Роковое наваждение

Оливия Гейтс, 2014

Наоми Синклер винит себя за то, что когда-то попала под магнетические чары богатого и властного красавца Андреаса Сарантоса. Он с самого начала их отношений не скрывал, что связь с Наоми для него лишь страсть. Даже став женой Андреаса, Наоми все время мучилась от его скрытности и равнодушия: Андреас никогда не рассказывал о своей жизни, о своей семье, заботах и увлечениях. Посчитав брак чудовищной ошибкой, Наоми расстается со своим мужем и решает навсегда его забыть. Но неожиданно Андреас снова появляется в ее жизни. И теперь он хочет отнять самое дорогое, что есть у Наоми, – ее ребенка…

Глава 3

Вскочив, Наоми бросила на Андреаса злобный взгляд. В его глазах читались равнодушие и холодная откровенность.

Наоми дала волю гневу:

— Что за больные фантазии?

Он медленно поднялся:

— Это вовсе не шутка. Когда Петрос мне позвонил…

— Ты не приехал.

— Мне и не нужно было. Он позвонил мне, чтобы я…

— Меня не волнует причина его звонка, как и твои дальнейшие слова. Дора принадлежит мне.

— Дора дочка Петроса.

Сердце Наоми бешено забилось.

— И моей сестры. — После трагедии, унесшей жизнь Надин, прошло так мало времени, а потеря была еще свежа и болезненна, и Наоми не успела приступить к оформлению нужных документов на удочерение Доры. — Петрос был единственным ребенком в семье, его родители умерли, поэтому у Доры из самых близких осталась только я. Поэтому она моя.

— Петрос хотел, чтобы она осталась со мной.

— Господи, всякий раз, когда я думаю, что знаю, насколько низко ты можешь пасть, оказывается, я ошибаюсь.

— Отношение ко мне — твое лично дело и никак не меняет того, что Петрос, отец Доры, хотел, чтобы она жила со мной.

Наоми развернулась лицом к Андреасу, который внимательно наблюдал за ней с задумчивым выражением на лице. Да, он не шутит, совершенно серьезен.

— Я понимаю, ты шокирована, но я надеялся донести до тебя эту весть в более спокойной обстановке. Похоже, нам не удастся нормально поговорить из-за твоего упрямства.

— Ну, конечно, вини меня во всем. Это же я мучила тебя на протяжении полугода просто так, смеха ради, и лишь потом даровала тебе свободу. Это я проигнорировала последнюю просьбу друга и не была с ним рядом. И я стою сейчас и притворяюсь, что готова взять на себя заботу о ребенке, хотя всегда откровенно и твердо говорила о том, что не хочу иметь детей.

— Теперь уже не имеет значения, чего хочу я.

— Я скорее поверю, что ты сам сможешь родить, чем позаботиться о малышке.

Андреас добродушно фыркнул. Наоми больше всего на свете мечтала выцарапать ему глаза. Пришлось собраться с силами и прибегнуть к дипломатии, чтобы разрешить ситуацию.

— Послушай, Андреас, если тебя мучает совесть из-за того, что не был рядом с Петросом, когда он в тебе нуждался, а теперь ты решил сделать что-то для его дочери, можешь не волноваться. Петрос умер, его не вернуть, и, что бы ты ни сделал, это ему не поможет. Если в тебе проснулись какие-то абсолютно чуждые позывы позаботиться о Доре, просто заглуши их до тех пор, пока они не иссякнут.

— Я не сомневаюсь, что ты просто замечательная тетя.

— Я для Доры гораздо больше, чем только тетя. Я родила ее! Надин с Петросом так сильно хотели ребенка, а ей не удавалось забеременеть и выносить его. Я стала суррогатной матерью.

— Я знаю. Твоя связь с ней не имеет значения. Важно, что Петрос хотел, чтобы я был в ее жизни.

Наоми держалась из последних сил.

— Когда это он вообще объявил тебе об этом, так сказать, желании? По телефону? Когда, как ты утверждаешь, он не просил тебя приехать, чтобы увидеться перед смертью?

— Это как раз то, что я хотел сказать, а ты меня перебила. Он не просил меня приехать, а просил вернуться, чтобы забрать Доротею.

— История становится все более интересной. Он просил тебя об этом три месяца назад, а ты приехал только сейчас?

— Я знал, что с тобой она в безопасности.

