотрудника стремится к нулю…

Когда мы вышли на улицу, Дэйдра усадила меня на заднее сиденье линкольна и тут же устроилась рядышком.

— Тебя невозможно застать дома, — с улыбкой выдала она. Я промолчала. Я смотрелась в нее, как в зеркало. Мы были поразительно похожи, но спутать нас невозможно. Я — учительница живописи в маленьком калифорнийском городке, а вот кем была Дэйдра — точно определить сложно: модель, светская львица, жена крупного бизнесмена.

— Давай поговорим без лишних ушей, — словно прочитав мои мысли, сказала она и назвала водителю мой адрес.

Я держалась те пятнадцать минут, что мы добирались до нашего с отцом дома. Когда мы вошли в гостиную, я, не проявляя радушие и гостеприимство, выдала:

— Что происходит?!

— Даже кофе не предложишь? — вскинула бровь она.

Я кивнула, мысленно досчитав до пяти: не люблю, когда мной жонглируют, а именно это я чувствовала во вновь обретенной сестре.

— Конечно, сейчас принесу.

— Софи, это ты? — услышала я голос отца. Разбудили…

— Это папа? — вдруг надломленным голосом спросила Дэйдра. Я даже другими глазами на нее посмотрела. Во мне жила обида на мать и, увы, она перекинулась на сестру, которую, по сути, я не знала. Как ей было все эти двадцать пять лет? Ведь деньги — это далеко не все…

— Да, только он болен.

— Я могу увидеть его.

— Он после операции — ему нельзя волноваться…

— Да, конечно, — поспешно согласилась она, погрустнев. Черт!

— Я думаю, он обрадуется.

Мы поднялись наверх и осторожно вошли в спальню. Папа, видно, только проснулся: взъерошенный и сонный. Нужно помочь ему до ванной дойти. После операции на кишечник ходить еще тяжело.

— Папа, — улыбнулась я, — у нас гости.

Дэйдра вышла вперед — отец ахнул.

— Не волнуйся, — она первая к нему подскочила, помогая сесть в кровати, подкладывая подушку под спину.

— Дэйдра? — шепнул он, вероятно, не веря глазам. — Но как же? Откуда?

Мы втроем проговорили целый час, смеясь и плача, пока отцу не пришла пора пить обезболивающее со снотворным, чтобы восстановиться и набраться сил. Я все еще не понимала причин, по которым сестра вернулась, но папе определенно стало лучше, а мне хотелось верить, что Дэйдра узнала о нас и сразу кинулась разыскивать.

Отец уснул, а мы устроились на заднем дворе в шезлонгах: бассейна здесь не было, зато солнце сегодня баловало. Дэйдра достала сигарету и прикурила.

— Чем он болен? — спросила сухим безэмоциональным тоном. При отце я не позволила развивать эту тему: пусть порадуется встрече и хоть немного отвлечется.

— Рак толстого кишечника.

Она кивнула, делая большую затяжку, прежде чем сказать:

— Мама три месяца назад умерла. Передозировка антидепрессантов.

Я так и не донесла кофе до рта — осторожно поставила на ящик, служивший нам столиком, и замолчала, пытаясь осмыслить. Я ее совсем не знала. Не помнила практически, но мне стало больно. Она ведь родила меня, пусть не любила, но жизнью я обязаны именно Малене Морган. Она, естественно, вернула девичью фамилию, когда официально стала разведенной женщиной. Сейчас я готова была простить ей все. Только прощение ей больше ни к чему…

— Мне очень жаль, — севшим голосом сказала я. Мне было больно и хотелось плакать. Мы с сестрой жили в разных городах, даже в разных мирах, но в чем-то наши судьбы очень схожи. Мы обе почти потеряли родителей.

Дэйдра махнула рукой, показывая, что уже оплакала и смирилась.

— Я помогу деньгами. Отца нужно лечить в хорошей клинике, — она осмотрела задний двор, будто бы он и был больницей и сказала: — Не здесь.

— Страховка не покрывает расходы, я работаю, но денег все равно не хватает… Спасибо, я все верну, правда.

Я не могла апеллировать тем, что он и ее отец. Если она поможет, я обязательно расплачусь с ней! Главное, пусть если не выздоровеет, то проживет дольше и с приемлемым качеством жизни, а там разберемся.

— Мне не нужны деньги, — ответила Дэйдра, — мне нужна помощь. Твоя, Софи, помощь.

— Что я могу? Скажи — и я сделаю.

Она закусила губу и посмотрела на меня с сомнением, но все же решилась:

— Софи, я хочу, чтобы ты на время притворилась мной.

Что?! И это же я воскликнула вслух:

— Что?! Как?! О чем ты вообще?! Это невозможно!

— Не отказывайся сразу, — вскочила она, — просто выслушай меня.

— Но…

— Прошу.

Я насупилась, но кивнула. Пусть говорит.

