На златом престоле

Олег Яковлев, 2018

Вторая половина XII века. Ярослав, сын могущественного и воинственного галицкого князя, после отцовской кончины получает власть, однако сразу показывает, что характером на отца не похож. Ярослав предпочитает сечам дипломатию. Но является ли миролюбие признаком слабости? Поначалу кажется, что Ярослав вечно будет послушен своему всесильному тестю – Юрию Долгорукому. Даже супруга Ярослава уверена в этом. А молодому князю предстоит доказать всем обратное и заслужить себе достойное прозвище – Осмомысл.

Глава 12

Князь Владимирко, довольный собой, возбуждённо прохаживался по палате, потирал руки, усмехался лукаво, говорил сидящему в молчании на лавке Ярославу:

— Обманул я Изяслава и Гезу. Пущай топерича думают, что отдам я им городки на Горыни и Бужск. Не на такого напали!

— Ты же клялся, отче! — В карих глазах княжича на мгновение полыхнул страх. — Клялся на кресте, в коем частица Животворящего Креста Господня заключена. Это крест святого короля Стефана.

— То всё глупости, сыне! — морщась, отмахнулся Владимирко. — Принудили меня силой к сей клятве. Все об этом знают.

— Кощунствуешь ты, отче! Нельзя через крест преступать! — воскликнул Ярослав.

— Замолчь! — прикрикнул на него Владимирко. — Молод ещё мне указывать! Не отдам я Изяславу ни пяди земли своей. Домажирича Ивана послал уже в Шумск с наказом. Гнать в шею посадников и тиунов киевских повелел.

— Изяслав, отче, гневом воспылает! Тотчас новую рать на Галич поведёт. И король угорский, помнишь, что сказал. Мстить, говорит, буду.

— Мстить? — Владимирко, уперев руки в бока, громко расхохотался. — Ты, сыне, словам велеречивым не верь особо. Мало ли, чего он тамо болтал. Ты шире на мир гляди. На то и князь будущий.

— Как так, отче? Поясни, — Ярослав поднял голову и искоса воззрился на отца.

— Ты на Запад глянь. Уразумей, сейчас главное противоборство у них — между папой и германским императором. Те, кто сторону папы держат — гвельфы, а супротивники их — гибеллины. И все государи в сию борьбу втянуты. Скажем чешский Владислав — на стороне императора, а угорский Геза, наоборот, за папу стоит. Так вот, да будет тебе ведомо, Ярославе, германский император Конрад ныне с Мануилом Комнином союзится. Свояченица Конрада, Берта Зульцбахская — жена Мануила. И оба императора Гезе войной угрожают. Да и не просто угрожают — Мануил вон в открытую на Дунае флот сильный держит, Сербию у угров оттягать хочет. Потому, сыне, Геза к нам на Галичину в ближайшие лета более не сунется. Не стоит его опасаться. Да и бароны у него и епископы — люди продажные. Еже что… — Владимирко не договорил. — И ещё. Показать тебе хочу.

Он полез в маленький медный ларец и достал оттуда грамоту на багряного цвета пергаменте, с золотой печатью базилевса Ромеи.

— Се — договор мой с Мануилом. Думашь, болгары с сербами просто так на помощь нам приходили? Нет, за ними — базилевс.

Ярослав развернул грамоту, стал читать. Греческий язык знал он хорошо, учителя были добрые. Споткнулся он на слове «hypospondos». Посмотрел изумлённо на отца, спросил с недоумением:

— Это что же получается? Базилевс Мануил вассалом тебя объявляет! Как же так, отец?! Всю жизнь боролся ты за самостоятельность Руси Червонной, отбивал наскоки ляхов и угров, ратился со Всеволодом Ольговичем и с Мстиславичами, а теперь! Получается, всё это ради того, чтоб перед ромеями на колени пасть?!

Ярослав с возмущением отодвинул от себя грамотицу.

— Базилевс далеко, а Киев — близко, сыне. Пускай думает Мануил, что его здесь, на Днестре и в Подунавье, власть. А на самом деле всё инако.

— Отец! Мануил — наш союзник. Это я могу понять. Но зачем он на Галич посягает? Зачем сувереном твоим себя именует?

— Иначе, сын, не было бы у меня с ним никоего соуза. Из двух зол меньшее выбирать надо, — поучительно изрёк Владимирко.

Он сел напротив Ярослава и пристально глянул ему в лицо.

— Это так. Только не думаю я, что Мануил лучше Изяслава будет. Одно хорошо — далеко он покуда. А если угров победит — рядом окажется, и тогда верности вассальной, клятв и дани от тебя потребует. И грамотку вот эту вспомнит.

— И что ты мне предлагаешь? — неодобрительно прищурил глаза Владимирко.

— С Изяславом мириться. Отдай ему эти чёртовы городки. Не стоят они крови пролитой. Был недавно в Бужске. Деревня деревней, разве стеной обведена. А Гнойница и вовсе — на болоте каком-то стоит.

Владимирко со злостью грохнул кулаком по столу.

— Вот оно! За спиной моей с ворогами мириться задумал! Знаю, сказали уже, что ты городки сии отдать хотел! Дак вот те, на, выкуси! — Он поднёс к лицу Ярослава кукиш. — Не получит Мстиславич сих городков. Ни Бужска, ни Гнойницы, ни которого!

«Млава с Ляхом донесли», — понял Ярослав, скрипнув зубами.

— Я Землю от ратей оберечь хотел, — сказал он отцу, выпрямившись и встав с лавки. — Не в чем тебе меня упрекать. А что насчёт ромеев и базилевса Мануила с тобой не согласен, так знай: ничьим холопом быть не хочу! Сам меня так учил.

— Учил. Выучил, на свою голову! Вот что, Ярославе. Поди вон! И не смей, слышишь, не смей мне перечить! Мальчишка! — Владимирко неожиданно сорвался на крик.

Ярослав спокойно вышел. У самой двери он обернулся и, презрительно усмехнувшись, спросил:

— Что, опять на князя Юрия надеешься? Да не придёт он из своего медвежьего Суздаля! А если придёт, так опоздает опять, с перепою! Брось ты за него держаться. Брось, отец, пока не поздно!

— Пошёл вон! Сказано тебе! — Владимирко снова бухнул кулаком по столу.

Когда Ярослав покорно ушёл, вдруг подумал галицкий князь, что касательно Юрия сын, наверное, прав.

Но городки он отдавать не хотел и в скором времени снарядил в Суздаль гонца.