— Потому и не спешил? Можешь и дальше не беспокоиться, возвращайся туда, где пропадал последние четыре года, и больше никогда не возвращайся.

— Я не могу и не собираюсь этого делать.

— Не упрямься. Петрос просто наговорил тебе чего-то по телефону.

— Он высказал свою просьбу в письменном виде. В завещании.

Прошла минута, прежде чем Наоми смогла что-либо сказать.

— Не могу поверить, что Петрос написал об этом в завещании. Если это и правда, он, видимо, паниковал после аварии, понимая по поведению окружающих, что Надин погибла, решил, что тоже скоро умрет. И все равно не важно, что он решил назначить тебя опекуном Доры, лучшим, чем я.

— Он не просил меня стать опекуном, а хотел, чтобы она взяла мою фамилию.

Наоми резко вздохнула. Андреас выглядел совершенно серьезным. Она попятилась и, обессилев, плюхнулась на подлокотник кресла.

— Не может быть. Ума не приложу, почему Петрос вообще мог испытывать к тебе хоть какую-то привязанность. И как он мог подумать, что Доре будет лучше с тобой, а не со мной, женщиной, которая с самого начала была ее второй матерью? Как мог подумать, что ты станешь ей настоящим отцом? Изо всех людей он выбрал тебя, человека, который ненавидит детей!

— Я никогда такого не говорил. Я просто не хочу их иметь, но сейчас выбора нет, и теперь не мне решать. Петрос четко прописал в завещании, кем видит меня для Доротеи. И я собираюсь выполнить его волю.

— Повторяю, можешь ни о чем не волноваться. Я оспорю завещание в суде. Скорее всего, Петрос составлял завещание в состоянии помешательства.

— Он подготовил документы семь месяцев назад, еще до аварии, точнее, сразу после рождения Доротеи.

Мир рушился вокруг Наоми.

— Я не верю тебе! Если завещание существует, его адвокат должен был проинформировать меня, дать мне знать, что ты имеешь права на ребенка.

— Петрос воспользовался услугами моего адвоката и отправил документы лично мне, просил ничего тебе не говорить до тех пор, пока у меня не появится возможность приехать.

Говоря это, Андреас постепенно приближался к Наоми. Казалось, на нее надвигается мощная волна, которая вот-вот раздавит и уничтожит. Он оказался перед ней, склонился ближе. Она откинулась на спинку кресла, не в состоянии выдерживать его близость. Стоит ему лишь слегка к ней прикоснуться, и она потеряет над собой контроль. Но Андреас лишь открыл кейс, стоявший около нее, достал небольшую папку с документами, открыл и положил Наоми на колени.

Словно в тумане, Наоми обратилась к папке. Все оказалось правдой. Все, что сказал Андреас.

Внезапно Наоми почувствовала резкую боль, словно ее пронзили ножом в сердце. Почему Петрос предпочел ей Андреаса, решил отдать Дору ему?

Наоми дрожащими руками закрыла папку и поспешно кинула на столик, подняла глаза, которые болезненно покалывало. Андреас продолжал внимательно на нее смотреть, словно анализируя каждую реакцию и замечая любую мелочь.

Наконец он вздохнул:

— Если хочешь, можешь проверить подлинность завещания.

— Иначе говоря, если ты подделал документы, у меня есть шанс это доказать?

— Уверен, это никому не удастся.

— Слова настоящего эксперта в подделках. Ты, случайно, не занимался махинациями в последнее время?

— Нет, в последнее время не занимался.

Как же спокойно он говорит о своих прошлых грязных делах!

— Это точно не подделка, настоящее завещание.

— Почему я должна тебе верить?

— А какие у меня причины обманывать?

— Никому на свете не известно, что творится у тебя в голове, что тобой движет. По мне, так ты можешь это делать, просто чтобы мне насолить.

— Вопреки твоим убеждениям, я никогда не хотел тебе навредить. Напротив, всегда хотел сделать счастливой.

— Как вышло, что Петрос не только любил тебя, но передал права на свою дочь?

— Значит, ты веришь в то, что это его воля?

— Я бы все отдала, чтобы это оказалось ошибкой, но да, приходится верить. — Наоми опустила голову, закрыв глаза ладонями. — Петрос, наверное, думал, что эта мера безопасности никогда не будет использована. Он был молод и должен был прожить еще как минимум пятьдесят лет.

— На самом деле он узнал о своем неоперабельном пороке сердца через два года после свадьбы.

— Что?