— Я замужем, — начала она. — Мы с мужем поженились четыре с половиной года назад. Мы не любим друг друга, но сможем развестись только, когда истечет пятилетний срок наше брака.

— Извини, — прервала я, — но это как-то слишком мелко, чтобы предлагать такую авантюру.

— Давай я расскажу тебе нашу историю, — надменно ответила Дэйдра. — Джейсон изменял мне. Изменял практически с первого дня. В какой-то момент я познакомилась с мужчиной: влюбилась, он относился ко мне совсем иначе. Муж узнал о нашем романе. Он чуть не убил меня! Я не хотела больше жить с ним, но выяснилось, что в нашем брачном контракте прописано следующее условие: если наш брак продлится пять лет — я получу двадцать миллионов, а Джейсону отойдет контрольный пакет акций финансового холдинга его деда. Если нет, — она развела руками. — Это большие деньги для нас обоих.

— Я все еще не понимаю, причем здесь я! И зачем условия такие прописывать?!

— Мой дед был дружен с его. Наш, — тут же поправилась она. — Они хотели, чтобы мы поженились, и мы поженились, но ничего не вышло, — горько закончила она.

— Мне жаль, правда, жаль, но это твоя жизнь…

— Я беременна, Софи! — воскликнула она.

Я опешила. Если с мужем они давно чужие, значит…

— Да, — подтвердила Дэйдра подозрение. — Ребенок не Джейсона. Если он узнает, то убьет меня. Поверь, он с радостью станет вдовцом.

— Но…

— Послушай, — быстро заговорила она, — тебе не придется ничего особенного делать. С мужем мы только поддерживаем видимость брака, встречаемся два раза в месяц: в опере и на ужине у его родителей. Расписание на следующий месяц уже есть, — она порылась в сумочке, выуживая ежедневник.

Да, подготовилась сестричка. А я-то думала, что она приехала ради семьи…

— Дэйдра, послушай…

— Нет, ты послушай: неужели ты не устала жить в этом аду? Папа болен, ты пашешь, как проклятая! Я оплачу его лечение, лучшую клинику, а ты поживешь у меня на Манхэттене. Это будет твой отпуск! Ты его заслужила! Будешь ходить на показы мод и в театр, по магазинам и в рестораны. Джейсон хоть и сволочь, но счета оплачивает исправно.

— Я не знаю, — сомневалась я. Это же бред какой-то! Ну как можно заменить одного человека другим? Мы же разные! И мы не куклы, а личности со своими привычками, особенностями, характером. — Это ведь нереально! Посмотри на себя и на меня!

— Встань! — скомандовала Дэйдра.

Я подчинилась. Слишком уж она возбужденной выглядела. Идея фикс у нее.

— У тебя хорошая фигура, — отметила сестра.

Еще бы, мне всего двадцать пять!

— Остальное мы подправим.

Да уж, подправит она. Мы ведь действительно были очень похожи: яркие зеленые глаза, пухлые губы, резко очерченные скулы и нос с легкой горбинкой. Только если мои волосы были черными и длинными, забранными в пучок, чтобы не мешались, то ее имели оттенок горького шоколада с легким медным блеском, были до плеч и завиты в модные локоны. Мое лицо было практически без косметики; над ней профессиональный визажист потрудился.

— Дэйдра, все-таки это плохая затея, — смягчила отказ я.

— Прошу, Софи, — она бросилась ко мне. — Я не хочу идти на аборт! — и заплакала, кусая губы. — Я уеду с отцом ребенка, спрячусь, чтобы никто не нашел меня. Иначе… Я не знаю, что Джейсон со мной сделает. Его гордость…

Я обняла ее, приговаривая:

— Тише, тише.

Дэйдра рыдала у меня на плече, часто всхлипывая и шмыгая носом. Что же мне делать? Как помочь ей? Нет, я знала как, но возможно ли это? Я вспомнила кучу неоплаченных счетов. Я работала, брала дополнительные часы, подрабатывала в другой школе, но все это капля в море. Лекарства отца стоили слишком дорого! Я заняла денег, наверное, уже у всего городка, но мне нечем отдавать. А в следующем месяце все начнется по новой: искать средства, просить, выкручиваться. Я и так должна всем вокруг — уже и занять-то не у кого. Дурной сон, повторяющийся изо дня в день…

— Хорошо, я попробую, но не уверена, что получится.

Ее слезы тут же высохли, а на губах появилась улыбка. Надеется на меня, видно.

— У нас месяц, чтобы сделать из Софи Хантер — Дэдэ Сторн.

— Дэдэ? — переспросила я.

— Да, меня почти все так называют, — она потрогала пучок и у меня на затылке и вынула шпильки. — Я сказала мужу, что еду в Калифорнию в клинику, делать подтяжку. Он меня не хватится месяц. Времени достаточно.

Я сомневалась, очень сомневалась, но я попробую: ради папы, сестры и себя самой…