— Когда поставили диагноз, он выяснил, что у отца и деда было то же самое заболевание, они умерли где-то в сорок лет. Петрос боялся, что это передается по линии отца только мальчикам, поэтому и воспользовались искусственным оплодотворением, специально выбирали пол будущего ребенка.

— Не могу поверить, что Надин ничего мне не рассказала!

— Не расстраивайся. Я думаю, она поступила правильно. Она и без того загрузила тебя проблемами. Притворившись, будто болезни не существует, она подарила их семье жизнь, о которой они мечтали. Пока эту жизнь у них не забрали.

Наоми уставилась на него, чувствуя, будто попала в параллельную реальность. Впервые Андреас говорил так много. С его лица словно спала привычная маска равнодушия. Он словно действительно переживал, пытался как можно мягче донести шокирующие новости.

— Есть что-то еще, чего ты не рассказал?

Андреас пожал плечами. Рассказывать больше нечего. Наоми сомневалась.

— Значит, Петрос боялся, что недолго сможет быть отцом Доры. Но у него не было причин опасаться за жизнь Надин. Как он мог попросить тебя стать отцом Доры при живой матери?

— Он хотел, чтобы у Доротеи была полноценная семья.

— Он не воспринимал меня частью семьи?

— Он думал, что взвалит на тебя тяжелый груз, если ты станешь единственной опорой для Надин и Доротеи.

— Я всегда была самым близким человеком для Надин. И она для меня тоже, так же как Дора сейчас. Как он мог так поступить?

— Петрос знал жену, понимал, что она всю жизнь полагалась на тебя и лишь отчасти переложила этот груз на его плечи, когда они поженились. Он боялся, что после его смерти Надин будет убита горем, не сможет должным образом заботиться о дочери, снова полностью понадеется на тебя, а ты позволишь, во всем будешь их поддерживать, забудешь о собственной жизни. Он полагал, что это несправедливо по отношению к тебе.

— Он тебе рассказал это?

— Да.

Наоми прижала трясущиеся ладони к глазам, голос дрожал.

— И Петрос решил, что именно ты способен утешить убитую горем женщину и ребенка, который остался без отца, можешь стать для кого-то опорой, а кому-то любящим отцом?!

— Я не спорил с ним, а всегда делал и буду делать все, о чем он меня попросил.

— Ты сошел с ума, если думаешь, что сможешь выполнить его просьбу. Он хотел, чтобы у Доры была полноценная семья? И как ты собираешься обеспечить ее семьей?

— У меня есть семья. Очень большая.

— Семья, с которой ты вообще не поддерживаешь отношения. Своим многочисленным родственникам ты даже не удосужился сообщить, что женился, а потом развелся.

— Ради Петроса и его дочери я готов все изменить.

— Не стоит беспокоиться о том, чтобы восстановить отношения с семьей ради Доры. У нее есть семья. У нее есть я, Ханна, родственники Ханны, мои друзья и коллеги. Она вырастет, окруженная людьми, которые ее любят, и ей точно не нужен ты.

— Ты закончила? Я могу и дальше выслушивать, как ты перечисляешь мои ужасные недостатки.

— Мило с твоей стороны. Твои слова — очередное доказательство того, насколько ты бесчувственный. С меня хватит. Можешь уходить. Забудь о нас.

— Не могу и не собираюсь. Петрос был для меня единственным другом. Я исполню его последнюю волю, Наоми. И ты не сможешь меня остановить.

— Не будь таким самоуверенным. Меня не волнует подлинность завещания. Я обращусь в суд, поставлю под сомнение душевное состояние Петроса. Он думал, что скоро умрет, и, несомненно, принимал решения под давлением. Никто не передаст тебе опекунство над Дорой.

— Ты определенно не знаешь, как проходят слушания по делам семьи. Я гораздо богаче тебя и влиятельнее, чем многие. Отец Доротеи официально назначил меня ее опекуном. А твоя сестра сделала это для тебя?

— Возможно, тебе удастся через суд получить опекунство над Дорой, а ты подумал, как будешь жить, когда она станет твоей? Доре будет лучше в детском доме, чем с тобой.

— Твое отношение ко мне не имеет значения. Доротея уже носит фамилию Сарантос. Все остальное лишь формальности.

Андреас направился к двери. Для него разговор был окончен.

— Если решишь пойти по трудному пути, я готов к долгой дорогостоящей битве, которую ты в конце концов неминуемо проиграешь.